Призрак

Глава 2 Талия

СМЕРТЬ.

В этом слове есть такое чувство завершенности. Но это больше, чем просто конец. Люди умирают задолго до того, как попадают в могилу.

Они умирают по незначительным причинам каждый божий день.

Из-за потери чувств. Отсутствия заботы. Иногда это происходит медленно. Иногда это похоже на последствия урагана.

Смерть может вселиться в тело задолго до того, как душа покинет его.

В моем случае это правда. Это единственная истина, которую я знаю.

И я готова принять смерть этой жизни с распростертыми объятиями. Я готова к полету. Готова обрести покой.

Еще одна неделя. Семь дней. Еще сто шестьдесят восемь часов.

Этого мне хватит. Тех остатков белых таблеток достаточно, чтобы освободить меня. Если сегодня все пойдет по плану, я, возможно, даже выиграю для себя денек относительной свободы. Арман всегда щедр на таблетки, когда принимает гостей. Чтобы я не рыпалась. Чтобы держать меня в узде.

После того, как он меня трахнет.

Потому что он никогда не трахает меня, когда я под кайфом. Он не оказывает мне такую любезность. Для него я всегда должна быть трезва как стеклышко.

Он сейчас внутри меня. Он трахает меня, как грязную свинью. Точно также он всегда поступает перед вечеринкой. Это для того, чтобы я не забыла, кому я принадлежу, когда все его друзья будут внутри меня сегодня вечером. Он кончает с ворчанием и отбрасывает меня в сторону на грязный матрас, на котором я провожу свои дни.

Я не смотрю на него, когда он говорит. Я уже знаю, что он скажет. Одно и то же предупреждение шипит мне каждый раз. У него сильный акцент и тяжелое дыхание. Только слова на этот раз другие. Я едва не пропускаю их значение сквозь пелену отчаяния, но что-то в его голосе привлекает мое внимание.

Трудно точно определить, что это. Но что-то не так. Я никогда раньше не слышала, чтобы Арман нервничал, но сейчас он говорит именно так.

— Сегодняшний вечер очень важен, — говорит он. — Эти люди должны быть довольны. Ты должна постараться.

Я не отвечаю ему, потому что никогда не отвечаю. Он не заслуживает моих слов. Мои слова покинули меня давным-давно, примерно в то же время, когда мой рассудок выскользнул за дверь. Но вопрос застыл в моих глазах, когда я смотрю на него, и он отвечает.

— Если ты поставишь меня сегодня в неловкое положение, я живьем сдеру с тебя шкуру на всеобщее обозрение.

Ничего. Я ничего не чувствую, когда он это произносит. Потому что его обещания смерти, какими бы жестокими они ни были, всегда ложные. Он слишком дорожит своей властью надо мной, чтобы отпустить.

Его трофей. Его драгоценная рабыня. Американка с красивыми светлыми волосами и пустыми глазами. Ничто другое не имеет значения в этой пустоши.

— Каролина! — он щелкает пальцами, и через мгновение она появляется, сложив руки перед собой и склонив голову в знак покорности.

Каролина любит Армана. А меня она ненавидит. Он всегда заставляет ее ждать за дверью, пока он трахает меня. Значит, она знает свое место. Она, может, и вольна бродить по особняку и заслужила его доверие, но она никогда не получит сердце Армана. Потому что у этого человека его нет.

Он кивает ей головой, и она делает шаг вперед без дальнейших указаний. Ее рука тянется к медальону на шее, и Арман поднимает палец, говоря с ней на языке, который я до сих пор не поняла. Арман не русский. Это все, что я знаю. И он мне как-то сказал, что мы в Болгарии, но это не его родина. Остальное - просто детали, которые ускользают от меня.

Может быть, я и не понимаю слов, которые говорит Арман, но я хорошо понимаю его манеры. И когда Каролина берет одну таблетку из медальона, меня охватывает паника. Мне нужны две. Две таблетки равны семи дням. Я умоляюще поднимаю два пальца, и Арман бьет меня ногой в живот. Мое тело сворачивается в клубок, когда я начинаю кашлять и бороться за глоток воздуха.

