Мерцающие огоньки свечей зыбко отражались в золоченых подсвечниках и мебели из темного дерева. Длинный стол был накрыт для двоих. Виола с отцом сидели за его противоположными концами и ужинали.
Рябчик в кунжутной подливке, паштет из гусиной печени, пикантный сыр, дорогое вино — Виола уже отвыкла от подобной еды. Но, несмотря на изысканность блюд, есть совсем не хотелось, и она вяло ковырялась в тарелке тяжелой серебряной вилкой.
Виола так устала в дороге, что вчера по приезду сразу же отправилась в постель и, проспав почти целые сутки, поднялась лишь к ужину.
Она как раз закончила свой рассказ о приключениях в Хейдероне. Вернее сказать — свою ложь. Виола соврала отцу, что все это время провела взаперти в доме ярла. Ни о Бьорне, ни об издевательствах Сигизмунда она решила не упоминать.
— Нужно показать тебя лекарю, — заметил граф, промокнув губы белоснежной льняной салфеткой.
Виола подняла на него измученный взгляд.
— Не стоит беспокоиться папенька, я вполне здорова. Просто мне нужно немного отдохнуть.
Граф кивнул лакею, и тот поставил перед ним блюдце апельсинового желе.
— Я не о том, — сказал отец.
— А о чем же? — удивилась Виола.
Он тяжело вздохнул.
— Понимаешь ли, дочь моя, твое похищение бросило тень на репутацию нашей фамилии. Я собирался выдать тебя замуж за сына герцога Белличини, но теперь их семья потребует доказательства того, что ты по прежнему невинна. Мы пригласим самых уважаемых лекарей, чтобы они освидетельствовали…
Виола вспыхнула, чуть не подавившись куском хлеба.
— Не надо, папенька, — перебила она отца. — Я не девственница.
Ложечка выпала из его руки и со звоном свалилась под стол.
— Что? — Резко подавшись вперед, отец вперил в Виолу сумрачный взгляд.
У нее задрожали губы.
— Простите, папенька, так уж вышло, — пролепетала она.
Граф подхватился на ноги и бахнул кулаком по столу с такой яростью, что на нем дружно звякнула вся посуда.
— Немыслимо! — заорал он. — Как ты могла?! Что теперь люди скажут? Что моя дочь — потаскуха?
Виола ошарашено смотрела на отца, ощущая, как ее начинает трясти. По щекам обильно потекли слезы.
— Меня изнасиловали! — истерически выкрикнула она.
Граф схватился за голову и запричитал:
— Господь всемогущий! Что же делать? Кто теперь тебя такую замуж возьмет? Кому ты нужна? Порченый товар!
— Простите, папенька, я не виновата!
Виола вскочила со стула и с рыданиями кинулась к отцу на грудь. Тот грубо оттолкнул ее от себя.
— Иди в свою комнату и не выходи оттуда, пока я не разрешу! — рявкнул он.
— Но папа!
— Прочь с глаз моих!
Глотая слезы, Виола поплелась к себе. Час от часу не легче! Вернулась, что называется, домой! Отец считает ее разменной монетой для укрепления своей власти. Он, видите ли, собирался выдать ее замуж за сынка герцога Белличини. Виола напрягла память — точно, был здесь такой в прошлом году. Папенька еще тогда рассыпался в любезностях перед этим юнцом но, прежде всего, перед его папашей-герцогом. Сам кавалер ей не понравился — долговязый, нескладный и скользкий словно угорь. Возможно, оно и к лучшему, если он не согласится взять «порченый товар».
— Да может я вообще не хочу замуж! — выпалила Виола, пинком распахивая дверь своих покоев.
Служанка в комнате подпрыгнула от неожиданности.
— Вы не хотите замуж, миледи? — ошалело переспросила она.
— Нет, — буркнула Виола. — Уйду в монастырь.
Она рухнула на кровать и уткнулась носом в подушку.
