Предвестники конца: Развеивая золу

Глава 13

Как и распорядился Харальд, так и завертелись наши жизни, следуя новому пути. Новость, что Вальгард стал новым хэрсиром, была встречена неоднозначно: с одной стороны, он казался достойным сыном своего отца, а с другой — считался слишком юным и неопытным для роли главнокомандующего. Тем не менее конунг созвал большое собрание, где объявил о своём решении, а также раскрыл людям правду о гибели отряда Дьярви. За голову Ролло была назначена солидная награда, что позволила бы прикупить целый одал. Люди роптали и возмущались: старый враг ожил и вновь грозил их мирной жизни. Конунг умело напомнил, что в сложный час необходимо сплотиться перед лицом угрозы и сохранять бдительность, ведь «только вместе нам дано противостоять всем невзгодам».

Сигурд, прознав про назначение нового хэрсира, очень холодно поздравил брата, скрепя зубами в подобии улыбки. Пропасть между ними раскрывалась всё больше, заставляя меня нервничать. Харальд запретил сыну пока что отправляться на охоту, помня об угрозе, и загрузил его делами столицы, из-за чего Болтун ходил мрачнее тучи.

Единственное, что его радовало по-настоящему, — присутствие подле Лив, которая стала всё чаще сбегать к нам. Её отец отправился в набег, желая притупить боль, как он сказал конунгу, и Бьёрнсон осталась одна под надзором какого-то там воина, что даже не удосужился ни разу заглянуть к ней. Правда, Лив была несказанно рада, ведь опасалась его, так что она теперь занимала соседнюю со мной комнату в нашем доме. Этна была рада окружить её заботой, постоянно болтая обо всём на свете и обучая домашнему хозяйству. Лив с восторгом погрузилась в готовку, уборку и даже начала шить рубахи, но никогда не забывала про тренировки и выгоняла меня, упражняться с луком и мечом. Наша маленькая жизнь вроде бы пошла новым курсом. И что меня беспокоило больше всего — взгляды подруги на Вальгарда. Она не пропускала ни одного слова, когда брат рассказывал за ужином истории, и открыто глазела на него, пока он надевал доспехи с мечом или же начищал топор. Однажды Вальгард вместе с трэллами убирал привезённое сено, раздевшись по пояс, и Лив пялилась, чуть ли не пуская слюни.

— Оса в рот залетит, — пристыдила её, заставляя залиться смущённым румянцем и скрыться в доме.

В тот же день решилась переговорить с ней о чувствах, раз уж она так глупо попалась. Мы сидели в тени деревьев в роще Фрейи и слушали песни птиц, а где-то в небе кружил Ауствин. Обычно он парил целыми днями на свободе, а ночью возвращался ко мне, обосновавшись под крышей.

— Ты ведь не станешь отрицать, что знаешь про симпатию Сигурда к тебе, — начала я. — И не сможешь отвертеться: я видела, как ты смотришь на моего брата.

Лив сжала на коленях нежно-розовое платье, на котором сама вышила вереск. Цвет шёл её коже и рыжим волосам, а я избегала его, отдавая предпочтение синему и голубому.

— Только не смей судить меня, Астрид, — ощетинилась Бьёрнсон. — Я тоже не ослепла и видела, как ты любуешься Эймундом. Так что не пытайся сейчас казаться порядочной и правильной.

Возразить было нечем: колдуна стало так много в моей жизни, что мысли о нём окружали всегда и везде. Но я не мечтала ни о поцелуях, ни об объятиях — нет. Больше волновали его слова: что он сказал бы, увидев, как две бабки спорят, кто из богов сильнее и кому значимее жертву принести; или усмехнулся бы, если бы слышал, с какими жалобами крестьяне приходят к конунгу. Волновала его оценка окружения, уроки, наставления и знания, но никак не трепет, что вспыхивал в груди, стоило вспомнить тот лёгкий поцелуй и объятия. Эти мысли я гнала прочь, не смея надеяться и мечтать. Однако в последнее время Эймунд чаще пропадал то в лесу, то в своём доме, говоря, что занимается колдовством и хочет кое-что проверить. Со мной он не спешил делиться знаниями и сократил занятия, заставляя тревожиться: что, если надоела, или он устал? Сейд я стала понимать лучше, но по-прежнему было слишком много всего, что скрыто за невидимыми печатями незнания: нанесение рун, гадания, создание отваров и много другого.

— Никогда не пыталась казаться лучше, чем есть, — отмахнулась я, поправляя широкий кожаный пояс, охватывающий талию. — Просто прошу не играться чувствами брата и Сигурда, сталкивая их между собой из-за тебя.

Лив вскочила, замирая напротив со сверкающими от возмущения глазами:

— Сигурд прилип ко мне, как муха к мёду! Ходит хвостиком, вечно судачит о домах, цветах, рыбе, скире, коровах, рыбацких девках и пиве с элем — не затыкается словом. Да, спасибо ему, что не позволяет грустить и плакать о матери и собственной беспомощности, раз даже отомстить не могу, но должна быть мера. Он не слышит меня, Астрид. А Вальгард другой: никогда не станет трепаться, чтобы заглушить тишину. Он позволит услышать шёпот моря, пение птиц, да даже треск тлеющих дров в очаге! Вальгард ценит тишину и мир вокруг, а не ставит себя в сердце Иггдрасиля.

— Сигурд просто боится оставаться в тишине, — предположила я, вспоминая, каким надоедливым может быть Болтун, рот которого скучал по ниткам и иголкам. — Сама подумай: он часто был один в огромном доме конунга, а его вечно беременные мачехи вряд ли думали о чужом ребёнке. Правда, Рангхильд всё же нашла ключ от его сердца.

— Честно? Мне не хочется сидеть и разгадывать тайны и страхи Харальдсона, — Лив плюхнулась на скамейку, проводя ладонью по распустившимся цветам. — Друзья должны уметь слушать и слышать, Астрид. Я с радостью проведу время с Сигурдом, в очередной раз поболтаю об узорах на стенах домов и помогу с советом, если попросит, но ведь в ответ он должен тоже идти на уступки и хотя бы пытаться понимать меня.

