Конец дня пролетает незаметно. Кухню и холодильник, до отказа заполненный готовой едой в одноразовых контейнерах, я нахожу сразу. Желающих пообщаться больше нет. А редкие постояльцы слишком увлечены своими делами.
Ни Рауде, ни его жену я больше не встречаю и, признаться, не переживаю по этому поводу. Психике просто необходима передышка. Хотя бы день! Осмотреться, привыкнуть… Однако, как выясняется утром, в моем графике нет выходных и свободных часов.
Только я успеваю сварить себе кофе, как в кухню является помощница босса. Мой монументальный бутерброд с колбасой и сыром тут же летит в мусорное ведро, а в руке оказывается твердое зеленое яблоко.
— Так лучше, — холодно сообщает Шапокляк и указывает в сторону двери. — Теперь идем.
Куда и зачем, мне, конечно же, никто не сообщает. Пока спешим по длинным коридорам, Шапокляк разговаривает с кем-то по телефону, а затем открывает одну из дверей и пальцем указывает войти.
Если это специальная методика, чтобы вселить в новичка чувства покорности и бессилия, то, надо признать, она весьма эффективна. В самолете я ощущала себя безвольным багажом, а сейчас внутренне котируюсь на уровне подставки для ног.
В просторном зале с развешенным под потолком осветительным оборудованием нас встречают трое. Двоих из них, Арину и Рауде, я уже знаю. Третьим оказывается одетый в черное трико и красную футболку мужчина восточной национальности.
Именно он замечает мое появление первым. В серых глазах незнакомца мелькает удивление, а пухлые губы искривляются в хищной ухмылке.
— Привет, красавица, как первая ночь на новом месте? — Арина с грустью смотрит на яблоко и незаметно подмигивает. — Жених приснился?
— Спасибо. Нет. — Я расправляю плечи. — Здравствуйте.
Чего и следовало ожидать, отвечает мне лишь незнакомец. Рауде прислоняется своей крепкой пятой точкой к краю широкого подоконника и складывает руки на груди.
— Предлагаю начать, — произносит мужчина. — У меня через час репетиция. До нее нужно решить пару технических вопросов. Времени в обрез.
— Я вас покину. — Как по команде Шапокляк удаляется и закрывает за собой дверь.
Получается символично. Меня словно живой корм оставляют в клетке с хищниками и запирают единственный путь к побегу.
— Я Марат. Хореограф группы. Именно я отвечаю за все твои движения на сцене, — Марат точь-в-точь как Арина вчера обходит меня по кругу. — Мда… Мышц нет. Задницы и груди тоже, — невесело изрекает он после осмотра. — Чем будем танцевать?
— Маратик, в наше время это не проблема. Мышцы ты ей накачаешь, а грудь, губы и нос… Да вообще, что угодно, всегда можно слепить, — заступается Арина.
Вероятно, она хочет поддержать меня, но мысль о пластических операциях вместо оптимизма заставляет напрячься. С моим ростом я не протолкнусь в рядах эталонных красавиц. А перекроенная по общему шаблону, буду казаться карикатурой на звезду.
— Скорее всего, придется. Грудь точно надо увеличивать. Это я не накачаю, — цокает Марат и, наконец, сморит мне в глаза. — Ты что-нибудь тяжелее косметички в своей жизни поднимала?
— Ведра с водой и пылесосы. Иногда они бывали тяжелыми. — Я чувствую, что начинаю заводиться.
Будто призналась, что на досуге промышляю живодерством, Марат поджимает губы и закатывает глаза.
— Иногда… Лучше некуда! — Он зло выдыхает. — Для общего понимания: работа на сцене это как подготовка к олимпийским играм. Отличие лишь в том, что игры проходят раз в четыре года, а в нашем ремесле перерывов нет. Форма нужна всегда!
— Я готова тренироваться и работать каждый день. — В страхе перевожу взгляд на Рауде.
— Хорошо, раз поняла, тогда я займусь твоим мышечным корсетом, — снисходит хореограф. — Про грудь я уже сказал. Тут не ко мне, а к доктору. Арина, твоя очередь.
Он поворачивается к коллеге. И демонстративно указывает на часы.
— По поводу груди я согласна с Маратом. Капустой ее не наешь. Гантелями не накачаешь. Нос и скулы я бы не трогала. Они у нее как у Дюймовочки. По поводу губ пока не знаю.
— А что тут знать? Решить все одной операцией. — Режет ладонью в воздухе Марат.
— Нет! Вначале нужно поиграться с косметикой. У Евы классический беби-фейс. Она настоящий сладкий олененок. Это отлично работает на мужчин. А из необходимого… волосы можно перекрасить. В блонд. И так по мелочам. — Задумчиво хлопая пальцем по губам, Арина косится в сторону Рауде. — А ты сам как думаешь?
Будто мы на суде, и сейчас должен прозвучать приговор, я внутренне сжимаюсь. Леонас уже показал, что не собирается меня жалеть. Пока что он лишь пугал и унижал. Но я отчаянно надеюсь спасти хотя бы лицо.
— Марат, делаешь свою часть работы. Ари, на тебе косметика. Понадобится визажист, вызывай Ксану. Волосы крась в тот цвет, который посчитаешь нужным. Пластику пока не делаем.
Рауде выдает это спокойным монотонным голосом. Он как компьютер. Ни одной эмоции. А я от радости готова броситься ему на шею и расцеловать.
Чтобы и правда не сорваться, приходится сцепить пальцы в замок и, от греха подальше, сделать шаг назад.
— На сегодня все. Вы свободны.
Взгляд карих глаз босса останавливается на моих руках. Внимательный, изучающий, словно Леонас понимает, что значит этот жест, и какие желания за ним скрываются.
Кто такая горгулья, я узнаю сразу после совещания в зале. К моему удивлению ею оказывается преподавательница по вокалу. Та самая, влюбленная в Рауде, оперная дива Валентина Павловна.
Неприязнь вспыхивает между нами буквально во время знакомства. Она снисходительно улыбается, когда я рассказываю о музыкальной школе и хоре. А после первой же пробы объявляет меня безнадежной и «очень сложной девочкой».
На то, чтобы осознать весь ужас этого «диагноза», уходит целая неделя ежедневных занятий. Поначалу мне и правда стыдно за свой вокал. Не хватает дыхания и диапазона. Непривыкшие к таким частым репетициям связки быстро устают, а слух притупляется.
За четыре дня занятий я слышу от своего педагога только «плохо», «повтори» и «это ни на что не годится». На пятый — срываю голос и могу петь лишь поздние хиты Аллы Борисовны.
Не представляю, что случилось бы со мной на шестой день. Вероятно, я окончательно признала бы свою безнадежность. Но неожиданный подарок Арины — короткое видео с одной из репетиций «Малины» лечит самооценку лучше любого мозгоправа.
— Рауде не просто так настаивает, чтобы они везде пели под фонограмму, а на живых выступлениях возили с собой хор бэк-вокалисток, — поясняет видео Арина, и мне сложно с ней не согласиться. — Куры кудахчут приятнее. — Она гладит меня по плечу и, забрав из рук очередное зеленое яблоко, протягивает чашку с ароматным горячим шоколадом. — Не принимай близко к сердцу слова горгульи и… я тебе уже говорила. Никому не верь!