Проснувшись, Алька обнаружил, что Елизаветы Федоровны в домике уже нет, а солнце поднялось довольно высоко. Он вскочил, испугавшись, что хозяйка дачи посчитает его лентяем и откажет в работе. Наспех одевшись, Алька выскочил на воздух и увидел Елизавету Федоровну, которая уже вскапывала грядку. Алька подбежал и испуганно закричал:
— Дайте! Дайте лопату! Я сам! Я сейчас!
— Да не кричи так, — тихо сказала Елизавета Федоровна. — Это я просто попробовала… Земля вроде податливая… Умылся?
Алька отрицательно покачал головой.
— Тогда умойся. Да пойдем позавтракаем, а тогда уж и за работу.
Алька старался изо всех сил и к концу дня перекопал половину участка.
— Вроде и небольшой участок, а сил надо много, — рассуждала Елизавета Федоровна. — Когда брали эту землю восемнадцать лет назад, думали, что будем здесь отдыхать, шашлыки жарить. Так и было поначалу… Потом эти перемены… в стране и в жизни. Я на химкомбинате старшим инженером работала… До пенсии дожила — не нужна стала. А тут и муж умер. Остались мы с Танюшей, с дочкой, вдвоем. Она в больнице работает. Да какая зарплата у врача? Вот и приходится подкармливаться с участка. Да и люблю я пожить здесь, на природе. А твоя мама кто по специальности?
— Медсестра, — ответил Алька, и глаза его предательски заблестели.
— Ну, вот, сейчас опять заплачешь, — сказала Елизавета Федоровна. — Ладно, ладно, не буду больше расспрашивать. Но, может, ей какие-то лекарства нужны? Моя соседка в аптеке работает…
— Нет, спасибо, — прервал Алька. — Мы сами…
Доброта Елизаветы Федоровны даже пугала его. Еще захочет больную навестить или что-то в этом роде… Как он будет выкручиваться? Предупреждала мама не раз: одна ложь за собой другую тянет… Ему бы вскопать грядки да получить деньги, а потом забрать заработанные за уборку подъезда семьдесят пять рублей — и он богач!
Второй день тоже прошел в беседах и работе. И хотя Елизавета Федоровна иной раз сама бралась за лопату, устраивала чаепития в перерывах, все-таки к тому времени, когда Алька перевернул последний комок земли, тело у него гудело, ладони саднило от водянок — не помогли и перчатки, которые его заставила надеть хозяйка. Но почему-то именно теперь, когда он, совершенно разбитый, растянулся на раскладушке, к нему пришло осознание того, что он готов к неизвестной жизни, в которой может случиться все, что угодно. Он был уверен, что все выдержит.
Утром в субботу приехала Татьяна, привезла деньги. Елизавета Федоровна отсчитала четыре купюры по пятьдесят рублей, глянула на Альку и прибавила еще одну, сказав:
— Молодец, хорошо работал, добросовестно.
Алька от счастья онемел: на такую сумму он даже и не рассчитывал. А Елизавета Федоровна еще совала ему в руки пакет с едой, приговаривая:
— Сам поешь и маму угости. Люди должны друг другу помогать. Я в Отечественную войну девочкой была, но помню, как все друг друга поддерживали. Потому и выжили, и врага одолели.
С пакетом и деньгами Альку высадили из «Запорожца» около автовокзала, куда он просил его подвезти, сказав, что ему еще надо зайти к знакомым, потом в магазин и к маме в больницу. Он смело направился ко второму подъезду того дома, где его уже ждали «орудия труда» — веник, ведро и тряпка, а также семьдесят пять рублей. Напоследок он и здесь вместе с деньгами получил угощение — большой кусок еще теплого пирога с вареньем.
Алька почти бежал к автовокзалу, так ему не терпелось соединить обе заработанные суммы и сосчитать. А впрочем, что тут считать? И так ясно: 250 плюс 75 — это же 325 рублей! 250 плюс 75 — 325 рублей! Несметное богатство! Он даже может вернуться домой, хватит на билет, еще и останется. Он представил, как положит деньги на стол, и удивленная Катя спросит:
— Откуда это у тебя?
— Я их заработал, — гордо ответит он.
И как-то вдруг сама собой явилась мысль: деньги тогда приносят радость, когда их зарабатываешь. Алька был не просто рад, он был счастлив! Он обошел здание вокзала с левой стороны, где пассажиров не бывает, вынул из карманов куртки все деньги и начал считать, аккуратно складывая купюры одну к другой. За уборку лестницы ему много дали десятками, и в общем получилась довольно внушительная пачка денег, которой Алька откровенно любовался.
В этот миг кто-то быстро промелькнул у него перед глазами, выхватив деньги. В руке у него остались две жалкие десятки. Алька не мог сразу осознать столь страшного несчастья, даже подумал, что это чья-то неудачная шутка. Он оторопело смотрел вслед подростку, который, размахивая его деньгами, катился на роликовых коньках к своему товарищу, тоже на роликах. В один миг они оба исчезли за углом. И тут Алька закричал. Слезы мгновенно залили все лицо, а по привокзальной площади разносились дикие Алькины вопли:
— Это мои деньги! Я их заработал! Я землю копал! Лестницу мыл! Это мои деньги!