Предателей не прощают

Глава 48. Незнакомцы

— Лео?! — Я чуть не падаю на пол от облегчения.

Он жив. Он в порядке. С нами все будет хорошо.

— Что вы здесь делаете? — Лео словно не замечает моей радости. Обводит взглядом небольшой коридор и недовольно кивает медсестре.

— Босс, мы переживали… — Вероника переминается с ноги на ногу и отступает назад.

Мне, наверное, тоже стоит отступить. Но накачанный адреналином мозг не реагирует ни на какие сигналы.

— Как ты себя чувствуешь? — Смахиваю со щек слезы радости.

— Я в порядке. — Рауде даже не смотрит на меня. — Повторю вопрос. Что вы здесь делаете?! Это реанимация. Здесь, мать ее, стерильность!

— Лео… я думала, умру от страха. Никто не знал, как ты. Только то, что попал в аварию. — Я протягиваю руку. Хочется прижаться губами к колючей щеке, обнять за талию, вдохнуть любимый запах.

Мне просто необходимо сейчас хотя бы прикоснуться. Мышцы ноют от жгучей потребности почувствовать его рядом. Но суровый взгляд серых глаз подсказывает, что не стоит даже пытаться.

— Настолько я помню, у группы сегодня концерт. Какого черта вы здесь, а не в клубе?

Он вновь смотрит на Веронику. Испепеляет ее взглядом, будто это не он заставил всех нервничать, а она.

— Мы… мы сейчас вернемся в клуб. Извините, босс.

Я не узнаю храбрую певицу. Минуту назад она готова была схлестнуться с охраной и полицией, а сейчас жмет на кнопку лифта как маленькая перепуганная девочка.

— Лео, это я… Ева. Твоя Ева.

Я все же подхожу к нему. Беру за руку. Прижимаю ледяную ладонь к своей щеке.

Еще день назад это закончилось бы пожаром. Ни одна живая душа не смогла бы помешать нашим безумным поцелуям. Теперь… никакой реакции. Ладонь в руках как неживая.

— Тебе нужно в клуб, — звучит бесцветно. Наверное, именно с такой интонацией ответил бы робот.

— Что случилось?

Я по одному целую его пальцы. Мизинец, безымянный с белесым ободком от кольца, большой, указательный со свежей царапиной. Пытаюсь отогреть, напомнить…

Так и не почувствовав никакого отклика, прижимаюсь губами к центру ладони.

Где-то здесь на линии судьбы должна быть я. Не могут наши чувства оказаться всего лишь точкой. Ни после потрясающего первого раза на яхте. Ни после счастливой недели вместе с поцелуями, смехом, сумасшедшей нежностью и заботой.

— Лео, любимый, пожалуйста, скажи, что все хорошо. — Еле сдерживаю слезы.

— У меня все в полном порядке, — уже громче повторяет Леонас, убирая руку. — Надеюсь, у вас тоже все будет в полном порядке… — Он шумно выдыхает и заканчивает фразу: — В клубе!

— Не понимаю… — Оглядываюсь на Веронику и медсестру.

Я словно в какой-то параллельной реальности, где не было никаких нас. В проклятом мире, где каждый по себе, и я прежняя одинокая девчонка, у которой не осталось ни подруг, ни семьи.

— Ева, нам нужно ехать, — тяжело сглотнув, Вероника берет меня за локоть и тянет к лифту.

— Я не хочу. — Упираюсь. — Что происходит?

Умоляюще смотрю на Лео. Я готова душу отдать за одно его теплое слово, за намек, за взгляд… прежний, без этого льда и безразличия.

— Уже ничего. — Он болезненно морщится. Проводит ладонью по лицу, будто стирает что-то. И, оглянувшись на медсестру, командует: — Скажите охране вывести этих двоих. И пусть проследят, чтобы они не вернулись.

Последние слова Лео раздаются в моем мозгу как удары молотка.

«Вывести», «не вернулись» — этот стук не прекращается всю дорогу до клуба.

Потерянная, я даже не пытаюсь спрашивать мнение у Вероники. И больше не старюсь быть милой с ее парнем.

Меня нет. Душой я остаюсь там, в тесном коридоре между лифтом и дверью реанимации. Все еще смотрю на своего любимого мужчину. Все еще жду, что он обнимет. Все еще верю…

В такой прострации проходит вся дорога и автограф-сессия. Поклонники что-то спрашивают о новых песнях, суют мне в руки цветы и плюшевых медведей. Журналисты слепят вспышками фотокамер. Но я ничего не чувствую.

К окончанию мероприятия от меня остается пустая оболочка. Я не помню, где сейчас живу. Не знаю, куда идти. И что делать.

Веронике приходится решать все вопросы за нас обеих. Именно она, просит нашего водителя отвести меня в центр. А затем звонит администратору и договаривается, чтобы тот встретил на парковке и проводил в комнату.

Все это похоже на возню с тяжелобольной.

Контроль. Опека. Безопасность.

— Я не заболела. Я просто люблю его! — говорю я поздно вечером, укладываясь спать в сценическом платье и с макияжем.

А серое дождливое утро начинается со знакомства… не с новой певицей, не с визажистом и не с парикмахером.

Бледная как мел Арина представляет мне Григория Каткова. А затем сообщает, что с сегодняшнего дня он мой продюсер и я больше не певица «Малины».

Конец