Все произошло так быстро и неожиданно, что они не успели по-настоящему испугаться. Только что ярко светило солнце, ровно шумели на берегу сосны, низко кружась над песчаной косой, тоненько покрикивали озерные чайки - и вдруг стало тихо. На какое-то мгновение. Затем сильный порыв ветра пронесся над озером, вздыбив потемневшую воду и заставив прибрежные деревья протяжно застонать. Лодку, на которой сидели с удочками в руках Алена и Сорока, развернуло, струной натянулась веревка с якорем. Будто кто-то гигантской плетью стегнул по камышам, и они полегли в заходившую ходуном воду.
Когда они взглянули на небо, то увидели огромное сизое облако, даже не облако, а лохматую тучу, сквозь которую бледным размазанным блином просвечивало солнце. Туча разбухала на глазах, наливалась чернотой, чуть ниже ее стремительно проносились клубящиеся шапки рваных облаков с багровым отблеском. Огромное синее озеро как-то странно качнулось сразу от берега к берегу, а затем стало вспухать, будто закипающее молоко в кастрюле. Высокие волны с вспенившимися гребнями вопреки здравому смыслу от обмелевших берегов побежали навстречу друг другу и встретились в центре озера. И в ту же секунду в жутком свисте ветра, будто джинн из бутылки, возник крутящийся смерч. Отклоняясь то в одну, то в другую сторону, он вздымался все выше и выше, пока не соприкоснулся разветвленным щупальцем с тучей. Послышался нарастающий грохот, будто столкнулись два железнодорожных состава.
Танцующий посередине озера смерч то приближался, то удалялся. В тот самый момент, когда смерч снова приблизился к ним, лодку сорвало с якоря, она стала бортом к волне, которая с силой ударила в нее, и в следующее мгновение Сорока и Алена очутились в кипящей воде. Оглушенные раскатами грома, они барахтались возле перевернутой лодки. Сорока первый опомнился и поплыл к Алене; она что-то кричала, но в свисте ветра и шуме раскачивающихся на берегу деревьев ее было не слышно.
- Обними меня за шею!.. - подплыв к ней, прокричал Сорока. Лицо возбужденное, ей показалось - он смеется.
А в него и правда будто бес вселился: хотелось орать песни, кричать, беспричинно смеяться. Лишь присутствие перепуганной Алены сдерживало его. Ему даже хотелось, чтобы смерч приблизился вплотную и он потрогал его рукой. И если бы не Алена, он сам поплыл бы к танцующему водяному столбу и прикоснулся.
- Поплыли к острову! - крикнул Сорока и, глядя ей в глаза, засмеялся. - Я такого еще никогда не видел… А ты?
Она плавала на одном месте и, будто не узнавая, смотрела на него. «Ненормальный! - с каким-то странным чувством думала она. - Мальчишка!» Рядом с ним она перестала бояться, страх ушел.
- Обними за шею… - говорил он.
- Вот еще, - сказала она. - Что я, плавать не умею?
И первой поплыла к острову. Он, будто дельфин, плескался рядом, весело фыркал, будто нечаянно коснулся рукой ее ног, но она сердито попросила не трогать ее. Гарик тоже никогда не упустит такой возможности: незаметно поднырнет под водой, схватит за ноги и не отпускает… Один раз, наглотавшись воды, перепуганная Алена закатила ему пощечину.
Водяной смерч так же быстро исчез, как и появился. Когда они вступили на Каменный остров, озеро уже успокоилось, солнце вовсю припекало, даже птицы пели. Лишь спешащее за горизонт съежившееся сизое облако да бледнеющее полудужие радуги, торчащее из леса, напоминали о буре.
Они навзничь растянулись на лужайке. На небе ни облака.
Туча увела их в необъятные дали за собой. Послушные, как цыплята, грозовые облака теперь не отстанут от нее.
- Пропало мое любимое платье, - вздохнула Алена. - Я его сама сшила.
- Моя новая рубашка… - эхом откликнулся Сорока. - Я ее купил перед отъездом сюда.
- Мои белые босоножки на платформе…
- Мои бедные драные кеды… правда, без платформы.
- Мой лещ…
- Леща не было, - заметил Сорока.
