Приключения в стране бизонов

ГЛАВА 16

Дела все хуже. — Кровавый Череп не хочет упускать добычу. — Андре защищается. — Французы в Канаде. — Дружба белых и индейцев. — Бесполезное красноречие. — Приговорены к смерти! — Новые планы побега. — Присутствующий здесь медиум…[97] — Сувенир в шкафу братьев Девенпорт. — Неожиданность. — Что Фрике называет «себя показать». — Замечательный стрелок. — Наездник, каких мало. — Общий восторг. — Фрике и Андре предложено стать индейцами.

Мстительный индеец поставил совет в затруднение, и над французами нависла реальная опасность. Что касается ковбоя, никаких разногласий не возникло. Вожди знали его с давних пор как заклятого врага и были исполнены решимости воздать полковнику по заслугам. Их совесть была совершенно спокойна, ибо Билл никогда не упускал случая оскорбить и унизить индейца. К тому же именно он, не колеблясь, первым выстрелил в главаря индейцев-мародеров (об этом мы рассказывали в начале нашего повествования).

Но с Фрике и Андре дело обстояло иначе. Краснокожие, кочуя по прериям, часто встречали белых поселенцев, шахтеров, охотников и ковбоев, но им редко случалось видеть таких путешественников, как двое французов. Инстинктивно индейцы угадывали в них людей необычных.

Краснокожие охотно оставили бы французов в покое: ведь они были гостями племени Кер-д’Ален, с которым род Слепого Бобра жил в мире. Кроме того, путешественники не причинили зла воинам племени, и осудить их без достаточных на то оснований было опасно: вожди знали, что американские власти не упустят случая строго наказать «краснокожих братьев». И наконец, Фрике уже успел, как мы знаем, завоевать симпатии индейцев.

Но, с другой стороны, Кровавый Череп в этом племени, да и в соседних, имел немалый авторитет, и отказать ему было нельзя. Он сумел пробудить в вождях вековую ненависть к белым — видит Бог, индейцам было за что ненавидеть бледнолицых.

Положение осложнилось. Слепой Бобр, осторожный, как и подобает старцу, на котором лежит большая ответственность, не счел возможным принять решение сразу.

— Белые охотники выслушали Кровавого Черепа, — сказал он после длительной паузы. — Пусть же они без страха ответят. Уши вождей открыты для справедливых слов.

Андре до сих пор хладнокровно следил за дебатами, не вмешивался, лишь слушая речи индейцев в переводе полковника, но тут он сделал знак, что будет говорить.

— Отец, — спокойно произнес Андре, используя обращение, принятое среди индейцев, — братья мои, вожди, выслушайте меня. Мы не принадлежим, как уже было сказано, к американцам… вы называете их Длинными Ножами… Но мы их братья по крови и по цвету кожи… как и люди красной расы — братья между собой, к какому бы племени они ни принадлежали. Наша судьба связана с судьбой человека, который переводит мои слова на ваш язык. Мы ни в коем случае не хотим, чтобы пощадили только нас. Мы знаем этого человека не так давно. Это верно! Но он был нашим проводником на трудном пути, делил с нами все опасности, он ел наш хлеб и пожимал нам руки… Он человек белой расы… Или мы умрем вместе, или он будет освобожден вместе с нами!..

— Сударь, — с достоинством прервал Андре американец. — Вы зря теряете время, поверьте мне… Меня не спасти!

— Я должен был сказать, полковник. Это мой долг, и я не отступлю от него никогда. Отец и братья слушали меня? — спросил Бреван невозмутимых индейцев.

— Ао! — ответили в знак согласия сахемы.

— Теперь, — продолжал Андре, — я хочу рассказать вам, кто мы и что мы здесь делаем.

Мы принадлежим к народу, который на протяжении многих лет был связан с людьми вашей расы. Я думаю, название «Франция» и сегодня осталось в вашей памяти. Высокочтимый миссионер, отец де Смет, сорок лет был вашим другом. Он научил вас почитать это имя. И когда Кровавый Череп говорит, что все бледнолицые — враги краснокожих, он ошибается, ибо лучшим вашим другом был бледнолицый, француз, как и мы.

Но это еще не все! Вы живете совсем рядом с Канадой и наверняка знаете, что в течение многих лет уроженцы Франции были для ваших братьев, индейцев Севера, преданными друзьями. Они жили рядом с индейцами, защищали их и, верные своему слову, жертвовали ради них своей жизнью. Да! Французы были для краснокожих братьями, и если бы сейчас среди вас были люди из племени эри, или алгонкинов[98], или гуронов[99], или онондага, или тускарора, или делаваров[100], они бы встали и сказали вождю: «Нет, Кровавый Череп, бледнолицые из Франции никогда не были и не будут врагами краснокожих!»

