Придет Мордор и нас съест, или Тайная история славян

12 Havran travel

Миша уже ожидал в Шегинях. Мы едва-едва успели перейти через границу.

— Ну, кулеги[164], — сказал он, потому что говорил по-польски, — кого сегодня обделываем?

Гавран жестом руки представил Мише четырех поляков, которые шли за нами, любопытно разглядываясь.

— Анджей, — показывал я пальцем. — Томек, второй Томек или Томек Два, что, в свою очередь, приводит к тому, что первый Томек является Томеком Раз. И Мачек.

Миша кивнул всем им. Мне подмигнул. Я мигнул в ответ. Выглядел он словно разбойник с большой дороги. Гавран мне его уже как-то представлял. Понятия не имею, откуда он его вытащил — во всяком случае, бизнес, которым они вместе занимались, должен был того стоить.

Поляки пробормотали слова приветствия.

Вообще-то, все они были достаточно странным сборищем. Томек Раз, к примеру, как я успел узнать во время поездки, был членом наблюдательного совета одного из краковских интернет-порталов. Томек Два был бухгалтером. У Анджея была своя туристическая фирма, Мачек же был владельцем клуба на Казимеже.

В общем, народ с бабками.

— А ты чего? — спросил Миша. — Тоже захотел дикаво востока?

— И сейчас, и всегда, только не так, как они, — ответил я, указывая подбородком на приведенных Гавраном[165] людей с баблом. — Статью пишу.

Миша вопросительно глянул на Гаврана. Тот кивнул.

— Спокуха, — пояснил он. — Лукаш только посмотрит, чего и как. У нас договор. Если удастся описать так, чтобы получилась реклама, он опишет. Если же нет, тогда просто ничего не напишет. Это мой дружбан, мы с детства знакомы.

— С детства — не с детства, — сомневался Миша. Для чуть ли не двухметрового амбала с морщинистым лицом, каким он был, голос у него был удивительно ласковый, — но вот то, что мы здесь делаем — как это сказать — оно немного незаконное.

— А к нему никто серьезно и не относится, — хлопнул Гавран меня по спине еще до того, как я успел что-либо ответить, — потому что пишет неправду. Поверь мне, Миша.

— Тогда зачем он с нами?

— Потому что те его враки много людей читает, и некоторые считают, что, как бы там ни было, в них имеется зерно правды, вот они то зерно и ищут. И таким вот образом выйдут на нас.

Миша пожал плечами, и выглядело это так, будто бы гора пожал холмиками.

— Делай, как считаешь, — ответил он, — дело твое. — Ну что, — обратился он в сторону Томеков, Анджея и Маека, — начинаем, или как?

Его газик был припаркован в нескольких метрах дальше, в улочке между одноэтажными домиками. Поляки с любопытством разглядывались по сторонам и обменивались наблюдениями. Анджей считал, что здесь точно так же, как и в Польше, и что он особых различий не замечает. Томек Раз говорил, что все же чувствует, в воздухе висит что-то не такое. Томек Два конкретизировал его мысль, заявляя, что здесь как-то более «борчуховато»[166]. Мачек же болтал о «туранской культуре» и сделал мобилкой фотку купола у церквушки, мимо которой проезжали.

На капоте газика Миша разложил салфетку, на которую поставил бутылку перцовки и порезанное кусочками сало. Пока что все это не слишком-то отличалось от экскурсий, которые англичанам в Кракове предлагают наиболее хитрожопые поляки. Бутылка, pub crawl[167] и бордель под конец. Мне было интересно, приготовил ли Гавран бордель на сегодня.

Потому что бизнес, которым занимался Гавран с Мишей, заключался в очень простой вещи: взять несколько нафаршированных бабками и жаждающих экзотики поляков на уик-энд в Украину и показать им «хардкоровый восток».

Пошла первая бутылка, потом и вторая. Миша рассказывал анекдоты. Рассказывать он их умел, так что было неплохо. Я и сам смеялся. Смеялся даже Мачек, с которым — как мне казалось — у Миши будет больше всего хлопот. Дело в том, что Мачек был глуповатым умником и все знал лучше всех. Только Миша справлялся и Мачека делал как младенца. Словно пластилин лепил.