- Был, - возразила Алена. - Он клюнул как раз в тот момент, когда лодку развернуло.
- Почему лещ? Может быть, окунь.
- Нет, лещ!
- Или плотвица…
- Я говорю - лещ!
- Ну ладно, - уступил Сорока. - Пусть будет лещ…
- То-то… - рассмеялась Алена. - Лучше не спорь со мной!
После того что произошло на берегу, когда он сказал ей, что любит, между ними возникла какая-то неловкость. Сорока больше ни разу не повторил своих слов, он и так сделал почти невозможное: впервые в жизни признался в любви девушке. Потом, ворочаясь без сна на раскладушке, он снова и снова заново переживал всю ту сцену на берегу и мучительно краснел… Разве можно любимой говорить такие банальные слова: «Ты самая умная девушка на свете»? Или «самая красивая»?.. Откуда это у него: из книг или в кино услышал? Почему в таких отчаянных ситуациях люди глупеют?
Даже спасительная мысль, что влюбленные действительно глупеют, не утешала его.
Они рыбачили, купались, загорали вот так же, как сейчас, говорили о чем угодно, только не о любви… Хотя иногда Сорока ловил на себе вопрошающий взгляд девушки, будто она приглашала его к другому разговору, ждала от него совсем иных слов… Но переломить себя и говорить ей о своих чувствах он не мог. Так уж сложилась его жизнь, что больше приходилось скрывать свои чувства от посторонних, чем раскрывать… И с этим он ничего не мог поделать.
Его переполняла нежность к Алене. Там, у опрокинутой лодки, в кипящей воде, он почувствовал себя ее спасителем. И это чувство было сильным и радостным. Пусть он сам бы погиб, но ее спас. Забыв про раненую руку, он на себе дотащил бы ее до берега… Но Алена сама умела прекрасно плавать. И его помощь не потребовалась.
- Когда лодка опрокинулась, я очень испугалась, - будто читая его мысли, произнесла Алена. - А ты? - Она раскрыла глаза и, чуть повернув голову с растрепанными, еще не просохшими волосами, взглянула на него.
- Я тоже испугался, - ответил он.
- Почему же тогда смеялся?
- Наверное, со страху… - раздвинул он в улыбке обветренные губы.
Глядя на небо, Алена мысленно сравнивала Сороку и Бориса… Какое у него, Бориса, тогда лицо было! Когда он рулил прямо на Сороку… Жестокое, ноздри расширились, как у зверя… А синие, так понравившиеся ей глаза стали леденистыми, злыми.
И все-таки было что-то в Борисе и привлекательное. Его поведение говорит о том, что он привык довольно свободно обращаться с девушками. Держится с достоинством, уверенно. Такие не сомневаются в себе и не скрывают этого. Во взгляде его холодная властность… Алену и привлекал и отталкивал от себя этот парень. Насколько он умен, она еще не смогла определить, слишком мало была с ним знакома. Вот сейчас, вспоминая все короткие встречи с ним, не может даже вспомнить ни одного серьезного, интересного разговора… так, пустая болтовня, какие-то намеки, общие слова…
И все же она не могла вот так взять и выбросить Бориса из головы. Нет-нет и думала о нем… Когда рядом не было Сороки… Вот он лежит на спине и, не щурясь, всматривается в небесную синь.
Ей вдруг захотелось, чтобы он ее поцеловал. Она осторожно высвободила руку из-под головы и вытянула ее вдоль своего тела, растопырила пальцы и кончиками прикоснулась к нему. Кожа у него горячая, прокалилась на солнце. Он сделал вид, что ничего не заметил, хотя веко его дернулось, а губы дрогнули, будто он хотел улыбнуться или что-то сказать. Алена провела пальцами по его руке выше запястья и затаилась: что он теперь сделает? Ресницы его затрепетали, в глазах что-то мелькнуло, он нащупал ее руку, взял в свою большую ладонь и тихонько сжал…
«Ну поцелуй же! - умоляла про себя Алена. - Слышишь, Тимофей!»
