Призыв ведьмы. Часть 3

Глава 1

Рэтар сидел с закрытыми глазами в полутьме своих покоев в Зарне.

Покои состояли из двух больших комнат связанных между собой открытым проёмом в стене. Одна часть была жилой, другая предполагалась рабочей. Но Рэтар предпочитал для работы книжную, которая находилась в том же крыле замка, что и его покои. В них он работал только ночами, когда мучился бессонницей.

Прислонившись к стене, он устроился на кровати, а на его ноге покоилась голова Хэлы. Тело ведьмы было укатано в несколько теплых укрывал, а рука Рэтара лежала на её шее, чтобы чувствовать движение крови внутри.

Хэла была ледяной, ещё хуже чем в Трите, после костров. Когда он принёс её в комнату, он первым делом снял платье и нательную рубаху, которые были в багровых пятнах крови после того, как ведьма спасла Эку и её дочку. От этого, повторяющегося в течении такого короткого периода времени, действия становилось не по себе. Рэтар вытер тёплой водой лицо и волосы ведьмы.

Её трясло, пробивал холодных пот, а потом Хэла заскулила, сжалась, снова, как и недавно в зале, выдохнув из лёгких кажется весь воздух, и затихла. На мгновение феран подумал, что она умерла.

Испуг, который он испытал, был таким ярким, ощутимым физически. Сдавило нутро, руки перестали слушаться. Но Хэла дышала, едва слышно, неуловимо, как тогда, когда он увидел её на столе у мага. Она была жива.

И сидя с ней на коленях в сумраке спальни, Рэтар молился всем богам, чтобы она выжила, чтобы осталась с ним.

Почувствовав едва уловимое движение в комнате, феран открыл глаза и в пролёте увидел Тёрка.

— Как она? — спросил старший брат так тихо, словно мог навредить Хэле своим громогласным голосом.

— Жива. Хотя кажется мёртвой, — отозвался Рэтар одними губами, потому что, как и брат, боялся говорить. — Если бы не слышал её дыхания, не чувствовал биения крови…

Тёрк сделал несколько шагов к кровати. Повёл рукой и вопросительно посмотрел на ферана. Тот кивнул. Пальцы мужчины легли на щёку Хэлы и он нахмурился.

— Ледяная, — сказал он скорее сам себе, чем Рэтару. Потом, помолчав, добавил: — Маги такими не бывают. Я узнаю у серых, может, когда она спасала наложницу Элгора, было так же.

— Не было, — качнул головой феран. — Она была словно в горячке, холодный пот, но не была мертвенно ледяной.

— Проверял, — утвердительно отозвался Тёрк.

Рэтар помолчал, потом спросил, указывая кивком в сторону остального дома:

— Что там? Как прошёл переход?

— Всё хорошо, — ответил брат, всё ещё хмурясь. — Перешли спокойно. Гир молодец — не сплошал. Отряд в казармах на отдыхе или кого домой отправили. А там… там Роар взял всё на себя. Прям как большой мальчик. Жизнь кипит, как всегда. С Экой всё хорошо, сегодня пыталась встать и начать делать дела — неугомонная! За Хэлу переживает, всё спрашивает, как она. Вставать и тем более работать ей пока не даём. Девочка у неё маленькая совсем, но вроде крепкая. Белая ведьма спит. Портал работает. Зеур приходил, сказал, что портал из-за теней не получилось открыть, посмотрел Эку, посмотрел белую, сказал, чтобы не переживали. Ещё просил с тобой поговорить, но я его до тебя не пустил, может стоило?

— Нет, — отмахнулся феран и его резануло воспоминанием об их с магом последнем разговоре. — Сейчас пока он мне не нужен.

— А может стоило на Хэлу ему посмотреть? — спросил Тёрк.

Рэтар не ответил. Он не знал как правильно. Внутри жила мысль, что надо мага, чтобы помог Хэле или хотя бы сказал, что всё хорошо, но почему-то была ещё тревога, вот это чутьё, что нельзя. Мага может и надо, но не Зеура.

— У тебя же есть кто из магов, кто тебе должен? — спросил феран.

— Конечно. Парочка найдётся, — отозвался брат.

— Тогда, если надо будет, их позовём.

— Не Зеура? — уточнил Тёрк, а феран повёл головой в знак согласия.