Я борюсь с желанием зажмуриться и забыть обо всем, пока он заканчивает давать инструкции Каролине. Какая-то часть меня все еще надеется на то, что он сжалится, но эта моя глупая часть. Он выходит из комнаты, даже не взглянув на меня. Это к лучшему, понимаю я. Потому что я могу обмануть Каролину, но не могу обмануть его.

И есть еще одна таблетка.

Одна таблетка лучше, чем ничего. Она протягивает ее мне, и я просовываю ее в рот и под язык. А потом она приковывает мои ноги к крюкам вдоль стены, оставляя достаточно свободы для различных поз. Я хочу, чтобы она сейчас же ушла, но она этого не делает. Вместо этого она оглядывается через плечо, и жестокая улыбка появляется на ее лице, когда она оборачивается. Она еще дважды пинает меня в живот, а потом наклоняется, чтобы плюнуть мне в лицо.

— Собака, — бормочет она с сильным акцентом. — Приятного вечера.

Она выходит из комнаты, и я остаюсь, хватая ртом воздух, в ужасе осознав, что проглотила таблетку целиком в приступе кашля. Семь. Предполагалось, что всего семь дней. Теперь уже восемь.

Слезы застилают мне глаза, и я падаю на перепачканный спермой матрас бесформенным кулем. Мои глаза останавливаются на знакомых линиях, выгравированных на стене ногтем, и я провожу пальцем линию с сегодняшнего утра. Повторяя одно и то же слово снова и снова в моей голове.

Семь. Семь. Семь.

В какой-то момент музыка наверху начинает вибрировать где-то под потолком. Я знаю, что это ненадолго. Сначала напьются. Они все будут пьяны, когда спустятся сюда. Иногда так даже лучше. В других случаях все еще хуже.

Дверь открывается. Я не смотрю. Но я слышу голос Армана. И чувствую на себе взгляды его гостей, когда они осматривают меня. Это версия званого ужина от Армана, где на десерт им предлагают рабынь. Они разговаривают между собой, решая, кто войдет первым. Иногда они делятся. Иногда на меня наваливается столько всего сразу, что я не могу дышать. И мне нравится это ощущение. Воздух, забираемый из моих легких. Я хочу, чтобы они выжали из меня все, крали весь воздух. Но этого никогда не происходит.

Потому что Арман убьет их, если они прикончат меня.

Дверь закрывается, и я остаюсь только с одним мужчиной. Я могу сказать это по его дыханию. Один вдох, один человек. Неважно, как он выглядит. Теперь я редко вижу их лица. Я редко вижу что-либо, кроме линий на стене и цифр в моей голове. Семь. Семь. Семь.

Расстегивается молния. А потом раздался звук рвущейся фольги. Арман заставляет их надевать презерватив, когда они берут меня. И им нельзя меня бить. Я бы хотела, чтобы они это делали. Жаль, что они не могут ударить меня так сильно, чтобы я растворилась в темноте. Но эта особая привилегия принадлежит только Арману. И он никогда меня не отпустит.

Теперь он внутри меня. Этот безликий человек. И все однотипно. Таблетка попала мне в кровь, и я ничего не чувствую. Я только слышу его. Кряхтит и ругается.

Я считаю линии на стене. И слова песни "Angel of the Morning" Скитера Дэвиса звучат у меня в голове, как старая, заезженная пластинка. И голос моей матери. Я пою вместе с ней. И вижу их лица. Три пустых, бледных лица моих брата и сестры. Лежащих на полу в ванной.

Вода в легких. Воздух ускользает. Царапается, бьется. И убаюкивающий звук песни, которую поет моя мать, пока держит меня под водой.

Моргаю, открывая и закрывая глаза, все искажено и расплывчато одновременно. Семь строк. Семь дней. Ангелы по утрам. Мамина рука на моей щеке. Задыхаясь, я выкашливаю воду и вижу ореол ее волос, окружающий ее в ванне.

