Предвестники конца: Развеивая золу

Глава 5

— Ох, Астрид, прошу тебя: только будь осторожна и слушайся Рефила, — причитала Этна, разбавляя горячую воду в чане. — Постарайся не отходить от него и не ведись на уговоры господина Сигурда. Зная его нрав, ничего приличного и хорошего он предложить не сможет.

Я рассмеялась, откидываясь на деревянную скамью:

— Осторожнее, а то вдруг мыши донесут, как мы тут с тобой обсуждаем славного Харальдсона.

Этна брызнула на меня ледяной водой из бочки:

— Откуда в сауне мышам взяться, если тир убирается здесь постоянно! Бессовестная госпожа Астрид! Наговариваешь на меня и на остальных, — она деловито подбоченилась, откидывая мокрые волосы назад. — А что до Сигурда: его желание свозить вас с Лив на Утёс похвально, но он и сам наверняка развлечься хочет. Парню девятнадцать в этом году, а он вьётся рядом с отцом. Вальгарда вон бросили в Хваланд, не спрашивая, а должен-то был Сигурд поехать.

Я предостерегающе подняла руку и поудобнее уселась на скамье. Этна, повинуясь, замолчала и принялась натирать меня, попеременно окатывая тёплой водой.

Сауны стояли почти у каждого жителя Виндерхольма: небольшие деревянные домики с крепкой дверью и маленьким окошком под самой крышей. Ряд скамеек располагался близ открытого очага, обложенного камнями и обмазанного глиной. Пар поднимался от огня, на котором грели воду, и позже мылись, натираясь золой. И чтобы не тратить тепло напрасно, старались ходить по парам. Этна всегда помогала мне купаться, подавая воду и приготавливая отвары из трав, которые по заверениям травниц способствовали росту волос и здоровью тела. После купания мы обычно вытирались и расчёсывались гребнями, что тир покупала на рынке, будто ребёнок игрушки.

Этна была маленькой худой женщиной с большими зелёными глазами и ореховыми волосами, которые отец позволял ей отращивать до плеч вопреки закону о короткостриженых тир. Мешковатые серые одежды она всегда украшала вышивкой в виде цветов, рун или животных, а также шила шерстяные чулки для себя и остальных трэллов. Этна попала к нам в семью благодаря моей матери: во время набега она вытащила перепуганную женщину из горящего дома и после сделала личной тир, которая затем стала заботиться обо мне. Шестнадцать лет она жила рядом с нами и виделась, скорее, частью семьи, а не невольницей. Отец считал её старшей над другими трэллами, поэтому Этна всегда отчитывалась ему о состоянии слуг и их заботах. Она же распределяла еду, вела учёт запасов и старалась помогать каждому, как могла.

— Почему ты не доверяешь Сигурду? — я решила вернуться к начатому разговору, который продолжался уже три дня.

Тогда Харальдсон возник на пороге нашего дома вместе с вернувшимся Рефилом и озвучил моему отцу план поездки на Утёс. Они долго распивали эль и поедали утку в кислом соусе, а после Дьярви дал согласие и отпустил меня вместе с Лив. Мнение Сигрид они то ли не учли, то ли решили, что возражать Бешеная не станет.

Этна отложила полотенце и принялась расчёсывать меня:

— Он неплохой человек, знаю, — прошептала она, помня о предостережении. — Просто ему пора повзрослеть, а не слоняться по округе с охотниками и по ночам мять сено с девками. Единственному наследнику подобает сражаться, ходить в походы, а не разъезжать по окрестностям с высокомерной миной. Конечно, это тоже важно и полезно, но народ видит в таких визитах только плохое и стараются показывать только лучшее, часто скрывая правду. А Сигурд уж больно часто разъезжает по Хвивафюльке и пытается контролировать одалы. И вот увидишь: когда придёт судный час для нашего конунга, многие поддержат Вальгарда, а не законного наследника.

Возразить было нечем. Вечные сравнения и так били по дружбе брата и болтуна, а поездка в Хваланд лишь подчеркнула, кого ценят больше. И мало, кто готов был понять, что так конунг оберегает единственное крепкое дитя, а не принижает его способности.

— Только не вздумай такое ляпнуть где-нибудь ещё, — предупредила я, заставляя Этну закатить глаза и фыркнуть. — Может, Сигурд и не самый лучший человек на свете, но он искренне хочет помочь мне, а не прозябать здесь под нескончаемые крики и недовольные взгляды Сигрид.