И сегодня, когда вы воюете с солдатами Великого Отца Вашингтона, вы всегда находите убежище у потомков французов. Их предки, взяв в жены краснокожих женщин, породили отважное племя канадских метисов. Они наполовину белые, наполовину индейцы и остаются вашими верными друзьями, ибо продолжают традиции своих французских предков и всегда предоставляют вам убежище и покровительство.

Кровавый Череп говорил, что бледнолицые — враги индейцев. Но сегодня существует народ, в жилах которого течет и индейская и французская кровь.

И, наконец, сам Кровавый Череп из племени сиу. А ведь великий вождь сиу Сидящий Бык нашел убежище у канадцев. Он был по-братски принят потомками белых из Франции, но они же — потомки шести племен краснокожих.

Что скажет мой отец, Слепой Бобр?

— Белый Охотник хорошо говорил. Слепой Бобр и сахемы слушали его с удовольствием.

— Вы уже знаете, зачем мы здесь, — продолжал Андре, полагая, что близок к успеху. — Мы свободные люди и любим охоту. Нам хотелось увидеть земли Великого Запада и познакомиться с индейцами, для которых наши отцы были братьями. Мы прибыли с добрыми намерениями и охотились на земле наших друзей Кер-д’Ален, не нанося ущерба собственности соседних племен. Здесь же хотят убедить вас в обратном. Отец, и вы, вожди, вы слышали правду.

Семь сахемов долго вполголоса совещались между собой, затем с невозмутимым видом расселись по местам, ни словом, ни жестом не выдав своих мыслей.

— Что скажет Кровавый Череп? — спросил Слепой Бобр.

— Отец и вы, мои братья, — злобно вскричал Кровавый Череп, — остерегайтесь этих людей и их слов. Они убедят вас, что черное — это белое, а белое — это черное. Взгляните на мою изуродованную голову, вспомните ваших братьев, убитых Длинными Ножами, ваших жен, уведенных в плен, ваши разграбленные поселки, ваши захваченные земли! Что бы ни говорил Белый Охотник, он не сможет вернуть мне скальп, не сможет воскресить наших мертвых, ни возвратить наших жен, ни отстроить наши хижины, ни вернуть назад наши земли. Нет! Вы отдали мне скальп и жизнь Охотника За Скальпами, у меня есть слово вождей, и ничто не помешает мне исполнить приговор совета…

— Но, — перебил его Андре, — ведь племя сиу сохраняет мир с Союзом штатов. Ведь вы зарыли топор войны. Разве Сидящий Бык не вернулся в свою резервацию? Разве он, ваш великий вождь, не призвал вас забыть о ненависти? Остерегайтесь вновь начинать страшную войну: это породит ожесточение, превратит в руины жилища, посеет смерть.

При этих словах Слепой Бобр медленно поднялся и сказал:

— Совет выслушал всех и вынес приговор! Охотник За Скальпами принадлежит Кровавому Черепу. Завтра он будет подвергнут пыткам, и это справедливо! Французы умрут после него. Если они вернутся в страну белых, то расскажут о смерти Охотника За Скальпами, и тогда солдаты Великого Отца придут мстить. После их смерти мы вернемся на свои земли, и никто не узнает, что случилось с бледнолицыми охотниками. Хау!

— Ну что, генерал? — крикнул Андре американец. — Говорил же я вам, что от этих мерзавцев ничего не добьешься. Клянусь Богом! Я бил их сколько мог и жалею лишь о том, что мало уничтожил. Мы были обречены! Это судилище — всего лишь часть церемониала, который сопровождает их жуткие обряды. И позабавились же прохвосты, наблюдая за вами!

Увидев, как повернулось дело, Андре на какое-то мгновение растерялся, но вскоре вновь обрел обычное хладнокровие:

— Я выполнил свой долг, полковник. Совесть моя чиста, и мне не в чем себя упрекнуть. Кроме того, у нас впереди еще сутки, а за двадцать четыре часа такие люди, как мы, могут совершить невозможное.

Как только закончился суд, троих пленников опять препроводили в хижину. На этот раз им связали руки и ноги так, что они и шевельнуться не могли. Кроме того, к ним был приставлен вооруженный индеец, готовый в любую минуту поднять тревогу.

