Призыв ведьмы. Часть 3

Глава 8

В день казни Милене не разрешили выйти из дома. Впрочем ей и самой было бы страшно выйти.

Два дня до этого всё скакало в неимоверном темпе и было уже не по себе от этой качки, скачки или чего там ещё? И оставалось только безумно желать попасть на твёрдую поверхность?

После посещения ин-хана Милену переполняло что-то похожее на исступление. Она была сама не своя — невообразимо странно ощущать себя такой словно бы слабой и одновременно с тем наполненной невообразимой силой.

Хотя все ощущения накатывающие за последние дни были для неё новыми и очень тяжелыми. Девушка даже не могла бы слов найти, чтобы описать всё то, что с ней происходило.

Понимание чувств окружающих людей — это словно свет, который слепит глаза. А порой как ливень, ледяной, отрезвляющий, а ты не можешь от него спастись. И эти слёзы…

Милене самой так надоело рыдать, но ничего другого не получалось. А ещё казалось, что это ощущение чужих эмоций, переживаний, пропускание через себя неясных ей самой чувств — словно наркотик. Девушка не понимала, как Хэла, которая наверняка ощущала то же или почти то же, не была зависима от этого.

А сама белая ведьма не могла найти себе места, потому что ей было просто необходимо, например, титаническое спокойствие ферана. Или эта сила, что была внутри Роара, бурная и мощная. А ещё ей понравились чувства Тёрка. И Маржи. Серую переполняли едва уловимое, невесомое волнение, упоение и привязанность. А вот Лорана была наполнена какой-то смесью нежности и беспокойства. Она всё время была как на иголках и грустила. И несмотря на печаль в её чувствах, Милена всё равно останавливала себя, чтобы не впитать их в себя.

Может она теперь чёртов вампир?

Однако то, что случилось между ней и Хэлой, её напугало. Девушка была поражена, была снесена той бурей гнева, ярости, бешенства, которые испытала чёрная ведьма, когда Милена попала в её воспоминания. Девушке показалось, что успокоится после такого невозможно.

Но у ферана получилось вытащить её из болота, в которое затянуло без возможности спастись, и Мила не могла точно сказать, произошло это благодаря его внутреннему состоянию, или потому что этот человек действительно умел объяснить и успокоить. Скорее всего и то и другое.

А потом и ин-хан сделал своё дело — белую ведьму отпустило.

Вернувшись из ин-хана, Милена вознамерилась попросить зёрнышко, немного земли в горшке и попробовать сделать так, чтобы получился росток. Если она сотворила чудо в Трите вообще из ничего, то уж с использованием зёрнышка наверное должно получится?

Но она не успела воплотить свою идею в жизнь — Роар отправился в Хар-Хаган и Милену сковало безумная ледяная паника.

Девушка сама не поняла, как умудрилась попасть к нему в комнату. Это был такой невообразимый порыв, было так страшно — что она скажет, что придётся сделать, чтобы обосновать своё присутствие в той части дома, в которой её быть не должно? Или вдруг она наткнётся на Шерга. Но какое-то дикое и совершенно безумное понимание, что она может вообще больше не увидит Роара, что у неё не будет возможности ощутить его тепло, его ласку…

И оттого, что она смогла добраться, что у неё получилось, внутри стало тихо. И хотя тревога вернулась, накрыла своей бурной волной, когда она стояла на крыльце, но рядом был Тёрк. Мужчина был таким спасением — Мила прибилась к его напоминающей гору основательной выдержке, сдержанности и ясности. Эти чувства были кристально чистыми — Тёрк точно знал, что ничего с Роаром не случится. И белая ведьма радостно окунулась в эти чувства, которые позволили ей хотя бы не разрыдаться.