Я рассмеялась, поражаясь наивности Лив, которую она чудом умудрилась сохранить:

— Никто тебе ничего не должен. А ещё по себе людей не судят. Да и нашла у кого просить тишины. Пока прямо не скажешь — не поймёт.

Бьёрнсон понуро кивнула и замолчала, погружаясь в размышления. Ветви деревьев скользили по лицу идола Фрейи, в ногах которой пестрела скатерть цветов. Лето выдалось на удивление тёплом, и даже Тор гневался всего три раза, даря благодать. Прохладный ветер дул со стороны фьорда, но терялся под ласковыми лучами солнца.

— Если нравится Вальгард — пускай, только не думай играться чувствами обоих, Лив, — твёрдо произнесла я, заглядывая в хвойные глаза. — Иначе за себя не ручаюсь.

— Ледышка никогда не обратит на меня внимания — будь спокойна, — уныло произнесла Бьёрнсон.

Отчасти она была права: в сердце брата обитала Кейа. Он не рассказывал о ней и всё больше времени проводил с хускарлами, честно выполняя поручение конунга, однако подробностей не знала — брат вечно всё хранил в себе. Единственное, чем он поделился — оказалось, что у отца был главный помощник Матс, подружиться с которым было особенно важно сейчас для Ледышки.

Ивар и Рефил отправились на прошлой неделе по указаниям Харальда. Ярл Змеев должен был явиться дней через семь, и то, как оказалось, наместник порывался сбежать вместе с семьёй, но верные воины вернули его и обещали доставить на Хвивафюльке. От Видара пока что не было вестей: видимо, все затаились, давая время передохнуть.

Ещё немного поболтав с Лив в роще, я решила навестить колдуна, прихватив с собой лифсе и свежих ягод крыжовника, который Эймунд просто обожал. Он вполне легко и быстро влился в нашу семью и часто беседовал с Вальгардом, делясь наблюдениями или рассказывая истории об уголках Риваланда. Иногда колдун подсказывал, как лучше распределить запасы и помогал трэллам с ранами и болями. И мне бы следовало радоваться, благодарить богов за столь приятное и долгожданное счастье, но предчувствие шептало, что расслабляться рано.

Добралась я быстро. Замерев на пороге, постучалась, но ответила только тишина. Однако дверь была не заперта, будто приглашая войти. Дом бывшей возлюбленной брата теперь словно ожил: появились вязанки трав, чаны и горшочки, на столе всегда валялись коренья и ножи, а очаг хранил тепло. Свечи почти догорели до конца, сбитые в кучу шкуры и одеяла громоздились неаккуратной кучей на скамейках. Эймунда не было дома, и, оставив корзину, я решила прибраться, сетуя, что кому-то явно не помешали бы нотации Идэ о порядке и чистоте. Свернув постель и оставив шкуры проветриваться, заметила стопку свитков на небольшом столике близ кровати. Любопытство подсказало осторожно заглянуть в них, но стоило увидеть первые символы, как я нахмурилась: привычными и знакомыми с детства рунами были выведены совершенно непонятные слова. Рисунки изображали рецепт смеси из трав и странных ингредиентов: перо сокола, коготь ворона и человеческий глаз. Мурашки пошли по коже: зачем ему это всё?

— Знаешь, что случилось с двергами, когда они стали задавать слишком много вопросов Одину? — медовый шёпот обжёг кожу за ухом. — Он запечатал Нидавеллир, запретив двергам выходить оттуда, и никто не мог проникнуть туда без ведома Всеотца. За ослушание — смерть.

Я нервно сглотнула: копаться в чужих вещах — непростительная дерзость, но как Эймунд умудрился так бесшумно подкрасться? И стоило ли воспринимать его слова как угрозу? Да и о чём вообще была речь?

— Нидавеллир? — переспросила я, не оборачиваясь. — Никогда не слышала такого названия.

Эймунд тихо рассмеялся, делая шаг назад:

— Неудивительно. — Я обернулась, чуть выгнув бровь в ожидании пояснений. — Нидавеллир — столица Свартальвхейма, замурованная глубоко под землёй вместе с её жителями. О ней мало, кто ещё помнит.

— Кроме, конечно же, тебя, — фыркнула я, закатывая глаза и скрещивая руки на груди. — Ещё скажи, что это утерянная правда, которую ты тоже слышал от какого-то там колдуна непременно в отдалённом уголке Риваланда.

Эймунд вдруг наклонился так, что наши глаза оказались на одном уровне, и прошептал:

— Дерзишь, маленькая недоведущая. Мне нравится.

И он рассмеялся, заставляя меня растерянно хлопать глазами и ловить воздух, потому что, кажется, опять забыла, как дышать. Колдун вальяжно прошёлся до корзины, раскрывая её и тут же закидывая в рот горсть крыжовника.

— Зачем пришла? Соскучилась?

Сплошная насмешка. Он игрался со мной, прекрасно читая как открытый свиток чувства и эмоции. Наверняка видел, как вспыхивал сейд, разгораясь ярче рядом с ним. Поправив косу, будто прогоняя мысли, встала напротив:

— Где ты был два дня?

— Дела, — отмахнулся он, опираясь локтями на стол позади и закидывая ногу на другую. — Лучше скажи: смогла прочувствовать все эмоции Торви с браслета или провозилась с Лив?

Пару дней назад Эймунд отдал мне браслет, что Харальд подарил колдуну, и велел распознать все воспоминания, которые тот хранил в себе. Но сколько бы я не крутила золотой ободок, ощущала только горечь и злость.

— Она была обижена, когда вернула браслет обратно, — отчиталась я. — Не вижу той любви, о которой ты говорил.

— Видишь, просто не понимаешь, — отозвался он, маня рукой сесть рядом. — Вот, возьми и расскажи, что чувствуешь, — колдун снял с пальца золотое кольцо, которое носил крайне редко, и вложил в мою ладонь.