Наверное, он услышал, потому что сжал ее руку сильнее, прерывисто, будто ребенок, вздохнул и сжал веки. Только темные ресницы вздрагивают. Тогда Алена приподнялась, нагнулась над ним, отвела пальцами желтую прядь со лба и сама крепко его поцеловала…
- Я так и знал, что вы прячетесь здесь… - послышался голос Гарика. Вы видели, что было на озере?
- Видели, видели, - ответила Алена. На щеках ее пылали два красных пятна. Повернувшись к Нине, которая поднималась вверх от причала вслед за Гариком, она попросила у нее расческу.
Сорока поднялся с травы, подал руку Алене. Лицо у него сконфуженное.
- Извините, я забыл постучаться… - ухмыльнулся Гарик. В подобных ситуациях он не отличался особенной тонкостью. - Да вот дверь не нашел…
- Ты бы и в дверь не постучался, - расчесывая волосы, заметила Алена.
Сорока, все убыстряя шаги, прошел мимо него прямо к обрыву. Сделав небольшую пробежку, оттолкнулся от берега и исчез из глаз. Немного погодя внизу раздался громкий всплеск.
Бледный костер потрескивал, сиреневый дымок тянулся вверх, рассеиваясь в сосновых ветвях. Нина сказала, что ее кусают комары, вот Гарик и соорудил небольшой костерок. Развалившись на траве, он положил темноволосую голову Нине на колени и блаженствовал. Алена сидела на широком пне, а Сорока прислонился спиной к дереву.
- …Глеб рассказывал, что иногда до двух сотен в день зарабатывает, - говорил Гарик, снизу вверх глядя на Нину. - Купит, к примеру, у моряка импортный магнитофон и тут же перепродаст в два раза дороже… Это его законный бизнес.
- Точнее, беззаконный, - ввернул Сорока.
- Я делами Глеба не интересуюсь, - сказала Нина. - А покупатели на него не жалуются… И начальство им довольно. Не беспокойтесь, продавцы теперь сами стали хорошими психологами. Знают, у кого купить, кому продать. И сразу чувствуют, кто перед ними: работник ОБХСС или покупатель с бабками…
- С чем? - переспросила Алена.
- Так дельцы у нас называют деньги, - улыбнулась Нина.
- Про «башли», «капусту» слышал, а про «бабки» - впервые! - подивился Гарик.
- То-то они, голубчики, спелись… - думая о своем, произнес Сорока.
- О ком ты? - спросила Алена.
- И давно они дружки-приятели? - не ответив ей, обратилсн Сорока к Нине.
- Дружки-приятели? - переспросила та.
- Глеб и Борис, - пояснил Сорока.
- Твой бывший… близкий друг, - не удержался и съязвил Гарик.
- У Глеба есть еще один приятель - Борис, мастер спорта по автомобилизму, - наградив Гарика уничтожающим взглядом, спокойно ответила Нина.
- Его фамилия Борисов?.. Борис Михайлович? - странным голосом спросил Сорока.
- А ты его откуда знаешь? - удивилась Нина. - Впрочем, он человек известный, о нем в газете писали…
У Сороки сначала кровь прилила к лицу, потом он побледнел. Никто, кроме Алены, этого не заметил.
- Ты видела его? - хриплым голосом спросил он. Чтобы скрыть охватившее его волнение, Сорока откашлялся.
- Бориса-то? - не замечая, что с ним творится, продолжала Нина. - Я его впервые увидела на даче у Глеба, интересный мужчина… Он часто заходит в комиссионку.
- Тоже увлекается… музыкой? - поинтересовался Гарик.
- Они все помешались на этих магнитофонах, усилителях, колонках! Платят шальные деньги.
- Да, он ездит быстро… - произнес Сорока. - У него светло-зеленые «Жигули»?
- Это очень важно? - не спускала с него встревоженных глаз Алена. В голосе Сороки прозвучали какие-то нотки, заставившие всех посмотреть на него. Взволнованный, он резко нагнулся, схватил толстую ветку с земли, разломал на несколько кусков и бросил в костер. Когда он снова выпрямился, лицо его было спокойным, как обычно.
- Он тебе не рассказывал, как весной подбил на Приморском шоссе двух мотоциклистов? - после продолжительной паузы спросил Сорока.