Промокнув волосы полотенцем в последний раз, Этна мягко произнесла:

— Я рада, что он заботится о тебе, но будь осторожна: иногда чужая помощь дорогого стоить может. Береги себя, Астрид. Я очень переживаю.

Я улыбнулась: проворная и одинокая женщина, работавшая сутками напролёт, умудрялась любить меня и беспокоиться, будто родная мать, которую почти не помнила. Слёзы защипали глаза, и я порывисто обняла Этну, заставая её врасплох.

— Ну всё-всё, дитя, а то я заплачу, и тебе долго придётся меня успокаивать, — отмахнулась она, похлопывая по спине. — Всё, не мешай больше. Пора собирать вещи, а мы тут сидим и сауну напрасно остужаем. А ещё надо отдать твои вещи в стирку, проверить: высохли ли нижние рубахи, — и, перечисляя всё необходимое для поездки, тир засобиралась на выход.

Вечером после ужина отец сухо велел подчиняться указаниям Рефила и более не произнёс и слова, погружённый в мысли о предстоящем весеннем набеге, о котором я подслушала вчера из разговора с Рефилом.

— Тебе не нужны новые неприятности, поняла? — сурово спросил Дьярви, хмуро глядя из-под косматых бровей. — Не знаю, что ты там нашёптываешь своему соколу, но если я узнаю о магии против Сигрид, то клянусь — задушу твою пташку, и глазом не моргну. Ты поняла меня?

Когда только Бешеная успела пожаловаться — ума не приложу. Сигурд вчера вместе с Рефилом пытались замолвить за меня ласковое словечко перед отцом, но он, видимо, предпочёл притвориться глухим. Я укусила щёку, боясь сорваться на брань:

— Да, отец. Но у меня и в мыслях не было причинять ей вред, это…

— Лишнего болтаешь! — рявкнул он. — Считай эту поездку запоздалым подарком на день рождения, но если дерзнёшь ослушаться или вновь поставить меня в дурное положение, то сильно пожалеешь. Поняла?

Я злобно взглянула на него: чем заслужила такое отношение — не понимала. Разве он не слышал слов Рефила, что Бешеная переусердствует? Неужели отец не замечал ссадин и синяков и не слышал моих криков по ночам, когда просыпалась от кошмаров о сгоревшем одале? Даже поездку, идея которой принадлежала не ему, он выдал за подарок. Я давно поняла, что отец не любил меня, но видеть подтверждения каждый раз было невыносимо больно. Видимо, таков удел ненужной дочери.

— Я не подведу, можешь спать спокойно, отец, — отчеканила, выдерживая его пронзительный взгляд.

Отец ядовито усмехнулся, не оценив дерзость, и махнул рукой, блестящий от жира съеденного барана:

— Собирай вещи, на рассвете поедете.

Я задержала взгляд: седина тронула его волосы, которые отец любил сбривать на висках. Густая чёрная борода путалась и вилась до груди, а голубые глаза начали чуть меркнуть. Вальгард очень походил на него, что лицом, что ростом, однако характер брат явно перенял у мамы. Мелкие шрамы покрывали руки отца, на спине был глубокий рваный порез от меча, а в последнем походе он и вовсе повредил ногу, отчего немного хромал. Он был жестоким и свирепым воином, постоянно стремившимся стать лучше и сильнее, лишь бы избавиться от позорного клейма бастарда.

— Ты ещё здесь? — вопрос вернул в реальность, и я поспешила удалиться, пока не нарвалась на грубости. Пара минут — предел нашего общения с отцом.

Утром меня разбудила Этна, заставив плотно позавтракать кашей с мясом, а после помогла одеться в тёплые штаны с рубахой, поверх которых «ради приличия» пришлось нацепить хангерок и любимый голубоватый меховой плащ. На удивление отец решил сам проводить до конюшни конунга, ведя под уздцы лошадь, подобранную Вальгардом для меня в том году.

Попытка казаться порядочным и добрым была засчитана, по крайней мере в глазах остальных мы всегда выглядели дружной и счастливой семьёй в отличие от Бьёрнсон. Сигрид высокомерно глядела на дочь, которая возилась с седельными сумками, и даже не помышляла ей помочь, а лишь раздражённо вздыхала, заставляя Лив багроветь и нервничать ещё сильнее. Спустя долгих пять минут мучений ремня, застёжка поддалась.