После того, как отряд отбыл, девушка понадеялась, что того, стащенного у Тёрка спокойствия, ей хватит надолго, чтобы пребывать в балансе и не впасть в депрессивное состояние. Но тут Милена столкнулась с Маржи и… от вот той лёгкости в состоянии серой не осталось и следа. Она была придавлена камнем отчаяния, дикого беспокойства и непреодолимой печали.

И белая ведьма второй раз за день пересилила себя и пошла искать Хэлу, словно побежала искать спасения, искать хоть какой-то поддержки. Но вместо чёрной ведьмы наткнулась на Шерга и в попытке скрыться от него, пока он не заметил её, налетела на Элгора.

А с ним её накрыло злобой, надменностью, холодом.

С бронаром Милена не общалась с тех пор, как попала в Зарну. И эта начинающая безумно раздражать неконтролируемая ею способность, на нём пока опробована не была. И вот… Белая ведьма задохнулась.

— Что? — фыркнул в неё Элгор.

— Просто… ничего… Хэлу искала, — пролепетала Мила, чем вызвала ухмылку бронара.

— В Адире она, с достопочтенным фераном, — ответил он. — Будет завтра.

Девушка обречённо кивнула. Развернулась, чтобы спуститься на первый этаж и замерла.

— И? — спросил её бронар, с интересом наблюдая за тем, как она застыла, глядя вниз.

— Там Шерга, — Мила сама не поняла зачем это пролепетала.

Кажется Элгор фыркнул.

— И? — он стоял теперь почти вплотную к ней, за спиной.

“Ещё немного и столкнёт меня вниз по лестнице”, — подумала Милена.

Но мужчина снова издал какой-то надменный, фыркающий звук и развернулся, чтобы уйти.

— Элгор, — прошептала она в отчаянии из последних сил, превозмогая стыд, который был ничем, по сравнению с ужасом от возможной встречи с Шерга один на один. — Проводи меня, пожалуйста…

Милена обернулась и предполагала, что встретится с полным надменности и циничности взглядом, но в глазах Элгора было сочувствие.

Может ей показалось?

— Пошли, — бронар вернулся к ней, грубо взяв за талию переставил в сторону, чтобы пройти вперёд.

— Спасибо, — прошептала она и двинулась за ним, когда мужчина подал знак головой.

Шерга лишь ухмыльнулся, глядя как они вдвоём прошли через залу и вышли на улицу. Морозный день пробрал её тело до костей моментально. Она всё никак не могла понять, как местные могут ходить раздетые в такую погоду и словно холод не брал никого из них.

— Вон там, — Элгор показал на башню, к которой примыкало крыло домашних и харна, — есть лестница, видишь?

— С галереи? — Милена только что её заметила.

— Можно выйти на втором этаже, и пройти по проходу, спуститься там, чтобы миновать основной зал, — пояснил бронар. — Это чтобы домашним было удобнее.

— Спасибо, — кивнула девушка и улыбнулась.

Элгор задержал на ней свой полный невообразимой тоски взгляд, потом пожал плечами, развернулся и ушёл.

Это была тоска? Она не ошиблась? Милену передёрнуло. И она решила, что из комнаты лучше не выходить.

Вечером серые собрались, как всегда открытой части своего крыла, они болтали, тихо пели песни. Белая ведьма сидела в уголочке и вязала второй носок, который пока получался лучше, чем первый.

— А где Хэла? — спросила Сола, которая было видно, очень скучала по чёрной ведьме.

— У ферана наверное, — пожала плечами Оань.

— Она в Адире, — ответила Милена не отрываясь от вязания.

Все вдруг замолчали и белая ведьма подняла глаза от своего занятия и увидела, что все девушки смотрят на неё с нескрываемым интересом.

— Я просто сегодня искала её днём и мне Э… — он осеклась и покраснела, — достопочтенный бронар сказал, что феран с Хэлой в Адире.

Они все переглянулись между собой и кто улыбнулся, кто захихикал.

— В Адире ведь открытая водень? — спросила Сола. — Красиво там, наверное. Я никогда не видела водень. Никакую.