После водки Миша сунул руку в карман и вытащил черную табакерку с дозатором. Он открутил зеркало от газика, положил его на капоте и просыпал на него из табакерки семь дорожек белого. Поляки рассмеялись, Мачек даже в ладоши захлопал.

— А чего это? — спросил Томек Два.

— Кокошка, старая, хорошая, — ответил Миша. — Спокуха, если не хочешь кокошки — никто не заставляет.

— Хочу, хочу, — замахал руками Томек Два. — Нет, я только так спросил.

— Кто спрашивает, не блуждает, — философски заметил на это Миша. — Даёшь, друг, — и сунул ему в пальцы свернутую трубочкой стогривневую купюру.

Лично я был в очереди третьим. В нос ударило, закрутило и стекло куда-то в нижнюю часть горла; я глотнул — горько.

Анджей разболтался.

— А полиция не придет? — спросил он.

— Я сам, — ответил Миша, вытаскивая удостоверение из кармана, — милиция.

Все замерли, застыв от страха и склонившись над зеркальцем. Панические взгляды были устремлены на Гаврана, который как раз вытирал нос. Тот усмехнулся.

— Успокойтесь, — сказал он, хлопая Мишу по плечу. — Это же хорошо, что органы с нами, разве нет?

Миша оскалил зубища. Парочка из них была из золота.

Народ с бабками вернулся в радостному нюханию.

Я сунул в рот сигарету и начал хлопать по карманам в поисках огня. Гавран подставил мне «зиппо».

— Настоящее? — тихо спросил я, указывая подбородком на карман Миши, в который тот только что спрятал удостоверение.

— Честно говоря — не знаю, — весело буркнул Гавран, — меня он тоже застал врасплох.

Тем временем Миша рассказывал людям с деньгами какие-то невообразимые байки про Шегини. Что-то там о контрабандистах; о том, что все новые дома в селе поставлены за деньги, которые заработаны за границей, а это незаконно. Что-то бухтел о перестрелках, о мухлеже, о подкупе. Я и сам, — гордо заявлял Миша, — на деньги от взяток дом себе поставил.

— А он хорош, — шепнул я Гаврану, ведь признаться в этом должен был.

— Ну, — кивнул тот.

В газик вмещается пять, самое большее — шесть человек, но семь тоже влезает. А почему бы и нет. Мы ехали какими-то полевыми дорогами, проезжали мимо развалин каких-то колхозных построек. Ну да, ну да. Когда-нибудь руины фабрик, колхозов и складов будут такими же романтическими, что сейчас развалины замков. Наступал вечер, и солнце на западе наливалось кровью. Оно буквально исходило кровью. На восточной же стороне небо было темно-синим. И на нем висела Луна, такая громадная, что казалось, будто бы она мчится в сторону Земли, чтобы расхерячить ее в мелкие щепки. Мы ехали на юг. Кокаин действовал, и музыка, которую Миша поймал по радио, казалась нам мягкой и бархатной..

Миша вел, потягивая из фляги. Я же только ожидал, раздавленный Томеком Два, который сидел у меня и у Томека Раз на коленях, когда Гавран вытащит гармошку. Бутылка кружила по машине. Миша сунул кассету в рожу магнитофона и подвернул громкость. Рявкнул гимн СССР. Все мы уже были хорошенько пьяными и начали петь. Мачек пел по-польски: «Нафиг нам свобода с советским народом, когда нечего курить, когда нечего и пить».

В конце концов мы выехали на асфальт, и тут же объявилось и село. Дома пост-галичанские: отчасти каменные, отчасти деревянные. Утоптанная площадка перед пивной была вся в колеях. Было видно, что пацаны гонялись тут один за другим на моторах. Перед заведением стояла тюнингованная «лада жигули» и черный мерседес. У обеих машин стекла были затемненные. На разбитых ступенях сидели парни в тренировочных костюмах. Некоторые под треники надели мокасины.

— Ты это место знаешь? — спросил я Мишу.

— Слышал, — ответил тот. — А так впервые.