Они все мертвы. Все, кроме меня.

Четыре ангела. Семь дней.

Хрюканье. Мужчина позади меня кончает. Я падаю. Вскоре его место занимает другой.

Вспышки воспоминаний о моем приемном отце роятся в поле моего зрения. Этот человек пахнет так же, как он. Табаком и застоявшимся запахом пота. Песня снова звучит у меня в голове, и я подпеваю, стараясь заглушить ее. Мне нужна еще одна таблетка. Мне нужна целая пачка.

— Такая милашка.

Голос принадлежит не тому мужику. Это голос моего приемного отца. Номер один. Он был первым. Но он не стал последним.

Я считаю линии, и время держит меня в плену. Я больше не осознаю течения времени. Оно искажено. Дни, месяцы, годы, минуты. Все едино. Не знаю, как долго я здесь. Я никогда не знаю, как долго это будет продолжаться.

Единственное, что я знаю наверняка, это то, что в какой-то момент потная куча человеческих отбросов позади меня меняется. Этот пытается быть грубым со мной, потому что он не может заставить свой член, накачанный виски, работать. Я не облегчаю ему задачу, и, отшвырнув меня к стене, он выходит из комнаты неудовлетворенный.

Следующий шепчет мне на ухо, когда трахает. Он нежен, трахает меня, как любовник. На полпути он наклоняется и трогает меня, пытаясь возбудить меня. Меня лишь тошнит, и это совершенно бессмысленно. Я ничего не чувствую. Ничего, кроме пустоты.

Он выходит из комнаты, а я лежу в луже пота и спермы, гадая, где следующий мужчина. Всегда есть следующий, и это длится целую вечность. Я хочу, чтобы все закончилось, чтобы Каролина дала мне еще одну таблетку. Дверь снова открывается, и я жду.

Но он не подходит ко мне. Он смотрит на меня. Я чувствую на себе его взгляд, сама не знаю почему. Почему он тянет с этим? Мурашки ползут по спине, и время замирает в долгой тишине. Внутри меня возникает непривычное желание прикрыться. Чтобы спрятать свое тело в его присутствии. Мне не нравится, когда он смотрит на меня. Я не люблю, когда на меня смотрят.

Только не так.

Наконец, он приходит в движение. И мое сердцебиение успокаивается, когда его ботинки скользят по цементному полу в моем направлении. Думаю, сейчас он меня трахнет. А потом он уйдет, как и все остальные.

Только он этого не делает. Он останавливается прямо передо мной. И этот запах всегда настигает меня первым. Это единственное, что я замечаю в этих мужчинах, на которых не смотрю. Этот пахнет хорошо. Земляные ноты, как теплый дуб, и что-то пряное, как гвоздика. Он слишком чист, чтобы находиться в этой грязной комнате. Я это сразу понимаю.

Краем глаза я замечаю рядом с собой его ботинки. Черные кожаные оксфорды. Отполированные и ухоженные. Узлы, аккуратно завязанные, выглядывали из-под серых саржевых брюк. Дорогие.

Мне любопытно. И все же мои глаза сопротивляются желанию двигаться дальше. Пока он не приказывает. Это даже не команда сама по себе, а глубокий голос с акцентом, который я узнаю. Мягкий, мелодичный голос с твердыми согласными. Противоречивый.

Я уверена, что это тот же самый голос, который я слышала две ночи назад. Когда Арман ужинал, раздался звонок в дверь. Арман никогда не приветствует гостей в середине ужина. Но в ту ночь, когда один из его людей ворвался в дом, он это сделал. Кто бы ни приехал в тот вечер, он был важной шишкой. Этот человек имел власть над Арманом, и мне стало любопытно. В этом замке Арман - король. И я никогда не видела, чтобы он кланялся кому-то другому.