Тем временем Сигурд вместе с Дьярви обменивался указаниями с четырьмя хускарлами, что должны были отправиться вместе с нами под руководством Рефила. Бравые и молчаливые воины выполняли функции телохранителей и должны были молчаливо ехать на вороных конях, не создавая помех и шума — не более чем безликие расходники в случае нападения. Совесть больно кольнула за такое сравнение, но правда есть правда.

Конунг Харальд не явился на прощание с сыном, видимо, считая это лишним и нелепым.

— Раз все в сборе, то предлагаю выдвигаться, — наконец решил хирдман и ловко забрался в седло своей любимой лошади. Дождавшись остальных, он тронулся из поселения, пробуждающемуся на заре.

Путь вёл на восток полуострова мимо Опустошённого хозяйства и Одинокой башни, а дальше через пролесок и уединённые одалы, разбросанные повсюду, где были реки и пригодные места для пашни. К поздним сумеркам мы планировали добраться до Утёса и остаться там на пару дней.

Месяц гои символизировал приход весны и принадлежал Фрейи и Фригг, несущим тепло и будущий урожай. Солнце ласково скользило по верхушкам елей и сосен, согревая холодную землю. Снег почти сошёл и лишь лоскутами покрывал округу, будто из последних сил сопротивляясь приходу тёплой поры. Со стороны моря веяло колючим морозом, и я плотнее запахнула плащ.

— Как ты можешь так спокойно сидеть? — удивилась Лив, подъезжая вплотную. Рыжие волосы были собраны в тугую косу, сливающуюся оттенком с красным плащом, и даже конь её был бурым — словно и без того непонятно, что её поцеловало солнце и все должны восхвалять неземную красоту. — Признайся, что ты её заговорила, — заговорщически прошептала она.

Я усмехнулась: белогривая лошадь спокойно шла вперёд, щедро подкормленная запасами морковки из седельной сумки.

— Ты просто не договорилась с ним, — кивнула я на её коня. — Животные чувствуют тревогу и страх, а ты постоянно вертишься и дёргаешь его, вот он и недоволен. Попробуй поговорить с ним и сама успокойся, иначе далеко не уедем, и ты будешь в этом виновата.

Лив насупилась и недоверчиво посмотрела:

— Звери должны отвечать приказам, разве нет?

Её слова, видимо, долетели до Рефила, который круто повернул коня и поехал между нами по широкой дороге.

— С чего бы животное должно тебя слушаться, Бьёрнсон? — возразил он. — Ты ухаживала за своим конём? Кормила его? Нет, ты села и погнала его неизвестно куда и зачем. Неудивительно, что он норовит избавиться от такого неблагодарного седока. Я каждый день стараюсь навещать свою лошадь и прошу её о дальней дороге, а потому она и помогает мне. Глянь на Астрид и её сокола: он прилетел ей на помощь, потому что между ними образовалась связь. И если ты хочешь покладистого коня, то будь для него другом.

Речь хирдмана заставила Лив хранить молчание до конца дороги, однако больше она не вертелась и украдкой шепталась с конём, словно поверила нашим словам. Я же перебрасывалась словами с Сигурдом и Рефилом, поглядывая на небо, где мерно взмахивал крыльями Ауствин.

Возле Одинокой башни воины отчитались Харальдсону об обстановке и поблагодарили за щедрые дары, что помогли пережить им зиму. Крестьяне одалов при виде нашей процессии кланялись и тут же начинали молиться, прося о долгой жизни для конунга и его семьи. Бонды, снимая шапки, приветствовали хирдмана и Сигурда, предлагая задержаться на кружку эля и добротную трапезу, но всякий раз получали отказ.

Каждое поселение ничем не отличалось от другого: деревянные ворота с узорами Тора, палисад, что окружал пару-тройку жилых домов, а за его пределами расстилались возделываемые земли. Мужчины в разномастной одежде трудились над верстаками, точильными камнями, пока женщины стирали вещи в бочках, гордо развешивая чулки на ветру. Свиньи разгуливали меж домов, хрюкая на всю округу, коровы жевали запасы сена, равнодушно моргая. Дети носились по грязи, не обращая внимания на брань матерей, а старики затяжно кашляли, сидя на скамьях близ порога.

— Уныло и серо, — заметила я, проезжая рядом с Сигурдом, стоило миновать очередное поселение.

— Но даже в такой глуши можно найти прекрасное, — мечтательно протянул Харальдсон, покручивая в руках подснежник, что дала ему одна из девиц, сверкая хитрой улыбкой. — Ты просто не прониклась атмосферой: крестьяне неприхотливы, добры и щедры. Они как этот белоснежный подснежник…

— Да-да, — я закатила глаза. — И они совершенно не хотели задобрить сына конунга, что проехал тут мимо без предупреждения. А ещё никто не плевался за нашими спинами и не толкал девиц шутки ради искать подснежники средь навоза, как бы намекая, где бы они хотели тебя видеть.

