Преисподняя

ГЛАВА 1

Сон спас нам жизнь. Этот сон годами сводил меня с ума, но готов признать: в ту ночь я был чертовски рад, что он мне приснился.

Все началось как обычно. Я сидел за рабочим монитором, выслеживая какого-то мелкого хакера в темно-ярких, хитроумно-идиотских лабиринтах киберпространства. Мои пальцы лениво бегали по клавиатуре, наугад посылая обрывки информации в логический алгоритм преследования…

…И внезапно я оказался нигде; вернее, в огненно-красной бездне, хорошо знакомой и памятной по предыдущим снам.

Я почувствовал, как мое сердце ухнуло вниз и остановилось где-то в районе желудка. Я весь покрылся крупными каплями пота – и понял, что готов к падению, как перезрелое яблоко.

Потом это началось. Что бы ни держало меня посредине пустоты, оно внезапно стало ничем, и я полетел вниз. Я слышал собственный крик, как будто исходивший из чьей-то чужой, обожженной и саднящей глотки. Поверьте, я не преувеличиваю, когда говорю: “Обожженной”!

Я горел. Каждый проклятый квадратный дюйм моего тела был объят пламенем. Я чувствовал, как волосы на моем теле скручиваются с отвратительным треском, превращаются в пепел и уплывают прочь, словно крошечные черные снежинки. Когда я набрался мужества и посмотрел вниз, тот ужас, который я испытывал при виде своей краснеющей и сползающей лоскутами плоти, был ничем перед потрясением от того, куда я падал…

…Прямо в разинутую пасть гигантского монстра. Морда этого ублюдка была величиной с купол Капитолия и гораздо безобразнее, даже, несмотря на то, что император недавно распорядился покрыть купол позолотой. Теперь представьте себе, будто купол распахнулся и из него торчат клыки, для которых впору использовать монумент Вашингтона вместо зубочистки, – и вы получите приблизительное представление о том, что поджидало меня внизу.

Я ничего не мог поделать – ни улететь, ни свернуть в сторону, ни даже закрыть глаза. Я мог только падать. Когда волны еще более опаляющего жара начали засасывать меня, я понял, что падаю в Преисподнюю, которая пришла на землю еще во времена моего детства, в настоящую Преисподнюю – ту самую, из которой приходят демоны и прочие чудовища, ныне делящие с нами этот город и этот мир.

Я знал, что теперь буду на их территории и они смогут делать со мной все, что захотят, во веки веков. Потом я провалился в разверстую пасть, и глотка монстра оказалась усеяна корчащимися, извивающимися червями, похожими на щупальца анемона или нити ДНК под микроскопом. Когда я пролетал мимо, их игольчатые рыльца делали молниеносные выпады, пронзая кожу и вливая жидкий огонь в плоть и мускулы, пока я не превратился в один бурлящий клубок боли. Я завопил еще громче, чем раньше… и проснулся. Я лежал в своей прохладной постели под прохладными простынями, рядом с любимой женщиной и слышал, как снова повторяю те самые слова: фразу, которую я никак не могу закончить:

– Vocabulum est serus…

И так каждый раз: дальше не помню. Латынь, разумеется, но от этого не легче. “Слово – это серус”? Что за серус?

Я знал, что продолжение существует, но не мог ухватить его даже краешком сознания. Иногда я повторяю эти слова вслух, пытаясь проехать дальше с разгону, но ничего не выходит.

– Гидеон? – Голос Рэчел в темноте звучал мягко и приглушенно, но в нем слышались тревожные нотки.

– Я разбудил тебя. Кричал во сне, да?

– Нет, – ответила она. – Но ты снова повторял те слова. Vocabulum est…

– Serus, – хором закончили мы.

– Наши слова, – сказала она.

Это было действительно странно: Рэчел снился тот же сон, что и мне. Он снился нам раз в несколько месяцев на протяжении многих лет, еще задолго до нашего знакомства.