Но в тот вечер именно это он и делал. Он милостиво позволил прерваться и даже предложил незнакомцу отобедать, пока я расселась на полу. Мужчина отказался и предпочел постоять несколько кратких мгновений. Даже тогда мне хотелось взглянуть на него. Но это было нарушением моих собственных правил. Я никогда не смотрю на них. Поэтому вместо этого я сосредоточилась на его ботинках. Черные оксфорды. И прислушалась к голосу. Глубокому и мелодичному. Безошибочно русский, голос, в котором сквозило предупреждение. Предупреждение, которое Арману, похоже, не понравилось.

Он ушел, и я выбросила из головы весь этот инцидент.

Но теперь моя решимость испарилась. Так что следую взглядом вверх... И вверх, и вверх, и вверх. Он высокий, этот человек. Выше большинства. Гораздо крупнее Армана. И это меня радует.

Интересно, убьет ли он его? Интересно, разрешит ли он мне посмотреть на это?

Он нависает надо мной, его тень затмевает мое и без того маленькое тело на матрасе. Он широкоплечий и сильный. Тот типаж, чье присутствие нельзя так просто взять и проигнорировать. Спортивная и подтянутая фигура. Боец, я думаю... может быть. Большинство друзей Армана толстые и старые, и от них воняет сигарами и водкой. Но этот чист как в одежде, так и в манерах.

Он одет в черную замшевую куртку и серую плоскую кепку на макушке, которая отбрасывает тень на его лицо. Я его не вижу, но он меня видит. Тяжесть его изучающего взгляда осязаема, и мой пульс отзывается. Понятия не имею, почему. Понимаю только то, что я волнуюсь и хочу, чтобы он ушел.

Но он не говорит ничего.

Потому что он здесь, чтобы трахнуть меня. Только он явно затянул с этим. Слишком долго. Моя внутренняя крепость рушится. Просачиваются эмоции. Такого я не чувствовала со времени предательства Дмитрия.

Гнев.

Он бурлит внутри меня, заставляя затаить дыхание, и крадет мой покой.

Я поднимаю подбородок и пытаюсь встретиться с ним взглядом. Я не знаю этого человека. Но я хочу, чтобы он ушел. У меня есть правила. Я не разговариваю. Потому что я боюсь того, что может выплеснуться наружу, если я это сделаю. Правду, которую я не смогу сдержать. Пространство внутри моей головы - единственное святилище, которое у меня есть. А он все портит. Я снова перевожу взгляд на линии на стене, но не хочу, чтобы он это видел. Я не хочу, чтобы он видел, как я считаю. Потому что это личное. Это мое.

— Продолжай, ладно? — слова срываются с моего языка в резком ритме, шокируя мои уши.

Мой голос резкий и чужой. Безумный. Я говорю, как животное. Потому что я именно такая.

Незваный гость молчит. Ничего, кроме тишины, целую минуту. Я знаю, потому что считаю каждую секунду. А потом его глубокий голос отражается от стен, окружающих меня.

— Смотри на меня, когда говоришь, — требует он.

Я медленно поворачиваю к нему голову и вижу, что он стоит передо мной на коленях. Дышит моим воздухом, занимает мое пространство. Тень исчезла, открыв его лицо. Суровый и серьезный тип лица, с таким оттенком голубых глаз, который присущ только тем, в чьих жилах течет кровь предков славян. Ледяные и шокирующие своей насыщенностью.

Прошло много месяцев с тех пор, как страх занимал место в моей голове или моем сердце. Но присутствие этого человека снова пробуждает его к жизни. Он тянет меня еще дальше от моего кошмарного состояния, чем я готова рискнуть. Ни один из этих мужчин никогда не имел наглости быть столь откровенен со мной. Встать прямо передо мной и посмотреть мне в глаза. Я для них всего лишь тело с тремя отверстиями, из которых они делают выбор, а затем причиняют мне несколько минут дискомфорта, прежде чем все закончится. Но только не этот. Я не знаю, чего он от меня хочет. И не хочу это выяснять.

То, как он смотрит на меня, тревожит меня на другом уровне. Он не просто смотрит. Он видит. Все мои самые темные секреты. Часть меня, которую никто никогда не видел. Но он знает. Мои доспехи для него ничего не значат.