Сигурд тут же выбросил цветок и брезгливо осмотрел руки, а после принюхался, заставляя меня засмеяться:

— Что, больше цветочек не нравится? — и, чуть хлопнув лошадь, ринулась вперёд под отменную брань Сигурда.

Реки отмёрзли от зимней спячки и бурным потоком омывали берега, стремясь к морю. Гора Тролльтинд хмуро маячила впереди, сверкая в лучах выглянувшего солнца снежной вершиной, будто говоря, что она не намерена сдаваться наступлению весны и будет вечно принадлежать зиме.

Дорога петляла по холмам и брала то вверх, давая возможность полюбоваться на морскую гладь, то спускалась вниз, заставляя брести под скрипящими ветвями голых деревьев. Узкий мост затрещал под копытами лошадей, переходящих шумную реку, бегущую от Края десяти водопадов. Недалеко от них находились горячие источники, на которые Вальгард обещал меня однажды отвезти. Ели качались от порывов ветра, а мы ехали дальше, минуя озёра, исходившие паром, и взбирались по крутым склонам, пока наконец впереди не показалась смотровая башня, возвышающаяся над окрестностями. Дальше дорога разделялась: одна вела по скалистой местности к Утёсу, вторая уводила вниз к небольшому поселению.

— И где мы остановимся? — окликнула Лив хирдмана. — Поедем вперёд? В сумерках как-то страшновато спускаться.

Харальдсон довольно хмыкнул:

— На то и расчёт. Даже если враги сумеют пробраться через поселение внизу, то большинство сорвётся с горных троп.

Рефил, перебросившись парой слов с главой хускарлов, проговорил:

— Мы спустимся вниз, там для нас должны были приготовить постели. Здесь, кроме самой башни, оставаться негде.

Я огляделась: солнце почти село, окрашивая небо в густой фиолетовый оттенок, на фоне которого башня выглядела пугающей. Ветер усиливался, а рядом не было ничего, кроме скал и камней. Дурное предчувствие сковало грудь, и я прикрыла глаза, пытаясь понять, что не так, но интуиция молчала.

— Эй! Ты в порядке? — окликнул Сигурд, пристально глядя. Остальные уже начали спускаться, а он ждал меня. — Что-то не так?

— Неспокойное место, — пробормотала я и толкнула коня вперёд. Ноги ужасно затекли, а живот заурчал — надо было послушаться Этну и взять побольше лифсе.

— Ты ещё в поселении не была, вот там точно мрачно и тоскливо, — отозвался Сигурд.

— Почему? — я надеялась развеяться в поездке, а не впадать в большее уныние и тоску, которым тут смердел каждый уголок.

Проехав узкий участок, Сигурд двинулся со мной вплотную:

— Само поселение небольшое, и живут там только одни воины. Занимаются рыбалкой, постоянно тренируются и ничего больше. Их обязанность задержать врагов в случае опасности и зажечь сигнальные огни, чтобы потом подали сигнал со смотровой башни на Утёсе. Убогая мелкая кузница, скудные огороды на жалких клочках пригодной земли и постоянный запах тины. Иногда к ним приезжает телега из ближайшего одала, чтобы снабдить припасами, но это, пожалуй, единственное их развлечение. Хотя раньше здесь было более шумно и веселее.

Я недоумённо посмотрела на друга, ожидая пояснений. Вальгард рассказывал, что на границе жили разорённые бонды со своими семьями, мелкие преступники, которые решили искупить злодеяния службой на окраине, и те, кто лишился семьи, и теперь предпочитал уединение — сложно было представить их за шумными пирами до рассвета.

— А ты разве не знаешь? — удивился Сигурд и, восхищаясь моим замешательством, протянул с видом знатока: — Вот и показался настоящий уровень знаний прославленной Астрид, которая не знает даже истории родных земель. Позор и только на головы её наставниц, а ещё брата, сердце которого точно будет разбито, если он узнает. Ох, бедная ледышка! Как же он это переживёт!

Я резко обернулась, буравя Харальдсона взглядом:

— Ещё одно слово про брата, и я навсегда зашью твой рот. И будь уверен, колдовства и ниток мне хватит.

