Приключения в стране бизонов

ГЛАВА 13

Истинное лицо индейцев. — Мрачные предчувствия полковника. — Фрике голоден. — Как парижанин завоевал сердце старого индейца. — Дела ковбоя все хуже. — Последствия сальто-мортале[90]. — Фрике заговаривает зубы, — Вызов. — Прыжок через лошадей. — Победа Фрике. — Крепкое рукопожатие. — Почему Фрике получил имя Железная Рука. — С индейцами договориться трудно.

Индейцев Северной Америки охотно изображают людьми суровыми, молчаливыми, говорящими торжественно и образно. В действительности же они общительны, веселы и разговаривают без всякой напыщенности. Напускная суровость, нарочитая молчаливость, торжественная речь, изобилующая смелыми метафорами, — все это используется лишь на собраниях и советах, во время переговоров с белыми или другими племенами.

У себя в деревне, во время привалов на охоте, в дороге краснокожие охотно смеются, поют, играют, танцуют, шутят с детьми. Мужчины, правда, более суровы, но и они не считают зазорным участвовать в развлечениях. В этом состоит одна из особенностей характера индейцев, характера, чрезмерного во всех проявлениях, который к тому же очень изменчив. Индейцы легко переходят от буйного веселья к суровой жестокости.

Фрике и Андре представляли коренных жителей Америки лишь по наблюдениям путешественников, наблюдениям верным, но слишком поверхностным, поэтому изрядно удивились, когда при виде заклятого врага с лица Кровавого Черепа исчезла маска непроницаемой суровости.

Похоже, никто из воинов не обращал внимания на французов. Во время короткого привала все отдыхали как могли. Слышались разговоры, смех и шутки, не мешавшие индейцам поглощать огромные куски мяса бизонов не просто с аппетитом, а с настоящей прожорливостью.

Кровавый Череп присоединился к общему веселью. Видимо, он удачно шутил, потому что слушатели жадно ловили каждое слово и время от времени разражались громким хохотом, не скрывая своего удовольствия.

Крепко связанные французы были просто потрясены быстрой сменой настроения похитителей. Ковбой же становился все мрачнее, ибо понимал угрожающий смысл слов Кровавого Черепа.

— Послушайте, полковник, — вполголоса сказал Фрике. — По-моему, эти доки в области пыток не прочь иногда повеселиться. Мне кажется, люди, способные смеяться от всей души, не могут быть уж очень кровожадными. Может, попробуем с ними договориться? Что вы на это скажете?

— Скажу, мистер Фрике, — многозначительно заметил полковник, — что самый здоровый из нас сейчас в двух шагах от смерти. Если бы вы, как я, понимали, что они говорят, вы бы убедились, что это — звери… Знаете, и тигр иногда улыбается, когда скалит клыки…

— Что вы говорите! Это так серьезно?

— А вы еще сомневаетесь! Мерзавцы сейчас развлекаются тем, что обсуждают во всех подробностях пытки, которые нам уготованы… От их фантазии поседеть можно, а они смеются… Вы, господа французы, — люди мужественные, я видел вас в деле. И вы знаете, что меня не так-то легко испугать. Но не стыжусь вам признаться, сейчас я боюсь! И это не презренный страх человека, видящего, что конец близок, что жизнь покидает его, разум гаснет. В конце концов смерть — естественный конец всего живого… Нет, я не страшусь смерти… Но все, что есть во мне человеческого, восстает при мысли о жутких страданиях, которые мне предстоит вынести, об изощренной жестокости моих многоопытных мучителей.

— Да уж! Перспектива не из веселых!..

— Будь у меня свободны руки, а в них — хороший нож, я всадил бы его себе в сердце. И если бы моя рука случайно дрогнула, я бы сказал вам: окажите мне последнюю услугу, прошу вас о милосердии — убейте меня!

— Неужели наши дела так плохи?..

— Они нас не кормят, значит, это будет не сегодня.