Старший брат не стал спрашивать почему так. В этом Тёрк был идеален — они понимали друг друга с полуслова и Рэтар мог не объяснять, мог держать свои мысли при себе, по крайней мере, если хотел, потому что старший брат чувствовал, когда надо спрашивать, а когда надо молча выполнить приказ.

— Когда ты хочешь уйти? — спросил Рэтар.

— Я дождусь пока Хэла в себя придёт, — ответил тот.

— А если не придёт? — проговорил феран, чувствуя, как тонет в безумие этой мысли.

— Рэтар? — Тёрк нахмурился, напрягся. Он точно знал, что сказано это было не просто так. — Это же Хэла, она не может вот так умереть, что ей роды, тени или как оказалось отряд воинов в лесу?

— Это камень, — отозвался на это глава дома.

— Что? — старший брат нахмурился ещё сильнее.

— Этот проклятый серкит.

— Не понимаю.

— В Трите, — прошептал Рэтар, сглотнув, — после нападения, она мне сказала, что на камне был заговор не только на ярость, но и на смерть. Шера, Найта — они обе держали камень и обе мертвы. С Элгором не ясно, потому что он камень не держал, а сама Хэла не поняла природу заклятия, кроме того, что снять его нельзя. Только отвести. И я кажется отвёл смерть от Миргана, поймав его стрелу. А вот Хэла…

— Чтоб тебе, — ругнулся Тёрк, давясь ругательствами.

Он сдержал в себе бессильную ярость, так же как Рэтар сдерживал, шумно вдохнул и выдохнул.

— Я мага наготове буду держать, — ответил он, после непродолжительного молчания, приведя свои эмоции в норму. — Если что буду здесь, в книжной, зароюсь в переводчики, попробую письма разобрать, что Мирган у нападавших в лесу нашёл. Зови, хорошо?

— Передай мне половину, — попросил феран.

— Писем? — уточнил Тёрк.

— Да.

— Уверен?

— Да.

— Хорошо, тогда принесу тебе с переводчиком, — отозвался брат. — Ещё что нужно?

— Цнели, — сказал феран.

— Рэтар? — старший брат тяжело вздохнул.

— Тёрк, — он встретился с ним взглядом.

— Хорошо. Всё будет, — поклонился мужчина и вышел.

Хэла зашевелилась, когда судя по отсветам в прикрытом ставнями окне, появилось свечение Тэраф, то есть спустя мирту. Она застонала, по телу прошла дрожь.

Рэтар бросил письма, которые изучал, чтобы отвлечь себя от тяжёлых мыслей, потому что смотреть в пустоту, выедая себя, стало уже невыносимо.

Феран всё так же слушал дыхание Хэлы, так же держал одну руку на её шее, под магическим слихом всматриваясь в знакомые символы языка руты, но когда она задрожала, когда изнутри послышался слабый стон, он скинул письма на пол и прижал ведьму к себе.

Хэла попыталась вырваться, потом из глаз потекли слёзы, Рэтару показалось, что она стала теплеть, а потом, к его невообразимой радости, открыла глаза.

Увидев Рэтара, ведьма сначала нахмурилась, и он на мгновение испытал то пугающее отчаяние от пустоты, которое скрутил его там в лесу, когда Хэла запретила к ней прикасаться, жёстко и не принимая возражений. Но мгновение, длившееся похоже вечность, прошло и она его обняла.

— Хэла, родная, ты вернулась, — Рэтар прижал её к себе, целуя в шею, плечо, обнимающие его руки.

Ведьма не ответила, лишь разрыдалась, но это можно было пережить. Слёзы можно. А вот, что будет, когда она придёт в себя, когда успокоится?

— Скольких я убила? — спросила Хэла, когда стихли рыдания.

Мог ли Рэтар ей соврать? Нет, но сказать правду тоже было страшно.

— Шестьдесят одного, если считать с теми, что были в Трите, — честно ответил феран и почувствовал, как ведьма сжалась, физически ощутил это желание вырваться из его рук, потому что стало жутко от себя самой.

— Шестьдесят одного, — повторила ведьма изумлённо, когда он не пустил.

— Хэла, послушай, я знаю, что это такое…

— Нет. Это чувство. Я же чудовище, я убила людей просто затушив их жизненный огонь, как свечки на праздничном торте задула, — и вот тут она стала вырываться, осознание накрыло её осязаемой волной и Рэтар прижал её к себе сильнее.