То ли он действительно боялся моего колдовства, то ли учёный Сигурд припомнил историю о коварном Локи, которому однажды пытались зашить рот, но болтун побледнел и примирительно поднял руки:

— Ладно-ладно, Златовласка. Я не хотел обидеть, прости, — протараторил он. — А что до поселения, то Линн наверняка не хотела вспоминать прошлого. Отсюда, — Сигурд указал рукой на восток, — проклятые Орлы начали своё наступление на нас. Они сожгли прошлое поселение дотла, не оставив в живых никого, а после двинулись к стенам Виндерхольма.

Медальон на шее вдруг пугающе завибрировал, а сердце точно пропустило удар, и я настороженно спросила:

— Орлы высадились здесь?

Сигурд остановился посреди дороги, откуда виднелось побережье:

— Слева наш остров окружают одни скалы и горы, а в воде сокрыты рифы — подобраться негде. Справа Утёс, и дальше тоже одни сплошные камни. Единственное место, где можно высадиться не замечено — именно здесь. Поэтому было организовано поселение-защитников, которые стерегли границу. Однако Орлам как-то удалось пробраться, уничтожить всю округу и напасть на нас. Утёс Слёз потому так и прозвали: в память о тех, кто погиб тогда.

Перед глазами пронеслись образы из кошмара: красные знамёна Орлов, пожар, упоминание предательства и Оли с Ротой — неужели это случилось здесь? Взявшийся словно из ниоткуда Ауствин вдруг опустился на руку, будто подбадривая и утешая. Медальон обжёг кожу, голова закружилась, и я пошатнулась, но Сигурд удержал меня в седле:

— Тише-тише, дыши глубоко, — запричитал он. — Забыл, что ты такая впечатлительная. Потерпи, горный воздух на всех давит. Мы почти приехали.

Скалистый берег встретил нас ветрами и мелким дождём. Горная тропа петляла меж каменных маленьких домов, спускаясь к морю. Здесь не было ни палисада, ни врат, а оградой поселения служила сама природа. Чайки кричали в высоте, волны угрожающе хлестали берег.

Хускарлы разгружались подле ближайшего длинного дома, Лив с Рефилом маячили возле конюшни в сторонке. Местные недовольно зыркали и стремились поскорее спрятаться за стенами собственных обителей, лишь бы только не возиться с нами. Гуси вальяжно расхаживали по грязи и снегу, однако, подобно хозяевам, воротили клювы и отходили в сторонку. Я наконец-то слезла с лошади, которую Сигурд тут же передал подскочившему хускарлу, и поудобнее устроила сокола на руке, благодарно поглаживая: он всегда был рядом в трудный момент, будто слышал мысли.

— Сигурд Харальдсон, давно не виделись, — пробасил сзади невысокий коренастый мужчина с окладистой бородой, заставляя обернуться. Руны покрывали его шею и виски, придавая вид бывалого воина. — А эта юная госпожа, полагаю, и есть дочь хэрсира Дьярви?

— Да, верно, это Астрид Дьярвисон, — представил меня Сигурд, обменявшись рукопожатием. — А это Викар, командир заставы Утёса.

Грузный мужчина кивнул, сверкая мелкими неприятными глазками. Синяя куртка топорщилась на нём, а топор так и норовил соскочить с узкого ремня.

— Вы бы получше приглядывали за своей пташкой, госпожа, — вздумал поучать один из воинов заставы. — Думал, уж вражеский лазутчик летает и знаки подаёт. Рука так и чесалась стрелу пустить.

Ауствин предупредительно раскрыл крылья и впился когтями в руку, будто готовясь выцарапать глаза обидчику. Догадка, что сокол таинственным образом считывал мысли и эмоции, подтверждалась день ото дня вопреки здравому смыслу.

— Могу приготовить мазь от чесотки и посоветовать чаще руки мыть, — отрезала я, заставляя мужчину покраснеть от возмущения. — Сигурд, разве ты не предупреждал командира и его людей о нашем прибытии вместе с охотничьими птицами?

Сигурд довольно хмыкнул, а Викар расхохотался:

— Упаси милостивая Фрейя моих сыновей от такой жены! Точно акула: всего съедите, госпожа, и костями не подавитесь, — шутил он, поглядывая на Сигурда, который упорно хранил молчание и не повёл и бровью. Викар напыщенно закашлялся и мигом принял вид сурового командира: — Остолоп! Разве можно так с госпожой разговаривать! Говорил ведь, что сокол будет в небе летать — не трогать! Пошёл отсюда, дренг безмозглый! — Он пихнул воина прочь и тут же принялся сверкать гадкой улыбкой: — Прошу прощения, господа, ребята у меня не плохие, но порой треплются, не думая.