— Тогда зачем мы сюда приехали?

— А какая разница — здесь или где-то еще? — спросил Миша, глядя в самый центр моих глаз, которые отражались у него в зеркале заднего вида.

Парни со ступеней отреагировали по принципу «НЛО в деревне». Все пялились на нас, и взгляды эти дружественными назвать было сложно. Губы сами складывались в презрительные гримасы. По ступеням мы входили будто молодые заключенные, которых впервые впустили к рецидивистам. Только Миша с Гавраном шли спокойно и расслабленно.

— Курва, и чего я тут делаю, — услышал я, как бормочет Томек Два.

В средине же все выглядело так, что Боже упаси. Столы и стулья липли от грязи. Их внешний вид только приблизительно напоминал тот, что имелся первоначально. На стене висел абсурдно огромный плакат, на котором венецианский гондольер проплывал под Риальто.

Миша повел взглядом по лицам сидящих. Он оценивал их габариты — я же сам видел — словно фермер оценивает габариты приобретаемого скота. Под конец он усмехнулся и сплюнул на пол. Несколько мужиков в возрасте отвернулось. Лица у них были морщинистыми, свитера — со спущенными петлями. Но вот парни помоложе глаз не отвели, на Мишу они глядели высокомерно. А на нас — с легким снисхождением.

Кровь так сильно барабанила у меня в висках, как будто бы вот-вот собралась взорваться.

Мы присели за какой-то из столиков. Такой же разболтанный, как и остальные. Стулья, как мне казалось, сейчас под нами рассыплются. Миша, не подходя к стойке, крикнул бармену. Тот, пускай и нехотя, подошел. Не говорил ничего, только глядел. У него были усы и растущая лысина. В его глазах блестело что-то блядское. Миша заказал литр водки. И селедку.

А потом все и покатилось.

Честно говоря, я не помню того момента, когда началось молотилово. Честное слово, в этом месте у меня как будто перескок кадра. Вот только что мы сидели за столом и заливали очередную порцию водки, и в следующий момент — какой-то лысый тип бьет меня своей башкой в лицо, и весь мир становится красным.

А потом все покатилось еще быстрее. Я с изумлением глядел, как Миша вытаскивает свою милицейскую ксиву и орет так, что все чуть на задницы не попадали. Тем более, что из другого кармана Миша вытащил пистолет.

— Под стенку! — орал он по-украински. — Все, все!!! Милиция! Слышите, суки, милиция!

— Ой, курва, курва, курва, — только и мог повторять Анджей, с бледным словно стена лицом и разорванным воротничком футболки. И Томека Раз кровь размазалась по щеке; Гавра — походило на то — вышел из стычки целым. Мачек вылез из-за барной стойки, где спрятался, а Томек Два стоял, широко усмехаясь, расставив ноги, и весело подмигивал одному из украинцев, который очутился среди собравшихся под стенкой с гондольером и Риальто. Тренировочные костюмы, короткие волосы, адидасы и мокасины, пары спиртного и отовсюду исходящая ненависть. Там их было человек пять. От Томека Два, бухгалтера, никто ничего подобного ожидать не мог. Потому что украинец, которому Томек подмигивал, выглядел весьма даже стукнутым. Невысокий, но крепкий. Таких побить труднее всего. Он как раз плевал кровью в собственную ладонь и с изумлением глядел на то, что выплевывал.

Миша тоже это заметил.

— Ты, — сказал он крепышу, целясь в него из пистолета. — Сюда иди.

— А на кой хер? — Крепыш вытер ладонь о черные джинсы, сплюнул на пол. — Что, пристрелишь меня, или как?

— Блин, Гавран, чего тут творится? — буркнул я. Тот, усмехаясь, разложил руки.

— Это все запланировано? — допытывался Мачек. Гавран приложил палец к губам и подмигнул.

— А на кой ляд мне в тебя стрелять, — рассмеялся Миша. Он подошел к крепышу и, не переставая целиться ему в лицо, сунул ему руку в карман. И тут же вытащил — в его пальцах был мешочек с кокаином.

— Твое? — с улыбкой спросил он.

