Призрак

Глава 22 Талия

Я не двигаюсь с колен Алексея, когда Катя уходит. Вместо этого я непристойно задираю платье на бедрах и прислоняюсь спиной к его столу, позволяя его глазам обшаривать меня.

Он внимательно наблюдает за мной, ожидая моего следующего шага. Он не понимает моих мотивов. Да и я не хочу их понимать. Но понимая, как сильно эта женщина хотела его, во мне просыпается собственнический инстинкт. Это заставляет меня нуждаться в нем так, как я не должна этого признавать.

Моя рука тянется, чтобы провести по его челюсти. Крепкой и свежевыбритой. Гладкой. Он прекрасен.

Я понимаю, почему она так сильно его хочет.

Но на самом деле меня беспокоит не это.

— Ты хотел заставить ее ревновать, — говорю я.

— Да.

— Потому что ты любил ее, — добавляю я.

— Нет, — отвечает он.

— Врунишка.

Мои губы прижимаются к его губам, и я крепко целую его. Руки Алексея блуждают по моим бедрам до самой задницы. Его горячая ладонь скользит в заднюю часть моих трусиков, чтобы обхватить мою ягодицу, а затем он притягивает меня к своей выпуклости на штанах.

— Ты хочешь трахать меня и при этом думать о ней? — интересуюсь я у него.

— Тебе бы это понравилось, — отвечает он. — А ты бы пошла на это?

— Что это значит?

— Ты воспользуешься любым предлогом, чтобы не чувствовать себя так, как сейчас.

Он прав. Он настолько прав, что это пугает меня. Я чувствую что-то с ним. Что-то большее, чем безрассудное поведение и ненависть к себе.

С ним я чувствую себя... в безопасности. Его дом - мое святилище. Его тело - моя крепость. Он высокий, сильный и опасный. И, как сказала Магда, я верю, что он защитит меня.

Это самое опасное убеждение, которое я когда-либо могла иметь с мужчиной.

Мне нужно перетянуть мяч на свое игровое поле. Мне нужно, чтобы он знал, что я тоже знаю его секреты.

— Именно так сказал бы лицемер. — Я наклоняюсь ближе и шепчу ему в правое ухо. — Лешка.

Он замирает, его руки все еще на моей заднице, его голова откидывается назад, чтобы он мог осмотреть меня. Чтобы расспрашивать меня своими бледно-голубыми глазами.

— Я знаю, — говорю я ему.

— И что ты можешь сказать по этому поводу? — спрашивает он.

Его челюсть напряжена, взгляд жесткий и оценивающий. Я инстинктивно знаю, что этот человек может распознать ложь, если я когда-нибудь осмелюсь ее произнести. Но у меня всегда есть только моя честность, которую я могу ему предложить.

— Мне нравится, — признаюсь я. — Потому что, возможно, это делает нас равными. Может быть, это означает, что мы с тобой против всего мира.

Он слегка расслабляется, и его брови сходятся на переносице. Я удивила его своим ответом. Он ожидал чего-то другого.

Ненависти? Отвращения?

Я не могу этого понять. Но слова Магды звучат в моей голове, громко и ясно.

Вы похожи больше, чем думаете.

— Как тебе удается так хорошо это скрывать? — интересуюсь я. — Как ты читаешь по губам, оставаясь незамеченным?

— Как и любой навык, ты оттачиваешь это по мере его освоения. Через практику.

Я киваю, а он продолжает наблюдать за мной. И объясняет дальше.

— Я не улавливаю всего, что говорят. Я улавливаю кусочки и складываю их в голове. Как мозайку. Все люди разные. Некоторые говорят слишком быстро, некоторые бормочут. Некоторые прикрывают рот или отводят взгляд. Некоторых из них читать очень просто. А некоторых - трудно. Дело не только в чтении по губам. Твое лицо выражает тысячу вещей, которые никогда не произнесут твои губы.

— Что ты имеешь в виду?