— Хэла, ты не чудовище, — ему было больно, потому что ей больно. — Послушай меня, Хэла…

— Нет, нет! — из глаз снова потекли слёзы. — Ты не понимаешь, я же теперь не остановлюсь… я же теперь буду всех убивать, это же… мне такой и жить нельзя!

— Нет, родная, — но она мотнула головой, упрямо не желая слышать.

— Я в лесу Брока хотела убить, — всхлипнула она, потом издала какой-то жуткий звук и взвыла. — Это потому что чёрные такие…

Как он её понимал. Потому что это чувство было самым жутким и прекрасным одновременно — чувство власти над чужой жизнью.

— Хэла, родная моя, послушай меня, прошу тебя!

Но ведьма мотала головой и пришлось применить силу, чтобы успокоить и заставить слушать. Феран встряхнул её и заглянул в глаза.

— Я знаю, что это за чувство, знаю. Слышишь меня, — рыкнул он. — Но, Хэла, нет. Ты не чудовище, и… да, это невероятное чувство, оно пахнет триумфом, всепоглощающим торжеством, который проникает внутрь и порой совершенно невозможно остановить себя. Но разница между чудовищами и нами — мы сожалеем. Ты испытываешь боль, потому что сделала то, что должна была сделать, Хэла.

Ему так печально было жать её, но боль от осознания, истерика, что душила её, не давала иной возможности достучаться до сознания женщины.

— Они умерли бы, я не позволил бы уйти ни одному из них, — отрезал Рэтар, — потому что мне не угрожают, меня не шантажируют, мне не ставят условий. Ты подарила им быструю и простую смерть, а я выпотрошил бы каждого, Хэла. Я залил бы тот лес кровью, слышишь? И кто из нас чудовище? Кто из нас двоих убийца? Настоящий?

— Рэтар, — она мотнула головой, но в глазах была эта бездна и он понимал, что даже если она сейчас осознает его слова, пропустит их через себя, испугается его, пусть — лишь бы у неё не болело.

— Ты сожалеешь, потому что ты вынуждена была сделать то, что сделала — в Трите, в лесу, — проговорил феран мягче. — Могли пострадать ещё люди. И ты всё ещё не обычная чёрная ведьма, без сожаления и сомнения творящая зло, Хэла. Эка жива, девочка её жива, а сколько бы людей пострадали от теней в доме? И Брок, Хэла, ты может и хотела его убить, но не убила — он жив! Чудовища, родная, не останавливаются. И не плачут, потому что горько и стыдно.

Она хотела ответить, но Рэтар не дал — поцеловал её.

С того запрета в лесу, всё внутри холодело от осознания, что, а вдруг, этот запрет Хэлы теперь навсегда. И он никогда больше к ней не прикоснётся, никогда не обнимет, не поцелует, не будет близок. Это кромсало, рвало на части. Рэтар ведь никогда не был так зависим… от чего? От близости, от женщины, от потребности в чужом тепле?

Но Хэла… её хотелось рядом всегда. Если бы не здравый смысл — он бы её от себя вообще не отпустил ни на мгновение. Сначала хотел искать причину, потому что ему нужна была причина, по крайней мере раньше, или скорее в других вопросах, но с Хэлой причина была не нужна. Кажется, как увидел — пропал. Бывает такое? Да и рваш с этим.

Хэла поддалась, не оттолкнула, не вырвалась. Так отчаянно хотелось её согреть, потому что всё ещё была ледяной, дрожала. Но дрожь уже была не от холода. Загорелось возбуждение, откликнулось на его ласку.

Почему-то всплыло воспоминание — это гневное лицо ведьмы, когда он вернулся в дом, после её приказа его покинуть, ослушался и она была зла, но и испугалась за него. Такая она была в тот момент яростная. И несмотря на дикость ситуации, внутри была какая-то необъяснимая гордость — это его несносная ведьма.

А сейчас, как бы не хотелось взять её вот в этом неудержимом страстном желании обладания и уж, когда отпустило, потому что запрет не навсегда, потому что всё равно она в его руках становится мягкой, ранимой, слабой, но пришлось быть аккуратным, осторожным, из-за того, что та грань сознания, до которой он достучался, была хрупкой, ломкой. Рэтар даже не был уверен, что прав, вот так напирая со своим желанием.

Но ведьма согрелась, стала тёплой, снова живой — поддалась, растворилась в нём, значит был прав.