Эти предосторожности почему-то развеселили Фрике, и он, несмотря на веревки и часового, расхохотался.

— С ума сошел? Что ты смеешься? — спросил Андре, который никак не мог понять причину этого неожиданного веселья. — По-моему, в нашем положении нет ничего смешного. Дело принимает скверный оборот: я не рассчитывал на веревки.

— Эти веревочки? Да меня они меньше всего беспокоят! Плевать я на них хотел!

— Неужели?

— Именно! Все обстоит так, как я имел честь и удовольствие вам заявить. Да если я захочу, освобожусь от них через две минуты, потом брошусь на нашего сторожа и скручу его по первому разряду… Раз! И он готов! Тогда я в два счета развязываю вас, и в бой вступают главные силы. Общее наступление! И если останется хоть один шанс на успех, мы приступаем к выполнению вашего плана.

— И ты легко справишься с веревками, которые нам и шевельнуться не дают?

— Ерунда! До нашего знакомства, как вы знаете, я работал у господина Робер-Удена[101].

— Знаю, ну и что?

— Так вот, в свое время я был «медиумом»… и участвовал в фокусе с ящиком братьев Девенпорт. Я прославился как мастер распутывать самые сложные комбинации узлов и креплений. Потом, когда стал юнгой на корабле, мне ничего не стоило справиться с любым морским узлом.

— Ну что ж! Решено! По крайней мере будем бороться до конца и погибнем, сражаясь. Если не произойдет ничего неожиданного, мы должны запастись терпением и дождаться ночи.

— Кстати, — заметил Фрике, — старик-то мой меня бессовестно предал. А мне показалось, будто я ему приглянулся. Выходит, господин Видевший Великого Отца весьма непостоянен в дружбе. Действительно, эти краснокожие не очень-то добры. И я начинаю, дорогой полковник, в какой-то мере понимать вас.

Прошло часа два. Индеец сидел с каменным лицом, не обращая внимания на разговоры пленников.

Фрике уже дважды посетовал на отсутствие Матери Троих Сильных Мужчин и ее провизии. Несмотря на ужасное положение, аппетит у него был по-прежнему превосходный.

Вдруг полог хижины приподнялся и появился еще один индеец.

— А, это вы, папаша! — воскликнул Фрике, узнав Видевшего Великого Отца. — А я уж думал, вы нас бросили. Весьма любезно с вашей стороны вспомнить о друзьях. Ну, как дела, а то что-то давно мы не виделись?

Старик, не проронив ни слова, вытащил нож и разрезал веревки сначала у Фрике, затем у Андре. Переговорив вполголоса с угрюмым стражем, он знаком велел французам следовать за собой. Фрике и Андре удивились, но не заставили себя ждать. Несколько ободряющих слов полковнику — и они покинули свою зловонную тюрьму.

Вооруженные индейцы, охранявшие вигвам, вероятно, были предупреждены и позволили старому вождю и пленникам пройти беспрепятственно.

Старик привел французов на довольно просторную площадку, окруженную хижинами, где толпились вооруженные, раскрашенные в цвета войны индейцы, в том числе несколько вождей-сахемов.

— Что, черт возьми, они хотят с нами сделать? — не без тревоги спрашивал себя Фрике. — Убить собираются или, наоборот, освободить?

Однако индейцы не проявляли никаких враждебных намерений — на их лицах было написано скорее любопытство.

Старый вождь прервал наконец молчание и сказал, обращаясь к Фрике:

— Мой сын, Железная Рука, молод, но он — великий воин. Видевший Великого Отца взял его под свое покровительство. И если Железная Рука будет следовать его советам, ему не причинят никакого зла.

— О! Я большего и не требую, папаша! Скажите, что надо делать.

— Может быть, и его друг, Белый Охотник, — продолжал старик, не отвечая на вопрос Фрике, — великий вождь. Но мы не видели ни силу его рук, ни ловкость тела, ни меткость глаза.

— Послушайте, папаша! Я же говорил, что, по сравнению с господином Андре, я — просто неумеха. Поверьте моему слову!

— Краснокожие хотят видеть доблесть Белого Охотника, прежде чем решить его судьбу.

— Хотите, чтобы он себя показал? Привередничаете! Ну да ладно! Он не подкачает, я-то знаю!

— Мне только этого и надо, — кивнул Андре. — Подчинюсь их странным требованиям. Может, появится шанс на спасение. В нашем положении нельзя упустить такую возможность. Что же, вождь, дайте мне карабин!

