Предвестники конца: Развеивая золу

Глава 16

Музыка кончилась, и я поклонился Гулльвейг, проводив её до места. Фрейр не упустил возможности посмеяться над сестрой. Вернувшись к своим друзьям, я застал их в дурном расположении духа, но вмешиваться не стал.

Пир пошёл своим чередом: скальды восхваляли всех богов, трэллы еле успевали убирать пустые тарелки, а тир танцевали, развлекая. Шутки, сплетни и многозначительные взгляды — всё в один миг наполнило залу, пока я наблюдал за гостями. Они мало с кем общались из асов, и даже трэллы старались держаться от них в стороне. Фрейр ухаживал за сёстрами и подавал им еду, обмениваясь шутками с Фреей, а младшая напряжённо всматривалась в толпу, как вдруг она перевела взгляд на меня и довольно оскалилась — так хищник приветствует добычу, однако я сдаваться не собирался. Наконец Гулльвейг кивнула и отвлеклась на сестру, а меня в плечо толкнула Сиф, призывая есть.

— Ты что, так пялишься? Умудрился влюбиться за один танец? — прошептала она.

— А ты уже сосватать решила? — подмигнул я, отпивая эль.

Сиф брезгливо отодвинулась от чавкающего Тора:

— Союз асов и ванов заключать, увы, не тебе, Локи. Жребий уготован кому-то более значимому, — она украдкой взглянула на Одина.

Ничего удивительного — всё самое лучшее доставалось всегда только одному асу. Интересно, как к этому отнесётся Фригг? Наверняка будет истерика, а морщин прибавится. Бедному Бальдру опять придётся утешать свою мамашу и одаривать её каждый день ирисами, отвлекая от слёз.

— Ещё один символ единства асов и ванов… — протянул я, смакуя эль. — А потомство будет? Если да, то у Хеймдалля будет очередная истерика.

— Зато с тобой помирится, — неожиданно буркнул Тор, вгрызаясь в утку. Он редко слушая нас с Сиф, называя сплетниками.

— Просто будь осторожен, Локи, — предупредила Сиф. — Любопытство всегда дышит тебе в спину, но не испытывай удачу и постарайся держаться от ванов подальше. В особенности, от Гулльвейг — у неё даже имя из всех прочих выбивается.

В голове пронеслась шальная мысль: я тоже выделялся из всех знакомых мне асов и внешним видом, ибо был слишком худощав и высок — Тор ненамного превосходил меня, и способностями — в отличие от асов я мало уставал от использования дара иллюзий. Силач мог сотворить грозу и молнии так, чтобы залило добрую часть Асгарда, но после бы кровь рекой хлынул из его глаз и носа. И так было с каждым асом, кто мог колдовать: магия отнимала у них слишком много сил, но не у меня.

В середине пира Один неожиданно встал и призвал всех к тишине — одного его жеста хватило, чтобы толпа покорно замолчала и почти одновременно уставилась на него. Однако вместо него всеобщим вниманием завладела Фрейя. Она грациозно вышла на середину залы и протянула Всеотцу длинный свёрток из сукна с вышивкой и перевязанный кожаным шнурком.

— Народная мудрость ванов гласит: «Помыслы сердца и головы должны совпадать в сейде», — улыбаясь, произнесла Фрейя, однако прочесть её истинные эмоции было невозможно. — В знак нашей расположенности и открытости мы приносим вам знание о сейде — магии, что сосредоточена в каждом живом существе и повсюду. Любой мир, боги, животные и природа — всё соткано из энергии, что делает нас единым целым. Наше противостояние показало вашу слабость, и в знак доброй воли мы хотим помочь вам стать лучше, сильнее. Вы устаёте, применяя колдовство, лишь потому что не нашли личный колдовской проводник.

Все заворожённо смотрели, как Один доставал посох, изготовленный из тёмного дерева и украшенный ярким сияющим белым камнем. Он ловко перехватил его в руке, легко взмахивая и благодарно кланяясь вану.

— Позвольте, я покажу вам, — обратилась она к Одину и показала простой пас, будто чертила в воздухе руну. Всеотец медленно повторил рисунок, и в тот же миг воздух будто задрожал, прокатилась ветренная волна и смела с дальнего столика посуду. Охи и удивлённый шёпот тут же наполнили залу, каждый порывался сорваться с места и увидеть чудо. Конечно, Один колдовал и раньше, но мы знали, что ради такого пустяка он ни за что не стал бы тратить силы — долго восстанавливаться. Теперь же всё выглядело легко, и это меня настораживало больше всего. Подобные дары не делают просто так, в особенности бывшим врагам.