После близости Хэла уснула, а Рэтара снова стали нещадно грызть тревога и сомнения. Он выбрался из постели, оделся и, устроившись на полу возле кровати, погрузился в изучение писем наёмников и попытку их перевести.

— Что это? — спросила Хэла, совсем охрипшим из-за рыданий и сна голосом.

Ведьма перевернулась, легла на живот, так, чтобы видеть, что он делает. Сначала потёрлась щекой о его шею сзади, словно фицра, потянулась, устроилась в постели поудобнее, потом положила голову на сложенные руки. От этих её мягких действий захотелось снова сгрести её в объятия, но феран сдержался.

— Письма, что были у наёмников в лесу, — осторожно ответил он, надеясь, что ей не станет снова плохо, но готовый снова успокаивать. — Хотим перевести, может поймём, что случилось или кто стоит за нападениями.

Ведьма помолчала, потом протянула руку и провела пальцем по книге-переводчику.

— Я всё хотела спросить, как получается, что я тебя понимаю, в смысле, я говорю на своём родном языке, пою на нём, но получается, что я же должна говорить на твоём, точнее как выходит, что я говорю слова, которые есть в моём языке, но нет в твоём… я запуталась, — она слабо улыбнулась. — Или ты тоже не знаешь?

Рэтара немного отпустила тревога за неё, он откинул голову назад, положив её на локоть Хэлы:

— Знаю. Если помнишь — тан моей матери был магом, я много с ним разговаривал, много вопросов задавал, и про призыв в том числе, — ответил феран. — Это белая комната в башне магов. Она сделана не только для призыва. У неё есть ещё несколько важных назначений. Первая — это язык. Я не очень могу объяснить как, но ты знаешь два языка. Один изарийский, второй общий.

— Общий? — нахмурилась Хэла и склонив голову набок.

— Да, — слегка кивнул Рэтар. — Общий — это язык, на котором говорят в нашем мире, он изучается нами с детства.

— И я могу на нём говорить?

— Да. Но для серых этот переход незаметен, — пояснил он. — Так проще. Если я говорю с тобой на изарийском, то ты отвечаешь мне на изарийском, а если на общем — то на общем.

У Хэлы на лице появилось странное выражение непонимания, она нахмурилась.

— А на каком мы сейчас говорим?

— На изарийском, — ответил Рэтар и улыбнулся.

Порой Хэла была такой девочкой — возраст стирался и можно было увидеть какой она была много тиров назад.

— Ну да, — проговорила ведьма, размышляя, — зачем тебе говорить со мной на общем… а зачем тогда общий?

— Хм, — слегка нахмурился феран. — Для удобства. Например, маги — они говорят на общем, их книги написаны на общем, они же все из разных мест, разных фернатов, элатов.

— А пою, — удивлённо спросила ведьма, — пою я на каком?

— Пока пела только на изарийском, — Рэтар пожал плечами. — Но вполне возможно, что, если ты будешь говорить с кем-то на общем, и он тебя попросит спеть, то ты споёшь и на общем.

— Это раздражает, — выдала Хэла, насупившись. — Почему я не знаю на каком языке говорю? То есть подожди, а остальные серые получается воспроизводят, ну то есть говорят, на своих языках? Боже, как сложно. А как тогда понять кто откуда? И, стой, значит есть языки, которые я могу и не понять?

— Так, — от рассмеялся, — по-порядку! Ты можешь узнать язык по особенностям оборота. Общий более, не живой, такой серьёзный. А чтобы определить, например, кто перед тобой, нужно слушать и слышать особенные слова. Если слышишь, как человек ругается и говорит о “рвашах”, то с самой большой вероятностью перед тобой изариец или ринтиец.

— Ринтиец?

— Да, у нас один похожий язык, письмена, и некоторые сказания, верования…

— И рваши, — хмыкнула она.

— И рваши, — подтвердил Рэтар, ухмыляясь. — Но ринтийца от изарийца отличает внешность.

— А? — Хэла снова заинтересованно приподняла бровь.

— Ты знаешь, как в основном выглядят изарийцы.

— Высокие, плотные, преимущественно шатены с глазами тёплых цветов — карими, ореховыми, медовыми или золотыми, — сказала она.