Он не такой, как Арман. Этот человек пугает меня больше, чем Арман. Он слишком хорошо сложен. Слишком спокоен. Его эмоции не отражаются на его лице. И его руки… они огромные. Сильно покрытые татуировками.

Я представляю, как одна из этих рук сжимает мое горло, пережимая трахею. Для этого ему хватит одного движения.

— Не волнуйся. — Он убирает спутанные волосы с моего лица на удивление мягко. — Я не собираюсь тебя трахать.

В его глазах затаилась печаль. И еще кое-что. Вспышка вины. Это редкое чувство у мужчин, которые наведываются ко мне. Это заставляет звенеть все тревожные мысли в моей голове. Если он не собирается трахать меня, то я не знаю, в чем его вина.

Смущение, должно быть, написано на моем лице, но он не объясняет дальше. Вместо этого он держит в руке пакет и показывает его мне. Болеутоляющие. Он высвобождает их из блистера и знаком приказывает мне открыть рот.

На долю секунды мой взгляд метнулся влево. В направлении моего тайника. Куда я собираюсь положить эти две таблетки, когда он выйдет из комнаты. Чтобы мои семь дней стали реальностью, а не восемь.

Но этот незнакомец внимательно наблюдает за мной. Слишком осторожно.

Мои легкие перестают работать, когда он встает и подходит к другой стороне матраса.

Я плюхаюсь на бок, придавливая его своим весом. Как будто это может его остановить. Этот человек-танк. Он мог бы швырнуть все мое тело в стену одной рукой, если бы захотел. Но я не могу позволить ему победить. Не в этой битве. Единственная битва, которая у меня осталась. Мои руки цепляются за его руки, когда он наклоняется, но он слишком силен. А я слишком слаба. А теперь я всего лишь сторонний наблюдатель того, как мой покой у меня отнимают в ужасающей замедленной съемке.

Он с легкостью находит таблетки. Некоторые из них - это половинки, некоторые еще целые, а от некоторых остался лишь порошок. Шестьдесят дней я хранила эти таблетки. Я так тщательно все планировала. И за пять секунд он раскрыл мою тайну. Он уничтожил все.

— Пожалуйста, — говорю я своим резким голосом. — Оставь их.

Его глаза встречаются с моими, и теперь… теперь они еще холоднее, чем раньше. И смотрят на меня с тревогой.

Его пальцы сжимают мое лицо, а губы приоткрываются. Но слова, которые он хочет сказать, не приходят. Вместо этого он делает глубокий вдох. А потом еще один. Успокаивая себя. Его брови сходятся вместе, а глаза изучают мои. Я шлюха. Рабыня. Недочеловеческий товар, которым Арман будет пользоваться до тех пор, пока не устанет от меня. Для этого человека не будет иметь значения, если я умру.

Он вытряхивает таблетку болеутоляющего, которое держит в руке, мне на язык и достает из кармана фляжку. Он подносит его к моим губам, и жидкость выплескивается мне в рот, сильная и насыщенная. Коньяк. Это не то, что пьет Арман, и я благодарна. Этот человек не сдается. Он заставляет меня выпить то, что еще осталось во фляжке. Я знаю почему. Я знаю, что будет дальше. Но я не хочу принимать это.

Когда фляжка пустеет, он отодвигает ее и сжимает мою челюсть пальцами, заставляя меня открыть рот. Он заглядывает внутрь и без малейшего изящества хватает мой язык и ищет под ним.

Но таблеток там нет. Он снабдил их таким количеством жидкости, которое заставило меня проглотить таблетку. Когда он опускает меня обратно на матрас, я могу только надеяться, что такое сочетание приведет меня в забытье. Его пальцы скользят по моей щеке. Снова нежно.

Отвратительный звук вырывается из меня, когда он наклоняется и сгребает все, что осталось от моей заначки. То, что принадлежит мне - единственное, что у меня было, - теперь у него в кармане. Угасающий огонек надежды, погасший из-за одной неосторожной ошибки с моей стороны и одного человека, слишком жестокого, чтобы произнести хотя бы слово.