— Да, действительно… Что-то у них в гостях и не угостишься, как говорят наши милые друзья Кер-д’Ален. А кстати, не могут ли Кер-д’Ален пойти по нашим следам и поохотиться на этих малосимпатичных граждан?

— Я уже не надеюсь…

— А я, знаете ли, очень на это рассчитываю… Представьте себе, что здесь появляется сотня или две молодцов с винчестерами. Это могло бы круто изменить ход событий.

— Мы их не дождемся. По-моему, отряд скоро двинется в дорогу. Их племя стоит лагерем в нескольких днях пути. Не сомневаюсь, они поведут нас в свою главную деревню, чтобы устроить для женщин и детей спектакль с нашим участием. И неделю, не меньше, нас будут хорошо кормить, чтобы мы легче переносили мучения и не умерли в самом начале пыток.

— Спасибо за информацию, полковник. Несколько дней отсрочки могут дать надежду на спасение. Но я голоден, и пусть меня накормят. Попрошу-ка я поесть. Что вы на это скажете, господин Андре?

— Согласен. Клянусь теми чертями, что терзают мой желудок, я тоже не прочь получить кусок дичины.

— Эй! Послушайте! — обратился Фрике к индейцам на ломаном английском. — Может, дадите что-нибудь перекусить?

Никакого ответа…

— Эй, вы!.. Чего уставились, как стадо гусей, услышавших игру на тромбоне?.. Что, не понятно? Мы голодны, дайте нам поесть… Во всех странах мира пленных кормят.

Никто не среагировал на эти слова, и, похоже, никто их не понял.

— Дикари! Точно, дикари! — ругнулся по-французски Фрике.

При этом слове старый индеец в лохмотьях встал и подошел к пленным.

— Дикари? — удивленно переспросил он гортанным голосом.

— Ну да! — ответил по-французски Фрике. — Могу повторить еще раз: ди-ка-ри!.. Мало того, что связали нас, как скотину, так еще и голодом морят.

— Голод… нет голод… еда… — произнес по-французски краснокожий.

— Смотри-ка! Этот ирокез[91] знает несколько слов по-французски.

— Франса… вы — франса? — Старый индеец, казалось, был изумлен еще больше пленника.

— Да, мы — французы и вдобавок из самого Парижа, мое сморщенное краснокожее яблочко!

— Я знал… отец…

— Какой еще «отец»?

— Смет…

Андре оживился:

— Ты знал отца де Смета, миссионера?

— Да… Смет… Отец сиу-дакота…

— Ну, знаешь, старина, — вмешался Фрике. — Уж конечно, не отец де Смет научил вас такому… бесцеремонному обращению с ближним. Ладно, потом побеседуем. Попроси-ка лучше у своих дружков хороший кусок ростбифа, и пусть нас развяжут, а то руки-ноги затекли.

Старик быстро отошел от пленников и, подойдя к компании, слушавшей разглагольствования Кровавого Черепа, что-то сказал индейцам.

В ответ послышались грубые возражения, а затем упреки Кровавого Черепа, но старик стоял на своем, и несколько воинов с ним согласились. Минут через пятнадцать старый индеец вернулся к пленным с огромным куском мяса.

— Вот молодец! Спасибо, папаша! Ну а теперь давай-ка ножичком по веревочкам, а то у бедного Фрике все четыре лапы связаны!

Индеец заколебался, но все-таки развязал веревки.

— Браво, предок! А теперь очередь господина Андре. Это вот тот представительный мужчина с черной бородой. Он мало говорит, но много думает… Прекрасно! Ваша доброта не знает границ! Ну а теперь вот этого, — продолжал Фрике, указывая на изумленного американца.

— Нет! — резко ответил старик.

— Почему?

— Нет!.. Нет!.. Нет!.. — с ненавистью повторил индеец. — Он — не франса… Он — Длинный Нож[92].

— Ну и что с того?

— Нет, — решительно повторил старик и протянул к губам ковбоя кусок мяса на острие ножа.

