«Запорожец» стоял у деревянного сарая под толстой сосной и сверкал в лучах солнца. Он был выправлен, отремонтирован и покрашен в голубой цвет. Саша Дружинин как следует постарался для своих новых друзей. Только вблизи можно было заметить на капоте и дверце следы вмятин. Лучше бы не сделали и на станции техобслуживания. Сорока полностью отремонтировал все остальное: ходовую часть и мотор.
Они рассчитывали, что провозятся больше месяца, а уложились в семнадцать дней.
Сорока уже несколько дней один жил на даче: у него началась сессия, и он на работу не ходил. Еду готовил на газовой плитке. Первое сразу на несколько дней варила Алена. После их отъезда в город в понедельник рано утром Сорока обнаружил кастрюлю с супом.
Экзамен по философии Сорока сдал на «четыре», а теперь готовился рассчитаться с политэкономией. И еще останется два по спецпредметам. Потом почти полтора месяца отпуска! Сорока отправил в Островитино четвертое письмо, но ответа до сих пор нет. Последнее письмо он получил от директора школы-интерната год назад. Тот писал, что в районе поговаривают о ликвидации в Островитине школы-интерната, - мол, неудобное месторасположение, далеко от райцентра и прочее. И больше из Островитина не было никаких известий. Бывшие члены республики, с которыми он поддерживал переписку, тоже ничего не слышали о школе. После десятилетки разъехались по разным городам. Может, уже и школы нет?..
Сорока забрался в машину, положил ладони на руль и представил, как он с ветерком мчится по Ленинградскому шоссе… Здорово все-таки он соскучился по Каменному острову, летчикам… Отличные ребята эти шефы! Если бы не они, наверное, на Каменном острове и спортивного лагеря не было бы… Это они, летчики, доставили на вертолетах спортивное оборудование, строительные материалы, радиотехнику. Да что ни попроси у них - никогда не откажут!
Жаль, если школу-интернат расформировали, а пожалуй, так оно и есть, иначе бы директор давно ответил. Нет школы-интерната - нет и мальчишеской республики! Что там сейчас делается, на Каменном острове?..
Сквозь лобовое стекло он увидел, как по тропинке гуськом идут к дому Владислав Иванович, Алена и Сережа. Дед трусил впереди. В руке у Владислава Ивановича кожаный портфель. Лицо озабоченное. Помнится, там, на озере, он все время подшучивал над ребятами, а сейчас редко когда улыбнется и очень рассеянный. Нет бы отдохнуть на природе после города, а он как заберется в свою комнату, так до ужина не показывается. Слышно, как машинка стучит: то рассыпается длинными трелями, то будто споткнется и надолго замолчит, потом снова робко застрекочет… Большаков готовит докторскую диссертацию. Из-за нее он не поедет с ними на озеро. Говорил, что плотно засядет в технической библиотеке. У него еще не все концы с концами сходятся. А сейчас в институте он принимает экзамены у студентов. И только на даче в свободное от сессии время работает над диссертацией.
Никто из них не заметил Сороку. Лишь Дед, добежав до крыльца, нашел след и потрусил к машине и, поднявшись на задние лапы, заглянул в окно. Бородатая пасть его раскрылась, красный язык свесился поверх белых клыков казалось, он сейчас спросит: «Ты чего тут в машине торчишь?» Испугавшись, что Дед поцарапает свежую краску. Сорока вышел. Дед обрадованно запрыгал вокруг него.
Все окружили машину. В последний их приезд она еще не была покрашена: стояла ободранная, вся в безобразных пятнах шпаклевки.
- Недурно, - сказал Владислав Иванович. - Как философия?
Не будь здесь Алены, Сорока сказал бы, что получил четверку, а так лишь улыбнулся - мол, все в порядке.
Сережа любовно гладил «Запорожец», трогал рукоятки, наконец не выдержал и забрался в кабину. Видя, как он там защелкал тумблерами, завертел баранкой, Алена обеспокоенно посмотрела на Сороку:
- Он не заведет ее? Чего доброго, врежется в сарай?
- Вряд ли, - улыбнулся тот.
Во время аварии «Запорожца» аккумулятор треснул и вышел из строя, и сегодня Гарик должен был привезти новый, который два дня был на зарядке. Сорока не завидовап ему: тащить на себе в такую жару в продуктовой сетке пудовый аккумулятор! Вообще-то Гарик уже должен был бы приехать.
- Теперь даже Ростислав Андреевич не назовет машину металлоломом, сказала Алена. - Вот только цвет…
- А что цвет? - высунул голову в окошко Сережа. - Наша голубая мечта и должна иметь голубой цвет.
- Ты, оказывается, романтик, - улыбнулся сыну Владислав Иванович.
- Какая же это романтика? - возразила Алена. - Голубая мечта… Банальщина!
На тропинке - легок на помине! - показался профессор с фокстерьером. Он поздоровался со всеми за руку, критически осмотрел машину.
- По-моему, эта вещь была другого цвета, - заметил он.