Довольный старик перевел слова Андре на язык сиу, и сразу же десяток индейцев протянули ружья.

Андре наугад выбрал карабин. К счастью, оружие было в превосходном состоянии. Француз опробовал затвор, прицелился, разрядил карабин и проверил курок, затем не спеша загнал патрон в патронник и поднял глаза в поисках цели.

Высоко в лучах солнца парил гриф, описывая в небе широкие круги. Андре внимательно проследил за движениями птицы, вскинул карабин, лишь секунду целился и выстрелил.

Индейцы, видимо, думали, что цель слишком далеко, и были изумлены, увидев, что гриф, сложив крылья, камнем полетел вниз.

Несмотря на обычную флегматичность, они пришли в восторг, по достоинству оценив исключительную меткость Андре. А тот, сохраняя хладнокровие, решил доказать, что этот успех — вовсе не игра случая.

В то время как самые нетерпеливые зрители бросились к поверженной птице, француз взглядом поискал новую цель. Метрах в пятидесяти он увидел великолепную лошадь, привязанную к столбу ременным лассо. Выстрел напугал ее, лошадь начала нервно перебирать ногами, затем вскинулась на дыбы и пошла галопом, описывая круги вокруг столба.

Андре прицелился и выстрелил еще раз. Пуля как ножом перерезала ремень. Лошадь, почувствовав свободу, рванулась было в прерию, но хозяин свистом подозвал ее. Когда животное поравнялось с Андре, тот, схватив обрывок лассо, остановил его сильной рукой. Индейские лошади, как мы уже говорили, не выносят белых. Конь взвился, пытаясь вырваться. Андре бросил на землю карабин, ухватился за гриву и вскочил на могучую спину неоседланного коня, который тут же встал на дыбы, пытаясь сбросить всадника.

Но отважный француз совершенно спокойно, словно на вольтижировке[102] в манеже, позволил коню взбрыкивать, кидаться из стороны в сторону, вставать на задние ноги. Он ждал, когда конь ослабнет в этой яростной борьбе, и все сильнее сжимал ногами его бока.

Лошадь совершенно разъярилась, движения ее стали судорожными, но прыжки были уже не столь стремительны. Мало-помалу, как по волшебству, конь начал успокаиваться, внезапно замер, дрожа всеми мускулами, заржал, словно от боли, медленно опустился на колени и растянулся на земле.

Андре легко спрыгнул на землю. Индейцы были потрясены: они не могли понять, как удалось всаднику всего за пять минут усмирить полудикое животное, без шпор и узды.

— Ну что, папаша? — торжествовал Фрике. — Говорил же я: такого, как господин Андре, еще поискать надо! Да если захотите, он на вытянутых руках поднимет пару ваших ирокезов и не охнет. Похоже, все довольны. Публика ревет от восторга, как стадо слонов! Давайте-давайте! Это мне больше нравится, чем ваши воинственные вопли.

Краснокожих действительно было не узнать: всегда сдержанные, особенно в присутствии белых, индейцы на этот раз пришли в неистовство.

Они глазам не верили. Благодаря своим подвигам, белый вмиг стал для них героем! Однако кое-что в их поведении все-таки беспокоило Фрике и Андре: уж очень резкой и неожиданной была смена настроения у индейцев.

Фрике отвел в сторону Видевшего Великого Отца и попросил его объяснить, что же все-таки происходит.

— Мои братья, — ответил индеец нравоучительным тоном, — ценят силу и отвагу. Я, Видевший Великого Отца, объяснил совету, что оба француза — друзья индейцев и было бы ошибкой погубить двух великих воинов. Вожди пожелали увидеть силу и ловкость Белого Охотника. Теперь они убедились, что и Белый Охотник — великий воин…

— Это все сладкие слова, — перебил старика Фрике. — А с нами-то что будет? Раз уж мы такие замечательные, почему бы нас не отпустить? Можем ли мы отбыть к нашим друзьям Кер-д’Ален и прихватить с собой нашего бедного товарища?

— Мой сын говорит пустые слова… как птица-пересмешник. Но я люблю его всем сердцем. Нет, мой сын не сможет вернуться в страну белых людей. Он останется здесь, так же, как и его брат — Белый Охотник. Они возьмут в жены моих дочерей и станут великими вождями нашего племени. Только так они смогут сохранить себе жизнь. А Охотник За Скальпами умрет завтра.