— Будете кормить из клюва? Ну хорошо хоть так. Но лучше бы вы его развязали.

— Нет!

— Ну, ладно, ладно! Не сердись, папаша! Мы не убежим: мы же пешие, а от ваших дружков не улизнешь, тем более что у каждого под рукой карабин. Ну, я поел, теперь надо немного размяться.

Фрике с явным удовольствием потянулся, так что косточки захрустели, а потом ему пришла в голову по меньшей мере странная в данной ситуации фантазия сделать великолепное сальто-мортале назад.

Удивленные индейцы перестали жевать и разразились громким смехом.

— Вот как? Похоже, им это понравилось, — заметил Фрике. — Да и мне тоже! Попробуем еще!

И неуемный парижанин, издав звонкое и радостное восклицание, с которого обычно начинают выступления цирковые гимнасты и клоуны, сделал сальто-мортале вперед. Затем последовал прыжок в сторону и пять-шесть кульбитов назад. После этого Фрике сгруппировался, резко выпрямился, подпрыгнул, прошелся колесом и походил на руках, закинув согнутые ноги к затылку. Удержав равновесие в этой невероятной позе, он схватил зубами кусок мяса и сжевал его, потом одним прыжком встал на ноги и закончил свое выступление потрясающим шпагатом.

Краснокожие — страстные любители физических упражнений — были поражены. Они даже забыли о еде, любуясь силой и сноровкой белого, который легко проделывал трюки, недоступные и самым ловким индейцам. Фрике тут же неизмеримо вырос в глазах окружающих.

— Ну вот! — насмешливо сказал парижанин. — Что значит изысканное воспитание! Но это еще не все. Дамы и господа! Не желает ли кто-нибудь из почтенной публики принять участие в партии бокса, английского или французского, с холодным оружием или без, с тростью или с палкой, с элементами гимнастики или рукопашной борьбы? Бросаю перчатку!.. Впрочем, перчатки нет, могу бросить носок!.. Так что же, господа, есть желающие?.. Неужели нет ни одного человека, достаточно храброго или достаточно ловкого, чтобы принять вызов?..

Андре веселился от души, наблюдая за выходками Фрике, да и индейцы, судя по их виду, позабавились.

— Ну как? Все молчат? Но посмотрите, я ведь не из папье-маше, не из резины, не из железной проволоки или там из прессованных кошачьих кишок… Я — человек из плоти и крови, как и все двуногие, белые, желтые, черные, красные и прочие человеческие существа, проживающие в нашем подлунном мире, включая марсельцев и овернцев. У вас тут что, нет ни одного гимнаста? Ну, чего уставились? Может кто-нибудь перепрыгнуть без трамплина через двух-трех поставленных в ряд лошадей?

Фрике, не колеблясь, подошел к одной из стреноженных лошадей, взял ее за уздечку и попытался вывести на середину лужайки. Испуганная приближением белого, лошадь зафыркала и встала на дыбы.

Решив, что парижанин пытается бежать, индейцы вскочили и с угрожающим видом окружили его. Тогда Фрике объяснил старику, понимавшему по-французски, что именно он хотел сделать. Старый индеец, похоже, проникшийся к парижанину симпатией, внимательно выслушал его и подтвердил жестами и оживленной мимикой, что все понял, затем взял уздечку, коротким свистом успокоил лошадь и сделал знак молодому воину придержать ее.

— Прыгать через одну лошадку? — воскликнул Фрике. — Детская забава! Правда, господин Андре?

— Не скажи, дорогой мой, и это далеко не всем под силу.

— Надеюсь, у меня выйдет кое-что получше! Суставы еще не заржавели… Надо произвести хорошее впечатление, я же постараюсь показать все, на что способен.

Привели вторую, а затем и третью лошадь и поставили рядом с первой.

— Итак, — спросил Фрике, — кто первый?

Подталкиваемый соплеменниками, вперед вышел молодой индеец высокого роста, мускулистый, как античный гладиатор, с римским профилем. Он был сосредоточен и серьезен.

