Принц на белом коне (СИ)

Глава 27. Держись, подруга

— Пей сука! — говорил кто-то.

— Когда не надо, силой вливают! — возмущался Мишка.

В тошнотворном тумане я различила какие-то трубы и, в тот же миг, голову будто бы заполнили чем-то густым, тягучим и тяжёлым. И в этой непонятной субстанции стали вязнуть звуки и мысли.

По мере того, как возвращалось сознание, я осознала что сижу, прислонившись к стене на полу, а руки мои связаны скотчем. При этом мой зад ощутимо остыл и я, даже, заволновалась, как бы не застудить там всё женское… Однако, следующая мысль ввергла в странную прострацию.

«Мне уже ничего из этого не пригодиться!»

— Ожила! — раздалось над головой.

— Не трогайте Марту! — требовал пьяным голосом Мишка.

— Воды! — проговорила я, с трудом разлепив губы и ворочая языком.

— Дай ей, Хамон, живой воды! — приказал кто-то.

В тот же миг в нос ударил запах спирта, а в губы уткнулся край пластикового стаканчика. Желудок сжался, превратившись в тошнотворный ком, и скользнул по пищеводу вверх, куда-то к голосовым связкам и бронхам, грозя порвать там всё.

— Фу! — вырвалось у меня.

Я резко убрала голову и ударилась затылком о стену.

— Пей, тварь! — приказал всё тот же голос.

— Нет! — крикнула, было, я, но кто-то из парней схватил меня за волосы. — Ай!

Из глаз брызнули слёзы.

— Если не хочешь, чтобы мы тебе силой вливали, пей сама! — наставлял Хамон.

— Нет! — противилась я.

— Пей! — прорычал Хамон и снова сунул мне под нос стаканчик.

— А зачем вы заставляете нас пить? — спросила я.

— Чтобы в машину усадить и вывезти куда подальше, — ответил за бандитов Мишка, растягивая слова и проглатывая окончания. — Я слышал. Ик!

— Мальчики! — провыла я. — Но зачем? Разве вам со мной было плохо? А хотите так каждый день? Только не убивайте. Вы ведь мне теперь как родные.

Парни переглянулись и грохнули со смеху.

— Ну да, — кивал Тарас. — Братья!

— Молочные! — вторил ему Хамон.

Сзади послышались шаги.

Парни посмотрели куда-то в конец подвала и обрадованно возопили:

— Здесь! Сюда!

В проходе возникла Фара. Несмотря на трагизм ситуации, я прыснула со смеху.

— Чего, сучка, весело? — проговорила Фара.

Её лицо было опухшим и бледным. На его фоне особенно комично и выразительно смотрелись глаза, и два гигантских синяка. Они делали её похожей на медведицу панду.

— Ты зачем кипиш подняла? — набросился на неё Тарас. — Дура!

— Да пошёл ты! — Она плюнула себе под ноги разбитыми губами и сморщилась. Было заметно, даже мимика доставляла ей боль. — Посмотрела бы я на тебя!

— Смотри! — разрешил Тарас и развёл руки.

— Ну что тебе сказали? — спросил Хамон.

— Жить буду! — заверила Фара.

— А что с носом? — допытывался он.

— Перелом, — буркнула она.

— Тебя выписали? — гадал Тарас.

— Сейчас! — Фара хохотнула. — Сама ушла.

— Ты там ничего не успела сказать? — осторожно поинтересовался он.

— Слушай, может ты меня решил вместе с ними в лесу прикопать?! — напрямую спросила она и уставилась Тарасу в глаза.

Тут мне снова стало уж совсем нехорошо. Пол снова стал куда-то плыть, а свет померк.

— Ы-ыы! — завыла я просто и по-бабьи.

— Заткни ей рот! — потребовала Фара.

— Ты не хочешь с ней поквитаться? — оживился Хамон. — А то мы тут по-мужски уже оторвались.

— Ты, что ли, мужик? — насмешливо усомнилась Фара. — Не пугай! Я и то, наверное, больше ей удовольствия доставлю, чем ты своим огрызком. Дала раз, теперь, когда грустно, вспоминаю, чтобы посмеяться.

— Что ты несёшь? — возмутился он.

— Как мужик ты ноль! — отрезала Фара. — Экзамен не сдал, поэтому умойся!

Я её понимала. Злая на весь мир, она хотела, чтобы всем было плохо, и как могла удовлетворяла свою потребность в этом. В таком состоянии люди бьют посуду, обливают машины краской, поджигают двери или просто хамят первому встречному… У Фары сейчас ничего из этого под рукой не было, поэтому сорвала злость на Хамоне.

— Далеко пойдёте, — подытожила я расстроенно.

— Что она сказала? — не поняла Фара и обратилась уже ко мне: — Ты чего там сейчас промяукала?

— Звери вы! — Я повысила голос. — Нашли о чём спорить. Нормальный он! Зачем пацана унижаешь? Крутая, да?!

Парни оторопело смотрели на меня. Представляю, что творилось в голове у Хамона. Благодарность, смешанная со стыдом, что он меня, такую классную тёлку, ночью мочить будет, почём зря.

— Вы бы руки мне развязали, — попросила я.

— Выпьешь стакан водки, развяжем, — заверил Тарас.

— Неужели трезвую боитесь? — удивилась я.

— А может, здесь их и кончить? — неожиданно предложила Фара и посмотрела на меня таким взглядом, что до самых костей пробрало.

— Здесь?! — изумилась я. — Да вы что? Да вы в своём уме? Наверняка свяжут сегодняшний шум в подъезде и наши тела!

Пришла очередь удивляться Тарасу.

