Я не спеша принимаю душ, позволяя ноющим мышцам впитывать тепло. Я не помню, когда в последний раз ощущала горячую воду на своей коже. Когда Каролина купала меня, она не пожалела для меня роскошных средств.
В этом душе много туалетных принадлежностей. Выбор ошеломляет меня, а на мои глаза что-то начинает сильно давить. Онемение ускользает, и боль жадно овладевает моим телом и разумом. Не хочу этого. Я ничего этого не хочу.
Я просто хочу быть свободной. Как и они. Как моя семья.
Но он мне не позволяет.
Я тянусь за бутылкой, не проверяя этикетку, и использую ее содержимое на каждой части своего тела. Я продолжаю брызгать цветочным гелем в руки и умываться, снова и снова, но никогда не отмоюсь. Когда я моргаю и открываю глаза, моя кожа содрана, и я дрожу.
— Достаточно, — говорит мне Магда, появляясь за дверью с полотенцем. — Ты слишком усердно скребла.
Когда я выхожу из душа, мои колени почти подгибаются. Магда хватает меня за руку и помогает сесть на стул. Она обматывает меня пушистым полотенцем, но это не помогает. Я все еще дрожу. Становится все хуже.
— Мисс Талия, с вами все в порядке?
— Мне н-н-нужна таблетка. — Мои зубы стучат.
Она качает головой и хмурится.
— Никаких таблеток. Это пройдет.
— Не пройдет, — возражаю я.
Она игнорирует меня и берет несколько предметов из шкафа, прежде чем вернуться ко мне. Она начинает протирать мои раны. Ее прикосновения нежны, но они словно огонь обжигают мою кожу. Я вскрикиваю везде, где она касается, и эта боль не похожа ни на что, что я когда-либо чувствовала раньше.
— Больно, — говорю я ей. — Очень больно.
Я понимаю, что что-то не так, когда выпаливаю эти слова. Как правило, у меня намного выше болевой порог. Обычно я могу отлючиться от нее. Уплыть куда-нибудь. Но не сейчас. Мое сердце бешено колотится. Я вся взмокла. И комната кружится.
— Дай мне что-нибудь, — умоляю я. — Все, что угодно.
Магда прижимает руку к моему лбу и гримасничает.
— Ты вся горишь.
Она откручивает крышку с пузырька с "Тайленолом" и протягивает мне две таблетки. Инстинктивно я понимаю, что это не то, что мне нужно. Но я все равно беру их и запиваю стаканом воды, который она мне протягивает. А потом я быстро переваливаюсь через унитаз и через мгновение выблевываю их обратно.
В этот момент появляется Алексей, хмуро глядя на открывшуюся перед ним сцену. Я растянулась на кафельном полу, голая и дрожащая, пока мой мозг извергает слова изо рта.
— Просто дай мне умереть! — кричу я. — Дай мне что-нибудь. Что угодно. Покончи с этим. Пожалуйста,
Я плачу. Впервые за слишком долгое время. Нет никакого оцепенения, никакого утешения для меня. Теперь я чувствую все. Даже тяжесть его обеспокоенного взгляда, когда я корчусь на полу. Мне не нужна его забота. Мне нужно его снисхождение.
Он делает четыре быстрых шага и опускается на колени, чтобы подхватить меня на руки. Он чеканит что-то по-русски Магде, прежде чем она выбегает из комнаты, чтобы выполнить его приказ.
— У тебя ломка, — говорит он мне. — Это пройдет.
Я качаю головой и извергаю рыдания в область его груди.
— Я не могу. Я не смогу. Пожалуйста...
— Сможешь и будешь.
Его голос почти не оставляет мне выбора. Он посылает меня прямиком в ад.
А потом мы начинаем движение. Он переносит меня в другую комнату и кладет на кровать, которую только что приготовила Магда. Одеяло сложено до конца, и он осторожно накрывает меня только простыней. Она все еще похожа на лезвия ножей, поэтому я отбрасываю ее, а он не спорит.
— Доктор скоро придет, — говорит он мне. — Это не будет длиться вечно, Солнышко.
— Я ненавижу тебя! — кричу я демоническим голосом.
Он вздрагивает, и это меня удивляет. В его лице отражается что-то знакомое. Боль. Ему больно смотреть на меня в таком состоянии. Ему больно слышать эти слова. Чертова часть моего мозга цепляется за эту информацию и принимает ее к сведению, прежде чем он бросает на меня последний взгляд и покидает комнату.
Магда ставит стакан с водой на тумбочку и приглаживает спутанные волосы у меня на лице, как это делают матери со своими детьми. Все, но только не моя. Моя держала нас взаперти, где мы не могли ее потревожить.
Я зажмуриваюсь и говорю Магде, чтобы она прекратила. Что она и делает.