— Дар сейда — это огромная сила и благодать, за которые мы глубоко признательны, — Один глубоко поклонился и оставил поцелуй на ладони Фрейи. Его жена тут же сжала бокал с вином, а глаза её смотрели затравленно и с упрёком — ничего нового.

Фрейя улыбнулась и повернулась к толпе:

— Мы поможем отыскать ваши оружия, ибо только вместе нам удастся сохранить миры в сохранности. Отныне не будет головокружений и боли, сейд станет ближе к вам.

Ликование и галдёж слились воедино, пока Один провожал Фрейю к её месту. И стоило только Всеотцу отвернуться, как на мгновение лицо богини почернело от злости, заставляя Гулльвейг тихо засмеяться и бросить на меня колкий взгляд, будто говоря: «Смотри, мальчишка, и запоминай: добра ждать не стоит, но ты рискни и поймай нас».

Вдруг скрипнул малый трон, и Фригг поднялась, едва не опрокинув бокал:

— А где доказательства, что вы не замышляете ничего дурного? Думаете, достаточно подарить посох верховному асу, и мы сразу же поверили в благие намерения? Вдруг вы всего лишь пытаетесь нас обмануть и начали злодеяния с самого Всеотца?

Один метнул на неё уничижительный взгляд, устраиваясь на троне, но Фригг проигнорировала его, буравя Фрейю. Однако вместо неё заговорил Фрейр:

— Верить или нет — ваше право, настаивать не станем. Однако важно помнить, все мы — братья и сёстры, дети великого Имира, что породил каждого, а братоубийством ваны никогда не славились.

Повисла тяжёлая тишина, в которой можно было различить каждый вздох. Такого громкого обвинения ещё не звучало в стенах чертога. Фригг поражённо села, не в силах посмотреть на мужа, а он напряжённо глядел перед собой, собираясь с мыслями.

Все прекрасно знали историю сотворения мира: в начале был ётун Имир, чья мощь была несоизмерима ни с чем. Он создал детей подобных себе, а затем уже послабее: великанов, ванов и асов. Однако характер Имира был ужасен, а нрав свиреп: от скуки он убивал собственных детей, заставляя их сначала сражаться друг с другом, а после проигравшего убивал. Так продолжалось многие года, пока наконец три брата не восстали против создателя, решив изменить ход жизни. Один и два его старших брата, Ве и Вили, сплотили вокруг себя единомышленников и пошли войной против Имира и поддержавших его ётунов. Десятилетия шла битва, миры дрожали от ударов оружия, берега омывала кровь, а небо содрогалось от рёва и крика. Понимая, что противники невероятно сильны, Один вместе с братьями придумали план, как заманить Имира в ловушку, в жерло потухшего вулкана в Муспельхейме, где бы его замуровали, а после забили бы до смерти. Так оно всё и свершилось.

Однако до сих пор никто не знает, что именно тогда произошло, но многие видели, как Один убил своих братьев, скинув их тела к убитому Имиру. Позже он объяснял поступок тем, что Ве и Вили предали его и хотели зарезать: власть ослепила их и сделала их монстрами — жадными извергами, что желали править жестоко и беспощадно, заставляя выживших ётунов страдать. Один же стремился к милосердию и не хотел уподобляться врагам. Так, он возглавил асов и стал именоваться Всеотцом.

Ётуны пытались сопротивляться, поднимали восстания, но без поддержки Имира они были обречены. В наказание за убийство братьев, Один выколол себе правый глаз и провисел подвешенным за щиколотку на ясене сорок дней и ночей, пытаясь искупить грех.

Чёрная повязка вечно напоминала ему и каждому о содеянном преступлении, на которое сейчас так прямо сослался Фрейр, обвиняя асов в страшном грехе. Впрочем, ван наверняка имел на это право: он был уже подростком в то время, когда громыхало восстание, и наверняка видел гибель сородичей, взращивая ненависть к асам. Тем не менее так открыто ещё никто не дерзил Всеотцу.

Тишина становилась всё гуще и оседала на каждом неприятным осадком, однако никто не решался разрушать её. Сиф чуть толкнула меня, словно упрашивая вмешаться и разрядить обстановку, но смаковать ситуацию было гораздо приятнее, и я молчал.