— Вот даёт! — восхитился он. — Советы раздаёт, как её лучше грохнуть!

— Я вообще предлагаю вам к себе в команду взять, — перешла я к главной части своего плана.

— Ты что такое молотишь, подруга? — спросила Фара.

— Я твоим друзьям уже говорила, и тебе скажу, — заторопилась я. — У меня тоже с законом нелады.

— Слышишь, ты! — Фара повысила голос. — Уймись!

— Я даже готова сама с Мишкой разделаться! — почти крикнула я.

— Сами справимся, — заверила Фара.

— Дайте девчонке шанс! — напомнил о себе Мишка. — Пусть живёт! Ироды! Она ведь совсем ещё, — он не договорил, а громко икнул.

— Я пойду машину искать, — наконец приняла решение Фара. — А вы тут сидите тихо.

— Ты что, такси хочешь поймать? — спросил Тарас.

— А ты что предлагаешь? — Фара сделала шаг и застыла на месте.

— Давай тачку подрежем?

— Как? — удивилась Фара и махнула рукой. — Вы лучше этих следопытов пока доведите до кондиции. А то, как начнут во дворе голосить, мало не покажется.

— Так может, им это, — Тарас переглянулся с Хамоном, — рты скотчем заклеить?

— Кино насмотрелся? — изумилась Фара. — Да меня тут половина дома знает, а благодаря этой сучке, — она показала взглядом на меня, — уже и того больше. Завтра начнут трындеть, что я кого-то с заклеенным ртом в багажник грузила!

— Не надо в багажник, — захныкала я.

Фара ушла, а Тарас наполнил новый стаканчик и протянул мне.

— Пей! — приказал Хамон.

Я подчинилась.

Водка колючим комом застряла в горле, и я закашляла.

— Держи! — Хамон всучил мне бутылку колы.

Я сделала несколько глотков.

— Ещё! — Тарас наполнил стаканчик снова.

— Вы что? — возмутилась я.

— Дай ему, — предложил Хамон и показал взглядом на Мишку.

Я, с какой могла благодарностью, посмотрела на Хамона. Он едва заметно улыбнулся. Есть! Между нами появилась ниточка понимания. Рольгейзер всегда говорила, что надо ловить любые подвижки в мимике мужчины и тут же реагировать. Нужно было развивать успех.

Я подмигнула Хамону.

Он улыбнулся шире. Снова сработало! Видимо задели его слова Фары, и я была со своим вступлением кстати.

«А что если я ему понравилась? — осенило меня. — Конечно! Чего бы и нет?»

— Благодарствую! — рассыпался тем временем в благодарностях Мишка. Он был счастлив. Ещё бы, на халяву наливают! А что убьют скоро, так и что с того? Что его здесь держит? Не сегодня, завтра скопытится, или сиганёт с балкона, спасаясь от чертей, наводнивших разом квартиру.

Тарас снова вернулся ко мне. Я безропотно подчинилась и выпила. Стало хорошо и одновременно тошно. Грудь сдавило тисками тоски.

— У-уу! — завыла я протяжно и вдохновенно.

— Чего это с ней? — опешил Тарас.

Он стоял со стаканом над Мишкой.

— А ты как думаешь? — спросила я сквозь слёзы. — Небось, сам умирать не скоро будешь? А я сегодня!

— Сама виновата! — ответил он и приказал Мишке: — Пей!

— Я глупая! — выла я. — А ведь у меня могли родиться дети!

— Кому такая мать нужна? — удивлял Тарас. — Снюхалась с бомжами, трахаешься с кем попало!

— Что? — От возмущения у меня разом высохли слёзы и я потребовала: — Повтори, что ты сказал?

— Что слышала!

— Ты меня силой, между прочим! — напомнила я.

— Тебе сколько лет? — спросил он и сам же ответил на свой вопрос: — Школу только закончила и не замужем, а я у тебя далеко не первый.

— Вот это сказал! — восхитилась я его нравственности позднего Толстого.

В принципе я плохо представляла, что это за писатель. Знала только, что от него в восторге во всём мире и что жил он очень давно. Ещё могла назвать его произведение, под названием «Война и мир», да перечислить пару героев. Один из них, Пьер Безухов, например, часто фигурировал в анекдотах, которыми сыпал Колька Контекст. Фразу я подслушала у Рольгейзер.

Появилась Фара. Она уже была одета в спортивный костюм и кроссовки. На голове кепка-бейсболка, которую девушка надвинула на глаза. Но всё равно было видно, что с лицом что-то не то. Оно было словно вылеплено из пластилина.

— Ты бы очки тёмные надела, — нашёлся Тарас.

— Ты что, идиот? — набросилась она на него.

— А что такого?

— Ночь на дворе, — ответил за Фару Хамон.

— Ночь половина беды, — уже более миролюбиво заговорила Фара. — У меня ведь теперь даже переносица мягкая…

— Так тебе и надо! — провыла я.

— Налей ей ещё! — приказала Фара Тарасу.

Я смутно помнила, как меня вели по подвалу, как споткнулась и упала на ступеньках. Ещё запомнила, как веселилась от объяснений Фары с таксистом. Она утверждала, что я её квартирантка, которая привела в дом мужика и напилась с ним.

Однако когда дело дошло до Мишки, таксист наотрез отказался укладывать его в багажник.

— Вы что? — возмущался он. — В своём уме? Меня на первом посту прав лишат!

Фара стояла с одеялом в руках, которое намеревалась постелить в багажник и рассеянно хлопала глазами.

— Держись, подруга! — подбодрила я её с заднего сиденья и закрыла глаза.

В машине было тепло и уютно. Мурлыкала музыка…