***
Наутро Виола едва смогла встать с постели. Ее тошнило, кружилась голова, перед глазами мелькали разноцветные мушки. Она спустила ноги на пол и только успела достать из-под кровати ночную вазу, как ее вырвало желчью.
— Что с вами, миледи? — испуганно спросила камеристка Джоанна. — Вам нездоровится?
— Не знаю, — слабым голосом пробормотала Виола, ощущая противный горький привкус во рту. — В последнее время чувствую себя все хуже и хуже.
— Простите мою дерзость, миледи, а вы не можете быть в положении?
— Что? — Виола недоуменно нахмурилась. — А это здесь причем?
— Ну так беременных же тошнит по утрам, вы разве не знали? — пояснила Джоанна, но тут же махнула рукой. — Ах, что за чушь я несу, вы ведь еще девица.
Виолу прошибло холодным потом. Она вперила в камеристку ошалелый взгляд.
— Погоди-ка! А есть еще какие-нибудь приметы? — взволнованно спросила она.
Служанка подняла глаза к потолку.
— Ну, крови, там, пропадают. Титьки еще набухают и болят.
Виола тотчас стиснула свою грудь и поморщилась от неприятных покалываний. «Пропадают крови?» А ведь с момента похищения у нее так ни разу и не было женских недомоганий! Раньше они, случалось, тоже задерживались, если она перенервничала или простыла, но… сейчас-то и другие признаки налицо!
Господи! Не может быть! Неужели, настой Матильды не сработал? Хотя, чему тут удивляться: сколько раз приходилось пропускать его прием. Начать хотя бы с того, что в первые два визита ярла Матильда еще не достала траву. И потом, когда Сигизмунд посадил ее под замок, дети смогли передать бутылочку только через несколько дней.
Боже, нет! Виола в отчаянии закусила губу. Этот старый ублюдок все-таки добился своей цели! Хоть его пепел и развеяли по ветру, но проклятое семя все же успело прорасти в ее утробе.
«А может, это ребенок Бьорна? — пришла в голову шальная мысль. — Нет, вряд ли. Мы были с ним всего пять или шесть раз, и то, в те дни я принимала зелье».
Нет. Все говорит о том, что в ее чреве зреет плод жестокого изнасилования. Ярлово отродье отравляет ее изнутри, вот потому-то она и чувствует себя так паршиво.
Матильда как-то упомянула, что в роду Сигизмунда у всех мужиков сросшиеся пальцы на ногах. Значит, если родится мальчик, все сразу станет понятно. А если девочка?..
«Да какая к черту разница, от кого я понесла! — Виола в панике схватилась за голову. — Как я скажу об этом отцу? Он же меня убьет!.. Нет, не буду пока ничего говорить. Может, есть способ как-то сорвать эту проклятую беременность?»
— Джоанна, — обратилась она к служанке.
— Слушаю, миледи.
— Поклянись, что никому ничего не расскажешь.
— О чем, миледи?
— Ну… о том… что я, возможно, жду ребенка.
У камеристки загорелись глаза.
— Так это правда, госпожа?
— Откуда я знаю? — с раздражением бросила Виола. — Надеюсь, что нет.
— А разве вы уже были с мужчиной? — спросила Джоанна. — Я имею в виду…
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — перебила Виола. — Да, была, но я принимала один настой, и думала, что это поможет избежать… нежелательных последствий.
— А что за настой?
— Отвар пастушьей сумки. Слыхала о таком?
— Да, миледи, слыхала. Кому-то помогает, кому-то нет. Я вам так скажу: единственный надежный способ — это вовсе не подпускать к себе мужиков. А все эти травки, отвары — дело такое…
— Понятно. — Виола поникла. Она-то надеялась, что Джоанна станет ее уверять, что раз она принимала зелье, то никак не может быть в положении.
Но увы…
— В любом случае, не вздумай трепать языком! — добавила она.
— Буду нема, как могила. — Джоанна прижала руку к груди.
— И вот еще что. — Виола понизила голос. — Есть ли какой-нибудь способ от этого избавиться?