Тут уже захихикали все.

— Да, Хэла полюбуется, — кивнула Куна и повела бровями. — Чем ещё заняться?

— Что? — надулась Сола.

— Нет, всё хорошо, — покачала головой серая и усмехнулась.

Дальше было ещё много шуточек, которые были адресованы конфликту Солы с водой и её непониманию природы отношений между мужчиной и женщиной.

Девочка в итоге расстроилась и ушла в свою комнату, которую сейчас делила с немногословной Йорнарией. За Солой потихоньку разошлись все остальные серые.

— Лорана, — спросила Милена, указывая на стены в комнате, которую они делили, — а кто рисовал эти цветы?

— Так Хэла, — ответила та, словно это было очевидно. — Она как попала сюда, так через какое-то время сказала, что скучно тут и даже не знаю, что это такое, ну чем она рисовала, но вот. Красиво.

— Да, на хризантемы похожи, — сказала белая ведьма. — Прости, тебе со мной, наверное скучно. С Хэлой было веселее…

— Хэла, — улыбнулась девушка, — ночами лазила наверх, на башню. Вечерами часто сидела в зале, не за столами, а около окон, пела себе под нос, как попала сюда, а мы песни её услышали и она нам петь стала, а мы с ней сидеть. Найте очень нравилось, всё время просила её “спой-спой”. А потом мы все спать, а она на башню уходила. Кажется она вообще не спала, лунь наверное, или может спала, но очень мало.

Лорана склонила голову, хмыкнула и легла спать, пожелав Миле добрых снов.

Но сны у белой ведьмы были тяжёлыми, тянущими её обратно домой. Снилась семья. Снился Колька, который её хоронил. Один. А мама и Марина не пришли даже, только было убеждение, что они в один голос сказали, что так ей и надо.

Милена проснулась в холодном поту, когда уже наступило утро.

Первое, что стряслось в завтрак, было то, что потеряли Тёрка. Он исчез и никто не знал куда, даже у Милены спросили, когда она последний раз видела мужчину.

Потом появилась Хэла. Чёрная ведьма была в приподнятом настроении, но нахмурилась, когда ей сказали, что Тёрк пропал, видимо хотела с ним пойти на прогулку с харагами, но в итоге поймала кого-то из воинов и на какое-то время исчезла.

Милена хотела поговорить с женщиной, когда она вернётся, но в итоге не успела Хэла прийти, как её позвали к ферану.

А потом начался какой-то невообразимый хаос смешанный с ужасом.

Дом загудел. Для белой это было похоже как медленно доходивший звук, такой пугающий, нарастающий, как гром, как гул от летящих самолётов.

Милена вязала, сидя на скамье, и видела, как нахмуренный Мирган вышел из дома, позвал нескольких людей и отправился куда-то в город. Никто не придал этому значения, но когда он вернулся…

Белая ведьма ощутила как внутри него разрастается невообразимых размеров ярость, как пожар в лесу. А потом поползли тени. Сначала за Мирганом в дом, потом назад, когда он вышел.

И с площади прибежала бледная напуганная девчушка из домашних. Она была сама не своя, что-то рассказала одной девушке, та другой, и кошмарный звук, полный страха, накрыл весь дом.

Наконец под этот нестерпимый гул, из дома вышли феран, Брок и Хэла. Белая ведьма видела, как за женщиной тянется непроницаемая, густая, та самая, живая тьма, которую девушка видела уже. Происходило что-то жуткое, что-то пугающее. Но никто ничего толком не знал.

У Милены с трудом получалось унять дрожь в теле.

Серые сели в зале, домашние слуги напряглись и тоже замерли в ожидании. Через какое-то время из дома вышел Элгор и отправился туда же, куда ушли все, и казалось, что они там все сгинут в безызвестности.

