Право на месть

027 Глава пятая

Ван Хэвен

Продержали весь срок — двадцать четыре часа — без обвинения, засранцы. Без еды, сна и курева, на одном стаканчике кофе. Ну и, конечно, отпустили — предъявить-то им было нечего.

Побывал на месте преступления и засветился на камеру? Велика вина! Не стрелял. Не участвовал. Даже не присутствовал, судя по записи. Лишь потом подхватил девчонку на руки и унес.

Кто такая? Знать не знаю. Да, вру. Да, в наглую. Но отказ от дачи показаний против себя самого — не преступление, а порой прямо необходимость, елки-палки. Так что чернокожая женщина-коп может засунуть свое знание о моем вранье себе… глубоко в коробку с уликами.

Да и само видео, очевидно, попало к копам темными окольными путями. К делу не пришьешь, поди докажи, что не монтаж. Но направление в какую сторону копать полицейским подсказали, да. Кто-то явно решил подставить Акутору.

Больше всего меня волновал вопрос: Док жив или нет? От этого зависело все.

С одной стороны, в то, что лысого пройдоху нелепо зарезали в одном из переулков Окраины, где он чувствовал себя, будто рыба в воде — не верилось. С другой, против ДНК-тестов утилизатора не поспоришь.

Дождь снова моросил, и я поежился. Влажная рубашка облепила кожу. От холода и недостатка сна тело сотрясал легкий озноб, первый признак будущей простуды.

Ноги сами принесли меня в заведение мамы Джо. Есть хотелось зверски. Я помялся на входе, ощупывая карманы и вытряхивая влажные купюры. Полицейские вернули всю наличность, изъятую при задержании, удивительно. Огляделся по сторонам и рванул, обрывая с корнем, кабель питания. Голограмма жрущего мужика снова отключилась. У-у, морда, бесишь меня.

Док был прав. Как всегда, впрочем. Сейчас бы мне и впрямь пригодилась пара-тройка экстренных каналов для связи.

Пока ел, налегая на манты, макая их попеременно в сметану, горчицу и кетчуп, обжег язык горячим бульоном. Запивал сытное блюдо холодным крепким пивом и про себя успел помолиться всем богам скопом. Чтобы Акутора с Купером поладили. Чтобы девчонке не вздумалось вылезти из норы, по какой-либо дурацкой причине, да еще и случайно засветиться на камерах. Чтобы Док был жив, лысая его башка! Чтобы он пришел и объяснил, что, черт побери, вокруг происходит.

На второй пинте расслабился и начал потихоньку соображать. Так всегда бывает. Когда ты в центре урагана, вокруг летают части фасадов и зданий, срабатывают инстинкты «бей или беги», не до размышлений. Но стоит отойти в сторону и посмотреть непредвзято…

Черная вдова танцевала приват для Акуторы, когда принесли букет. Сама вызвалась или он позвал? Стала бы чернокожая стриптизерша вмешивать ребенка в чужую схему подставы? Добровольно, конечно же, нет. Но ты не о том думаешь, Ван. Был ли у нее выбор? Почему у такого крохи оказался разблокирован доступ к утилизатору?

Кто-то как раз в это время «одолжил» малыша и воспользовался его чипом. Раньше такими вещами грешили все бандиты Окраины. Когда ввели детекторы и «красный код» полиция частенько ловила у утилизаторов бездомных ребятишек. Затем на устройства поставили «родительский контроль». После чего у утилизаторов стали находить щуплых ребят постарше — всех в отключке.

Поэтому утилизатор оснастили активатор блоком на проверку состояния — теперь, чтобы слить ненужную вещь человек должен был быть в сознании. Ну, а дальше уже полиция трясла задержанных бедолаг: кто кого обманул, кто кого запугал, сдай своих… Языки развязывались еще до приезда в участок. Подставляться под «красный код» в здравом уме не хотел никто.

В этом плане карапуз с разблокированным доступом или дурачок убогий — идеальный вариант, его не допросишь. Ребенок… уязвимое место матери… неужели все-таки с согласия? Зарубка на будущее: поговорить с Черной вдовой.

Ладно. Зайдем с другой стороны. Место преступления, чернокожий ребенок, подаренная игрушка — все кричало о «Нишики». А кому в ночном клубе из местных выгодно подставить Акутору и меня заодно?

Очевидный ответ. Макака раньше кормился от видео с девочками. Так что, камера в курятнике — скорее всего, тоже его рук дело. Но не сам же прилизанный красавчик прирезал Дока в подворотне? Кишка тонка.

Значит, без наемников не обошлось. Я вспомнил нож с удобной гардой. Мо держал, а Ли, значит, резал.