— От ребеночка-то?
— Да.
На румяном лице камеристки отразился неподдельный ужас.
— Но ведь это же смертный грех! Бог накажет! — воскликнула она.
— Но что мне делать! — Виола в отчаянии заломила руки. — Отец убьет меня, если узнает!
— Ну что вы, миледи, как же он вас убьет? Вы ведь его единственная дочь. А дитя — это всегда радость, даже зачатое во грехе.
— Но ведь не от насильника же! — вскричала Виола.
— А что тут такого? Меня, кстати, мамка тоже от насильника родила.
— Серьезно что ли? — Виола с недоверием уставилась на нее.
— Угу, — кивнула Джоанна. — На нашу деревню напали хейды, вот ее и снасильничали. Она тоже хотела меня вытравить, да я крепко в утробе держалась, не удалось.
— Вот уж не знала, что ты появилась на свет… таким образом, — пробормотала Виола.
— А вы думаете, откуда у меня рыжина в волосах-то? — Джоанна с усмешкой тряхнула медными прядями. — Ну так что я вам хочу сказать, миледи: мамка тоже жуть как не хотела меня рожать, но зато сейчас — я ее единственная отрада. Дитя-то любить вас будет пуще всего на свете, даже если от насильника его зачали.
Виола со вздохом отвернулась к зеркалу. Отражение не порадовало: бледная кожа, заострившиеся скулы, глубоко запавшие встревоженные глаза… «Я выгляжу как старуха», — с мимолетным огорчением отметила она и перевела взгляд на Джоанну.
— Но ты все-таки разузнай насчет средства, — попросила Виола. — Ну пойми, не могу я родить этого ребенка! Я — единственная наследница нашей фамилии. Этот бастард опозорит наш род.
— Ладно, я постараюсь, миледи, — согласилась камеристка.
Виола оделась, причесалась и с трудом заставила себя съесть нарезанное яблоко: больше ничего в нее не полезло. Она уселась было за рукоделие — но пальцы так дрожали, что не смогли сделать ни одного ровного стежка.
Ужас ситуации начал постепенно доходить до ее рассудка. Мало того, что она не девственница, так еще и беременна от насильника. А может это все-таки не беременность? Может, недомогание и задержка кровотечений это просто следствие пережитых невзгод? Хоть бы это было так!
Но в глубине души Виола понимала, что надежды мало. Нет смысла себя успокаивать, надо решать, что со всем этим делать дальше. Хоть бы Джоанне удалось достать какое-нибудь зелье! Если же нет… Об этом не хотелось даже думать.
Виола склонилась над пяльцами, орошая слезами недовышитый цветок. Что, если бы Бьорн узнал о беременности? Отчего-то казалось, что он бы принял ребенка, независимо от того, кто его настоящий отец… Ах, если бы не эта проклятая Альвейг!..
Но что толку думать о Бьорне? Вряд ли ей суждено когда-либо снова увидеть его.
Виола сделала несколько стежков. Вышло очень криво, придется все распускать. Она воткнула иголку в ткань и отложила пяльцы. Нет, сегодня все валится из рук. Ничего не получится.
Ощутив очередной приступ дурноты, она поднялась с кресла и подошла к окну, чтобы его открыть, но тут за спиной громко хлопнула дверь. Виола вздрогнула и оглянулась.
На пороге стоял отец. Его черные глаза метали громы и молнии. Он шагнул к Виоле, схватил ее за плечо и рывком повернул к себе.
Она вскрикнула от неожиданности.
— Что случилось?
— Случилось? Вот что случилось! — Отец с размаху влепил ей пощечину, такую сильную, что Виола отлетела на кровать. — Мало того, что моя дочь потаскуха, так она еще и понесла от вонючего хейдеронца!
«Джоанна, тварь! Разболтала!» — В ушах звенело от оплеухи. Горячая струйка крови побежала из ноздри.
Виола шмыгнула носом и запрокинула голову, чтобы не заляпать постель.