Как Эймунд учил, закрыла глаза, прислушиваясь к сейду. Он, будто река, разливался повсюду и наполнял всё собой. Эймунд переливался искрами огня, что согревал, словно в ненастный день; дом по-прежнему хранил отголоски травницы, сверкающей зеленью растений и пахнущей цветами, а себя я упорно видела в мерцании Полярного сияния. Сосредоточившись, обратилась к кольцу: оно было тёплым, как и его владелец, но в то же время от него веяло холодом, царапающим и глубоким, словно вода медленно промерзала всё глубже и глубже. Контролировать дыхание, позволить сейду убаюкать меня на невидимых качелях и принять его — шаг за шагом следовала наставлениям. И вдруг перед глазами замерцали образы: плеск воды в гроте, мужчина с рыжими волосами кричит на кого-то, а после душераздирающий вопль и запах обгорелой плоти. Боль — невыносимая и уничтожающая. Я погибала, сгорала заживо. Воздух резко стал тяжёлым, я не могла сделать и вздоха, как Эймунд притянул к себе и, поглаживая по волосам, прошептал:

— Тише, недоведущая. Ты здесь, со мной — в безопасности. Никто не тронет тебя.

Меня пробила дрожь. Ужас и страх были настолько велики, что трясло, словно в припадке. С этим кольцом явно что-то было не так: слишком мрачная и злая история.

Эймунд осторожно опустил меня из объятий и протянул бурдюк с водой, ловко надевая кольцо обратно на палец.

— Откуда оно у тебя? — прохрипела я, сделав глоток.

— Долгая история, расскажу в другой раз, — и снова напускное спокойствие, будто всё это пустяк и ничего более. — Важнее иное: ты ощущаешь и концентрируешься на самых сильных воспоминаниях и эмоциях, однако есть и иные — более глубокие. Тоже самое с браслетом Торви: да, она злилась, когда возвращала его, точнее швыряла в ноги Харальду, но была и радость, ведь это свадебный подарок. Попробуй ещё раз.

Кивнув, я отложила бурдюк и вытащила из сумки браслет, пытаясь заново окунуться в сейд. Тело ещё дрожало, помня прошлый опыт, но нужно было перебороть себя. Вдох-выдох, и так по кругу, пока вновь не различу переливы колдовства. Время замерло, оставляя наедине с сейдом и воспоминаниями, хранящимися в браслете. Торви швырнула его в ноги Харальда, когда он женился на Рангхильд. Злоба, отчаяние и слёзы душили её в тот момент, пока она кричала и оскорбляла мужа, проклиная его. Я нахмурилась: слишком яркие образы не позволяли погрузиться в ранние воспоминания.

— Не ломай сейд и не наседай, а позволь ему провести через все оттенки чувств к нужному тебе образу, — наставлял Эймунд, и я слушалась, не желая нагло вторгаться в магию, как это делала Тьодбьёрг.

Расправив плечи, постаралась расслабиться и дышать спокойнее. Торви злилась и злилась, нервничала, постоянно стискивая браслет в руке, и часто бросала его, обливаясь слезами, а затем вновь надевала и верила в счастье с конунгом. Я вдруг ощутила едва заметную надежду, что теплилась в её сердце, но больше было отчаяния и боли. Не думая сдаваться, попыталась снова, хмурясь и закапываясь всё дальше в воспоминания. Голова начала болеть, но я упорно игнорировала её, ища сокрытое. Сейд сверкал всё ярче и ярче, а браслет начал жечь, однако терпела, и старания были вознаграждены: увидела, как Харальд надевал Торви на руку браслет, а она, молодая и украшенная цветами и рисунками, стояла напротив, радостно улыбаясь. Сердце её полнилось желанием и предвкушением, а в душе господствовало счастье. Как же сильно это воспоминание противоречило последнему.

Я резко распахнула глаза и будто вынырнула из-под воды, вновь начав задыхаться и заставляя Эймунда досадливо цокнуть:

— Ну кто так резко отпускает сейд? — возмутился он. — Ты же состоишь из него и просто берёшь взаймы энергии. Если так бросаться сейдом, то кровь пойдёт из носа или вообще в обморок упадёшь.

Я осушила бурдюк и протянула ему браслет обратно:

— Как умею, так и делаю, — огрызнулась. — Почему браслет так обжигает? Я делаю что-то неправильно опять?

Эймунд покачал головой, лениво растягивая слова:

— Нет, всё так. Просто надо больше практиковаться и научиться принимать сейд вокруг себя всегда, а не только тогда, когда тебе угодно. Ты же не хочешь повторять путь Тьодбьёрг?

— Нет, — честно призналась я. Вёльва предпочитала держаться от меня подальше и ни разу больше не предпринимала попытки заговорить, что несомненно радовало. — Ты сказал, что у тебя были дела. Не поделишься?

Эймунд вдруг наклонился и щёлкнул меня по носу:

— Любопытная, все тайны миров узнать хочешь? А что, если правда тебе не понравится?

Я замолчала, не зная, что и сказать. Колдун имел право на тайны: вдруг он проводил время в утехах? Глупая Астрид! Разве можно о таком спрашивать взрослого человека и надеяться получить правдивый ответ? От стыда хотелось провалиться под землю. А что, если я пришла, а он здесь развлекался бы с какой-нибудь девицей, и тогда… Щёки запылали. И о чём только думала? Нужно быть осторожнее и не врываться в чужие дома. Я покосилась на убранные вещи и едва не застонала от досады, рисуя весьма постыдные образы.

— О чём задумалась, Златовласка? — елейно подшутил Эймунд, заставляя прикусить щёку. Он ведь опять наверняка слышал мои мысли и теперь удумал играться. Не знаю, чем закончилась бы наша перепалка, если бы в дверь не постучали и в дом не вошёл бы Вальгард.

