Ван Хэвен
Процесс и правда был налажен и занял не больше десяти минут. Когда закончили, Док — абсолютно спокойный, принялся сворачивать провода и упаковывать компоненты машины обратно в ящик. Каждую деталь складывал в отдельный пакет с номером, который педантично заклеивал и убирал, строго следуя нумерации.
— Как себя чувствуешь?
— Нормалды! — Ответил Акутора, на самочувствие которого мне было, если честно, вообще наплевать. — О, круть! У меня снова бубенцы! Ух, я мужик! Здорово! Э-э, сережку верни, да?
Я игнорировал Акутору, вместо этого осторожно подошел и заглянул в глаза девушке. Только они и выдавали жизнь в ее хрупком теле. Отрешенная, безразличная к происходящему вокруг, она сжалась в комочек на краю дивана. Меня затопила волна нежности с едким привкусом жалости.
Протянул руку и заботливо погладил ее по голове. Легкое, едва уловимое касание. «Перья» довольно сильно отросли за то время, пока в ней сидел Акутора. Уже не колючий ежик, а лохматая пышная шевелюра. Ей шло. Я представил девушку с длинными волосами и задохнулся от восторга. Увидеть бы хоть раз!
Гладил по голове, и она не двигалась, ничем не выражала недовольство. И я осторожно, словно боясь разрушить красоту момента, отстегнул кровавую каплю, вынимая серьгу из уха.
— Прости. Я подарю тебе другую, принцесса.
Каплю бросил хозяину. Акутора недовольно морщился, ощупывая рваную мочку нового тела. Впрочем, здесь винить он мог только себя, хотя…
— Надо зашить. Этот полудурок даже нормально вылечить не мог!
— Ты можешь проколоть другое ухо. — Стоящая на стреме, Черная вдова, казалось, искренне потешалась над ситуацией. Но от меня не укрылось какой внимательный взгляд она бросила на чудо-машину Дока. Как скоро эта информация дойдет до копов, и чем нам всем грозит ее слив? О-хо-хо. Подумаю позже.
— Ты че? В правом носят только опущенные! — Акутора взвился, замахал руками. — Ух, я им всем еще покажу! Всем покажу!
Я хмыкнул. Ох, уж эта непростая жизнь «по понятиям». Успел привыкнуть даже за несколько дней. Уже убирал руку от лица девушки, когда почувствовал ее пристальный взгляд. А следом маленькие пальчики неуверенно схватились за край футболки.
— Ва-а-ан. — Меня словно молнией ударило. Дыхание перехватило. Понял, что сейчас задохнусь.
Имя! Ты назвала мое имя!
Подхватил девушку на руки и закружил по приватной комнате в приступе безумия и счастья. Док покосился на нас, но ничего не сказал. В этом не было нужды, я и так могу прочитать мысли лысого пилюлькина. Молча, он тяжело смотрел, словно проклял и меня, и моих потомков до десятого колена вперед. Если бы умел, наверное, так и сделал бы. Точно-точно.
— Повтори. Повтори, радость моя. Еще разочек, моя принцесса.
— Ва-а-ан. — Краешек ее губ слегка приподнялся в улыбке. Моя же лыба сейчас разорвет рот, не иначе.
— Заканчивайте с нежностями и проваливайте. — Вмешалась Черная вдова.
Время шло, и стриптизерша уже заметно нервничала, озираясь по сторонам. Док упаковал шайтан-машину и подошел ко мне, чтобы забрать девушку. Я непроизвольно отодвинулся подальше. Очень показательный жест: «Не отдам. Мое».
— Не упрямься, Ван. Ее все еще ищет полиция. Надо вывести ее отсюда. Незаметно. — Док снова протянул руки, но я опять попятился.
Головой понимаю, что Док прав. Как всегда, черти его раздери! Но отпустить, отдать мою девочку — не могу. Ни на секунду.
Снова погладил по лохматой голове. Жадно поцеловал в проколотую мочку уха. И все-таки передал мужчине легкое, как пушинка, тело. Док осторожно посадил девушку в ящик, пристраивая ее ноги, переставляя так, чтобы было удобно сидеть. Я следил как он двигает острые локти — какой собственнический жест! — и скрипел зубами. Однажды ты будешь моей и только моей. Обещаю.
Когда девушка скрылась с глаз в ящике, будто волшебный свет погас. Осталась кучка жадных, лживых людей в тесноте приватного кабинета для плотских утех, с облупленным диваном и пошлыми картинками на стенах. Осталась мерзость, грязь, следы похоти. У меня забрали что-то очень важное. Жизненно важное. Без чего этот мир был не нужен.
— Встретимся в Оазисе, Ван. Жди меня там.
И я послушно поплелся в бар, уже ставший моим вторым домом.
Шел, передвигая ватные ноги, поглядывая в серое небо, и думал — как же легко ненавидеть целый мир. Как же легко впустить в себя Ненависть, вернутся в то, прежнее состояние, от которого я убегал, как мне казалось, успешно. Крушить, разрушать все на своем пути.
И как сложно найти то, ради чего хочется жить. Красивое. Вечное. Хрупкое. А еще сложнее — удержать, уберечь от других, защитить. Не дать растоптать и уничтожить. Подтвердить право на владение. Не дать забрать. Мое. Сохранить себе.
В Сити, в этом сумасшедшем городе даже у мертвых есть право на месть. А право на любовь отняли. Сволочи.