Когда Алексей снова приходит ко мне, любое напоминание о том, что произошло между нами, улетучивается. Его лицо спокойно, без эмоций, когда он изучает меня.
— Ты усвоила урок? — интересуется он.
— А ты выучил свой? — отвечаю я.
Он собирается встать и снова уйти, но я останавливаю его.
— Я не могу ничего обещать, — говорю я ему. — Но я постараюсь больше этого не делать.
Он возвращается и садится рядом со мной. Мягкий серый свитер обтягивает его мускулистое тело, и у меня руки чешутся от желания коснуться его. Прикоснуться ко всему его телу. Чтобы он заставил меня забыть.
Его пальцы находят мое лицо, твердые и непреклонные, в то время как его глаза сверлят меня.
— Ты больше ничего не предпримешь, — говорит он мне.
Это не вопрос и не угроза. Просто приказ. Как будто он уверен, что я подчинюсь. У меня нет никаких сомнений в его авторитете. Его власть надо мной абсолютна. Но все равно кажется, что, возможно, у меня тоже есть какая-то сила. Как будто я напоминаю ему о его самой темной ране. Как будто я - та самая соль, которая жжет эту рану и выносит на поверхность всю эту скрытую боль.
Он принимает мое молчание за одобрение и развязывает мои путы, потирая запястья и лодыжки, когда заканчивает. Его взгляд прикован к моему телу. Двигаясь по бледному пространству моих ног и коже, скрытой под пижамными шортами и футболкой.
Эти пижамные комплекты - единственное, что я носила с тех пор, как приехала. Он видел меня в них каждый день. Он также видел все, что под ними. Но сейчас он выглядит так, будто хочет увидеть все снова. И я хочу того же. Я хочу забыть. Я хочу быть безрассудной и чувствовать легкую дрожь и немного будоражущую ненависть к себе, которую я чувствую, когда он прикасается ко мне. Когда кто-нибудь прикасается ко мне.
Но на этот раз он не позволяет себе поддаться искушению.
— Сегодня вечером к нам на ужин придут гости, — говорит он мне, поднимаясь. — Ты им не понравишься, но они будут уважать тебя.
Вот так вот без прикрас. Может быть, именно это мне и нравится в Алексее.
— Тебе нужно будет сыграть свою роль, — добавляет он.
Я раздвигаю ноги немного шире, привлекая его внимание, пока говорю.
— Роль любящей жены? Или роль шлюхи, вставшей на путь исправления?
Он бросает на меня испепеляющий взгляд, его похоть едва скрывает равносильное ей раздражение.
— Приведи себя в порядок, — приказывает он.
— У вас найдется костерок? — отвечаю я. — Потому что он мне понадобится.
Не знаю, зачем я его дразню. Но его безразличие ко мне сегодня раздражает меня. И все эмоции, которые я не хочу испытывать, выплескиваются на поверхность.
— Душ сойдет, — лаконично отвечает он, прежде чем покинуть комнату.
Я не знаю, где сейчас Магда. Должно быть, она занята приготовлением ужина. Потому что обычно она всегда рядом, когда я принимаю душ.
Сегодня ее нигде нет. И поскольку Алексей потопал обратно в свое логово, я предоставлена самой себе.
Мои глаза скользят по ванне с темным чувством тоски и отчаяния. Мои пальцы скользят по белому фарфору, как по маслу, и я слышу голос матери в своей голове.
Я опускаюсь на колени и вставляю пробку. Так же, как она, должно быть, поступила в тот день. Я не знаю. Потому что я была последней. Но мне следовало бы догадаться. Потому что в то утро она была счастлива. А она никогда не была счастлива.
Я напеваю песню про себя, пока вода наполняет чашу ванны, рябь искажает мое отражение на поверхности. Вода теплая, когда мои пальцы скользят по ней, как в тот день.
Моя одежда валяется кучей рядом со мной, и я хватаюсь за края ванны, когда опускаюсь внутрь. Из самых темных уголков моего сознания всплывают образы лица моей матери. Она улыбалась и пела. А я при этом все еще была полностью одета.
Но ее лицо не выражало ровным счетом ничего, когда я увидела их лежащими на полу ванной. Ужас нахлынул на меня, когда я поняла, что она сотворила, и мне тоже захотелось умереть. Я даже не сопротивлялась.
На меня нахлынуло оцепенение, когда она толкнула меня под воду. Я ухватилась за искаженный звук ее голоса под водой. Но потом вода попала мне в нос. Заполнила мои легкие. Стала душить меня. Я забилась, но она удерживала меня.
Как я делаю это прямо сейчас. Мои глаза закрыты, и я плыву. Совершенно неподвижно.
Тишина.
Я больше не слышу ее голоса. Я не вижу лиц ангелов. Воспоминания украли их у меня. Исказили их.
Помню лишь какими невинными они были.
И что моя работа - защищать их.
Я потерпела неудачу.
И именно поэтому я все еще здесь. Терплю наказание. Мой младший брат и мои сестры должны были улететь, но никогда этого не сделают. Потому что я не защитила их.
В этот момент осознания именно к этому все и возвращается. Я всегда думала, что это наказание. Вот почему я выжила. Почему осталась позади.
Мои волосы нимбом окружают меня, как шелк под водой, запутываясь на моем лице и руках. Совсем как у мамы в тот день. Пузырь воздуха вырывается из моих губ. Испытание.
Желание быть рядом с ними.
Но что-то тянет меня назад. На свет и прочь от тьмы. Ноющая надежда. Что, возможно, я ошибаюсь. Может быть, я всегда ошибалась. И, возможно, это была не моя вина.
Но сегодня меня спасает не надежда.
На этот раз пара сильных рук вытаскивает меня из ванны и выводит из ступора.
Когда я открываю глаза, я нахожу не Алексея. Это кто-то другой. Маленький мальчик. Ужас и неумолимая боль отразились на его лице.
— Почему ты так со мной поступаешь? — рычит он.
Сила его хватки причиняет боль. Его мышцы дрожат, и он видит не меня, когда хватает мое лицо и кричит на меня.
— Почему?
Когда я не отвечаю, он бросает меня на пол и наклоняется, чтобы вырвать пробку из ванной. А потом он замолкает, тяжело дыша, и ударяет кулаком по фарфору с такой силой, какой даже мои глаза раньше не видели.
Когда он снова оборачивается, я стою в углу и осторожно наблюдаю за ним. Его кулак окровавлен и распух. Пальцы, наверное, сломаны. Из-за меня.
Но все дело в выражении его лица.
Боль и ярость.
Я тому причина.
Это меня беспокоит. И это моя вина.
Как только я осознаю это, он исчезает.