— Ты, сука! — лицо крепыша представляла маску чистейшей ненависти, вырезанную, курва, из камня. — Ты, сука! Сам же прекрасно знаешь, что не мое.

— А ты погляди, — ответил Миша, сделав рукой широкий круг, — у меня есть свидетели, что это твое. Или нет?

Никто ничего не говорил. Из динамиков хрипело русское диско, звучало все это абсурдно.

— Ну, — сказал Миша крепышу. — Тогда иди и этого вот, — указал он на Томека Два, — сейчас ударь.

Томек Раз, Мачек и Анджей возмущенно загудели.

— Блин, что все это должно значить! Я думал, ты нас отсюда выведешь! Курва, отдавай мои бабки, я на такое гавно не подписывался! — орали они, перебивая один другого. Тем временем Томек Два, все так же широко усмехаясь, сплюнул крепышу под ноги.

— Ну, иди, — прошипел он. — Иди, бля, козел бандеровский.

Крепыш глянул на Мишу, тот кивнул, и украинец атаковал.

Обмен ударами продолжался буквально мгновение, противники быстро сплелись в какой-то узел — они схватили один другого за волосы, за одежду — за что только удалось. Они тяжело дышали друг другу в лицо, пытаясь стукнуть противника головой.

— Все! Хана! Никаких разборок! — крикнул Миша, отрывая Томека Два от крепыша. — Тебя как зовут? — спросил он.

— Иван, — ответил местный. — Или нет, Сашко. Или, погоди, Гришка.

— Гавран, — крикнул Миша, не спуская с украинца взгляда. — А ну-ка, врежь Гришке.

Гавран подошел к крепышу с банкнотой в руке. Пятьдесят гривен.

— Бери, — сказал он по-украински.

Тот какое-то время с отвращением глядел на Гаврана, после чего въехал ему кулаком в лицо. Гавран лишь частично успел заслониться, так что получил крепко и полетел под стенку.

Миша только осклабился.

Крепыш Иван, Гриша, а может и Сашко сплюнул Мише под ноги. Но не на ботинки.

— Ты, курва, — процедил он. — Что ж ты, блядь, для поляков игрища устраиваешь? Вот такая ты тряпка продажная? Такой ты украинец?

— Я савецкий челавек, — с прелестной улыбкой отрезал Миша. — Не хочешь веселиться — пиздуй.

Крепыш с удовольствием бы сплюнул еще, только ему было нечем. Он поглядел на нас затуманенными глазами.

— Живыми вы отсюда не уедете, — заявил он и вышел, хлопнув дверью.

Из-за стойки вышел лысый и усатый бармен.

— Я помощь для вас вызвал, пан милиционер, — сообщил он с ядом во взгляде, — чтобы вы не одни были. Едут.

— Бли-ин, — только и буркнул Миша, через лицо которого пробежала тень. — Гавран, валим, — бросил он по-польски.

— Это не мент! — крикнул кто-то из небольшой группы у стены.

Миша выстрелил в потолок. Посыпалась штукатурка, в свете голой лампочки стало видно белое облако пыли. Все инстинктивно отпрянули, присели на корточки и заложили руки за голову.

— Выходим! — крикнул Гавран. — Пошли!

Ну мы и вышли — Миша впереди, а мы за ним, теснясь будто цыплята за квочкой. Я шел последним, в связи с чем заработал пару ударов по голове и пинок по заднице.

Мы мчались по асфальтовой дороге так, что только дым шел. Никто ничего не говорил. Время от времени я оборачивался, чтобы проверить, не гонятся ли за нами. Не едет ли за нами тюнингованная «лада» или мерседес с затемненными стеклами.

Нет, не ехали.

— Так вот какая заебательская идея у тебя была для дикого, дикого востока, так, Гавран? — отозвался в конце концов Мачек. — Мои поздравления. Надеюсь, ты уже понял, что бабки я желаю назад. Разве что у тебя в заначке имеется еще какой-нибудь аттракцион.

— Мишу попроси, — буркнул в ответ Гавран. — У Миши имеется.

А Миша только широко осклабился в зеркало заднего вида.