Но потом под стражей в одну из башней провели Гента, серые боязливо переглянулись между собой, а у Лораны случилась истерика. Милена увидела, как в дом вернулись феран, Элгор и Мирган. Все трое были хмурыми, отчуждёнными. Хэлы и Брока с ними не было.

А потом стало известно, что произошло.

Услышав об этом, Милена села на скамью и заплакала. Она устала плакать и дала себе слово держаться, но осознание того зла, что было совсем рядом, такое невероятно осязаемое, имеющее вполне нормальное, на первый взгляд, лицо, сразило девушку, ударило, свалило и подняться не было сил.

— Смотрите, девочки, — проговорила Куна, кивая на красивую статную женщину, пересекающую двор дома.

— Красивая какая, — восторженно отозвалась Донна.

— Это сестра достопочтенного ферана, — сказала Грета. — Я видела её однажды. Она деток без родителей оставшихся забирала, когда я попала сюда, тут много кто от горячки умер.

Они все проводили её взглядами, потом из дома вышла Эка и отправилась за ней, в руках у хозяйки был свёрток. Обратно обе женщины вернулись с двумя девочками, одетыми в плащи. Эка что-то сказала им и сестра ферана увела их в дом, а экономка застыла посреди двора и даже на таком расстоянии, Милена ощущала боль и гнев женщины, которые не сдерживали никакие расстояния, окна, стены.

— Представляешь, что я слышала, — буркнула одна из домашних другой. — Достопочтенный бронар против казни

— Да, конечно, что ты от такого как он хочешь, — ответила ей другая, потом она опомнилась и оглянулась на Милену.

В этот момент белая ведьма осознала, что сидит одна. Серые разбрелись по своим комнатам. Домашние тоже почти все разошлись. Даже при таком потрясении, жизнь не остановилась и двигалась дальше.

Ведьма встала и на непослушных ногах пошла в комнату. Там была Карлина, которая гладила по спине рыдающую Лорану.

— Мила, я могу тебя попросить, принести немного отвара с кухни? — спросила у ведьмы серая. Лорана на это что-то протестное промычала. — Завтра казнь, — пояснила Карлина, — и домашние сказали, что Гента тоже могут казнить.

— За что? — прошептала Милена, чувствуя как страх скручивает внутренности. Ей нравился Гент, он был приятным, открытым и кажется искренне любил Лорану.

Карлина лишь пожала плечами и снова стала успокаивать пуще прежнего зарыдавшую Лорану.

Милена отправилась на другую часть дома. Когда вышла из прохода с витражом, почему-то ощутила присутствие Роара, как тогда, когда очнулась после забытья. Она невольно перевела взгляд на дверь, что вела в сторону покоев митара, но там никого не было. Да и конечно — Роар был очень далеко, а ей бы сейчас так отчаянно хотелось, чтобы он её обнял, прижаться, погреться, почувствовать его близость, ощутить нежность…

В дом зашли Хэла и Брок. Бледность чёрной ведьмы была сейчас невообразимо яркой, контрастной — женщина была белой, как полотно. Она не посмотрела в сторону Милены, просто отправилась в сторону лестницы и с трудом поднялась наверх. Брок на белую взглянул и в очередной раз её поразил цвет его глаз, особенно когда сейчас его подсвечивали магические сферы, он кивнул девушке и отправился за Хэлой. Юноша был не менее бледным, чем чёрная ведьма, хмурым и уставшим.

Милена проводила их взглядом и побежала на кухню.

— Мита? — позвала она плачущую кухарку.

— А? — женщина подняла на неё мокрые глаза, потом вытерла лицо, шмыгнула носом. — Мила, деточка, что ты хотела? Поздно уже.

— Карлина попросила отвар травяной, — пояснила белая ведьма, — а то там Лорана плачет и никак успокоится не может.

— Чего это она? — всплеснула руками Мита, но подошла к кувшину и стала делать отвар.