— Это неправда! — пролепетала она. — Еще ничего не известно…
— Ах, неизвестно? — прорычал граф. — А кто просил служанку раздобыть абортивных трав? Ты будешь мне врать, маленькая мразь?
— Простите, папенька, — пискнула Виола. — Я не хотела…
— Еще не хватало, чтобы ты хотела! — рявкнул отец. — Что теперь прикажешь с тобой делать?
— Не знаю… Я все исправлю, клянусь!
— Что? Как ты собираешься это исправлять? Выпьешь какую-нибудь дрянь, которая сведет тебя в могилу? Ну уж нет! Были бы у меня другие дети… Но увы, ты моя единственная дочь. Я не позволю прервать наш род.
Соленая кровь стекала в горло. Виола сглотнула и ее снова затошнило. Она судорожно схватила воздух ртом.
— Но, что вы предлагаете? — пробормотала она.
— Для начала утрись! — Граф швырнул ей платок.
Виола прижала ткань к носу и боязливо посмотрела на отца. Тот стоял со скрещенными на груди руками и глядел на нее с нескрываемым презрением.
— Ты родишь этого ублюдка, а там будет видно, — отчеканил он.
— Но я не хочу рожать! — в отчаянии воскликнула она.
— Надо было думать, когда перед хейдами ноги раздвигала, — жестко бросил граф. — А с сегодняшнего дня я запрещаю тебе выходить из этой комнаты.
С этими словами он развернулся и вышел за дверь.
Несколько минут Виола в полном смятении просидела на кровати, зажимая платком ноздрю. С одной стороны даже хорошо, что отец все узнал, и не придется ломать голову над тем, как сообщить ему эту новость. Но с другой… как же стыдно горько и обидно! За что господь так сурово карает ее? Она не хочет, не желает этого ребенка, но, похоже, придется его рожать.
Когда вернулась Джоанна, Виола яростно налетела на нее с кулаками.
— Зачем ты все рассказала отцу? Предательница! Ненавижу тебя!
— Помилуйте, миледи, как я могла промолчать? — заверещала та, пытаясь увернуться от сыплющихся на нее тумаков. — А если бы вы померли, и вскрылось бы, что это я дала вам зелье? Да ваш батюшка бы с меня шкуру спустил!
— С чего ты взяла, что я бы померла? — сквозь зубы процедила Виола, таская негодяйку за волосы.
— Знаете, сколько у нас в деревне баб загнулось, пытаясь сорвать беременность? Да и большой это грех, дитя невинное убивать. Это ведь единственный внук его сиятельства, как я могла о таком умолчать?
— Гадина! Высечь тебя мало! — уже с меньшей злостью бросила Виола, чувствуя, как силы покидают ее.
Она отпустила шевелюру камеристки и устало плюхнулась в кресло. Сама виновата: можно было и догадаться, что служанка тут же побежит докладывать отцу. И что теперь? У нее не осталось ни одного союзника, которому можно было бы довериться. Придворным девицам рассказывать ни в коем случае нельзя — тут же разнесут сплетню по всей округе. Джоанна тоже оказалась доносчицей. Неужели и впрямь придется рожать этого бастарда?
Виоле вдруг вспомнился ярл. Холодные стальные глаза, кривая усмешка в седеющей бороде… Ее передернуло от омерзения.
***
Следующие несколько дней Виола безвылазно просидела в своих покоях. Джоанна приносила еду, но в глотку ничего не лезло, и почти все съеденное вскоре оказывалось в ночном горшке.
«Я так скорее умру от голода, чем доживу до родов, — подумала Виола, когда от головокружения едва смогла подняться с постели. — На одних яблоках долго не протяну».
В тот же день после полудня дверь распахнулась, и на пороге показался отец в сопровождении щуплого старичка в черной мантии.
Виола отложила книгу и встала с кресла, приветствуя вошедших.
— Моя дочь Виола, — граф представил ее незнакомцу. — Господин Барбиери.
— Рад познакомиться, миледи. — Барбиери галантно поцеловал ей руку. Его усы слегка щекотнули тыльную сторону кисти.