Сорока отвернулся, чтобы не прыснуть. Алена кусала губы, а Сережа нагнулся над рулем, пряча лицо.
- Кстати, почему вы ее сделали голубой? - спросил профессор.
- Цвет голубой мечты, - сообщила Алена.
- Гм, - изрек профессор, - звучит довольно вульгарно… - Алена победоносно взглянула на Сережу - дескать, что я говорила?..
- Вы перекрасьте этот агрегат в цвет слоновой кости, - с невозмутимым видом посоветовал Ростислав Андреевич.
- Зачем? - поинтересовался Сережа.
- Видите ли, цвет слоновой кости на семьдесят процентов будет отражать солнечные лучи… - В этот момент Грозный с рычанием бросился на вылезшую из большой сумки, что стояла у ног Алены, сиамскую кошку. Поднялся истошный лай, визг. Кошка взлетела на ближайшее дерево, причем совсем не высоко, и оттуда, махая когтистой лапой, тоненько рычала и фыркала на прыгавших у ствола собак.
Это отвлекло профессора от машины, и он о чем-то оживленно заговорил с Владиславом Ивановичем. Видно, это был старый спор. Посыпались непонятные технические термины. Концом своего зонта он принялся на тропинке чертить какую-то сложную схему. Владислав Иванович сначала стоял и смотрел, вставляя слова, потом присел на корточки и, взяв с земли сучок, тоже принялся рядом чертить другую схему.
Алена посмотрела на них и повернулась к Сороке.
- Теперь до ужина не остановятся, - понизив голос, чтобы они не услышали, сказала она. Впрочем, если бы она и громко произнесла эти слова, они бы не услышали. Теперь оба ученых сидели на земле и, оживленно переговариваясь, чертили пересекающиеся линии и формулы на песке. А сверху с интересом смотрела сиамская кошка на двигающиеся палочки в их руках.
Дед и Грозный, забыв про кошку, обследовали стволы деревьев. Оба пса давно были знакомы и жили в дружбе и мире. И оба терпеть не могли кошку. Той было скучно, и, по-видимому, чтобы развеселить себя, она при всяком удобном случае внезапно нападала на собак, кусала за ноги, хвост и тут же взлетала на ближайшее дерево.
Алена поднялась наверх переодеться и скоро спустилась вниз в брюках и коричневой рубашке с засученными рукавами. Подошла к машине, провела пальцем по сверкающему стеклу.
- Скорее бы каникулы, - вздохнула она. - Все куда-то собираются ехать…
Сегодня после зачета она вместе с близнецами Олей и Аней зашла в кафе «Восточные сладости». Сестры рассказали, что, как только свалят последний экзамен, сразу уедут из города. Глеб пригласил в интереснейшую поездку на машине по историческим русским городам… Главное - родителей уговорить: кажется, Глеб понравился их отцу. «А нам - не очень!» - со смехом сказала одна из сестер.
- Конь на мази, - сказал Сорока, похлопав по капоту. - Надо только свистнуть!
- Свистни! - с усмешкой взглянула на него девушка. Сорока, не долго думая, заложил два пальца в рот и так оглушительно свистнул, что Дед и Грозный примчались из лесу и стали ошалело метаться вокруг дома. Лишь Владислав Иванович и профессор даже голов не подняли от своих чертежей.
- Я чуть не оглохла, - проговорила девушка, глядя на него.
- Извини, - улыбнулся он.
- Сходим на залив? - предложила Алена. Сорока не возражал.
Они зашагали по узкой тропинке: Алена впереди, Сорока сзади. Один раз прямо перед ними дымчатым клубком мелькнула в папоротнике белка, стремительно скользнула на дерево и исчезла в ветвях.
Обычно белки здесь не были пугливыми. Алена рассказала, что зимой какой-то негодяй повадился тайком приходить в комаровский лес с мелкокалиберной винтовкой и стрелять в почти ручных белок.
- Выродок какой-то! - заметил Сорока.
- К нам часто спускалась одна белочка с дымчатым ухом, - продолжала Алена. - Брала прямо из рук сыр и орехи… Я ее прозвала Огонек. А теперь ее не видно. Неужели этот тип убил ее? Как можно выстрелить в такую прелесть? - проводив глазами белку, вздохнула Алена.
- Даже если дурак и умный смотрят на одно и то же дерево, дураку оно кажется совсем иным, чем умному, - сказал Сорока. - Это я где-то вычитал…
- Теперь мне понятно, почему ты поступил в Лесотехническую академию, сказала Алена. - Ты ведь и там, на озере, боролся с браконьерами.
- Можно распинаться в любви к природе, умиляться белками, птичками и вместе с тем палец о палец не ударить, чтобы чем-то помочь ей.
- Посмотри, сколько мы с папой и Сережей птичьих кормушек повсюду поставили, - с обидой произнесла Алена. - Я специально зимой приезжала и привозила корм.
- Я не о тебе, - улыбнулся он.
- Почему ты думаешь только о себе? - упрекнула Алена. - Можно подумать, что ты вечно будешь один! Я уверена, что не каждая девушка согласится поселиться с тобой в глуши.