— Рад, что встретил вас обоих, — коротко произнёс он, усаживаясь на противоположную скамейку. — Близкий соглядатай Харальда доложил, что в одале недалеко от Края десяти водопадов ошиваются подозрительные воины, а стоянка их где-то в горах — до куда он смог проследить. Как мы с тобой вчера и обсуждали, Эймунд, конунг клюнул и решил использовать нас в качестве живого щита. Матс подтвердил: там действительно готовят засаду.

— О чём речь? — я непонимающе переводила взгляд с одного на другого.

— А это те самые дела, о которых ты переживала, — подмигнул колдун, заставляя покраснеть то ли от смущения, то ли возмущения.

Вальгард усмехнулся, видя мою реакцию, и сжалился:

— Вчера мы обсуждали с Эймундом возможное развитие событий. Наше признание о посвященности в дела Дьярви очевидно всем его дружкам, однако не стоит думать, что конунг столь беззащитен — верная охрана у него всё же есть. Тем не менее подельники отца разделились на два лагеря: одни хотят убить Сигурда и продолжить дело прошлого хэрсира, а вторые решили затаиться. Этим со мной поделился Матс, решив, что со мной лучше откровенничать и сотрудничать, чем перерезать глотку при удобном случае.

— Хочешь сказать, что он признался тебе в заговоре? — удивилась я, неверяще поднимая брови. — Столько времени молчали, а теперь резко подобрели и решили защитить Сигурда, которого сами же хотели убить? Не верю.

Эймунд наклонил голову, одаривая пристальным взглядом:

— Ты не представляешь, на что люди готовы пойти, чтобы остаться в живых. Власть поменялась, и теперь им не за что бороться. Точнее: умер их лидер, а Убба для многих неизвестная тень, и кто знает, что он задумал. Матс и ему подобные доверяли Дьярви, но теперь он умер и его планы не имеют значения. Убба может подставить Харальда, стать новым правителем, как и задумывалось, а дальше-то что? Первым делом он избавится от тех, кто знает лишнего и бывших пособников, чтобы не смели больше разжигать костров восстания и войны. Думаешь, местные воины этого не понимают? Ещё как осознают и пытаются выжить. Поэтому любезно намекнули новому хэрсиру, с которым легко договориться, что в горы Сигурду лучше одному не соваться, а то вдруг какая-нибудь милая с виду аскефруа окажется убийцей в тени?

— Я поделился этими соображениями с Харальдом, — продолжил Вальгард, удобнее усаживаясь на скамейке. — Поэтому завтра отправляемся в край водопадов: я, Эймунд, ты, Лив и Сигурд. Нападать открыто на дороге они побоятся — не смогут объяснить столько жертв. А вот соблазн убить уставших после дороги путников — всё же может оказаться велик. Тогда-то и попытаемся поймать их.

Я сомнительно протянула:

— Ты действительно веришь, что это поможет избавиться от предателей? — Вальгард обнадеживающе пожал плечами, совершенно не внушая доверия. — М-да, — скрестила руки на груди. — Отлично. План надёжен как обещания Локи.

Эймунд громко расхохотался, что аж согнулся пополам и краснея от приступа. Однако я ничего смешного в словах не видела: им бы, наоборот, продумать все до мелочей, а они сидели с видом знатоков и великих стратегов, желающих использовать Лив в качестве живого щита. Моя смерть и Эймунда никого не огорчит, да и беспокоиться некому: слова Этны не воспримут всерьёз. А вот Бьёрн наверняка не простит и решит разобраться с гибелью дочери и не успокоится, пока не разобьёт головы виновных об камни.

— Понимаю, что ты не в восторге, — вкрадчиво проговорил Вальгард, бросая косой взгляд на колдуна, что осторожно пил воду, пытаясь отдышаться. — Однако иного плана мы не придумали, а сидеть со сложенными руками — удел трусов. Возможно, нам удастся спугнуть и Видара, и тогда ещё меньше проблем, а после допросим ярла Змеев, и приблизимся к Ролло и его смерти. Ты не любила Дьярви, но он растил тебя и заботился, так что помоги отомстить убийце моего отца.

— Тем более, что Ролло когда-то убил и твоих настоящих родителей, — прохрипел Эймунд, задевая за живое. Мы встретились взглядами: он слишком хорошо меня знал, понимал и умудрялся манипулировать — нечестно, ведь мне такой власти никто не давал.

Дальнейший вечер прошёл в обсуждении плана и подготовки к поездке, которой неслыханно обрадовалась Лив. Она чуть ли не танцевала и не пела от радостной вести, что на день рождение её ждёт приключение. Пыл Бьёрнсон припустил Вальгард, который действовал на неё, как кот на мышку: Лив тут же замерла и вникала каждому слову, преданно заглядывая в глаза брата, что я еле сдерживалась, чтобы не фыркнуть. Поняв, что весельем от поездки не веет, Бьёрнсон немного остыла и стала осмотрительно натирать мечи и ножи, а позже велела и мне присоединиться. Этна, видя наши сборы, засуетилась у очага, готовя еды словно на отряд из сотни людей, но, учитывая аппетит Болтуна, о большей части припасов можно было забыть.

На рассвете отряд из двадцати человек отправился в сторону Края десяти водопадов. Большинство воинов были мне знакомы: кто-то часто гостил у отца, иных же видела на тренировках или похоронах. Матс, главный из них, был крупным мужчиной с выбритой головой, покрытой татуировками. Глаза его смотрели злобно, и становилось не по себе. Я не доверяла ему, как и всем остальным. Каково им было отправляться с нами, ведь они, по сути, выходили на охоту за своими же товарищами и предавали идеи Дьярви? Или же это всё игра, а нас вели на убой, будто послушных и доверчивых животных? Конечно, среди хускарлов были и выходцы из личной охраны Харальда — я их видела впервые, но Сигурд вполне мирно перебрасывался с ними словами и казался спокойным. И, может, поводов для переживаний было крайне мало. Эймунд вальяжно расселся на лошади, как только мог, и перекатывал меж пальцев своё кольцо, игриво подмигивая. Вальгард ехал впереди отряда и беседовал с воинами, а Лив с луком за плечами следовала за ним попятам и внимала каждому слову. Видимо, нервничала только я одна, бросая взгляды на небо, пытаясь увидеть Ауствина, что давно улетел куда-то вдаль.