Они приподнимает ладонь, чтобы коснуться пальцами моего подбородка. А потом моих бровей. Они скользят по моему лицу, изучая меня так, как он не делал раньше.

— Это тысяча эмоций. То, как твои глаза сужаются и расширяются. Трепет ресниц. Непроизвольное подергивание плечом или тик, о котором ты даже не подозревала. Есть так много эмоций, которые остаются незамеченными, потому что большинство из них привыкли только слушать слова. Но я научился наблюдать. И теперь я вижу все.

В этом есть смысл. То, почему он так наблюдателен. Как он, кажется, предугадывает мои движения еще до того, как я сама их идентифицирую.

— И что ты видишь на моем лице? — с любопытством спрашиваю я.

— Боль, которую ты, будучи слишком гордой, стараешься не показывать.

— Как и сожаление, исходящее от тебя.

— Считаешь? — спрашивает он.

— Ты так много пьешь, потому что жалеешь себя? Или это из-за Кати?

Он не отвечает. Его хватка на мне крепка и неумолима. Я продолжаю давить на него.

— Так вот почему мы женаты только номинально? Чтобы ты мог трахать меня и думать о ней?

Он снова целует меня. На этот раз жестко. Все это время его пальцы расстегивают молнию на моем платье сзади. Освободив материал достаточно, чтобы он мог спихнуть его вниз и прижать мои руки по бокам, позволяя прохладному воздуху коснуться моей груди.

Он отстраняется и целует меня в шею, используя свою руку, чтобы прижать мои бедра к его восставшему достоинству.

— Я женился на тебе, чтобы трахать тебя, — отвечает он. — И думать о тебе в тот момент, когда я это делаю

Его губы скользят по моей груди, его пальцы скользят в мои трусики, а затем внутрь меня. Он трахает меня своей рукой, пока я сижу у него на коленях. Я закрываю глаза и пытаюсь оцепенеть, как обычно. Чтобы избавиться от чувств, которые он во мне вызывает.

Вожделения. Желания. Похоти.

И что хуже всего… надежды.

Он крепко сжимает мою челюсть в своей руке и делает паузу, его голос напряжен, когда он говорит.

— Смотри на меня, — приказывает он. — Думай обо мне. Когда твой муж трахает тебя.

Я открываю глаза и встречаюсь с ним взглядом. Темный взгляд, полный желания, что я чувствую, как он прожигает мою кожу насквозь.

— Ты будешь думать только обо мне, — снова приказывает он, на этот раз более жестко. — Я хочу проникнуть в каждую твою мысль.

Я не знаю, приказ это или мольба. Так что я предельно честна.

— Ты уже там.

Я дергаюсь в его руках, и его пальцы снова двигаются внутри меня. Вечеринка все еще продолжается внизу, но Алексею все равно. Он не торопится. Он не позволяет моим гребаным потребностям мешать нашему прогрессу, и он дает мне именно то, что нужно. Он питает мою потребность в боли, дергая меня за волосы и проводя зубами по моему горлу, прежде чем вонзить их мне в плечо. И когда я расслабляюсь в его объятиях, он поднимает меня и сажает на стол, срывая с меня трусики и раздвигая мои ноги. Он держит мои бедра под своими ладонями, подталкивая меня к краю стола, так что моя задница свисает.

Я выставлена для него напоказ. Так непристойно и грязно. Мое платье обтягивает талию, грудь на всеобщем обозрении, а ноги широко раздвинуты. Интересно, нравлюсь ли я ему такой? Грязной и неправильной.

У меня не хватает времени удивиться. Он тянется к коньяку на своем столе и открывает его, выливая его на переднюю часть моего тела и смачивая мою кожу и мое платье. Моя спина выгибается, а жидкость согревает мою кожу, когда она скользит вниз меж моих раздвинутых ног.

Алексей перекатывает жидкость языком, слизывая ее с моей плоти. И все же я пьянею от такого сочетания. Но есть еще та часть меня, которая чувствует глубокий стыд. Он знает это, но не позволяет мне поддаться.