Я не хочу сказать, будто в снах о падении в Преисподнюю есть что-то необычное. Теперь, когда мы знаем, что она реальна, а император Солейн Солюкс так настойчиво внедряет идеи коллективного и индивидуального совершенствования ради спасения души от погибели, Преисподняя, можно сказать, стала частью повседневной жизни. Как много веков назад, когда люди считали себя пауками, ползающими по паутине над вечным пламенем. Правда, сегодня мы своими глазами видим тех, кто возжигает это пламя, а некоторые, вроде Массимо Эдди, даже заглядывали в самое пекло. Неудивительно, что у него поджарились все логические контуры.

Само собой, это был дурной сон, но он спас мне жизнь… и Рэчел тоже. Мы могли бы крепко спать в тот момент, когда команда чистильщиков явилась к нам с визитом.

Я стоял в ванной и плескал в лицо холодной водой, когда услышал глухой стук, словно на пол упало что-то тяжелое. Сперва мне показалось, что Рэчел споткнулась в темноте, но, с другой стороны, это ведь была ее собственная квартира. Может быть, я оставил свои ботинки посреди комнаты?

Потом она закричала: “Чистильщики!”, а в следующую секунду я услышал первый выстрел. Вспышка была ослепительно яркой, но я смог разглядеть, что их было трое – все в безобразных монашеских капюшонах и плотно прилегающих к лицу темных очках для защиты от вспышек.

Я не заметил Рэчел и решил, что она бросилась на пол с другой стороны кровати. Отчаянно оглядевшись по сторонам в поисках подходящего оружия, я проклял свою аскетичность в любовной жизни: ни тебе хлыста, ни металлических шипов, чтобы хоть как-то противостоять хладнокровным ублюдкам, собирающимся нас прикончить. Поэтому я швырнул в парня, выстрелившего в Рэчел, единственное, что у меня было, – самого себя.

– Умри за свои грехи, проклятый…

Схватив парня за ноги на середине фразы, я сшиб его на пол. Другие двое пытались получше прицелиться в меня, чтобы не зацепить своего коллегу; пока мы оба барахтались на полу, это было сложной задачей. Благодаря их замешательству я успел схватить оружие того парня, которого я уложил, и откатиться в сторону.

“Уиллоуби-7”.

Мысль была чистой и сладостной, как дуновение весеннего ветерка. Мои пальцы сомкнулись на рукоятке и спусковом крючке, словно я всю жизнь только и делал, что стрелял из такого оружия. Я прицелился и выстрелил с тем же прирожденным мастерством, каким-то образом зная, как поведет себя пистолет, какая будет отдача, какое следует взять упреждение, чтобы выстрелить еще раз – немедленно и точно.

Раньше мне никогда не приходилось видеть, как лицо человека разрывается на части. Но теперь это меня не волновало, как и тот факт, что он был посланцем того самого правительства, на которое работал и я. По какой-то причине эти сукины дети пришли убить меня и Рэчел. Поэтому, когда его очки разлетелись вдребезги и осколки пластика вместе с пулей превратили голову под капюшоном в кровавое месиво, я уже прицелился в следующего.

Но прежде чем я успел нажать на спусковой крючок, его голова мотнулась в сторону, и я увидел, как Рэчел рубанула ребром ладони ему по шее, словно тупой секирой. Я едва не застыл от изумления, но сместил руку с пистолетом на полдюйма влево, а сам бросился вправо и выстрелил в падении, избегая пули последнего оставшегося в живых чистильщика.

Разрывная пуля оставила в матрасе Рэчел дыру размером с грейпфрут, пройдя в нескольких дюймах от меня. Чистильщику повезло гораздо меньше. Рэчел успела забрать оружие у своего поверженного противника, и наши выстрелы грянули одновременно с обеих сторон. Каждое из попаданий само по себе было смертельным, но, когда две пули встретились в мозгах бедняги, результат получился просто ужасающий. Струя крови брызнула вверх, прямо как в Императорском фонтане на площади Инфанта.

Казалось, мы застыли на бесконечно долгое время – я на полу, Рэчел в полуприсяде, – напряженно глядя на высаженную дверь и ожидая новой атаки. Но ее не последовало. Мы медленно выпрямились и обменялись изумленными взглядами.