Лето преобразило округу, наряжая её, будто девицу перед свадьбой в самые яркие и красивые одежды. Высокая трава мерно качалась от дуновения морского бриза, цветы пестрели и благоухали, приглашая пчёл отведать нектар, и всюду порхали бабочки, шелестя крыльями прямо у лица. Солнце разогнало все облака и гордо взбиралось на небосвод, пробуждая природу и одаривая теплом каждый уголок. Мы свернули с широкой дороги после поста у Одинокой башни и взяли круто влево, петляя по змеиной тропе к одалам, расположенным у подножья Тролльтинд. Никогда прежде не бывала в этой области Хвивальфюльке, а потому глазела по сторонам, не желая упускать ничего. Склоны сменяли друг друга, словно дети играли в догонялки, высокие ели и ясени покачивались на ветру, пока на их тонких зелёных ветвях щебетали птицы, подкармливая потомство в гнёздах. Пугливо в сторонке две лани жевали траву, озираясь на нас и готовясь в любой момент сбежать, однако охотиться никто не собирался. По крайней мере пока что, хоть я надеялась и вовсе избежать этого жуткого зрелища.

Худой забор защищал путников на крутых подъёмах, пока дорога изворачивалась на горных выступах. Одинокие пастухи отдыхали на полянах вместе со стадом и собаками, что резвились у ног хозяев. Несколько гружённых тележек катились нам навстречу, сотрясая тишину грохотом колёс об камни. Иногда в сторонке у дороги встречались разрушенные сараи и сломанные бочки, ящики, среди которых виднелись и кости — жертвы грабежей или же нападения хищников. Ромашки терялись среди буйства вереска, колокольчики с ирисами разбегались в разные стороны, и впереди высился грозный пик горы. Вершина её была усыпана елями и снежным одеялом, в которое Тролльтинд куталась, не признавая тепла. Горные узкие реки обтачивали камешки, устремляясь к морю, словно заблудившиеся дети к матери. Лошади потеряно топтались подле берегов, ожидая появления всадников, однако брошенная стоянка намекала, что они никогда больше не вернутся.

— Можем ли мы забрать их с собой? — предложила Лив, видимо, разделяя мои мысли и переживания.

Вальгард покосился на Сигурда, ожидая решения, и только после его согласия воины осторожно приблизились к брошенкам. Повстречали ли их хозяева хищников, стали ли жертвами грабежа или простой неосторожности — знали только Норны и сейд, что помнил каждого. Я украдкой посмотрела на Эймунда, будто спрашивая разрешения, но он только покачал головой: колдун переживал, что придётся потратить много сил, если вдруг на нас решатся напасть. Однако пока что всё шло тихо. Даже слишком тихо, чтобы поверить в правду. Дорога разделялась на тропы, порезанные глубокими следами телег и утоптанные шагами сотней ног и копыт, но мы двигались дальше прямо, приближаясь к Тролльтинд.

Ноги порядочно затекли, но я молчала и благодарила своё упрямство: утром долго спорили с Лив, что лучше надеть в дальний путь. Победил мой хмурый взгляд и рубахи со штанами, а не платья с их длинными подолами — Бьёрнсон, по всей видимости, хотела покрасоваться перед Ледышкой. Вот только сидящая в непонятной позе девица — мало кого впечатлила бы, разве что дала бы повод для смеха. Вальгард с Эймундом неизменно отдавали предпочтения синим и зелёным рубашкам с вышивкой и чёрным штанам и сапогам, будто отрицая наличие других цветов. А вечно богато разодетый Сигурд сегодня неожиданно облачился в бордовую рубаху и угольные штаны, не украшая себя ни яркими красками, ни золотыми кольцами. И единственное, что нас всех объединяло — кольчуга и наручи, от которых было невыносимо жарко, но выбора не было.

Сигурд неожиданно пустил лошадь подле меня, заговорщицки наклоняясь:

— Вальгард говорил, что ты теперь опасная ведущая, которая с лёгкостью может прикончить на месте. Это так?

Я прищурилась: как же говорил ему брат — наверняка опять сплетни собирал, как девки, стирающие бельё, но вслух сказала лишь:

— Проверить хочешь? А выдержишь ли?

Сигурд лукаво улыбнулся, принимая вызов и протягивая ладонь:

— Шептались, будто ты умеешь обжигать одним прикосновением. Покажешь старому другу, чему научилась?

Закатила глаза от досады: значит, источником его сплетен стала или Сигрид, или стражники, что видели наше с ней столкновение, или же Тьодбьёрг, которая наверняка могла нашептать Рангхильд небылиц. И почему у всех языки вечно страдают от чесотки?

Желая подшутить над Сигурдом, я стиснула его ладонь и велела закрыть глаза, чтобы не мешал. Хотела лягнуть его лошадь и отправить вперёд, как вдруг Харальдсон недовольно процедил:

— Странная твоя магия, Златовласка. У меня от неё нога зудит.

— Конечно, чешется, — насмешливо проговорил сзади Эймунд. — У вас по ней уж ползёт.

Сигурд в ужасе распахнул глаза, вырывая руку, и принялся стряхивать с себя невидимую змею, что оказалась колючками репейника. Дружный смех пронёсся по округе, заставив Харальдсона поджать губы и раздражённо фыркнуть:

— Посмотрите на них: весело им надо мной издеваться! А если бы это была реальная змея, а?

— Ты бы справился с ней в один взмах сапога, — усмехнулся Вальгард.

— Только смотри, чтобы сапог не улетел от твоих брыканий, — добавила Лив, всё ещё хихикая.