— Ты сейчас наговорила страшное количество слов, которые я не понял, — улыбнулся он, а Хэла рассмеялась. Как же Рэтар был счастлив слышать её смех. — Но будем считать, что ты права.

— А ринтийцы другие? — спросила ведьма, всё ещё хихикая.

— Да, — подтвердил феран. — Они не такие высокие, как мы, худые, у них руки длиннее, как будто, они такие сухие, волосы у них светлее, а глаза бликие.

— Бликие? Это какие, — поинтересовалась ведьма. — Не слышала такого названия цвета.

— Хм, — он задумался, — цвета подтаявшего снега, такие не белые и не серые, очень светлые. Про них говорят, что это вода забирает цвет их глаз.

— Вода?

— Да, — ответил феран и заметил, что счастлив говорить с ней и отвечать на эти простые вопросы. — Ринта с одной стороны — это горы, а с другой — воды Мёртвого моря. Ринтийцы отличные мореходы. Они лучшие в этом деле. Говорят, что если можешь ходить по мёртвой воде, то по любой пройдёшь. А ещё в Ринте раньше была самая обширная в наших краях корта рыболовов. И про то, что они хорошие мастера тонкого и горного дел, я тебе уже говорил.

Она издала какой-то совершенно очаровательный звук и кивнула в задумчивости.

— Хэла, можно вопрос, — из-за звука, который она издала он вспомнил забавный момент перехода, с фицрой, которая якобы была его.

— Ага, — отозвалась женщина, всё ещё в задумчивости глядя в книги и песни, и рисуя пальцами узоры на его шее. Невыносимая мука.

— Про фицру.

— Что?

— Фицра из твоей седельной сумки, ты сказала, что она моя, — пояснил феран.

— А, та милейшая наглая особа, — улыбнулась Хэла. — Так она твоя, вот я так и сказала.

— Да с чего? — рассмеялся Рэтар.

— Потому что она живёт у тебя в покоях. Даже сейчас — спит там в углу на твоей рубахе, которую утащила фиг знает когда. Любит тебя, — повела бровью ведьма.

И он рассмеялся, потому что — ну, что за невыносимая женщина…

— А сколько языков ты знаешь? — спросила вдруг Хэла.

— Без изарийского и общего? — уточнил Рэтар. — Шесть.

— Шесть? То есть восемь? Божечки! — искренне удивилась она.

— А Тёрк помимо изарийского и общего, знает восемь или девять, — улыбнулся феран.

— Едрить, даже представить себе боюсь куда бы вас занесло, если бы вы не воевали, — улыбнулась Хэла. — Я выучила один сверху родного с горем пополам, а тут — шесть, восемь…

— Теперь ты знаешь ещё два, — пожал плечами Рэтар.

— Ага, но точно знаю, что на изарийском могу сказать только ругательство, — проворчала она, феран усмехнулся. — Подожди, а письмо? Ну, в смысле, я уверена, что в моей голове есть понимание, как писать на моём родном языке, я помню, как писать все буквы и как складывать их в слова, но если я напишу — ты сможешь прочесть? И вот смогу ли я писать на изарийском? А на общем? Или письмо не входит в функционал комнаты? Серые же не должны читать-писать?

— Я не смогу сказать, потому что никогда не задумывался над этим, — честно признался Рэтар. — Можем попробовать что-то написать. Я даже не имею представления можешь ли ты читать.

— Если долго пялиться в книгу то вот тут понимаю, что написано, — она ткнула пальцем в страницу переводчика, — слово "стоять"?

— Да, — Рэтар сам был удивлён, потому что на самом деле никогда не думал, как это может работать на серых.

— Но я понимаю не сразу, надо посмотреть подольше, — нахмурилась Хэла, поясняя. — Тебе нужен словарь, потому что ты не знаешь языка, на котором написаны письма?

— Дело в том, что есть насколько народов использующих в письме символы рута, поэтому, чтобы понять на каком написаны слова, без переводчика не обойтись.

— А что ещё может белая комната, — вернулась она к началу разговора, как всегда внезапно.

— Хэла, — покачал головой Рэтар и улыбнулся. — Ещё она, как бы сказать, делает так, чтобы вы не удивлялись окружающим вещам. Миры все разные и кого-то может сильно поразить какая-то самая незначительная вещь.

Ведьма согласно хмыкнула.

— Ещё привыкание к воде, еде, воздуху, — добавил феран.

— Само собой воздух другой, — проговорила она словно сама себе.