— Из-за девочек, из-за чего же ещё? — отозвалась из-за спины Милены Эка.

Милена обернулась и встретилась с грустью экономки Зарны.

— Ну-да, ну-да, — всхлипнула кухарка.

Но Эка покачала головой и, полным печали взглядом, дала понять, что большего Мите знать ничего не надо.

— Я сама отнесу отвар, детка, — отозвалась экономка. — Иди, попробуй отдохнуть. И завтра из дома не выходи.

Милена кивнула и пошла обратно. В главной зале, на лестнице, она нашла Элгора. Он поднимался наверх и когда увидел девушку замер:

— Ты чего бродишь в ночи? — спросил он раздражённо. — То, спасите её среди бела дня, то, вот тебе — ничего она уже не боится, по темени ходит, где хочется.

— Я у Миты была, просила отвар, — прошептала ведьма.

Она постояла неуверенно в проходе. Бронар глянул куда-то за её спину и зло рыкнул:

— Спать иди, отвары она просит. И завтра из дома не выходить. Увижу — прибью тебя.

С этими словами он стал подниматься по лестнице, а Милена хотела побежать скорее обратно к себе. Но потом куча вопросов, которые её раздирали, победили, и она рванула к лестнице:

— Почему ты против казни? — выпалила девушка ему в спину.

— Что? — бронар повернулся и взгляд его не сулил ей ничего хорошего. Он посмотрел на Милену, как на ничтожество, которое посмело посчитать, что имеет право голоса.

— Почему… ты против казни, — повторила она уже совсем неуверенно.

— Какое тебе дело, а, девочка? — спросил он зло.

— Не называй меня так, — отозвалась ведьма.

“И что ты вообще творишь, Милена, а?” — сама не поверила, что так осмелела, в панике захотелось сбежать подальше.

— Чего? — рыкнул парень и в одно мгновение оказался к ней нос к носу.

Он слетел с лестницы? Спрыгнул?

— Ты не многим старше меня, — совершенно потеряв чувство самосохранения, прошептала она едва слышно.

Голос пропал, потому что она впитала его эмоции. И это было очень плохим решением — внутри Элгора был такой клубок всего, что невозможно было определиться, что к чему.

Ведьма задрожала. Бешенство — необузданное, зубастое… тревога — пугающая, обречённая… печаль — необъятная, тягучая… а ещё отчаяние, страх, страсть, вина… и любовь…

Милена сама не поняла, как протянула руку и положила ладонь на грудь Элгора. Ей так безумно сильно, непреодолимо хотелось прикоснуться к этой любви, запутанной, завёрнутой, закиданной всеми вот этими остальными чувствами. Она была там такая одинокая, такая несчастная, что стало не по себе, но бронар терпеть жест Милены не стал. Он схватил её руку и с силой рванул от себя.

В следующий момент ведьма была впечатана в стену и спастись кажется уже не было возможности, потому что бешенства, отчаяния, страха, жгучей страсти было больше, чем этой самой несчастной горемычной любви.

— Ты что творишь вообще? — прохрипел он ей в лицо. — Чего ты добиваешься?

— Просто тебе плохо… и я спросила… — захлебнулась ведьма.

“Господи, Милена, остановись, что ты несёшь, совсем с ума сошла?” — взмолилась она, обращаясь к себе.

— Я по-вашему такая же тварь, как он? — прорычал Элгор. — Я может в восторге от того, что он натворил? Во мне же ничего человеческого нет, да?

— Элгор, — и тут она… чтоб тебе, Милена, идиотка… заплакала. — Я так не…

— Я бы его голыми руками разорвал, понимаешь? — и она почувствовала эту жажду крови, от которой ей стало физически плохо. — Разорвал и даже глазом не повёл. Но есть закон. Закон. Простой, понятный. Закон, который работает сейчас не в нашу пользу и мне тошно от этого, но я не могу ничего с этим поделать. Ни-че-го! И ты… ты…

Она не могла оторвать взгляд от его полного ярости лица.