— Взаимно, — улыбнулась Виола и вопросительно уставилась на отца.
— Это лекарь. Он тебя осмотрит, — пояснил тот. — Можете приступать, господин Барбиери.
— Кхе-кхе, — кашлянул тот. — Где можно вымыть руки?
Взглянув на хмурое лицо графа, Виола поняла, что возражения бесполезны. Она молча кивнула на ширму, за которой стоял умывальник.
До сего момента она никогда не жаловалась на здоровье, и во взрослом возрасте ее еще ни разу не осматривал врач. Но сейчас, похоже, не отвертеться. Что ж, пускай он тогда поскорее с этим покончит.
Выйдя из-за ширмы, лекарь подошел к Виоле.
— Прилягте, миледи. — Он указал ей на кровать.
Отец прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди. Он что, собирается присутствовать при осмотре? Виолу бросило в жар.
Барбиери, увидев ее замешательство, вопросительно взглянул на графа.
— Виола, ты слышала, что тебе сказали, — тоном, не терпящим возражений, бросил тот.
Стиснув зубы, она улеглась на кровать.
— Пожалуйста, согните ноги. Вот так. — Лекарь несмело взял ее за лодыжки и приподнял их, разводя в стороны бедра.
Виола ощутила как на ней задирают юбку. Какой позор! Так стыдно ей не было даже когда ее выставили голую в клетке всем напоказ. Она закусила губу и уставилась на потолочную лепнину, чувствуя, как глаза медленно наполняются слезами.
В следующий момент холодные костлявые пальцы скользнули по промежности и проникли внутрь. Второй рукой лекарь надавил на низ живота. Стало неприятно и даже немного больно. Виола поморщилась. Врач с минуту ковырялся в ней, а затем вытащил пальцы и сказал:
— Спасибо, миледи. Можете встать.
Дрожащими руками Виола одернула юбку и села. С опаской взглянув на отца, она вздрогнула: на его лице читались отвращение и брезгливость.
— Ну что? — с пренебрежением спросил он, когда лекарь, вымыв руки, вновь появился из-за ширмы.
Барбиери подкрутил тонкий седой ус.
— С полной уверенностью смею утверждать, что юная дама в тягости, ваше сиятельство, — сказал он.
Виола разочарованно выдохнула, а у отца дернулась щека.
— Срок… э-э… — Врач пытливо уставился на Виолу. — Когда у вас последний раз были недомогания, миледи?
— Три месяца назад, — ответила она.
— Значит, три месяца беременности, — заключил он.
— От этого можно как-то избавиться? — поинтересовался отец. — Но только без риска для ее жизни.
Барбиери наморщил лоб и долго переводил взгляд с Виолы на графа.
— Я бы не советовал, — осторожно начал он. — Все способы чреваты последствиями. Горячка, кровотечение, нагноение матки…
— Ясно, — перебил его граф. — Тогда пусть рожает.
— Совершенно согласен с вашим сиятельством.
— Я не смогу! — простонала Виола. — Если мне уже сейчас так плохо, то что будет дальше?
Отец нахмурился.
— Не выдумывай! — буркнул он. — Бабы созданы для того, чтобы рожать.
— Вам докучает тошнота, миледи? — деликатно поинтересовался лекарь.
— Да. И жуткая слабость.
— Ну что ж, в таком случае могу порекомендовать вам отвар мяты натощак. А кушать следует маленькими порциями в течение всего дня.
— Спасибо, я попробую.
— Вы закончили? — сухо поинтересовался граф.
— Да, ваше сиятельство. Предлагаю назначить новый осмотр, скажем, недели через три, дабы убедиться, что все протекает без осложнений.
— Хорошо. Идемте, мой секретарь рассчитается с вами за визит.
— Премного благодарен, ваша милость.
Отец вышел из комнаты, не удостоив Виолу даже мимолетным взглядом. Барбиери, раскланиваясь на ходу, последовал за ним.