— Все в порядке, дитя, — бормочет она. — Теперь все будет хорошо. Мистер Николаев очень хорошо о тебе позаботится. Здесь ты в безопасности.
Ее добрые слова раздражают меня, и я хочу сказать ей об этом. Я хочу сказать ей, что она лгунья. Что я никогда не буду в безопасности. Что я никогда не смогу рассчитывать на чью-то защиту. Только сама на себя. И даже тогда я потерплю неудачу. Но я ничего не говорю. Потому что еще один резкий толчок боли захватывает мое тело, и я плюхаюсь на бок и сворачиваюсь в клубок.
— Постарайся немного отдохнуть, — говорит она мне успокаивающим тоном. — Я буду рядом.
Слышу ее тихие шаги, как она приближается к стулу у окна, и слабая мысль приходит мне в голову. Хоть я и набросилась на нее, я благодарна, что она здесь. Потому что если я и попаду в ад, то, по крайней мере, буду не одна.
***
Боль.
Теперь я понимаю, что раньше это слово действительно ничего для меня не значило. То, что, как мне казалось, я хорошо знала, было всего лишь тенью демона, который обхаживает меня сейчас. Воет внутри меня, царапая мои внутренности, отчаянно нуждаясь в большем количестве яда. Мое тело во власти этого демона. Святилища в моей голове больше не существует. Ничего не существует. Только боль. Жажда. И демон, которого я не могу контролировать.
Я продолжаю умолять Магду положить этому конец. Чтобы она убила меня. Я говорю ужасные вещи, о которых даже не подозревала. В какой-то момент я слышу, как она шмыгает носом со своего стула в другом конце комнаты.
Кажется, я на какое-то время отключаюсь. Все расплывается, когда я открываю глаза, а Магда при этом трясет меня.
— Мисс Талия, — говорит она, — это доктор Штейн. Она здесь, чтобы осмотреть вас.
Стон - вот мой единственный ответ. Не могу пошевелиться. Я даже не вижу ничего, кроме расплывчатой фигуры женщины, нависшей надо мной.
— Она не причинит вам вреда, — мягко говорит Магда. — Просто хочет убедиться, что с вами все в порядке. Это не займет много времени.
Тычки и постукивания, которые обрушиваются на меня в течение следующих двадцати минут, едва ли замечаются мной. Боль ушла, и теперь навалилась усталость. Кажется, у меня еще и галлюцинации. Мои конечности не ощущаются как мои собственные, когда она поднимает их и исследует каждый дюйм моего тела. Я все еще голая. Но стыда больше нет. Нет ничего.
Онемение начинает возвращаться, и я благодарна. Магда и доктор говорят по-русски, а потом Магда переводит мне.
— Она даст вам что-нибудь от боли. Что-то, что поможет с выходом из вашего состояния.
Боль прошла, но я не спорю. Я приму все, что можно.
— Боль вернется, — добавляет Магда. — Она говорит, что это нормально. Эта жидкость вам поможет.
Они помогают мне просидеть достаточно долго, чтобы проглотить то, что они мне дают. А потом я плюхаюсь обратно на подушку, закатывая глаза к потолку.
— Ей также нужно провести вагинальный осмотр, — говорит Магда.
В ее голосе слышится беспокойство. Как будто я могу отреагировать негативно. Они не могут сделать мне ничего хуже того, что уже сотворили со мной. Мое тело так давно не принадлежало мне, что я больше ничего не помню. Поэтому я не отрываю глаз от потолка и придумываю в голове новый номер. Тридцать. Я дам себе тридцать дней, чтобы найти другой путь. К тому времени Алексей ослабит бдительность. Я постараюсь убедить его, что мне лучше.
Щелчок латексных перчаток, и внутри меня оказывается инструмент. Это не больно. Но затем доктор перемещает ВМС[1] внутри меня, и я съеживаюсь от этого ощущения. Арман поставил ее, когда покупал меня.
Доктор Штейн что-то бормочет по-русски, и они с Магдой несколько минут тихо беседуют, приходя к какому-то выводу. А потом Магда крепче сжимает мою руку и говорит что-то по-английски, но я не слышу.
Внутри меня что-то шевелится, а потом Доктор отстраняется и похлопывает меня по ноге. Магда прикрывает мою нижнюю половину, пока доктор готовится к чему-то еще. Мои глаза закрываются, и игла входит в мою руку.
— Анализ крови, — поясняет Магда.
Когда эта часть заканчивается, Магда полностью накрывает меня.
— Вы очень хорошо справились. — Она ободряюще похлопывает меня по руке.
Я не хочу, чтобы она была добра ко мне. Я ничего этого не хочу. Это последние слова, которые я говорю себе перед тем, как провалиться в сон.