— Ты… — Элгор рыкнул, прижал её к себе второй рукой, вдохнул её запах.

Милена задрожала, предательски, воспоминания о его тоскливом взгляде в Трите, потому что… что? Правда не успел к ней? Он действительно шёл за ней, но Роар его опередил.

“Вылези из его головы!” — приказало нутро белой ведьмы, в который раз голосом Хэлы, на этот раз злым, жёстким и отрезвляющим.

Элгор выдохнул. Наверху послышались чьи-то шаги и бронар отпустил её, отскочив на добрых пару метров. Она с трудом подняла взгляд на лестницу. Там стоял Брок, нахмуренный, такой же уставший, каким она его видела, когда шла на кухню.

Элгор ничего не сказал, лишь глянул на неё так, что рвануло с силой и захотелось умереть, потом он вернулся к себе прежнему и понятному ей, просто фыркнул и отправился наверх. Разминулся на лестнице с Броком.

И как только бронар скрылся комната ожила. Появилась Эка с отваром, она столкнулась в дверях с Мирганом, чуть не уронила кувшин, а командир придержал её и не дал упасть кувшину. Милена почувствовала в Эке и Миргана тягу друг к другу, но она была такой невообразимо запрещённой ими обоими, тоскливой, грустной.

Брат ферана глянул на его сына, они кивнули друг другу. Мирган поднялся наверх, там же исчез Брок.

Милена осталась одна.

И снова её скрутило стыдом. Что видел Брок? Заметил ли её Мирган? И если да… Почему-то показалось, что он точно знает, почему белая ведьма стоит прижимаясь к стене в углу.

Что она, дура, вообще творит? Почему, боже, почему так беспощадно тянет к Элгору? Ну, зачем было спрашивать у него про казнь, зачем вообще было в это всё лезть? Что за мазохизм такой?

Милена сжалась от осознания своей слабости, своей пустоголовости, потом с трудом заставила себя дышать спокойно и поплелась за Экой. Хотя хотелось куда-то забиться в уголок и побыть одной, но куда? Вот бы быть смелой, как Хэла…

— Ну-ну, вот выпей, станет легче, — Эка сидела на кровати возле Лораны и поила её отваром.

Мила зашла в комнату и прижалась к стене.

— Не переживай так, девочка, не надо, — говорила экономка, — Гент мальчик взрослый, он сам может решить свою судьбу и сделает правильный выбор, а достопочтенный феран не хочет его казнить, уж поверь мне. Он человек справедливый. Не отпустит он эту тварь, не сомневайся, тем более взамен на жизнь Гента.

— А что такое вообще “суд Хэнгу”? — тихо спросила Карлина.

— Это в древние времена так было, — вздохнула Эка и снова налила Лоране отвара. — Суд был божий. Когда судили и приговаривали кого, то палач богов был слепой Эйнотар и конечно люди приметили, что ему всё равно какую душу отдавать Хэнгу. И принялись правдами и неправдами менять виновных. Кого добровольно на плаху отправляли, а кого насильно, рабов, например. Только вот проблема возникла — судили грешников, а в чертоги Хэнгу попадали зачастую обычные праведные люди. А Хэнгу любит чёрные души, грешные — душа для него, как драгоценность. Чем больше душ в его чертогах, тем лучше.

Женщина вздохнула:

— А грешные души уйти оттуда не могут. И в итоге когда получилось, что приговорённые и казнённые не оставались в его чертогах, потому как были чисты, он разозлился, сам явился на одну из казней и увидел, что подсунули снова богу-палачу не ту душу, — она развела руками. — С тех пор стало “суд Хэнгу” — это даже не подмена души, это ритуал, в котором тот, кого должны казнить, должен дать слово, что чертоги Хэнгу не покинет. А бог должен выбрать кого казнить — того, кто виноват, или другого, который даёт слово, что не покинет грань.