Что за дьявольщину мы сотворили? Никто из нас не умел обращаться с более смертоносным орудием, чем клавиатура компьютера, и тем не менее, застигнутые врасплох безоружными, мы сумели справиться с тремя из наиболее опасных экзекуторов Божьей Десницы.

Мысль о том, что она сделала, ударила Рэчел, словно кирпичом по голове. Она уронила оружие на пол и в ужасе уставилась на мертвецов, чья кровь и мозги только что перекрасили стены и потолок ее крошечной квартирки. Осторожно приблизившись к тому, которого она свалила ударом по шее, она сняла с него очки, как будто опасалась, что он может помешать ей. Ей не стоило беспокоиться: остекленевшие глаза трупа не моргая смотрели в потолок.

– Он… мертв, – прошептала она.

Я мрачно кивнул:

– Люди обычно умирают, когда им ломают шею.

Шутка была идиотской, но я нуждался в толике юмора, пусть даже самого непритязательного, чтобы ослабить нервное напряжение.

Рэчел беспомощно взглянула на меня.

– Гидеон… – пробормотала она.

– Нам нужно идти, – сказал я. – Перестрелка привлечет внимание.

– Но… ведь это какая-то ошибка. – Она говорила медленно и раздельно, пытаясь убедить себя. – Они… ошиблись адресом. Они не могли прийти за нами!

Я лишь пожал плечами. Разумеется, я тоже не понимал, с какой стати нас решили вычистить, зато достаточно долго работал в ОИР и знал, что, когда тебя выбирают в качестве мишени, ничто не может отменить приказ.

Рэчел недоверчиво смотрела на меня:

– Ты думаешь… это потому, что мы прелюбодеи? Они не могли прийти только из-за этого!

– Кто знает, почему они пришли? Ясно одно: мы сделали что-то – или им так показалось – заслуживающее смертного приговора. Может быть, это ошибка, а может, и нет. Но я могу гарантировать, что если кто-нибудь из Божьей Десницы обнаружит нас здесь в компании трех мертвых чистильщиков, он сначала будет стрелять, а потом уже разбираться, что к чему. Если мы даже не были виновны раньше… – я указал на трех мертвых монахов, валявшихся на полу, – то виновны теперь.

– Но это была самооборона! – воскликнула Рэчел. – Они пытались убить нас!

– Они собирались убить нас, а мы должны были умереть. Получается накладка, а в Божьей Деснице не любят накладок. Теперь нам пора идти: тот, кто явится сюда следующим, не будет задавать вопросов. Поняла?

Рэчел всегда была практичной девушкой, а гулкий топот где-то внизу лишь подтверждал, что пора уносить ноги. Мы бросили тяжелые пистолеты, поскольку показаться на улице с оружием означало подписать себе немедленный смертный приговор, и распахнули окно. К счастью, квартира Рэчел находилась на первом этаже, поэтому мы выпрыгнули на тротуар и устремились в ночь.

У нас даже не осталось времени одеться. Рэчел шла в длинной белой футболке и трусиках, а на мне были только боксерские шорты. В первую очередь нужно раздобыть одежду, иначе нас может забрать любой холикоп1.

К счастью, район вокруг Башни Справедливости, где живем мы с Рэчел – вернее, жили, поскольку уже никогда не вернемся туда, – населен в основном беднотой. Башня высится, как маяк, над крысиным гнездом нищеты, утверждая присутствие Солейна Солюкса среди тех, кому плевать, кто ими правит – Божья Десница, Длань Сатаны или эти старые вымершие партии, республиканцы и демократы. Они живут своей жизнью и славят императора Солюкса, лишь, когда отоваривают продуктовые карточки.

Однако сегодня ночью я был рад соседству бедняков, и особенно потому, что они по-прежнему пользовались прачечными для стирки белья. Было уже три часа утра, но через заднее окошко мы могли видеть женщину, сидевшую за гладильным столиком, пока ее одежда болталась в сушилке. Ее голова была опущена, глаза закрыты, а из пластиковой сумки, стоявшей у ног, предательски выглядывало горлышко бутылки.