- Об этом мне не нужно было рассказывать, - ответила Нина. - Я сама там была.
- Ты?! - вырвалось у Сороки. На лице его глубокое изумление и растерянность. - Ты была в этой машине?!
И Гарик и Алена, чувствуя, что происходит что-то необычное, во все глаза смотрели на них.
- Их никто не подшибал - они мчались за нами как сумасшедшие и перед поворотом, когда увидели встречный грузовик сами свернули в канаву, продолжала Нина. - Я увидела, как они закувыркались, и закричала… Борис остановился, мы все выскочили из машины, ребята кинулись к ним, а я страшно испугалась, даже не подошла посмотреть… Девочки - тоже. Борис потом сказал, что они получили серьезные травмы, но будут живы.
Гарик и Алена переглянулись.
- Это ты про тот случай на Приморском шоссе? - спросила Сороку Алена.
- Ты знаешь, кто был на мотоцикле? - сказал Гарик, глядя на Нину.
- Какие-то дружинники, - ответила она. - Я же говорю, их не видела.
- Дружинники! - воскликнул Гарик. - Вы убили Сашу и чуть не отправили на тот свет…
- Нина, сколько вас было в машине? - перебил Сорока, бросив недовольный взгляд на Гарика.
- Борис, я, Глеб, сестренки Оля и Аня и Борис… Шесть человек. Мы ехали на дачу Глеба.
- Ты Бориса два раза назвала, - заметила Алена.
- Один - Борис Михайлович Борисов, второй - Длинный Боб, - пояснила Нина. - Два Бориса, неужели непонятно?
- Понятно, - сказал Сорока. - Непонятно только, куда испарился Длинный Боб…
- Борис Михайлович и Глеб погрузили их в машину и повезли в Зеленогорск, а мы все сели на автобус и на нем доехали до дачи… - Нина обвела всех недоуменным взглядом. - Какого Сашу убили?
- А с ним на мотоцикле был Сорока, - прибавил Гарик. Он сидел рядом с Ниной и накручивал на палец тонкий стебель.
- Это правда? - Нина перевела взгляд с него на Сороку.
- Вспомни: о чем они говорили, когда стали удирать от нас? - попросил Сорока.
- Почему же я тебя не узнала? - произнесла Нина.
- Я сидел сзади, - сказал Сорока.
- Борисов хотел остановиться, когда вы замахали полосатой палкой, ну, а Длинный Боб…
- Он сидел рядом с водителем? - перебил Сорока.
- Да, он сказал, что не стоит останавливаться, это свои ребята, он их хорошо знает… Давайте, мол, их разыграем… Ну, тут и началась эта бешеная гонка!
- Которая так трагически окончилась, - сказала Алена.
- Ну и друзья у тебя! - покачал головой Гарик. - Тюрьма по ним плачет!
- Я же не виновата, что ты мне так поздно встретился, - съязвила Нина.
- Это Боб попросил вас не говорить следователю, что он был в машине? спросил Сорока.
- Он сказал, что у Борисова будут неприятности с ГАИ, если узнают, что в машине было шесть человек. И Борисов согласился… Ну, мы и не назвали его.
- А вас спрашивали?
- Да нет… Борисов привез нас в милицию и еще раз попросил не говорить про Длинного Боба. - Нина посмотрела на Сороку. - А что? Надо было сказать?
- Зачем же подводить своих друзей, - усмехнулся Сорока.
- Я не знала, что Саша погиб, - сказала Нина. - Борисов говорил, что он лежит в больнице…
- Он умер не сразу, - сказал Сорока. - Его пытались спасти, сделали операцию, но он так и не пришел в сознание…
- Боже мой, какой ужас! - воскликнула Нина. - А ты?
- Я, как видишь, легко отделался…
- Р-р-р! Ав! - раздался дикий рев, и из кустов с шумом и треском выломился улыбающийся Сережа. Подбежал к костру, оглядел всех веселыми глазами. - Что, испугались? Вы видели, какой смерч плясал на озере?
- Он нас сюда по воздуху забросил, - сказала Алена.
- Я так и подумал, когда увидел в камышах перевернутую лодку, засмеялся Сережа. - Или вы прямо в рай к боженьке на небо попали, или - на Каменный остров.
