Предателей не прощают

Глава 22. Кастинг

Две недели спустя

— Сукин сын! Гад! Чудовище! Да что он о себе возомнил?!

С этими криками из зала, где уже третий час идет кастинг молодых певиц, вылетает очередная красотка. Семнадцатая.

В отличие от предыдущих, у этой кроме модельной фигуры и силикона имеется еще и голос. Во всяком случае «сукин сын» и «чудовище» прозвучали звонко, тягуче и с душой.

— А в тебе уже, что этому козлу не понравилось? — интересуется у красотки предыдущая неудачница.

— Я для него, видите ли, слишком яркая. А мой вокал, мой голос… — девушка карикатурно машет ладонями перед глазами, — … он сказал, что обезьяна споет не хуже. — Всхлипывает. — С обезьяной меня сравнил. Подонок!

До этого я уже догадывалась, что подготовилась неправильно. Макияж, над которым Соня и Лика трудились целых два часа, новые модные юбка и топ, купленные в секонд-хенде — все это лишняя трата времени и денег. Шла вторая неделя кастинга, а ни одна из идеально одетых и накрашенных красоток не смогла зацепить Рауде.

Девушек не спасали ни голос, ни внешность, ни готовность отдаться прямо на паркете посреди зала. Мне, с ростом метр шестьдесят пять, без крутых изгибов и с обычным русым хвостом вообще ничего не светило.

— Ладно, раз он так не любит яркость… — произношу под нос и бодрым шагом направляюсь в сторону туалета.

Спустя несколько минут выхожу оттуда совершенно другой девушкой. Вместо новых вещей на мне старые джинсы и черная майка, а не лице — рот, нос, губы и все остальное, обычное мое, без грамма косметики.

Ошарашенные странным «преображением» красавицы расступаются передо мной, как перед чумной. Зареванная «семнадцатая» крутит пальцем у виска. А я впервые за несколько часов ожидания чувствую себя нормально.

«Если нет, то нет», — успокаиваю себя мысленно и, дождавшись, когда из зала вылетит «девятнадцатая», иду к заветной двери.

За прошедшую неделю я прошла четыре собеседования и отправила с полсотни резюме. Если бы не долги, все было бы отлично. Я смогла бы быстро устроиться и продолжить учебу. Однако сумма, которую озвучила мама, вернула меня с небес на землю.

В Питере не было работы, способной спасти нашу квартиру. Ее не нашлось бы и в Москве. В отчаянии я даже позвонила Валентине. Рассказала ей все, что со мной произошло и о ситуации дома.

Это был очень трудный разговор. Целый час болезненных вопросов и ответов, не оставивших мне никаких надежд.

После этой беседы предложение Егора перестало казаться глупой шуткой. Возможно, это был мой единственный шанс, и стоило попробовать.

— Если не прокатит, мы сами купим тебе билет в Тюмень, — торжественно пообещала Лика, провожая меня в концертный зал, где проходил кастинг.

— Ну, или милости просим на нашу стометровку, — с веселым смехом подбодрила Соня.

Этих напутствий хватило, чтобы преодолеть страх и войти в здание. На них я продержалась три часа под дверью.

И лишь сейчас чувствую волнение.

В ожидании встречи с Рауде сердце бьется как ошалевший ударник. Ноги становятся ватными, и только врожденное упрямство не позволяет сбежать.

— Здравствуйте, — глухо произношу я, входя в просторный зал.

— А она что здесь делает? — Рауде резко встает из-за стола и поворачивается к другим участникам жури, к пожилой худощавой, похожей на Шапокляк даме и улыбающемуся круглолицему мужчине в очках.

— Егор попросил, чтобы мы прослушали девочку, — скрипучим голосом говорит дама. Вероятно, она и есть та самая помощница.

— Хм. Даже так?!

Губы Рауде сжимаются в нитку.

— Но, если тебе неинтересно… — Шапокляк окидывает меня пристальным взглядом с ног до головы. Будто замечает что-то интересное, она едва заметно улыбается. — … могу позвать очередной клон Бузовой-Лопыревой.

— Какой по счету? Трехсотый? — Рауде отходит к окну. Засовывает руки в карманы брюк.

Мы не виделись с ночи в его доме. Чуть больше недели, но мне почему-то кажется, что год или два. За это время я из непутевой уборщицы превратилась в безработную с проблемами. А он… осунулся и похудел.

— Впереди не меньше. — Равнодушно жмет плечами помощница. — Местные пластические хирурги работали, не покладая рук. А нам теперь на это смотреть и слушать.