— Потому что дисциплины не хватает, жалеешь сильно, — сурово произнёс подошедший Рефил. — Если бы не предупредил о визите, так встретили бы здесь пьяных постовых? — Викар ощетинился от сурового тона хирдмана. — Не смотри на меня так, будто я с тебя золото требую, а не исполнение приказов и долга! — Командир хотел начать оправдываться, но Рефил поднял руку: — Позже отчитаешься. Младые госпожи устали, — он кивнул на зевающую Лив, — где им приготовили кровати?

— В доме травницы. Не волнуйтесь, никто их там не тронет, — уверял Викар, однако Рефил, велев Сигурду обустраиваться, взял двух хускарлов и вместе с ними отправился к нашему месту ночлега.

Жилище травницы ничем с виду не отличалось от других домов: маленький домик с треугольной крышей и небольшая постройка рядом, служившая то ли амбаром, то ли сауной. Внутри убранство оказалось скромным: сундуки, накрытые стопкой покрывал, полки с сушеными травами и чашками, небольшой столик с покошенной ножкой и очаг, на котором варилась похлёбка из рыбы. Женщина оказалась приветливой, развлекала нас беседой, отвечала на все вопросы, а после принесла нам с Лив чан с тёплой водой, чтобы умыться. Две плотно сдвинутые скамьи и пара шерстяных одеял со шкурой медведя стали нашей кроватью на эти дни. Рефил определил пару хускарлов дежурить всю ночь, и уставшая после долгой дороги Лив тут же заснула. Ауствин же приютился на балке близ окна, удивляя хозяйку дома.

Сон долго не шёл ко мне, заставляя ворочаться, а амулет не шее периодически нагревался, будто пытался предостеречь об опасности. Я выудила цепочку и принялась рассматривать в свете догорающего очага узор Иггдрасиля. Со слов Вальгарда, кулон достался мне ещё в детстве от матери, и с тех пор ни разу не был снят. Попытка вспомнить её облик не привела ни к чему, кроме головной боли, и я зажмурилась, пытаясь уснуть. В ту ночь вновь приснились Рота и Оли.

Небо заволокло бурей, леденящий ветер мешал коню идти через сугробы.

— Скорее! Мы должны добраться до Виндерхольма! — кричал Оли, подгоняя.

Две фигуры бежали сквозь безумство природы, пытаясь отыскать хоть какие-то ориентиры, но снег застилал глаза. Оли не щадил коня, моля асов о помощи.

— Пошёл! — он пытался перекричать бурю, и бедное животное медленно брело вперёд. — Ну же! Тупая ты скотина!

Конь взбесился, и Оли с трудом удержал его на месте.

— Перестань! Ты мучаешь его и нас! — завопила Рота. Дитя на её руках рыдало навзрыд, а погоня наверняка была уже близко. — Ты ведь колдун, Оли. Уговори животное, скорее!

Мужчины не должны быть колдунами — истина, которую знали все. Однако сейчас Оли понимал, что от его дара будет польза и, скрепя сердце, прошептал заговор коню на ухо, и тот сорвался с места, словно буря не безумствовала вокруг. Животное наверняка не переживёт воздействие сейда, но выбора не было.

Одинокая башня замелькала впереди спасительным огнём, и Оли прокричал:

— Я останусь и предупрежу воинов, а ты поедешь дальше до Виндерхольма. Слышишь, Рота? Предупреди их!

Руки окоченели от холода, накинутый наспех меховой жилет не спасал от мороза, а ресницы слипались. Дитя сорвало голос и теперь тихо плакало, вторя безумству бурана.

Добравшись до башни, Оли быстро соскочил с лошади:

— Ты должна её спасти, Рота, — и, поцеловав жену в лоб, он толкнул заговорённого коня вперёд, прощаясь со своей семьей навсегда.

— Ты всегда так дурно спишь? — недовольно протянула Бьёрнсон за завтраком. — Ворочалась и стонала. Опять голова? — шёпотом побеспокоилась она, оглядываясь на травницу. — А ещё ты постоянно бормотала имя, — глаза её сверкнули любопытством, заставляя насторожиться, — расскажешь, кто такой Эймунд?

Я подавилась кашей и закашлялась, заставляя травницу причитать и броситься за кружкой воды:

— И вы туда же, госпожа! — она всплеснула руками. — Только приехали, а уж под его чары попали что ли? Ну, где ж это видано, то! Вот он, колдун настоящий!