— И лечит, — закончил он перечисление. — Пожалуй всё.

— Лечит? — встрепенулась ведьма. — Что именно лечит?

— Раны, если есть, болезни, — пожал плечами Рэтар, хмурясь.

— Шрамы у меня на месте, — возразила Хэла.

— Шрамы, такие как твои, — пояснил феран, — это то, что не угрожает твоей жизни и не мешает тебе жить. А вот, например, кровоточащая рана или язвы какие-нибудь, даже простой порез. Внутренние болезни. Или общие. Серые должны быть здоровы.

— Ну да, больные не работают, — буркнула ведьма.

— Да, — вздохнул он, поморщился, ему не нравилось всё связанное с призывом, но сделать против него он ничего не мог.

Хэла задумалась. На лицо её легла тень сомнения или скорее какой-то тревожности.

— Что, Хэла? — спросил Рэтар, всматриваясь в её лицо.

— А? — она посмотрела на него, с мгновение была растерянной, но потом снова стала беззаботной. — Ничего. Всё хорошо. Перевариваю информацию.

— Не пытайся меня обмануть, — покачал головой Рэтар и нахмурился.

— Да с чего вдруг? — она рассмеялась, но внутри у него уже поселилось недоверие. — Перестань! Тебя фиг обманешь. Просто у меня спина болела долго… и я свыклась с этим. Утром вставала с трудом, пока не расхаживалась — хоть вой. А здесь вдруг, как новая — теперь поняла, что надо за это магам спасибочки сказать.

Она обняла его одной рукой и поцеловала в плечо.

— Честно-честно, достопочтенный феран, не придумывай там себе лишнего, — прошептала Хэла. — Если бы знала, что они из меня новую сделают, то не пила бы у них там, как сапожник. Наверное печень там себе угрохала будь здоров.

Рэтар усмехнулся и нехотя кивнул.

— А давай как-нибудь проверим на каком я пою, если ты меня на… общем? Да? — ведьма посмотрела с вопросом. — Если ты попросишь меня на общем спеть?

Феран вздохнул и улыбнулся. Пальцы Хэлы на руке, которая сейчас мирно лежала на его плече, теребили его рубаху.

— Спать хочется сил нет, глаза закрываются, — прошептала она.

— Так поспи, Хэла, отдыхай сколько нужно, — Рэтар погладил её по голове и щеке, поцеловал пальцы руки.

Она потянулась к нему и уткнулась в плечо лбом.

— Зарос весь уже, — проговорила женщина, пальцем проводя по щетине.

— Я предлагал — могу бриться, — отозвался он, наслаждаясь её нежностью.

— Не надо, — поцеловав его в шею, ведьма закрыла глаза. — Я привыкла. А письмо похоже на список продуктов.

Последнее она проговорила еле слышно, и дыхание её стало ровным и спокойным.

Уточнять феран не стал, потому что не хотелось тревожить её сон, впрочем, через некоторое время, он понял, что именно имела ввиду Хэла. Немного разобрав письмо, Рэтар обнаружил, что это и вправду просто перечисление каких-то слов, при чём большинство были именно названием еды.

Феран нахмурился, а, подняв глаза на проём, увидел стоящего в нём и ухмыляющегося Тёрка. Понять, почему на лице брата эта довольная улыбка было не сложно — Хэла спала всё так же на животе, спина была обнажена, как и нога, одна рука покоилась на плече ферана, а на другой лежала её голова.

— Невероятная картина, — усмехнулся брат, сложив руки на груди.

— Вон, — рыкнул Рэтар, потом как можно аккуратнее снял с себя руку Хэлы, стараясь не разбудить.

— Какая же всё-таки шикарная женщина, чтоб я ослеп, — проговорил Тёрк и эта его ухмылка взвинчивала ревность внутри Рэтара до предела.

— Могу устроить, — ответил он, вставая.

— Можешь, но этот образ из моей головы ты уже не уберёшь, — и старший брат снова хотел посмотреть на Хэлу, но Рэтар встал в проёме, преграждая ему путь.

Тёрк беззвучно рассмеялся и поднял руки, принимая поражение.

— Вернулась? — спросил старший брат, становясь серьёзным.

— Да, — ответил феран.

— Как она?

— Один раз пронесло, — проговорил Рэтар, с грустью вспоминая её горе. — Но я думаю, что будут ещё.