— Умеешь вселять оптимизм!

Рауде с явной неохотой возвращается на свое место. В зал он при этом не смотрит. Меня словно нет. Я номерок… какая-то дурочка между девятнадцатой и двадцать первой.

— Ты что застыла? Решила покорить нас своим молчанием? — сурово бросает мне Шапокляк.

— А музыка? — растерянно кошусь на музыкальное оборудование.

Я уже знаю, что придется исполнять один из хитов «Малины». Их пели все претендентки, которые были здесь до меня. Кто минуту, кто две. Но все под «минусовку», как на концерте.

— Никто не обещал, что будет легко, — сложив руки на груди, холодно поясняет Рауде.

— Удиви нас, девочка, — кивает мне Шапокляк. И будто с ней заодно молчавший до этого толстяк весело подмигивает.

— Хорошо. — Стянув с волос тугую резинку, я встаю посреди зала. — Попробую.

Музыка так и не включатся. Никто из троих не желает упростить мне жизнь. Они лишь смотрят. Напряженно, внимательно, заинтересованно — каждый по-своему.

А я пою.

Простенький мотив. Несложный текст о девушке и мужчине, который не способен на любовь. Первая песня группы, которая приходит в голову.

Я никогда не пела её раньше. Выучила перед кастингом как стихи и, судя по напряженному взгляду Рауде, попадаю в цель.

Подтверждение догадки приходит после первого куплета.

Словно мало для меня отсутствия «минусовки», на весь зал гремит новый приказ:

— Танцуй!

Мерзавец Рауде наклоняется вперед, всем видом демонстрируя нетерпение.

Не представляю, что именно он ждет. Хореографии на уровне Академии искусств или клубное гоу-гоу? Не знаю, к чему привык этот мужчина. Не мучая себя догадками, я ловлю собственную волну и без особых выкрутасов начинаю двигаться в такт.

Бедра, плечи, руки — все оживает. Стараясь сохранить дыхание и попадать в ритм, я пою припев, ещё один куплет. Танцую. Однако вместо «Достаточно» раздается следующий приказ:

— Я не слышу твой голос. Громче. И с самого начала!

Пытаясь понять, издевка это или интерес, я кошусь на Шапокляк. Вымаливаю взглядом подсказку. И чуть не подпрыгиваю от радости, заметив короткий кивок.

— Громче, я сказал, — повторяет Рауде.

Теперь я не сомневаюсь.

— Слушаюсь. — Быстро перевожу дыхание и начинаю с первого куплета.

Пою громче. Не останавливая движение ни на секунду, выкладывалась так, что, кажется, к финалу рухну охрипшей цаплей.

Когда заканчиваю, понимаю, что еще одну песню я не потяну. Можно будет сразу развернуться и выйди из зала. Но Рауде и не просит. Вместо издевательства над моими связками, он требует другое. То к чему я не готова. Совсем.

— Раздевайся, — заявляет он таким тоном, будто просит показать паспорт.

— Что? — Вздрагиваю.

— Одежду снимай.

— Вы шутите?

— Давай быстрее. Догола.

— Я… Это…

Мне нечего ответить на такую наглость. Щеки вспыхивают, а пальцы сжимаются на нижнем крае майки.

— Девочка, ты хочешь попасть в шоу-бизнес и боишься показать грудь? — в этот раз Рауде предельно спокоен и серьезен. Лишь сейчас он похож на того мужчину, с которым я импровизировала за роялем и которому клялась никогда не соваться на сцену.

— Ничего я не боюсь.

Мне горько вспоминать себя в прошлом. Но мысли о настоящем тут же заставляют действовать.

Трясущимися руками я стягиваю майку, спускаю джинсы и, проклиная крючки, расстегиваю скромный бюстгальтер.

— Трусы можно оставить? — ледяными пальцами прикасаюсь к резинке. Жду.

Судя по тому, как играют желваки на скулах Рауде, мои немодные натуральные прелести его не впечатляют.

— Петь нужно или можно одеваться? — Сдерживая слезы, я хватаю с пола свою одежду.

— Свободна!

Рауде отворачивается к окну. Снова! Как в тот момент, когда я вошла. Такой же отстраненный, холодный и непрошибаемый. Совсем не тот защитник, который заставлял меня есть и отправлял ночью на такси.

«Я подвела его, и он проучил», — объясняю себе, спеша к выходу. Смахиваю со щек слезы. Но стоит взяться за дверную ручку, за спиной раздается голос Шапокляк:

— Так не пойдет, Лео. Нам нужно поговорить.