- Черт возьми, о девушке-то я и не подумал! - неестественно громко рассмеялся Сорока и, понимая, что разговор принимает опасным оборот, переменил тему: - Я взял в библиотеке томик Тютчева. Послушай, что он пишет о природе:
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…
- Тютчева ты хорошо изучил, - заметила Алена. - А кто тебе еще нравится?
- Ты меня экзаменуешь? - усмехнулся он.
- Это хорошо, что ты любишь стихи, - сказала она. - Вдруг там, в дремучем лесу, ты и сам станешь поэтом?
- Ты меня прочила в космонавты, теперь в поэты, - засмеялся он.
- А ты всего-навсего лесник, - сказала Алена.
- Может быть, мне лучше стать дворником? - Сороке стало надоедать, что она его называет лесником. Лесотехническая академия готовит пе лесников, а инженеров лесного хозяйства широкого профиля. Но объяснять все это не хотелось.
- Ну что ты! - живо возразила она. - Уж тогда лучше иди в милиционеры, - и официальным голосом произнесла: - Гражданин, с вас штраф три рубля!
- Почему три? - не смог он сдержать улыбки.
Они не успели перейти путь: к станции подошла электричка. Из первого вагона вышел Гарик с сеткой в руке. В сетке чернел аккумулятор. Гарик сразу увидел их, улыбнулся, помахал рукой. Однако когда подошел, сгибаясь в одну сторону от тяжести, лицо его было не таким жизнерадостным. Гарик вглядывался в их лица, будто пытался в чем-то уличить. Сорока уж в который раз подумал, что его друг неправильно ведет себя: Алена умная, тонкая девочка, и ничем не оправданная ревность ее оскорбляет. Вот и сейчас она нахмурилась и отвернулась. Зачем он постоянно испытывает ее терпение? Обычно независимый, уверенный в себе, гордый, он при Алене становится невыносимым. Сороке неприятны были их постоянные стычки: пользуясь любым предлогом, он уходил с дачи к заливу, где, все еще скособочившись, стоял ржавый поплавок с надписью: «Алена, я тебя буду ждать по субботам и воскресеньям с 20 до 21 часа!» Тоже хорош гусь! Тебя, Алена, буду ждать, а сам раскатывает на «Жигулях» по ресторанам с близнецами Олей и Аней!.. Чем бы стереть эту дурацкую надпись?..
- Вы меня встречали? - спросил Гарик и наконец догадался опустить тяжелую сетку на землю.
- Нет, - ответил Сорока. - Мы идем к заливу.
- А что, нельзя? - вызывающе взглянула на него Алена.
- Нам надо аккумулятор поставить, - заявил Гарик.
- Ну и ставьте, - сказала Алена. - А я - на залив!
И, бросив взгляд вдоль высокого перрона, перебежала через блестящие рельсы.
- Тащи! - сунул Гарик Сороке тяжеленную сетку. - Я пока допер его до Финляндского, руку оттянул… - Он проводил взглядом Алену. - Наверное, этот типчик опять ее там поджидает!
- Не думаю, - сказал Сорока.
- Так я за ней сзади и побежал! - продолжал Гарик. - Позвольте вас, миледи, сопровождать. Подол вашего прскрасного платья нести!..
- Она в джинсах, - заметил Сорока.
- Поставим аккумулятор, заведем машину и махнем в Выборг? - предложил Гарик. - А Алена пусть нам ручкой помашет.
- И что это тебе даст? - полюбопытствовал Сорока.
- Пускай нос не задирает.
- Что нового на работе? - перевел Сорока разговор на другое. - С мастером помирился?
Гарик рассказывал ему, что у него в цехе произошла стычки с мастером: тот поставил его на токарный станок устарелой конструкции, а Гарик отказался на нем работать, и тогда мастер забрал чертежи и до конца смены оставил его без работы…
- С мужчиной всегда можно найти общий язык, - туманно ответил Гарик.
- Дали новый станок?
- Пару бутылок в субботу после работы распили с мастером - и сейчас у меня станок - люкс! С программным управлением. Я давно уже понял: чем лезть в бутылку, лучше распить ее с хорошим человеком, - скаламбурил Гарик и первым рассмеялся. - А как у тебя? - поинтересовался он, просто так, из вежливости.
- Я, видишь ли, не пью, - улыбнулся Сорока. - Наверное, поэтому у меня все по-другому…
- Вы сейчас про меня говорили? - немного погодя нарочито равнодушным голосом спросил Гарик.
- Больше нам не о чем говорить!
- А все-таки - о чем? - Гарик старательно смотрел себе под ноги.
- Я ей стихи читал.
- Стихи? - изумился Гарик. - Пушкина или Лермонтова?
- Ага, - сказал Сорока.
- Если он опять ошивается у поплавка, я ему… - вдруг разозлился Гарик. - Я его, толсторожего, в заливе утоплю!
- Ты лучше буй в море столкни, - посоветовал Сорока.
- Это идея! - воскликнул Гарик и, повернувшись, бросился бежать в ту сторону, куда ушла Алена.