— Так ведь бог завтра не появится, — спросила Милена.

— Так и суда такого уже нет, — ответила ей Эка. — Но для нас воплощение закона бога — феран. Так давно решено, особенно для Изарии. Феран имеет полное право решить судьбу своих людей. И конечно эти два дурака из скотоводов не приведут ему своих дочерей. Так что…

— А отец Гента? Он злой, жуткий, — с трудом выдавила из себя Лорана. — Я знаю. Я вижу.

— Деточка, моя, — положила ей на плечо руку экономка. — Так и феран это видит. Не отдаст он своего воина в жертву принести, даже не думай. Вот увидишь завтра. Спи, моя хорошая.

Эка погладила Лорану по голове и помогла лечь в постель. Карлина осталась с ними в комнате, когда Эка, горько улыбнувшись Милене, вышла.

Утро в день казни было промозглым, противным. Милена, как и никто из серых не выходил на улицу и не пошёл работать. Домашние убежали смотреть казнь, которая происходила на площади за крепостными стенами, там в городе.

Чуть после рассвета через двор прошли Шерга и четыре воина, они вели между собой того самого мужчину, старейшину, который так страшно обращался со своими дочерьми. От мысли, что он был всё это время в доме, белой ведьме стало не по себе.

Чуть после прошли Гораны. Оба мужчины были одеты в рубахи, куртки и плащи, принадлежащие их титулу в Изарии. И если достопочтенного ферана все видеть в таком виде привыкли, разве что плащ стало привычнее видеть на Хэле, то вот вид Элгора в голубой рубахе, голубой куртке и голубом плаще был неестественным.

Миле казалось, что бронар выглядел странно праздничным, и это, в силу происходящих событий, резало глаз и было контрастным, особенно хмурому утру.

За фераном и бронаром шла Хэла. Милена почему-то была уверена, что на казнь чёрная ведьма не пойдёт, но девушка ошиблась. На чёрной ведьме было то же мягкое серое платье, которое появилось у неё в Зарне, серый плащ, на этот раз у неё была покрыта голова, что тоже было непривычно, потому что Хэла голову вообще не покрывала, вопреки всем правилам и требованиям. А сейчас на ней была косынка, а сверху на голову был надет капюшон плаща.

После ведьмы шёл Брок и ещё кто-то из воинов, имени которого Мила не знала, но видела его в доме. В это же время из башни вышли ещё два воина и с ними Гент. Все трое склонили головы перед Горанами и вышли со двора замка следом за Броком.

Лорана всхлипнула и бессильно опустилась на скамью.

— Всё будет хорошо, — тихо прошептала ей Карлина и, сев рядом, обняла за плечи.

Серые сидели в тишине и она была до невыносимости щемящей, раздирающей на части, выворачивающей наизнанку. Такой бывает тишина, когда ожидаешь вестей и точно знаешь, что они будут плохими.

Милене стало дурно, не хватало воздуха, душило одиночество и покинутость. Хотелось, чтобы её кто-то обнял… нет, не кто-то — она хотела к Роару. Очень сильно хотела.

Вот сейчас, в этот конкретный момент, ей так отчаянно захотелось, чтобы он её обнял, прижал к себе, погладил по голове. Ей хотелось поцелуев, хотелось близости, она скучала просто по его взгляду и его теплу, но больше всего хотелось именно объятий, которые кажется могут защитить её от всего на свете. И хотелось этого ласкового: “маленькая”…

Ведьма обняла колени и уткнулась в них лицом.

Милена безумно переживала за него. Ей так хотелось знать как он там. Всё ли с ним хорошо и, чтобы узнать об этом, она наверное даже ферана не побоялась бы спросить, хотя обычно даже от мысли, что может столкнуться с главой дома, ей становилось не по себе. И дело было не в страхе. Дело было в её стыде от какой-то непоколебимой внутренней тяге к этому человеку. Девушку тянуло к его мудрости, спокойствию, уверенности, основательности. Рядом с Рэтаром Гораном Мила не видела смысла в истериках, с ним было хорошо.