— О чём это вы? — хитро улыбнулась Лив, поглядывая на меня, будто лиса. Мерзавка.

— Да а как же? — травница уселась подле меня и запричитала: — Пару месяцев назад сюда приехал этот колдун да сразу вылечил детей командира. Тот на радостях и позволил ему остаться, домишко на отшибе отдал, да и все девки тут же ему глазки принялись строить, будто он красавец какой. А он же черноволосый и глазища тёмные, но девкам всё равно — глазеют, будто он альв какой! Мужики наши терпят, не гонят его, но по тонкому льду этот Эймунд ходит. Не знаю, чего он тут позабыл: дыра ведь дырой! Да и девок-то у нас всего пять, и уж для трёх мужей сыскали.

Дальше я её причитания не слушала, а Лив не спускала с меня глаз, явно ожидая реакции. Я не помнила, чтобы видела во сне Эймунда, только Оли и Роту, которые расстались и наверняка погибли в ту ночь. Почему же Бьёрнсон упомянула колдуна? Неужели он был там в ту роковую ночь? Или я просто забыла половину сна? Лив наверняка наслаждалась смятением на моём лице, но оставаться бесстрастной становилось всё сложнее: сначала сожжённое поселение, а после колдун, что таинственным образом всегда спасал меня вместе с соколом? Слишком подозрительно, будто Норны специально вели сюда, чтобы показать и рассказать о прошлом.

Я хмуро взглянула на чистящего перья Ауствина: плевать на Лив и остальных, если есть шанс понять происходящее, то нужно действовать. Однако начинания пришлось отложить из-за явившегося Сигурда, который велел собираться ради прогулки по заставе.

Боясь отпускать Ауствина после вчерашней перепалки, я шла, держа его при себе, и постоянно озиралась, надеясь увидеть Эймунда, однако натыкалась лишь на скалы и кривые деревья.

Внушительный дом командира заставы, где он жил с семьёй, стоял на видном месте. Рядом располагался амбар с припасами, подле которого стояли идолы Одина, Тора и Фрейи, в чьих ногах горела одинокая свеча. Два припрятанных драккара ютились под навесом, защищающим от метаний погоды. Порванные сети, разбросанные повсюду бочки и ящики громоздились на земле, мешая ходить.

— Что скажешь, младая госпожа? — поинтересовался Рефил, идя рядом со мной. Сигурд увлечённо вещал Лив о кузнице, от которой мы только что отошли. Жалкая лачуга с худым работником не шли ни в какое сравнение с мастерами Виндерхольма. — Как тебе житьё на границе?

— Убого и мрачно, — честно ответила я. — Они не живут, а существуют. Осуждённые и провинившиеся — от них просто избавились, сослав на край земли. Удивительно, что они вообще тренируются и хранят службу, а не сбежали.

Хирдман внимательно посмотрел мне в глаза:

— За ними постоянно присматривают, Астрид. Здесь не только негодяи, но и те, кто сам просился в уединение, потеряв всё в одночастье. А побег не подарит им ничего: появившийся из ниоткуда человек с клеймом на теле вызовет вопросы и подозрения.

Я не выдержала:

— А что, если среди них предатели? Вдруг они все продались Змеям, Воронам, да кому угодно? Ты доверяешь здешним людям?

Рефил долго молчал, обдумывая услышанное и заставляя сотню раз пожалеть о сказанном.

— У тебя наверняка есть причины для таких вопросов, Астрид, — серьёзно произнёс хирдман. — И если ты что-то знаешь или подозреваешь, то расскажи, пока не стало поздно, иначе я сочту тебя предателем. А если это шутка, то прощаю лишь на первый раз. Не заигрывайся, младая госпожа.

Рефил ведь знал о битве с Орлами, что произошла здесь, и сам сражался против них.

— Сигурд сказал, что наступление началось здесь, — тихо произнесла я. — Правда?

— Харальдсону стоит научиться держать язык за зубами, — прошипел Рефил, оглядываясь на болтуна. — Ты никогда не спрашиваешь ничего просто так. Что ты задумала?

Ауствин взмахнул крыльями, чуть повернув голову в сторону хирдмана, будто ему не понравился тон.

— Тьодбьёрг говорит, что питомцы отображают нравы хозяев, — заметил Рефил, хмыкнув. — Этот сокол точно твоё отражение.