Тёрк кивнул.

— Убить шестьдесят человек, с одного раза, это тебе не на прогулку выйти, — буркнул он. — В письмах можешь не ковыряться. Это ложная рута — кто-то головы нам дурит.

Рэтар вздохнул.

— Да, — согласился он и прислонился к стене плечом, встав напротив брата, который стоял с другой стороны проёма. — Не понимаю.

— Знаешь, я тут думал, — прищурился брат, — Роар считает, что приходили за белой ведьмой. Элгор кажется к тому же склоняется. Но с ними двумя всё понятно. Не знаю, что ты думаешь, но им была нужна Хэла. Не знаю, почему не осведомлены были, что ведьм у нас две, не знаю, почему план был такой дурной, но они приходили за ней, — и Тёрк кивнул в сторону спящей в комнате чёрной ведьмы.

Рэтара самого мучал этот вопрос. Он взвешивал все “за” и “против”, но приходил только к одному выводу — на белую должен был быть конкретный покупатель и всё то, что было организованно просто не могло окупить стоимость похищения. Дешевле белую призвать.

Но с другой стороны — зачем кому-то похищать чёрную ведьму? И главный вопрос — как они хотели её контролировать? Даже если не знали насколько сильна Хэла, но похищение даже обычной чёрной ведьмы было откровенной глупостью, граничащей с самоубийством.

— Не могу понять, как они собирались её укрощать, — продолжил Тёрк, словно считывая мысли брата, — но у меня есть только один ответ — тот кто пустил тех воинов в подземелья Трита был своим, а значит этот кто-то знал, что Хэла не простая чёрная ведьма, знал, что она не убивала никого никогда. Может расчёт был на это?

— Или у них был кто-то кто мог её усмирить, — отозвался нахмурившийся Рэтар.

— Маг? — Тёрк тоже нахмурился.

— Маг, — отозвался, повторяя за старшим братом, феран.

Они оба ушли в свои мысли и некоторое время провели в тишине.

— Скажи, что я распорядился, не выпускать Хэлу и Милену одних за пределы замковой крепостной стены, — сказал Рэтар. — Если выйдут одни, то я головы сниму страже и их командиру.

— Согласен, — кивнул Тёрк. — Отдам приказ. Хэла-то согласиться?

— С этим я разберусь, — ответил феран, представляя тот размах протеста, который встретит.

Тёрк усмехнулся. Наверное тоже представил.

— А, я чего пришёл, — вдруг вскинул он руку.

— Разве не на Хэлу посмотреть? — съязвил Рэтар.

— Это мне просто повезло. Теперь умру счастливым, — улыбнулся командир.

— Тёрк, чтоб тебя, — с угрозой повёл головой феран.

— Так вот — это, — тот, не обращая внимания на недовольство брата, указал на свёрток, лежащий на сундуке возле дверей, — тебе передали из корты ткачей.

Рэтар нахмурился.

— А я думал, что ты рубахи носишь, которые ещё данэ помнят, — ухмыльнулся Тёрк.

— Так и есть, — подтвердил феран и, подойдя к сундуку, развернул свёрток.

— Тогда что это? — спросил брат.

— Это платье, — Рэтар вздохнул. — Хэле. Я попросил несколько сшить, когда здесь был. Они из ферхи.

— Ферха — это хорошо. Мягкая, тёплая, для Зарны самое то, — одобрил Тёрк. — Мама моя платья из ферхи любила. Носила, когда в Кэроме была холодная пора.

Феран повёл головой и нахмурился.

— Что не так? — спросил брат.

— Я заказал их до того, как с трудом надел на неё сапоги и практически силой подарил ирнит, — ответил Рэтар. — Кажется Хэлу проще убить, чем что-то ей подарить.

Тёрк рассмеялся, но так, чтобы не разбудить ведьму.

— Камень… да…

— И ведь, что для меня платье? — удручённо проговорил феран. — Сапоги, да и тот же ирнит. Есть — нет. А она такую трагедию устраивает. Со слезами, с надрывом таким… словно я её пытаю этими подарками.

— У нас у всех есть слабые места. У Хэлы — подарки, — развёл руками Тёрк.

— Отлично, — с горечью ухмыльнулся Рэтар. — Хочешь сделать больно Хэле — подари ей что-нибудь?