- Может, ты и мое платье нашел? - спросила Алена.
- Удочку нашел, а на крючке знаешь кто был?..
- Лещ! - воскликнула Алена.
- Здоровенный окунь, - ответил Сережа.
Алена бросила взгляд на Сороку, но тот не слушал их: опершись спиной о ствол, смотрел прямо перед собой, и глаза у него были чужие, беспощадные.
- Я привез котелок, хлеб, ложки, рыбу… После бури такой потрясающий клев был! - весело рассказывал Сережа. - Давайте в наш последний вечер поужинаем здесь, на Каменном острове?
- Меня комары живьем сожрут, - сказала Алена. - Смерч оставил на мне один купальник.
- Я все привезу, что надо, - очнулся от своих невеселых дум Сорока.
- Ты не знаешь, что мне надо, - поднялась с пня Алена.
Он впереди, она - за ним стали спускаться вниз к причалу. Когда забрались в лодку и Сорока сел на весла, Алена сказала:
- Они ведь ненарочно, Тима?
- А ты как думаешь? - взглянул он ей в глаза.
- Я не могу в это поверить, - помолчав, проговорила она. - Нина ведь сказала, что Борисов хотел остановиться…
- Но не остановился…
- По-твоему, Борис, или, как вы его называете, Длинный Боб… подстроил эту аварию?
- Боюсь, что так, - процедил он, не глядя на нее.
- За рулем-то сидел другой Борис! - с вызовом сказала она. - Как же он мог?
- Ты его защищаешь? - чуть приметно усмехнулся Сорока.
- Я тебя защищаю от самого себя! - горячо воскликнула она. - Я же вижу, как ты мучаешься, растравляешь себя… Ты же, Сорока, всегда был справедливым!
- Посмотри: что это такое в камышах? - кивнул Сорока на мыс.
- Мое платье! - обрадовалась Алена.
Лодка была на полпути к острову. Тут наперерез ей со стороны бывшего детдома показалась еще одна плоскодонка с черным вытянутым носом. В ней сидели трое. Увидев Сороку и Алену, они зашевелились, о чем-то переговорили, потом один из них встал и, сложив руки рупором, протяжно закричал:
- Сорока-а! Мы-ы к тебе-е!
- Греби-и на Каменны-ый! - откликнулся тот.
Над озером аукнулось эхо и пошло гулять по сосновому бору, березовой роще. Тот, кто встал, помахал рукой - мол, понял, - и лодка взяла курс на остров.
- Кто это? - спросила Алена, глядя на черноносую лодку.
- Моя команда… - улыбнулся Сорока. - Вася Остроумов, Егор Лопатин… Одного ты знаешь - Федя Гриб!
- Твой лютый враг?
- Он перевоспитался, - улыбнулся Сорока.
- Ой, посмотри: что это такое? - показала на остров Алена. - Можно подумать, что республика возродилась!
Над соснами разноцветным роем взвились шары с привязанными к ним человечками, рыбами и еще какими-то непонятными знаками.
- Восемь, одиннадцать… тринадцать… Пятнадцать! Как красиво. Откуда их столько?
- Сережа забавляется, - сказал Сорока. - Видно, нашел наш тайник…
- Жалко отсюда уезжать, - вздохнула Алена. - А тебе, Президент?
Он не успел ответить: неподалеку от лодки с негромким всплеском упал лопнувший шар с человечком. Сорока подцепил его веслом, взял в руки и стал разглядывать.
- Мой личный знак, - с задумчивой грустью сказал он. - Стоило ему появиться в небе, я все бросал и мчался на остров.
- И меня бы бросил? - без улыбки спросила Алена. Она черпала пригоршней воду и пропускала ее сквозь пальцы. Сверкающие капли со звоном разбивались о воду.
- Тогда - да, а сейчас - нет! - сказал он.
Еще один синий шарик с рыбкой лопнул в небе и мягко, без всплеска упал в озеро - на этот раз немного дальше.
- Я хочу его взять на память, - сказала Алена.
Сорока молча направил лодку к съежившемуся шарику с картонной рыбкой.