Не стесняясь, юноша снял кожаные штаны, охотничью куртку из шкуры бизона, мокасины и отошел подальше для разбега.

— Парень свое дело знает, — заметил Фрике с видом знатока. — Однако что за странная идея заниматься акробатикой, прикрывшись лишь солнечным лучиком? Ну, давай, приятель!

Индеец стремительно разбежался, издал громкий крик и с необыкновенной легкостью перелетел через коней.

Воины радостно завопили и, похоже, начали подшучивать над Фрике, который едва достигал плеча своего атлетически сложенного соперника.

— Смейтесь, смейтесь, — пробормотал парижанин. — Ревут, как тюлени. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним! Ну-ка приведите еще трех лошадей!

— Три? — переспросил старик.

— Трех, трех, папаша. А вместе будет шесть. Что тут удивительного? Да у нас все — мужчины, женщины, грудные дети — запросто сделают такой прыжок.

Привели еще трех лошадей, причем Фрике, как настоящий игрок, расставил их на небольшом расстоянии друг от друга.

Индейцы прямо рты раскрыли. Напрочь забыв о еде, они, не отрываясь, следили за происходящим. Фрике отошел подальше, спокойно снял тяжелые сапоги из рыжей кожи и заметил:

— Башмаки тяжеловаты, не по уставу… Ну, по мягкой травке можно и в носках… как по бархату! Раз!.. Два!.. Три!..

Юноша рванулся вперед, побежал мелким, частым шагом и внезапно взвился, как подброшенный пружиной, молнией мелькнув в воздухе.

Пораженные воины увидели, как француз в мгновение ока пролетел над блестящими спинами мустангов и легко приземлился с другой стороны живого барьера. Раздались восторженные вопли.

— Право! Ничего особенного! Думаю, можно было еще парочку лошадок поставить. А что скажет мой соперник? Ну как? — обратился Фрике к изумленному и несколько пристыженному молодому воину. — Теперь ваша очередь.

Но индеец, опасаясь поражения, отрицательно покачал головой.

— Стало быть, я вас уложил на лопатки! Но только без обиды! — сказал Фрике, протягивая ему руку.

Тот не мог не вложить свою ладонь в руку парижанина. Вдруг на лице индейца появилось выражение крайнего изумления, а затем гримаса боли. Брови юноши сдвинулись, рот приоткрылся, и он согнулся пополам, словно его руку зажали железные тиски. Послышался сдавленный крик.

— Что, больно? — спросил Фрике, выпустив скрюченные, побелевшие пальцы соперника. — Это же просто дружеское рукопожатие. Мы всегда так здороваемся. Спросите хоть господина Андре…

Охваченный суеверным страхом, индеец с трудом разлепил пальцы и даже не поднял взгляд на противника. Удаляясь, он смущенно пробормотал какое-то слово, которое за ним вполголоса стали повторять его потрясенные соплеменники.

Фрике обернулся к американцу и спросил:

— Слушайте, полковник, что они такое говорят?

— Они называют вас Железная Рука. Вы и впрямь заслужили это имя. Бог мой! Ну у вас и лапища, мистер Фрике! По-моему, вы завоевали их сердца. По крайней мере несравненная сила вам пригодилась.

— Думаете, нас освободят?

— Нет, это было бы слишком! Вы, может быть, избежите столба пыток, и вас убьют, не причиняя страданий. Уже кое-что!

— Благодарю вас, вы очень добры! Но мне этого мало. У меня есть для них еще сюрприз, точнее, у нас, и надеюсь, мы сумеем отсюда улизнуть.

— Хотел бы разделить ваши надежды, но, поверьте, мистер Фрике, лучше не поддаваться иллюзиям. Уж очень тягостным может быть отрезвление. Во всяком случае, постарайтесь, по возможности, достать мне нож. Я, повторяю, согласен умереть, но не под пытками.