Очередной мант лопнул в пальцах от сильного нажатия, и внутренний сок стек не только по руке, но и на футболке растеклось бульонное пятно. Вот черт! А тут даже салфеток нет!

— На. — Док протянул мне закрытую упаковку. Я безропотно принял салфетки, начал вытираться и только тут сообразил. Поднял глаза и заорал.

— А! Живой! — Хотелось присовокупить пару матерных, но мама Джо и так уже осуждающе смотрела в нашу сторону. Ее терпение я уже не первый раз испытываю. Когда-нибудь запас кончится.

— Да не ори ты. — Док слегка поморщился. Светлые глаза загадочно блестели. Живее всех живых! — Как видишь. Хоть в этот раз экстренный вызов ты использовал верно. За тобой не следили?

— Я думал… В полиции сказали… — Ерошу волосы все еще масляными руками. Вот черт. А-а, ладно. Пофиг. — Думал тебя убили.

— Убили. Но не меня.

Эрих Сумире

Все началось много лет назад. В ту пору он, молодой и подающий надежды специалист в области психиатрии и наркологии, числился научным сотрудником в исследовательском филиале небольшой фармакологической компании Центра.

«Стигма-фармасьютикл» специализировалась на разработке и проверке психофармокологических препаратов. Где, несмотря на скромный инвестиционный фонд, доктору Эриху Сумире по запросу предоставлялись любые ресурсы в рамках разумного.

Эрих не был глуп. Он быстро смекнул, что за непритязательным фасадом «Стигмы» прячется след одной из корпораций, в то время только поднимающих голову. Неприятно, но терпимо. Он тоже решил играть не по правилам, и его исследования поделились на официальную и не очень части.

Официально он занимался вопросами диагностики и лечения посттравматического стрессового расстройства у комбатантов. Изучением психопатологических репереживаний, нарушениями функционирования мозга, нервной и эндокринных систем.

На деле его заказчиков больше интересовали вопросы перепрограммирования сознания. А также насильственная коррекция памяти и удаление побочных эффектов, всплывающих у пациентов с ПТСР. Директор «Стигма-фармасьютикл» даже вызвала его в кабинет и лично выразила надежду, что, при достаточных вложениях, у Эриха будут подвижки в этой области.

Из чего доктор сделал вывод, что Пи-компания тут ни при чем. Их проблемы ПТСР и перепрограммирования сознания никогда не волновали. Не их специализация. Да и снятие ограничения у наемников — тема, Рэйдзё не интересная. У них на Окраине и без всяких исследований полно отморозков без тормозов.

Значит Синдикат. Это беспокоило. Особенно если учесть, что неофициальной, а меж тем, основной целью исследований доктора стала запись чужой памяти. Проект, который интересовал доктора давно. Результатами которого он не собирался делиться, ни с кем.

Использовать деньги Синдиката для собственных нужд — самоубийственное занятие.

Часть экспериментов даже удалось провести в рамках официального прикрытия «Стигма-фармасьютикл». Но самые важные, самые главные исследования требовали людей, подключенных к первому прототипу машины.

Людей, память которых было не жалко. Людей, не попавших в список пациентов «Стигма-фармасьютикл». Которые не побегут рассказывать направо и налево о страшных провалах в памяти. О чужих воспоминаниях, навязанных извне. О мертвых людях, чье сознание вдруг продолжило существовать после смерти.

Докладывать специалистам Синдиката, что молодой доктор Сумире делает что-то не то. Что-то очень подозрительное.

И ему в голову пришла гениальная идея. Уже тогда Эрих понимал, что доверять можно только самому себе.

Ван Хэвен

— Клон? — Кажется я снова сказал это слишком громко. На сей раз Док зашипел в мою сторону раздраженной змеей, нервно оглядываясь по сторонам. — Ты создал копию? Реально? Клонировал себя?

— Ш-ш-ш! Пришлось. И не я. И не одну. На этом этапе исследований мне нужно было много добровольцев, заинтересованных в результате. Сам понимаешь…

— Много? То есть по городу бегает несколько Доков? — Теперь я был шокирован. Смотрел на собеседника: внимательно, оценивающе, пытаясь понять — с ним ли я разговаривал в прошлый раз? Или с кем-то похожим на него как две капли воды? Ох, елки.

— Брось, Ван. Я это я. Большинство клонов никогда не покидали лабораторию. Да, одна из копий и правда получилась на редкость удачной. Не спорю. Эр-четыре. Он и остался работать по документам доктора Сумире вместо меня в «Стигме», когда пришлось бежать из-под «нежной» опеки Синдиката. Даже за прошедшее время добился кое-каких результатов в исследованиях. — Док улыбнулся с гордостью, словно речь шла не о копии, а о сыне или ученике, но тут же вялая улыбка погасла. — Вчера Эр-четыре был похищен у здания «Стигма — фармасьютикл», а позже убит на Окраине. Остальное ты знаешь.