— Вспоминать былое — не видеть будущего, — вдруг произнёс Тюр, мгновенно приковывая взгляды. Кому ещё, кроме бога правосудия, отводить конфликт?

Он был нашим наставником, который рассказывал нам историю, объяснял смену времён года и водил по открытым мирам, показывая устройство Иггдрасиля. В детстве Сиф считала его красивее всех: брюнет с ярко-зелёными глазами и могучей фигурой истинного воина. Понятно, почему рыжий и огромный Тор и светловолосый худощавый Бальдр, которого называли воплощением всего прекрасного, совсем не привлекали её. Однако с годами Тюр становился только мрачнее и серьёзнее, походя на грозовую тучу.

— Не стоит пытаться построить новый мир на золе прошлого, — продолжил Тюр, верно следуя своему предназначению. И пускай он тоже всегда старался быть рассудительным и непредвзятым, раздражал всё же меньше, чем вечно правильный Хеймдалль.

Оценив речь, Один благодарно кивнул и встал, разводя руки, словно демонстрируя искренность:

— Тюр, слова твои всегда подобны мёду: в них кроется истина, открытие которой имеет долгое послевкусие. Никто не идеален, у каждого свои тайны, но вместе нам дано сотворить прекрасное и поддерживать порядок во всех девяти мирах. Милая Фрейя обещала помочь каждому отыскать дорогу к сейду, и нам стоит быть благодарнее и обуздать самомнение. На сей ноте, думаю, пир завершён. Наши гости остановятся в Трудхейме под защитой и покровительством моего старшего сына Тора и его очаровательной невесты Сиф.

Лебедь стиснула в кулаках платье, ожидая, что Силач встанет и начнёт провожать всех, но он был слишком увлечён бараньими рёбрами. Пришлось пнуть его под столом, чтобы Тор сначала удивлённо уставился на меня, пытаясь сообразить зачем его отвлекли, потом посмотрел на раздражённую Сиф и отца, а затем тут же вскочил, поспешно вытирая руки.

— Прошу всех за мной! — пробасил он.

Под стенание лир, иначе сложно было назвать музыку от новых тир, вшестером мы молча вышли из залы и отправились к повозкам, где нас уже ожидали. Вблизи ваны, казалось, светились тем самым сейдом и походили на древних божеств, которых создали гораздо раньше асов. Тор, громко дыша, шагал впереди, Сиф что-то злобно шептала ему, видимо, отчитывала. Фрейя с братом держались в стороне, идя рука об руку и глядя строго вперёд — они походили на идеальные каменные статуи, лишённые эмоций, и были так похожи между собой, что с лёгкостью могли бы притворяться друг другом. Гулльвейг замыкала шествие и осматривалась, якобы заинтересовалась лепкой на колонне. Как оказалось, ваны прибыли на собственных колесницах: два могущественных и крепких вепря привезли их в Асгард. Тор махнул рукой, и мы двинулись обратно в Трудхейм.

С прибытием гостей началась новая жизнь не только в чертоге Силача, но и во всём Асгарде. Фрейя почти каждый день находилась подле Одина, обучая его мастерству сейда: помогала изучить руны, показывала различные обряды и учила гадать на потрохах и распевать ритуальные песни, о чём шептались тир и делились с Сиф. По указанию отца Тор тоже должен был погрузиться в магию, однако на помощь ему пришёл Фрейр, который посоветовал подыскать оружие достойное такого могущего воина. Хоть Силач не отличался ни тактом, ни умом, всё же я искренне уважал его за силу: в одиночку он запросто мог разделаться с тремя великанами, громя их голыми руками. Следуя совету вана, Тор отправился в Муспельхейм и затем в Свартальфхейм, чтобы отыскать металлы для своего идеального оружия. Фригг, как бы не хотела игнорировать постоянное присутствие соперницы в Валаскьяльве, всё же сдалась и тоже решила попробовать удачи в сейде. Фрейя не отказалась от своих слов, и однажды на рассвете к нашему порогу прибыла гружённая телега, а после ван на ней отправилась к чертогу Всеотца.

— Тир говорят, что под покрывалами скрывалась прялка, — поделилась Сиф, пока мы сидели в саду у стен Трудхейма.

Яблони качались на ветру, ясное небо без намёка на облачко утопало в синеве, пока Лебедь покручивала в руках колосок пшеницы, а я валялся на скамейке, жуя ягоды, которые вырастили специально ради меня. Как бы Сиф не ворчала на меня и не ругалась, но всё же ценила и любила.