Наверняка алкоголь. Алкоголь запрещен Десницей, но еще задолго до этого он был вытеснен синалком, дающим тот же кайф, но без похмелья и ущерба для печени. Поговаривали, будто синалк не вызывает наркотического пристрастия, хотя император утверждает обратное, а что говорит император, то и есть истина в последней инстанции.

Так что синалк запрещен наряду с алкоголем, но, судя по всему, это не остановило женщину, дремавшую за столиком. У Рэчел походка легче, чем у меня, поэтому она бесшумно открыла дверь и вошла внутрь. К счастью, в прачечной работали сразу две сушилки; одна из них продолжала умиротворяюще гудеть, пока Рэчел открывала другую и выбирала одежду, казавшуюся ей подходящей для нас.

Покрой и стиль их одежды оставлял желать лучшего. Штаны были немного коротки, но рубашка сидела нормально. Хотя выглядели мы как последнее отребье, по крайней мере, нас не арестуют за недостаток одежды на теле. Обнаженная грудь грозит заключением до пяти лет, а уж что касается “заметной выпуклости в области гениталий”… Короче, чем заметнее, тем круче твой срок.

Мы оставались босыми, но на улице стояло лето. Если смотреть под ноги, стараясь не наступать на битое стекло и ржавые железки, выжить можно. Кроме того, мы не собирались долго ходить босиком.

В пяти кварталах от Башни есть склад с камерами хранения, которые можно арендовать на неделю, месяц или год. Я отвалил сотню за год аренды пространства, не превышавшего по размерам шкафчик для одежды в гимнастическом зале. Сегодня ночью наконец стало ясно, что деньги потрачены не зря.

– Что у тебя там, Гидеон? – спросила Рэчел после того, как я набрал код, отпиравший дверцу.

– Надеюсь, все, что нам может понадобиться. Деньги, пропуска, фальшивые удостоверения личности… – Я рассовал некоторые, предметы по карманам, кое-что вручил Рэчел (она смотрела на меня с изумлением и замешательством), а остальное запихал в сумку на молнии.

– Зачем? Почему ты устроил этот тайник?

Это был честный вопрос, и у меня имелся подходящий ответ.

– Три года назад Фрэнк Джерси раздобыл немного синалка на уличной толкучке. Он наблюдал за сделкой из укромного места, потом вышел и засветил свой значок. Грешники побросали товар и удрали без оглядки. Все бутылки разбились, кроме одной, и он показал ее мне. Я упомянул о том, что никогда даже не пробовал этого пойла – черт возьми, я был еще ребенком, когда его запретили. Но ты знаешь Фрэнка… – При этих словах мое лицо омрачилось: Фрэнк Джерси был нашим непосредственным начальником в ОИР. – А может быть, мы оба знали Фрэнка. В общем, он сказал, что лучше поздно, чем никогда, и открыл бутылку прямо в автомобиле.

– О Гидеон! Словно парочка проказливых подростков!

– Очень может быть, крошка. Мы немного окосели, и когда я спросил, не боится ли он, что его застукают, он ответил, что в наше время все должны бояться. Никто не ведает, когда Десница или кто-нибудь еще решит вычеркнуть твое имя из списка живущих. Потом он сказал, что любому агенту ОИР – и вообще любому человеку – не помешало бы иметь под рукой заначку со всем необходимым на тот случай, если начнет припекать. Фрэнк стреляный воробей и знает, что к чему, поэтому я прислушался к его совету. Единственной вещью, которую я добавил от себя, было вот это…

Я показал Рэчел портативный диктофон, тот самый, в который я сейчас говорю. Мой маленький дружок, который только слушает и никогда не отвечает. И если я или, Боже сохрани, мы оба будем менее удачливы, чем сегодня ночью, то, может быть, кто-нибудь услышит эту историю. Может быть, Десница поймет, что произошла ошибка, хотя для нас будет уже слишком поздно. И тогда что-нибудь изменится к лучшему.

А может быть, после того как они подотрут нашу кровь, вычистят из банков данных все сведения о нас и закопают наши тела, никто и глазом не моргнет.