Дверь открывается, но он, кажется, этого не замечает. Только когда мой взгляд перемещается за его спину, он выпрямляется и встает. В дверях стоит еще один человек. Такой же, как этот, только старше. В похожей одежде и множеством татуировок, выглядывающих буквально из-под каждого шва. Он относится к тому типу людей, взглянув на которого хочется перебежать на другую сторону улицы, чтобы только уклониться от встречи. Его глаза без эмоций останавливаются на мне. Он говорит что-то по-русски мужчине передо мной, в то время как они оба, кажется, оценивают меня.

Мой разрушитель надежды отвечает, и это заставляет другого человека смеяться. Тот, что постарше, хлопает его по спине и кивает, прежде чем его лицо принимает более серьезное выражение. Похоже, они пытаются прийти к какому-то соглашению.

Тот, что старше, делает шаг вперед, берет меня за подбородок и заставляет посмотреть на себя. Он осматривает меня. Почти так же, как делал Арман , когда впервые купил.

— Я думаю, ты прав, Лешенька. Она станет идеальной приманкой. Ударь Армана в самое больное место, да, голубка моя?

Мой подбородок импульсивно дергается в знак согласия. Искушение причинить Арману боль любым способом заставляет меня кивнуть. Я всего лишь собака с костью. Продукт моего окружения. Я хочу причинить боль Арману, даже за свой счет, что, вероятно, и имеет в виду этот человек.

Он отпускает меня с удовлетворенной улыбкой и что-то говорит напоследок своему более молодому спутнику, прежде чем покинуть комнату. А потом голубые глаза снова передо мной, на короткое мгновение. И он опять убирает волосы с моего лица.

— А теперь спи, Солнышко. — Его горячее дыхание щекочет мне ухо, пахнет дубом и ванилью его напитка.

Прежде чем я успеваю понять, что все это значит, он исчезает.

В течение всего вечера время ползет вперед так, как оно всегда делает во время таких событий. Вяло. Я в ожидании своей таблетки. Это единственное, что теперь отделяет день от ночи. В конце концов, дверь открывается, и входят другие рабыни. Мужчины насытились, и теперь им пора заняться делами и оставить нас здесь, в подвале.

Сегодня вечером здесь еще три девушки. Они входят в комнату, как зомби в состоянии наркотического опьянения, и сползают по стене на цементный пол. Я могла бы приказать им, что делать прямо сейчас, и они не стали бы спорить. Зависимость - это единственное, что имеет для них значение. Очередной крючок. Они делают то, что им говорят, а потом получают то, чего хотят.

У нас есть с ними что-то, что нас объединяет, но я им не доверяю. Просто не могу. Потому что в последний раз, когда я пыталась сблизиться с другой рабыней, - она рассказала об этом Арману. Моим прощальным подарком от этой короткой дружбы была сломанная рука и вывихнутая челюсть. Напоминание о том, что происходит, когда ты предаешь Армана.

Я смотрю сквозь пустоту, которая является моей камерой, и изучаю лица девушек. Они все молоды, как и я. Худенькие и, наверное, когда-то даже хорошенькие. Теперь их глаза запали, а кожа потускнела. Потрескавшиеся губы и сухие ломкие волосы. Это заставляет меня задуматься, как я должна выглядеть в их глазах. Как я вообще выгляжу. Я уже ничего не помню.

Я хочу, чтобы они ушли, решаю я. Потому что мы не похожи. Вот что я говорю себе, когда они тоже смотрят на меня. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, где мне не нужно беспокоиться, кому доверять или что говорить. Я хочу вернуться к подсчету линий на стене, но потом вспоминаю правду. Мой разум слишком хрупок, чтобы принять это прямо сейчас. Что у меня так легко отняли надежду. Что я не выберусь отсюда через семь дней.

Что я вообще отсюда не выберусь.