И пусть слова её были смешны, я явно ощущала досаду и обиду, которые испытывал Сигурд. Наверняка, он хотел бы, чтобы Бьёрнсон ехала подле него, но она упорно избегала его и держалась рядом с братом. Пара слов, которые она соблаговолила сказать, были для Харальдсона словно кость для голодной собаки. Я сочувствующе посмотрела на Болтуна, но наткнулась на недобрый прищур.

— Ты изменилась, Астрид. Стала более дерзкой, хотя, казалось, куда ещё больше, — процедил он ядовито, словно я была виновата в шутке Эймунда. — На сей раз в случае опасности не упадёшь в обморок?

Подло. Не ожидала от него такой низости, учитывая, сколько раз Харальдсон голосил о нашей дружбе, а теперь разбрасывался такими фразами. Пока перебирала варианты более колкой фразы, Эймунд надменно произнёс, подъезжая к нам:

— В прошлый раз рядом с ней не было меня. На сей раз волноваться нет причин. Впрочем, Астрид и без моей помощи запросто теперь опалит чью-нибудь смазливую морду, которую не учили держать язык за зубами.

Сигурд хмыкнул и толкнул лошадь вперёд, стараясь держаться подальше от колдуна, который вмиг стал серьёзным и собранным. А я терялась в мыслях и чувствах: с одной стороны, за меня заступились, будто что-то значу для Эймунда, но с другой — обиды Сигурда сейчас были ни к чему. Один неосторожный шаг позволил бы воинам напасть и разделаться с нами на месте, но они отрешённо держались рядом, будто не обращая внимания. Я прикрыла глаза, пытаясь ощутить эмоции Матса, который казался подозрительным.

— Не переживай, я контролирую, — раздался голос Эймунда в голове. — Не напрягайся, недоведущая. Твой сейд нам понадобится позже.

Внешне невозмутимый, а всё же заботливый. Вот только слова его пугали: значит, колдун готовился к нападению врагов.

Кони резво скакали по дороге, приближаясь к нужному одалу. Мы повернули вправо, оставляя позади крутой спуск вниз — видимо, одна из тех дорог, что вели к морю и тем самым поселениям, откуда поступали грузы Дьярви. Вальгард не задержал на тропинке взгляда и уверенно вёл лошадь вперёд, попеременно переговариваясь с воинами.

Солнце минуло полдень, когда мы добрались до поселения, где нас точно не ждали. Суета, паника и недоверие скользило по тридцати лицам, что жили здесь и глазели, плюясь в спины — обычная реакция на неожиданный визит правителя или его приближённых. Однако местный бонд тут же забегал и принялся прислуживать, предлагая свой дом для ночлега. Впрочем, за язык его никто не тянул, так что Вальгард отдал приказ воинам оставаться обустраиваться. Не знаю, было ли это частью их хитрого плана, в который, видимо, Сигурда всё же посвятили, но он громко проголосил о желании отправиться на водопады прямо сейчас, иначе зачем вообще было забираться в такую даль. Вальгард для вида возмутился, но всё же уступил, и впятером мы двинулись к водопадам в сопровождении нескольких воинов, под руководством Матса.

Подножье Тролльтинд изрезано каменными ступенями, словно ведущими в чертоги богов. С их высоты и спускались бурные потоки водопадов, что сменяли друг друга каскадами разной высоты, а затем сливались в быструю реку. Десять водопадов — условное название самых крупных из них, однако вся округа была окутана переливами шума и скрывала в себе множество гротов и пещер, как рассказывал Вальгард. Мы с Лив постоянно оглядывались, любуясь природой, утопающей в грохоте стихии. Наконец Сигурд вывел нас к своему излюбленному месту: поток разбивался внизу, однако от брызг и буйства защищали камни, служившие порогом, с которых медленно переливалась вода, а на покрытых мхом берегах росли деревья. Их ветви вместе с зарослями кустарников служили завесой и тенью, но солнце не видело в них преграды, согревая воду.

Сигурд побросал вещи и, нисколько не стесняясь, разделся и сиганул купаться, обрызгав Вальгарда, однако брат не отреагировал.

— Если стесняетесь, я мигом вытащу его из воды, — произнёс он. Ледышка посматривал на воинов, что топтались у берега и не решались присоединиться к плаванию.

— Всё нормально, — отмахнулась Лив и стянула сапоги, закатав штаны и устраиваясь на берегу. — Я не собиралась купаться, а вы отдыхайте. Сигурду полезно размять свои старые кости.

Харальдсон тут же выпрямился во весь рост, зачесывая мокрые пряди назад и сверкая единственной татуировкой:

— Ледышка старше меня будет так-то, да и сегодня твой день рождения: глядишь, скоро и ты старой станешь. Разговоры о свадьбе точно не минуемы.

— Ну о твоей не зарекаются: кто пойдёт за такого дряхлого старика, как ты, — отмахнулась она, отворачиваясь.

Воины усмехнулись и, сложив оружие, решили тоже искупаться в сторонке, демонстрировали доверие и соглашаясь играть по правилам брата. Я огляделась, пытаясь понять, куда делся Эймунд, который не проронил ни слова с въезда в одал, и заметила его за завесой ветвей ивы. Он стоял и сосредоточенно размышлял, глядя перед собой. Озорство подначивало столкнуть его в воду и хихикать, упиваясь видом барахтающегося колдуна: вся спесь точно смылась бы в воде. Вальгард поймал мой взгляд и едва заметно кивнул, будто давал согласие. Он никогда не спрашивал ни о чём, но явно догадывался, что творилось в моей голове, и одобрял, позволяя рухнуть в омут с головой. Вот только, что, если я ошибусь? Залечит ли время раны, или сердце навсегда окажется разбитым? «Если не попробуешь, то и не узнаешь», — так говорила Линн. Меж тем Вальгард стянул одежду, тоже заходя в воду, будто бы расслабляясь и не ожидая засады, и стал шутить с Лив.