— Прялка — самое то для богини брака. Скучно и монотонно, как и она сама.

— Локи! — она замахнулась на меня, желая отвесить подзатыльник. — Нельзя так говорить, даже если Фригг тебе не нравится. Она всё же богиня, которая заслуживает уважения.

— Уважения? Она? — я присел, прищурившись. — Кто угодно, но только не бестолковая и жестокая женщина, лишённая крупицы рассудка. Тебе напомнить, сколько раз меня наказывали из-за того, что Бальдр ревел из-за каждого пустяка? Ты забыла о её воспитательном лишении ужина? Я вот никогда не забуду тот тёмный чулан, в котором пришлось просидеть целую ночь, только потому что не хотел делиться игрушками с Бальдром.

Бог весны считался самым красивым асом и был чуть старше Хеймдалля — на три года младше нас. Фригг носилась с ним как курица с яйцом, сдувая цветочную пыльцу и балуя, как только можно. Он рос капризным ребёнком, который вечно изводил меня или Тора, что всегда заканчивалось слезами. После той истории с чуланом Один пришёл в ярость и определил нас троих обучаться отдельно, а воспитанием сына занималась или сама Фригг, или кто-то иной. После рождения слепого Хёда характер Бальдра изменился: на него легла забота о младшем брате и истеричной матери, разочаровавшейся в себе и муже.

— Кроме того, Фригг никогда не участвовала в сражениях, не выиграла ни одну битву, а только сидела в укрытии и не делала ровным счетом ничего, — продолжил я, рассказывая Сиф о глубине своей неприязни. — Ну а богиня она так себе — муж её спит с кем захочет, сейчас вовсе хочет жениться на более красивой и молодой, а главное — талантливой. Так что избавь меня, пожалуйста, от лицемерия и не проси лестно отзываться о великой хозяйке ничего.

Сиф виновато посмотрела на меня и протянула ещё одну примирительную горсточку крыжовника. Она хотела что-то сказать, но её отвлекли тир, увлекая в чертог с домашними хлопотами. Сказать честно, справлялась Лебедь хорошо — позволила гостям самостоятельно выбрать комнаты, отдавала распоряжения о блюдах, учитывая пожелания каждого и попросила тир убираться каждый день. Ваны были не особо требовательными: большую часть времени проводили вместе или же гуляли по Асгарду, встречаясь с нами только на вечерней трапезе, где большую часть времени разговаривали мы с Сиф и Фрейр. Остальные же предпочитали тишину. Правда, начиная с прошлой недели, совместные ужины и вовсе прекратились: ваны просили принести еду им в покои или не появлялись вовсе. Фрейя прекрасно проводила время в Валаскьяльве, а Фрейр то мотался с Тором, то и вовсе возвращался в Ванхейм. Гулльвейг мы почти никогда не видели в чертоге: она уходила, чуть просыпалась заря, а возвращалась, когда уже перемигивались звёзды. Я пытался проследить за ней, но она точно знала, что за ней ведётся слежка, а потому действовала тихо и скрытно.

Оставшись один, меня стала одолевать дремота: всё же не стоило сидеть в библиотеке всю ночь напролёт в поисках ловчих чар, но ничего не нашёл. Вдруг с западной стороны сада раздался шорох: два стражника двигались вдоль стены, будто преследуя кого-то. Приглядевшись, я заметил, как меж клёнов пряталась Гулльвейг — интересная ситуация, которую можно обратить в пользу. Щелчок пальцев, и ван стала частью дерева — иллюзия должна была сработать исправно, но стоило всё же перестраховаться и увести стражей, пока они не заметили сияющие локоны вана.

— Эй, господа! — окликнул я их, когда они почти подобрались к Гулльвейг. — Что-то произошло?

Воины тут же выпрямились и доложились, чеканя каждое слово:

— Мы заметили странное свечение у ворот, а затем вдоль стен Трудхейма, будто кто-то высматривал чего, может, потайные ходы или уязвимые места в стенах. Вчера ещё дружинники предупреждали об этом, но старшие подумали, что это или ваш мираж, или просто наваждение. Но сегодня опять вот повторилось.

Я расхохотался, не веря собственным ушам:

— Хороши ваши оправдания! Всё валить на мастера Локи, скрывая собственные пьянки, ради которых лень вчера проверять было, да? — Тор точно отбирал их по своему подобию, не спросив мнения Сиф.