Если только я не найду другой способ. Цепи вокруг моих лодыжек недостаточно длинные, чтобы обернуть вокруг шеи. Я знаю, потому что пробовала. Все в этой комнате было учтено. Рассчитано. И, когда это меня подвело, я попыталась использовать единственную силу, которая у меня была. Спровоцировать Армана и даже Каролину на насилие, которое, в конце концов, освободит меня. Но и это не сработало. Я обдумала все варианты, которые были в моем распоряжении, и таблетки были единственной вещью, которая имела смысл. Единственный вариант, который у меня оставался.

А теперь и их нет.

Оцепенение снова рассеивается. Тщательно построенное святилище, которое я создала, чтобы защититься, было разрушено незнакомцем с голубыми глазами. Ненавижу его. Я ненавижу его так сильно, что у меня даже слезы текут из глаз.

Мне нужно оцепенение, чтобы выжить. А он забрал это у меня.

Теперь у меня есть только эта комната. Мои безмолвные мысли. И эти девчонки, которые пялятся на меня так, словно я принадлежу этому месту. Как будто мы одинаковые.

— Что он с тобой сделал?

Тощая брюнетка с акцентом нарушает молчание. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что ее вопрос адресован мне. Я видела ее раньше, но она никогда со мной не разговаривала. Так почему именно сейчас? Я не хочу с ней разговаривать. Я не хочу ни с кем разговаривать.

Она ошибочно принимает мое молчание за явное замешательство.

— Четвертый парень, — настаивает она. — Мистер Николаев. Он тебя трахнул?

Они все наклоняются ближе, ожидая моего ответа. Но я продолжаю молчать.

Брюнетка поворачивается к подруге.

— Видишь, я же говорила, садист.

— Нет. — Блондинка качает головой. — Я в это не верю. На ней нет никаких следов.

— Какое это имеет значение? — спрашивает третья девушка. — Почему ты хочешь знать, что он с ней сделал?

— Потому что, — объясняет брюнетка, — Алексей Николаев - затворник. Он никогда не выходит из дома. Никогда не доходит до действий. У него нет рабов, и он никогда даже не был на аукционе. И все же сегодня он пришел сюда. Это уже само по себе достижение. Слухи ходят всегда, но увидеть его лично... Даже Арман удивился. Он не хотел, чтобы он был здесь с ней из-за своей репутации, но никто не вправе ему отказать.

— Что за репутация? — задает одна тот же вопрос, что вертится у меня в голове.

— Он Вор, — шепчет брюнетка. — Из красной мафии.

— Он не просто Вор, — усмехается блондинка. — Он советник Виктора Соколова. Босса. Алексей Николаев имеет репутацию человека безжалостного ко всем, кто ему перечит.

Русская мафия?

— По-моему, у него деловые отношения с Арманом, — бубнит брюнетка. — Что-то пошло не так, и мистер Николаев этому не рад. Арман пытается все разрулить. Но одна из девушек сказала, что слышала, как Алексей за ужином спрашивал о своей рабыне.

Все снова смотрят на меня, хотя я всего лишь безмолвная участница этого разговора. У меня нет для них ответа. Я не знаю, чего он хочет. Но я надеюсь, что больше никогда его не увижу.

Дверь открывается, и на этот раз входит Арман. Он пьян, и его взгляд нацелен на меня. Что, по-моему, никогда не бывает хорошим сочетанием. Он спотыкается и хватает меня за волосы.

— Что он с тобой сделал? — спрашивает он. — Ты пострадала?

Я не отвечаю. Я никогда ему не отвечаю.

Он качает мою голову взад и вперед, выдергивая часть моих волос.

— Не валяй дурака, девочка!

А потом, к моему облегчению, он отпускает мои волосы и обходит меня сзади. Затем он быстро засовывает свои толстые отвратительные пальцы прямо в меня.

— Я так и знал, — насмешливо бросает он. — Этот человек - сплошное шоу. Ты целехонька. Ты не пострадала, маленькая сучонка. Так что, может быть, я задержу тебя еще на некоторое время, хорошо?

Я отворачиваюсь от его насмешливых слов. Напоминания о том, что я никогда не освобожусь из своей клетки. Я жажду темноты. И она приходит в виде его кулака мне в лицо.