Я улыбнулась, поглаживая птицу. Он наверняка желал воспарить в воздух и носиться среди облаков, но ждал разрешения или же боялся оставить меня одну. В это хотелось верить.

— Меня давно мучают сны об этом месте и наступлении Орлов, — честно призналась я, оглядываясь на приближающихся Сигурда и Лив в сопровождении хускарлов. — Ты знаешь о моих обмороках и голове, поэтому только тебе и могу довериться. Позволь прогуляться по поселению самой и понять, что так гложет. Знаю, отец будет в ярости и не простит такого поведения, но умоляю, иначе сойду с ума. Спроси у Лив, если не веришь, но сегодня я опять страдала от кошмаров.

Рефил долго молчал и смотрел на море, погружённый в мрачные мысли, что заставляли его морщиться. Наконец он глубоко вздохнул и тихо произнёс:

— В последний раз покрываю тебя, Астрид. Иди, но возьми с собой хускарла для безопасности.

И, не говоря больше ни слова, хирдман подошёл к Сигурду и повёл его за собой проверять поселение и разговаривать с воинами в тайне от командира, который сейчас наверняка был занят бумагами и готовился отчитываться перед Харальдсоном о положении дел на границе.

Единственным красивым здесь местом была небольшая пристань, куда я пришла. Лив вместе с оставленным надзирателем увязались следом. Ауствин взмыл в небо, оставляя меня на берегу. Волны разбивались о камни, грохоча в стороне, или добегали до берега, оставляя на память пену. От воды веяло холодом, а с укутанного облаками неба падали редкие снежинки, будто неожиданный привет зимы.

— Его здесь не бывает, — тихо произнесла Лив, становясь рядом. Она увязалась за мной, словно другого дела не могла придумать. — Травница сказала, что колдун постоянно бродит по округе и редко бывает в отведённом доме. Шепчутся, что он изгоняет духов или общается с призраками возле колдовского круга. Он, кстати, недалеко, — она указала на одиноко стоящую ель. — Вон там. Говорят, это единственное, что уцелело после пожара.

Я резко обернулась:

— С чего ты решила, что мне это интересно? Думаешь, достаточно услышать один раз имя, так можно делать выводы?

Лив не ожидала услышать резкий выпад и смущённо пробормотала:

— Я хотела помочь, правда. Разве он тебе не нравится и ты не хочешь сбежать к нему на встречу? — я промолчала, и она добавила шёпотом: — Когда любишь, то хочешь постоянно видеть этого человека рядом, разве нет?

Голос её дрожал, будто она делилась сокровенным, но мучиться её переживаниями и проблемами сейчас совсем не хотелось. Своих забот хватало сполна, а утешать получалось скверно. Ауствин прокричал в высоте и ринулся стрелой в сторону, видно, приметив добычу.

— Если хочешь, я помогу отвлечь хускарла, ты только скажи, — затараторила Лив, пытаясь казаться полезной, нужной хоть кому-то.

Мне вдруг вспомнилась её безразличная мать и отрешённый отец: Лив не любили и не ждали, а союз её родителей — ничего более, чем ошибка. Друзей у неё вроде не было, так что неудивительно, что она увязалась за мной.

— Я не хочу оставаться в долгу перед кем-либо, — холодно процедила я и пошла вдоль берега, а Лив и надзиратель понуро плелись позади. Их присутствие будет только мешать, и я не смогу настроиться и почувствовать сейд, который и так давался тяжело.

Вдруг со стороны пристани закричал маленький мальчик:

— Спасите! Она не умеет плавать! Сестра!

Хускарл вместе с Лив ринулись на помощь: возле берега часто скрывались глубокие водные ямы, а деревянная пристань после морозной ночи крайне скользкая и опасная. Обеспокоенные люди засуетились у воды, и я бросилась в сторону колдовского круга: не стоило терять возможности разобраться во всём без посторонних.

За выросшей случайно здесь елью скрывались остатки не только древнего святилища, но развалины дома. Круг образовывали камни с высеченными на них рунами с именами асов и ванов, а в центре разводили обычно костры, принося жертвы. Подле обычно обитали колдуны или жрецы, однако теперь тут не было ничего, кроме сгнивших чёрных досок. Орлы не оставили после себя ничего, уничтожив даже святейшее место поклонение богам, которых почитали сами. Неудивительно, что их постигло уничтожение.

— В интересных местах встречаемся, недоведущая. — Я резко обернулась: Эймунд стоял со скрещёнными руками на груди, облокотившись на камень с изображением Тора. — Скучала?