Стражники понуро склонили головы:

— Виноваты, господин, поэтому решили сегодня твёрдо разобраться в происходящем и выяснить причину. Хозяина пока что беспокоить не стали…

— Ибо двадцать ударов плетью терпеть никто не желает, — заключил я, пытаясь придумать, как отвадить прочь. Гулльвейг заметно нервничала, но стояла неподвижно, пристально глядя на меня и ожидая вердикта. — Вот как мы поступим: возвращайтесь обратно и проверьте всё ещё раз — вдруг свечение повторится? Я же осмотрю сад Сиф. Тревогу пока что не поднимайте, иначе напугаем наших дорогих гостей и подведём доверие Всеотца. Если свечение повторится, то мигом доложить мне. Если же нет, то оставим всё до утра. Впрочем, думаю, что вам привиделось всякого после прошлогоднего подкисшего эля. И да, постарайтесь особо не светиться — не хватало, чтобы слухи пошли, да и вас напрасно подставлять не хочется.

— Есть, господин! Спасибо, господин! — они одновременно поклонились и зашагали прочь, не скрывая облегчённых улыбок и оставляя меня ехидно посматривать на Гулльвейг.

— И что же вынюхивала мудрая и древняя ван в Трудхейме, да ещё так неосторожно и глупо попалась? Неужели до сих пор не всю стражу изучила?

Гулльвейг гордо вздёрнула нос, поправляя волосы и тяжёлое синее платье с узорчатым плащом, и грациозно выбралась из своего убежища, убирая прилипшие листочки и сверкая зелёными глазами.

— В должниках решил меня оставить своей помощью? Хитро, да недостаточно, — отчеканила она, но, видя, что я не собирался отвечать, недовольно продолжила: — Стража здесь глупая, но, видимо, выпила всё же маловато, раз заметила меня.

— Может, не стоило свет при них зажигать? — предположил я, скрестив руки на груди.

Гулльвейг недовольно закатила глаза и раздражённо цокнула языком:

— И что же теперь? Расскажешь обо мне Тору? А потом и одноглазке?

Я прищурился и покачал головой:

— В этом нет смысла. Гораздо важнее то, что ты делала, — растягивал слова, видя, как сужался и зрачок в её глазах. — Никто просто так не станет рыскать вдоль стен, да ещё и тратить на это магию, а значит, ты что-то ищешь и не успокоишься, пока не найдёшь — таков уж твой характер. — Она фыркнула, видимо, не впечатлившись моими наблюдениями. — И мне очень интересно, что тебя так интересует. А учитывая, что я только что сотворил иллюзию, то считаю достойной платой — посвятить меня во что оказался так вероломно втянут.

Она засмеялась, распугивая бабочек, отдыхавших на цветах.

— Ты это серьёзно сейчас? Думаешь, потанцевал со мной один раз, сотворил иллюзию, хоть тебя никто и не просил, и после этого мы с тобой верные друзья до могильного кургана? Как бы не так, милый мальчик, как бы не так.

— Убей или оглуши ты стражей, их бы нашли трэллы или дружинники, — предположил я, скучающе зевая. — Лишнее внимание тебе ни к чему, так что без меня ты бы не справилась. Можешь и дальше кичиться мнимым величием, но здесь ты обожглась, тёмная ван.

Гулльвейг молчала и не отрывала от меня взгляд. Морщины страхами и внутренними метаниями пронеслись на её лице. Она сомневалась: доверять мне или дальше играть в одиночку. Вдруг она подошла поближе, вдыхая полной грудью, и недовольно процедила:

— Ты следил за мной. И не думай лгать, я чую твой запах, Локи.

— И как? Нравится? — насмешливо бросил я, глядя на неё сверху вниз. Гулльвейг была ниже остальных в своей семье. Наверное, от того и более вредной.

Мысли как мухи жужжали в голове Гулльвейг — она то обиженно выпячивала губу, то затем поджимала их, явно недовольная ситуацией, а затем резко встрепенулась, будто придумала ядовитый план. Она склонила голову на бок и прошептала:

— А вдруг правда тебе не понравится, Лаувейсон?

Неожиданное обращение резануло по ушам, и я, нахмурившись, переспросил:

— Кто?

Довольная реакцией Гулльвейг вдруг засмеялась, но злобно и колюче, что стало не по себе. Возможно, Сиф была права, и стоило держаться от вана подальше, но, казалось, было слишком поздно.

— О Имир, это будет весело! Что ж, идём. Пора открывать правду, — сказала Гулльвейг и потянула меня за собой вглубь сада.