Его глаза встречаются с моими, прежде чем он наклоняется вперед и зарывается лицом в открытую часть меня. Он пирует мной на своем столе. Поверх его бумаг и пока его гости внизу. Он трахает меня своим языком и одобрительно хрюкает, пожирая меня.

И нет другого места, где я хотела бы быть прямо сейчас, даже если бы попыталась. Он - единственное место, где я хочу быть. В этот момент. Наблюдать, как он губит меня. Ощущая жесткость его хватки на моей заднице, оставляющей синяки на моей плоти и оставляющей свой след на самом глубоком уровне моей психики. Место, где сталкиваются все мои страхи и потребности.

Я тяжело кончаю для него. И все же он не останавливается. Пока я не прошу его быть внутри меня.

А потом он снова тянет меня к себе на колени. Расстегивает молнию брюк пальцами и дергает мою руку в своей, чтобы я коснулась его. Он хочет, чтобы я нуждалась в этом. Нуждалась в нем. Должно быть, это его собственный страх ослепляет его от того, что он видит, что его контроль надо мной абсолютен. И что мне это действительно нужно от него.

Я не оставляю в его голове никаких вопросов. Я обхватываю разгоряченную плоть под его трусами и провожу пальцами по его члену. Его глаза не отрываются от моих. Только когда я полностью освобождаю его член и двигаю бедрами, чтобы одним толчком протолкнуть его внутрь себя, его глаза ненадолго закрываются.

Как только он оказывается во мне на всю длину, он хватает мое лицо и заставляет меня снова посмотреть на него.

— Моя.

А потом он трахает меня. Используя меня. И полностью наслаждался этим. Его руки направляют мои бедра, а губы обжигают мою кожу. Везде. Он покрывает всю мою кожу поцелуями. Сосет меня. Пробует меня на вкус. Вдыхает в меня свой огонь.

Его манера трахаться куда более интенсивная, чем любая другая, которую я когда-либо испытывала. Он смотрит мне в лицо, не отрывая взгляда. Отмечая каждое легкое подрагивание. Это интимно и грубо... быть лицом к лицу вот так. Кожа к коже. Каждый раз, когда он приближается, он останавливается или вообще замирает, чтобы поцеловать меня. Прикосается ко мне. Чтобы растянуть удовольствие от самого акта соития. Это пугает меня и вызывает во мне трепет.

И я чувствую, что в этот самый момент мне нужно все испортить.

— Тебе нравится трахать свою грязную жену-шлюху? — интересуюсь я у него.

Он улыбается мне, и его член набухает внутри меня.

— Я люблю трахать свою жену, — отвечает он.

Он толкается во мне все сильнее и сильнее.

— А теперь твоя очередь признаваться, насколько стильно тебе нравится трахаться со мной.

— Мне нравится, — признаюсь я.

— Тебе нравится называть себя шлюхой? — спрашивает он. — Тебе нравится, когда тебя унижают, мое маленькое Солнышко?

— Да, — честно отвечаю я.

От него. Я хочу именно этого. Мне это нужно. Чтобы позволить себе получать от этого наслаждение. Чтобы мой разум был свободен.

— Тогда скажи мне, что ты моя шлюха, — требует он. — И единственное, на что ты годишься, - это угождать мне.

— Я твоя шлюха. — Я прислоняюсь к столу так, чтобы мое тело было выставлено напоказ. — И единственное, на что я гожусь, - это угождать тебе.

Его губы находят мое ухо, и звуки его неровного одобрения вибрируют на моей коже.

— А теперь скажи мне «спасибо», — требует он. — За то, что я собираюсь тебе подарить.

— Что? — спрашиваю я.

Он толкается так глубоко, как только способен, и кончает с мучительным стоном, изливаясь в меня. Только когда он изливается в меня полностью, а я повисаю на нем, его губы находят мое ухо, и он отвечает.

— Ребенка.