Когда начинаются короткие гудки, я роняю телефон и падаю на подушку.
По ощущениям — в груди дыра. Еще недавно я переживала из-за расставания с Егором и несправедливого увольнения. Думала, что в моей жизни наступила черная полоса. А сейчас понимаю, что на самом деле все было не так уж плохо.
Я бы спаслась другой работой, нашла бы новых друзей. Я бы выбралась… Только сейчас эти планы теряют смысл. Тетя Инна права — нужно собирать чемоданы и ехать домой.
— Справлюсь, — говорю вслух, а по щекам начинают течь слезы. — К учебе можно будет вернуться и позже, — пытаюсь врать и не верю.
От боли за себя, за маму и за бабушку хочется выть навзрыд. Мечтаю хоть раз за все эти дни выпустить проклятые эмоции. Но стоит мне взять в руки рулончик туалетной бумаги, в комнату входят соседки.
— Ева, что случилось? — бежит ко мне Лика.
— Евочка, ты из-за нас? — всплескивает руками Соня.
— Нет, это так. Накатило. Не могу остановить. — Закрыв лицо руками, плачу еще сильнее.
— Ев, я тебе клянусь, мы не собирались с ним спать, — обнимая меня за плечи, признается Лика.
— Мы вообще ни с кем не собирались, — поддакивает Соня.
— Как только все закончилось, обе ушли в спальню и решили хоть раз нормально отдохнуть. Без всяких…
— А через полчаса твой Ромео сам пришел к нам в комнату. Сказал, что ты его продинамила и ему плохо.
— Я и не представляла, что так закончится. Мы ему просто посочувствовали. — Лика забирает бумагу и начинает стирать слезы с моего лица.
— Развлечь пытались, — всхлипывает Соня. — Я даже анекдот вспомнила. Не пошлый. А потом Егор потянулся…
— Мы так виноваты перед тобой. Думали, что у вас все закончилось.
— Как последние идиотки поверили ему, когда сказал, что ты его не любишь.
— Прости нас, пожалуйста. Если бы мы только могли догадаться, что тебе будет так плохо…
— Я бы его лично кастрировала, — шепчет всегда мирная и добрая Соня.
— А я бы вызвала нам всем такси. Чтобы убраться оттуда. — Лика гладит меня по голове.
— Девочки… — От этой заботы горе накрывает еще сильнее. Где я в Тюмени найду себе таких бабочек? Кто будет так успокаивать, переживать и возить по магазинам.
— Не злись на нас, умоляю… — Соня тоже начинает плакать.
— Я… Я не злю-сь, — заикаюсь от слез. — Я… Я вам сыр-ни-ков нажа-рила. — Взглядом указываю на большую тарелку. — С мор-ков-кой. По мами-ному реце-пту.
— Сырников? Так. Стоять! Ты что, на нас не злишься? — удивленно спрашивает Лика.
Она первая из нашей слезливой компании, кто завязывает с сыростью под глазами и быстро приводит себя в порядок.
— Нет. — Вращаю головой.
— А истерика в честь чего? — хмурится подруга.
— Я уез-жаю. На-зад, в Тю-мень.
— В какую еще Тюмень? — округляет глаза Соня.
— До-мой. К ма-ме.
— Охренеть новости! — Лика берет из тарелки сырник и, откусив кусочек, садится рядом. — Подруга, ты головой не ударялась?
— Нет.
— Ну раз нет, тогда… — Лика забирает тарелку со стола. Угощает сырником Соню и кивает мне: — Рассказывай!
Как ни странно, после рассказа на душе становится легче. Девчонки вылили ведро помоев на папу, поохали из-за маминого увольнения и умудрились впихнуть в меня парочку сырников.
— Я скопила немного денег. На ноутбук собирала. Вышлю их маме, но на долги наверняка не хватит.
— Если дело дошло до продажи квартиры… Не хватит, — кивает Лика.
— Еще… можно взять академический отпуск. На год. Правда, сомневаюсь, что мы успеем разобраться со всеми долгами. — Растерянно смотрю на подруг.
— Слушай, если основная проблема в деньгах, то, может, не уезжать? — спрашивает Лика.
— Мама осталась без работы. И с бабушкой все плохо. Кому-то нужно зарабатывать, а кому-то смотреть за бабулей.
— Ты уверена, что сможешь там заработать больше, чем здесь? Это все же Питер! Тут другие возможности.