Стараясь быть незаметной, я осторожно подкралась к иве, предвкушая маленькую шалость и хихикая про себя. Но стоило только подойти, как замерла: Эймунд уже успел раздеться и стоял по пояс в воде, умываясь. Длинные волосы он собрал в хвост, открывая широкую спину, которая была покрыта татуировками. Позвоночник украшала руническая надпись на неизвестном мне языке, вегвизир располагался у линии шеи, устрашающие змеи и волки покрывали лопатки, несколько агисхьяльмов и многочисленные узоры, сплетающиеся воедино и уходящие на плечи — все эти символы скрывала одежда, и даже когда я ухаживала за колдуном, то не видела их, ибо омывал его всегда Вальгард.

— Нравится? — насмешливо бросил Эймунд, не поворачиваясь. Он игрался мной, подталкивая ступить на крутую дорожку чувств, а я стояла и глазела, гоня мысли, чтобы прикоснуться к узорам, которые наверняка таили в себе сейд. Так нельзя. Неправильно.

— Нет, — прервала тишину, качая головой. Не хочу попадать в эту ловушку, как бы она не манила.

— Маленькая лгунья, — Эймунд обернулся, улыбаясь уголками губ. — Много думаешь, изводишь себя и не замечаешь очевидного.

Я скрестила руки на груди, делая шаг вперёд.

— Нужно просто довериться тебе?

Эймунд тихо рассмеялся:

— Недоведущая, доверять никому нельзя. В особенности таким, как я.

Но я верила и вверяла себя. Пускай, сгорю в пламени Эймунда, но позволю себе забыться хотя бы на короткий миг. Украду его у Норн, пока сюда не заявились воины, желающие нас убить.

Я неловко переступила сапоги, стягивая чулки и снимая наручи с доспехами. Оставляя только нижнюю рубаху белоснежного цвета, доходившую до середины ягодиц, осторожно вошла в воду, покрываясь мурашками. Эймунд улыбнулся, протягивая ладонь, и стоило только пальцам соприкоснуться, как окутало его тепло.

— Астрид, — он покачал головой, будто сокрушаясь. — Увидь сейд и слейся с ним воедино. Позволь магии окутать тебя.

Его бездонные глаза — зеркало окружения, сверкающее переливами энергии. Помогло ли его прикосновение или же я сама смогла, но всё вдруг заиграло другими красками: порхающие бабочки, разносили тоненькие белые ниточки куда-то вдаль, трава, цветы, ветви и вода — природа жила и сверкала сейдом. Я нерешительно протянула ладонь, пытаясь коснуться его, и он ответил, чуть щекоча пальцы уже знакомой силой. Улыбка сорвалась с губ: всё связано между собой, и мы лишь маленькие частицы перед всеобщим могуществом. Ощущали ли себя так боги, или же они были значимее, сильнее? Страшил ли Одина сейд?

— Шумная даже в мыслях.

Эймунд медленно выдохнул, осторожно прижимая ладонь к моему лицу. Я застыла, боясь пошевелиться и оттолкнуть его, но колдун будто и не собирался отстраняться, аккуратно очерчивая контур губ подушечкой пальца. Если у погибели и безумства есть глаза, то я смотрела прямо в них и падала в пропасть, из которой больше не выберусь никогда.

Эймунд усмехнулся и припал к моим губам, нежно удерживая за голову. Вторая рука стиснула талию, впиваясь пальцами в мокрую ткань и сбивая дыхание. Десяток эмоций пронёсся в голове, путая и смущая. Несмело ответила на его пылкость, осторожно прикасаясь рукой к плечу и отвечая на поцелуй. Эймунд отстранился на миг, но я вновь потянулась к нему, заставляя колдуна улыбнуться. Новые ощущения: будто узнавала себя снова и снова, благодаря его движениям, откровениям и нежности, сменяющей пылкость и внутренний огонь, что пылал внутри него. Мысли исчезли из головы, и остался только наш сейд, сливающийся воедино.

Чужая энергия разрушила идиллию: страх смешался со злостью, вытесняемую отчаянием. Эймунд резко прижал меня к себе, вскидывая руку, и огненный шар сорвался с его пальцев, устремляясь влево. Пронзительный крик пронёсся над поляной, предупреждая всех об опасности.

— У нас гости! — прокричал колдун, рывком вытаскивая меня из воды. — Держись рядом! — приказал он, создавая ещё один пылающий шар.

Отряд разукрашенных предателей выскочил из-за камней и деревьев, бросаясь в бой. Сигурд с громким кличем ринулся вперёд, размахивая топором. Зазвенела сталь, Вальгард отдавал приказы воинам и Лив, которая бросилась в сторону, натягивая тетиву. Стрелы тут же взлетели в воздух, ища свои цели. Как и говорил Вальгард, предатели не упустили возможности напасть на уставших путников, что решили отдохнуть — его план сработал. Брань срывалась с губ, шипение и клич «за Дьярви» — там, за ивами, шло сражение, пока Эймунд отбивался от остальных воинов, зажимающих нас в кольцо. А я стояла позади колдуна, заворожённо смотря на срывающееся пламя и понимая, что он не человек. Ни одному колдуну не было бы под силу такое.

— Астрид, сзади! — рявкнул Эймунд, приводя меня в чувства и заставляя пригнуться, однако воин проворно отскочил в сторону от пылающего шара и замахнулся топором, целясь в голову.

Мгновение на решение, и я стиснула кулаки, цепляясь в сейд: справлюсь. Контролировать дыхание и мысли. Представила, как земля дрожит у нас под ногами, как рушатся камни, и воины падают, крича от боли. Чёрные, золотистые и синие нити сейда сплетались воедино, и я выставила руки вперёд, словно бросала во врагов валуны один за другим и хоронила их живьём, лишь бы больше не слышать их мерзких голосов. Сейд пульсировал в ладонях, норовя вырваться наружу, и, не встретив преграды, обрушился на воинов. Глаза ослепила яркая вспышка, и в следующий момент силы резко оставили меня.

Голоса доносились словно из другого мира. Эймунд удерживал меня, помогая сесть, а напротив спорили Вальгард и Сигурд. Шестеро пленных стояло на коленях, едва держась: мечи и топоры оставили на них глубокие раны, у одного стрела торчала из плеча, а другие пугали ссадинами и царапинами, от которых не осталось и живого места. Лив бинтовала ногу, и ткань тотчас окрашивалась в багряный.