— Хорошо, что ты не сказал ей, что на этот её ирнит можно ещё и землю вокруг Трита купить, вместе с селениями на расстоянии десятка лирг во все стороны.

Рэтар кивнул и рассмеялся. За ним рассмеялся и Тёрк.

Феран заглянул в спальню, но Хэла всё так же мирно спала.

— А сколько мы этих камней в никуда истратили за свою жизнь? — проговорил старший брат. — Больше всего в Ёрсе, да? Когда Роара спасали.

— Да, — согласился Рэтар.

— Мы тогда там в одну мирту оставили состояние целое. На казну небольшого ферната хватило бы. И как мы с тобой так хорошо… ведь Рейнар так и не узнал ни о чём.

— Хорошо сработали. Оставили на двоих там — на откуп, а потом проели и пропили сколько, — он задумался вспоминая произошедшее в Ёрсе. — Жизнь можно прожить. Не одну.

— Я тогда прям обеднел. Да, — фыркнул Тёрк. — Не плохо тогда Шерга подставил Роара. Он сам-то в курсе, во сколько нам обошёлся, светлая голова?

Рэтар пожал плечами:

— А что было делать?

— Да, а то была бы у Роара сейчас супружница, ёрсийка, ладная такая бабёнка, крепкая, они там как на подбор все, ух! — усмехнулся старший брат и очень неоднозначно прищурил глаз. — Волосы цвета грасцита. Глаза чернющие! Помню сижу я там, а рядом со мной уже никакой Мирган, значит, и подходит ко мне девица вся такая, ох, хороша! Бровью повела, показала на грасцит размером с ноготь, который у меня пока ещё был, и говорит: “а подари мне, уважаемый командир, камень этот”. Я ей: “слышь, краса, а ты знаешь цену камня этого? В честь чего я тебе должен его дарить?” А она мне: “А он как я — горячий!”

И Тёрк гоготнул вспоминая, повёл головой:

— Я ей говорю: “ох, доказывать придётся”, а она мне: “а вот и докажу!”

— И как, доказала? — Рэтар присел на край стола, что стоял в комнате.

— Ну, был бы камень больше, я бы сказал, что нет, но на тот грасцит… я был пьян и добр. А она и вправду была горячей.

Мужчины рассмеялись.

— Надо Роару счёт выставить! — бухнул Тёрк.

— Иди отдыхать, брат, — покачал головой феран.

Старший мужчина кивнул головой.

— Удачи с платьем, — ухмыльнулся он.

— Да уж, — отозвался на это Рэтар.

Тёрк дошёл до дверей, потом развернулся:

— Хэла она их тех, кто не просит, — заметил он тихо. — А те кто обычно не просят, они всё на себе тащат и считают, что они не достойны помощи. Некоторые делают это, чтобы казаться несчастными, а кто-то просто, потому что по-другому не умеет. Хэла не умеет, потому что иначе бы жаловалась. Ты просто припомни ей, что она хорошего сделала и что за всё это мы её одевать должны как элину, а тут платье из ферхи, да ещё и не окрашенной. Окрашенная намного дороже.

Рэтар улыбнулся.

— А я ей пояс подарю, чтобы кинжал можно было не отдельно носить.

— Удачно подарить.

— Я справлюсь, Рэтар, — с этими словами Тёрк вышел.

Феран ухмыльнулся и вернулся к Хэле.

Ведьма спала мирно и спокойно. Он осторожно убрал небольшую прядку с её лица. Кожа наконец-то стала тёплой. Рэтар сел возле кровати и положил голову так, чтобы видеть её лицо. Вздрагивающие во сне веки, густые ресницы, тёмные брови с несколькими седыми волосками, едва заметные морщинки, пятнышки, отметинки… эти её губы, к которым пока не вернулся цвет.

Что она там говорила про то, что он изучит её и его отпустит тяга к ней? Нет, не отпустит. Он любил эту женщину. По-настоящему любил. Сильно. Он ждал её всю свою жизнь. И ему становилось так страшно просто представить, что может что-то случится и она из его жизни пропадёт.

Рэтар встал, разделся и осторожно лёг рядом. Во сне Хэла развернулась к нему и устроилась в его руках, что-то пробормотала и улыбнулась.

“Мне достаточно тебя…” — всплыли в голове её слова, когда не хотела брать ирнит.

— Я люблю тебя, Хэла, — прошептал он ей в макушку. — Так сильно люблю!