— Я об этом не думала, — сознаюсь. Слова тети Инны сработали как приказ, которому нельзя не подчиниться. После них мысленно я уже собрала чемоданы и купила билет. — Хочется быть поближе к маме. Помогать ей.
— Да, это понятно. Вот только там ты будешь серьезно терять в деньгах, да и с перспективами есть вопросы.
— Пока что я теряю здесь. — Опускаю взгляд. — То одно, то другое.
— Слушай, найдешь ты что-то новое! Разошлешь еще пару десятков писем с резюме, и получишь место. Ну а если быстро не выйдет…
— Можно, конечно, и к нам, — вмешивается в разговор задумчивая Соня.
— К ва-м? — я снова начинаю икать.
— Это она шутит! — успокаивает Лика. — Соня у нас такая шутница! Специалист по анекдотам и глупостям. — Она бросает суровый взгляд на подругу и цокает.
— Мне понадобится очень хорошая работа. Чтобы содержать себя, маму и бабушку, придется мыть полы круглосуточно, — кусаю губу.
— Или не мыть. А найти что-то посерьезнее, — важно произносит Лика. И сразу после ее слов в дверь кто-то случится.
— Барышни! — доносится голос Риты. — Там к нашему географу парень пришел. Умоляет выйти. Клянется, что у него важное дело, и он готов ждать до ночи.
— Детка, даже не представляешь, как я рад тебя видеть! — Егор встречает меня прямо у двери. В руках у него огромный букет белых роз и плюшевый заяц с печальными глазами.
— Привет. — Опираюсь плечом о дверной косяк. Пока я не готова бросаться в объятия или изображать счастье.
— Я с охрененными новостями!
От слова «новостями» я вздрагиваю. Этого «счастья» нынче стало как-то много.
— Ты написал новую песню?
— Нет! — Егор берет меня за руку. Заглядывает в глаза. — Гадай еще!
— Очередные клиенты оставили тебе суши. И ты привез их нам?
— Хорошая попытка! И… мимо.
— Жаль, девчонки были бы счастливы.
— Намек понял. Через полчаса привезут самые лучшие! И для тебя, и для подружек.
Он выжидающе смотрит. Совсем как раньше. Будто и не было ничего в проклятом особняке.
— Твой дядюшка совсем съехал, и ты теперь король вечеринок. — Решаю продолжить эту глупую игру.
— Детка, я хреновый король вечеринок. И к тому же последний придурок, умудрившийся потерять такую девчонку. Но ты опять мимо.
— Тогда остается лишь астероид.
— Почти! — Егор закрывает глаза и произносит на одном дыхании: — Компания «Сони» предложила мне контракт!
— Что?!
— Одна из лучших студий звукозаписи в Лос-Анджелесе. Договор сразу на три года с туром, промо и участием в пяти конкурсах.
— То прослушивание… Вы прошли? — от радости забываю обо всех обидах.
— Да! Я отправил им англоязычный альбом ещё месяц назад. Особо ни на что не надеялся, а тут… Прослушали, и сразу контракт!
— На три года… — улыбаюсь.
— Ты рада? — Егор становится серьезным.
— Конечно. Я очень за тебя рада. Ты заслужил.
Как бы ни сложились наши отношения, прежние две недели были такими счастливыми только благодаря этому несносному парню.
— Спасибо, родная. — Он обнимает меня.
— А группа?
Перед глазами встают лица ребят. Они так надеялись на тур вместе. Басист даже купил себе новую гитару.
— Ребята тоже будут рады. Они поймут, я уверен.
Егор ничего не объясняет, но и без этого понятно. В новой стране найдутся свои музыканты. Продюсеров интересуют лишь певцы.
— Да, конечно, — отчаянно напрягая мышцы лица, я снова растягиваю губы в улыбку.
— Вот увидишь, я стану звездой, и ты будешь мной гордиться. — Егор протягивает букет и зайца.
— Уже. Горжусь. — Переносицу опять ломит. Какой-то слезливый вечер.
— Ты тоже станешь звездой. — Егор приближает свое лицо к моему. С секунду смотрит, изучающе, внимательно, словно хочет поцеловать. И отступает.
— Обязательно. Официанткой года, — вырывается из груди со смешком.
— Через три дня у дядьки начнется кастинг в группу. Я уже замолвил за тебя словечко перед его помощницей. Она сможет убедить этого упрямого индюка, если он второй раз заартачится.