— Перенапряглась, — Эймунд поджал губы, отдавая мне платок. — Кровь из носу хлещет — неугомонная.

Голова кружилась, но я осторожно поднялась, вытираясь и замечая, что все даже успели одеться — даже меня привели в достойный вид. Сколько же провалялась без сознания, слабачка? Стоило встать, как перед глазами всё потемнело, и рвота обожгла горло, однако сдержалась, разглядывая округу, что превратилась в сплошной хаос: всюду валялись ветки, раскрошенные камни и глубокие борозды вспахали землю. Ошарашенно взглянула на Эймунда, но он лишь подмигнул и кивнул на спорящих. Подле них стоял Матс и его хускарлы, поглядывая на бывших товарищей с тоской и болью. Их некогда верный союз теперь распался, и каждый сделал свой выбор.

— Они посмели предать меня и напасть! — вскричал Сигурд. — Это переворот и неслыханная дерзость, за которую полагается медленная казнь. Да им всем надо вспороть животы и подвесить на деревьях вместе с уже сдохшими, чтоб остальным было неповадно.

Вальгард покачал головой:

— Они сдались, Сигурд. Их и без того ждёт позор, а большинство не доживёт и до утра. Что толку от трупов, висящих здесь, в неведении от остальных?

— А ты что же предлагаешь оставить их в живых?! Ты кем себя возомнил, а? Предательство конунга — одно из самых страшных преступлений, а ты хочешь их оставить и позволить им умереть лёгкой смертью? Неслыханная дерзость!

— Истеришь как баба, — усмехнулся один из пленных, и Сигурд молниеносно вонзил ему кинжал в глаз, проворачивая лезвие. Лив испуганно вскочила на ноги, закричав, но Харальдсон едва ли обратил внимание.

Вальгард резко толкнул друга, заламывая руку и отпихивая от пленных подальше. Изуродованный покачнулся и рухнул на землю, заставляя прочих взглянуть на Сигурда со столь ярой ненавистью, что сейд окрасился в чёрный.

— Что ты творишь?! — сурово рявкнул Вальгард. — Совсем обезумел? Немедленно возьми себя в руки.

Сигурд расхохотался.

— Ты смеешь мне указывать? Ты, верная шавка, что лижет сапоги моего отца, думаешь, сможешь чего-то достичь? Надеешься, раз увёл у меня девку, так теперь сможешь и трон забрать? Он мой по праву, а ты лишь подстилка для конунга!

Мерзавец. Уничтожу. Я стиснула кулаки, чувствуя пульсирующий вокруг сейд. Один удар, и Сигурд захлопнется раз и навсегда. Эймунд предостерегающе стиснул моё плечо, но тут вперёд вышла Лив, натягивая лук и направляя его на Болтуна:

— Закрой пасть, или я убью тебя.

Сигурд оскалился: от него веяло такой болью, что сводило зубы, но сильнее в нём плескалась ярость, не угасшая после сражения и изводящая его.

— Что, уже успела переспать с ним?

Удар Вальгарда пришёлся Сигурду в челюсть, заставив того заткнуться и завалиться на скользкую траву. Он с ненавистью посмотрел на брата, и я невольно подалась вперёд, готовясь ринуться на защиту.

— Сигурд Харальдсон, за публичное унижение женщины тебе полагается десять ударов плетью, — холодно произнёс Вальгард. — Матс, свяжите наследнику руки и отнимите оружие, если не отдаст сам. Ты, — обратился он к одному из хускарлов, — забери наши вещи и пригони лошадей к отдалённой сторожке, что встретилась по пути — заночуем там.

Сигурд гадко рассмеялся, позволяя связать себе руки:

— Кем ты себя возомнил, Ледышка? Думаешь, один удачный план, и ты теперь лучше всех, да?

Вальгард обернулся, и в глазах его сверкнула такая сталь, что мне стало не по себе:

— Я — хэрсир. И ты подчиняешься моим приказам, старший хускарл. — Сигурд отвернулся, ядовито улыбаясь, а брат устало повернулся к нам: — Эймунд, отведи девушек в сторожку и позаботься об их ранах, пожалуйста. Мне жаль, что вам пришлось пережить всё это.

Лив наконец опустила лук и осторожно спросила:

— Что ты собираешься делать?

Вальгард вытащил меч и, взглянув на лезвие, произнёс:

— То, что должен каждый хэрсир, когда верные люди предают его — карать.

Я не запомнила ни дороги до сторожки, ни той ночи. Эймунд залечивал рану Лив, тратя последние силы, а я раскладывала тюфяки для сна и грела на очаге воду, взятую из горного ручья. Еда не приносила вкуса, разговоры не клеились. Бьёрнсон, поблагодарив колдуна за спасение, провалилась в беспокойный сон, а я устроилась рядом с Эймундом на пороге сторожки, глядя на звёзды и ожидая прихода брата и Сигурда. Сначала хотела ринуться за ними, ибо времени прошло уже не мало, но меня удержали со словами: «Так надо». Мокрая наша одежда покачивалась на ветках, а тёплые плащи согревали и будто защищали от пережитого ужаса.

— Я горжусь тобой, — тихо произнёс Эймунд. — Ты справилась и показала, кто тут истинная заклинательница сейда, а теперь, пожалуйста, спи.

Он легко коснулся губами моего лба и отвернулся к небу, на котором мерно мерцали звёзды. Ауствин, пропадающий всё время неизвестно где, мягко опустился на ветви дерева и внимательно посмотрел на нас, сверкая глазами.

— Ты ведь не человек, да? — прошептала я, заставляя Эймунда усмехнуться. Время шло, а он всё молчал, и сон одолевал сильнее и сильнее, убаюкивая меня на плече колдуна.

Утро встретило нас тучами и мелким накрапывающим дождём, под который и пришлось возвращаться домой.