— Если у тебя были клоны, то зачем она?.. — Почему-то этот вопрос волновал меня больше, чем убийство Дока, тьфу, его клона. Ведь если бы самоуверенный пилюлькин многократно не перезаписывал память людей в мою девочку, то сейчас в ней не застрял бы урод, угрожающий ее убить.

— Все не так просто, Ван. — Док снова ел жаренных кузнечиков. Вот и сейчас отправил одного в рот, тщательно прожевал, омыл пальцы с плашке с водой и потянулся к упаковке салфеток, которую я оставил на столе. — Репродуктивное клонирование весьма сложный процесс, пока запрещенный с точки зрения законов и этики. И дорогой, ведь удачные попытки составляют от силы всего пять процентов. Мой коллега занимался этим, нелегально, естественно. Его не на шутку взволновали воспоминания, которые хранили и приобретали мои копии, как отдельные личности, а также способности, которые они проявляли по мере развития и учебы.

— И?

— С моей же точки зрения, клоны ничем не лучше обычных людей. Они не подходят для записи. Чужая память плохо ложится на текущую. Она постоянно отслаивается и сбоит эффектами дежа вю, жаме вю, височной эпилепсией и расщеплением сознания. Ай, ты все равно не поймешь. Кроме того, — Док сделал паузу на еще одного кузнечика. — Ты же помнишь… ранее для исследований мне требовалось пересаживать воспоминания из мертвого человека в живого. Не самый, знаешь ли, приятный опыт…

Я представил, как Док выбирает из толпы клонов две свои точные копии, тыкает пальцем в одну из них: «Ты, будешь живым, а ты», — в другую — «мертвым». И по спине пробежала толпа мурашек. Ничего себе. Кто вообще поручится, что в этой веренице бесчеловечных экспериментов изначальный-Док все еще остался на своем месте?

— И что, все клоны были лысые как ты? — Пошутил, чтобы разрядить обстановку. Док покосился на меня, съел еще одного кузнечика и не ответил.

— Думаешь, убийство твоего клона — дело рук Макаки и телохранителей? Они вообще не поняли, кого прирезали? Бессмертные, что ли? Синдикат их на тряпочки порвет, когда узнает: кто лишил их фирму ведущего специалиста.

— Магаки. Безусловно. Мой техник напрягся и восстановил запись с камер наблюдения, на которой прекрасно видно, как эта троица похищает Эр-четыре. Одно видео на нужный адрес и все. Их больше не существует. Но мы об этом никому не расскажем и саму запись уничтожим.

— Почему? — Мне до зубовного скрежета хотелось увидеть лицо чернокожей женщины-детектива, когда она получит еще одно «письмо-счастья». Опять от анонимного доброжелателя и опять с видеозаписью. Или лицо Макаки, когда его собственные наемники по приказу Синдиката подвесят его и располосуют на фарш.

— Потому что ситуация грозит развязать войну между сферами интересов Синдиката и Рэйдзё из-за тупенького слащавого мальчишки с амбициями. Нарушить едва заключенный договор Диады. — Док хмыкнул. — А на V-корпорацию мы не работаем. Хотя над этим стоит подумать, да.

— Ну!

— Нет, Ван. Если Синдикат начнет копать — узнают и о том, что я жив. И что унес с собой все результаты исследований. И что получал к ним доступ даже спустя много лет. Нет. Пусть уж так. — Он доел кузнечиков, снова макнул пальцы в воду и тщательно вытер лицо и руки салфетками, оставив их на столе, как чаевые. — Мы поступим иначе. Представь себе, с этого момента мы на стороне Магаки. Совсем скоро парнишка добьется всего, о чем давно мечтал: вернет себе обратно нарко-бизнес, власть, серьгу и благосклонность Главы Рэйдзё. А мы ему, Ван, в этом поможем.

— Чё? — Я чуть не подавился пивом. — Ты сдурел?

Ван Хэвен

Возвращался в «Нишики», шел и прокручивал наш разговор в голове. Значит, «на его стороне», — улыбнулся. Док, как всегда. Хитрый лысый.

«Люди, Ван. Люди — уязвимое место, слабое звено любой операции. Ты можешь избегать камер, вытащить чип, слить визор в утилизатор, но тебя сдадут свои же. Друзья, подельники, любовница. Даже посторонние — заметят на улице, расскажут кому-то в случайном разговоре, снимут видео. Ты всего лишь посидел в баре — а за тобой уже идут по пятам».

Док прав. Как всегда, прав. Надо искать людей и пользоваться их уязвимостью. С парнем в «Оазисе» он разберется, мне же предстоял интересный разговор с Черной вдовой.