И снова становилось стыдно. Перед ним, перед Хэлой, перед Роаром… как вчера стало стыдно перед Броком за то, что произошло между ней и Элгором.

Хотя белая ведьма и сказать не могла, что произошло. Боже, как хотелось уверенности, как хотелось понимания своих сил, возможностей. Как она устала находиться здесь. Она заблудилась и никак не могла найти выход.

Милене на спину легла рука. Белая ведьма подняла голову и встретилась с полным какого-то невообразимого понимания взглядом Маржи. Она даже не знала сколько времени просидела, вот так уткнувшись в колени и закрывшись от мира.

— Твой корабль уплывал в грозу под парусами, — запела тихо Донна.

Сначала она пела одна, даже припев. Второй куплет подхватила Маржи, она пела сквозь слёзы. Каждое слово песни ей давалось тяжело. Второй раз припев пели уже все. Но сейчас в песне не было той обычной дерзости, что была, когда они её пели все вместе. Сейчас они просто сидели кто где в главной зале крыла домашних и с мрачной грустью тихо тянули песню за собой, только бы не тонуть в парализующей тишине.

— А где задор, куропатки мои? — голос Хэлы выдернул каждую из собственных мыслей, из тягости песни, которую они все очень любили петь.

Девушки вскинулись, улыбнулись. Милена внутренне даже не поняла, как потянулась к эмоциям Хэлы, дернула их на себя, словно ухватилась за ленту. Но внутри Хэлы была такая бездна, столько мрака, что Милене показалось, что она тонет.

Белая ведьма тяжело вздохнула, закрыла глаза на мгновение и из этой тьмы к ней пробился голос Хэлы: “Сил моих больше нет, что за непослушная девчонка? А ну, вон!”

Произнесла это чёрная ведьма с деланной грозностью, и услышала её только Мила, но на самом деле она почувствовала, что Хэла не злилась, она скорее переживала, что девушка утонет там, куда соваться было нельзя.

— Ну, и что вы тут устроили? — обратилась женщина к серым и игриво уставилась на их грустные лица.

Возле неё оказалась Сола, которая всегда тянулась к Хэле, как будто та была её солнцем. Это странное сравнение всплыло в голове белой ведьмы и никак не отпускало.

— Хэла, а спой что-нибудь нам? — попросила Донна.

— Что спеть? — женщина прошла вперёд, обнимая Солу и утягивая её с собой.

— А спой про любовь? — отозвалась Маржи, которая так и осталась сидеть рядом с Милой.

— Сердечки рвёте себе, горемычные? — улыбнулась Хэла.

Девочки потупили взгляд. Милена сейчас заметила, что Донна тоже была печальна, как Маржи, Лорана и сама белая ведьма.

Хэла хмыкнула. Потом подошла к Лоране, обняла её и запела глубоким, печальным голосом, но живым, таким ощутимым физически:

Маржи подпевала Хэле в припевах, словно повторяла заклинание. Внутри серой девушки горел невыносимо яркий огонь любви, она действительно любила Гира. Ей было невыносимо страшно оттого, что он может не вернуться. А Милена, невольно впитывая этот страх, яростно сопротивлялась ему, но не получалось и она захлёбывалась, тонула.

— Лорана, солнышко моё, ну всё-всё, хватит, котя моя, — проговорила Хэла, когда закончила петь. — Живой, здоровый. Всё хорошо!

Девушка уставилась на Хэлу заплаканными глазами, кажется не веря в слова чёрной ведьмы.

— Правда, — глянула на неё чёрная ведьма, отвечая на незаданный вопрос. — Только смотри. Он теперь у нас важный, видный, носит имя Горанов, Таагран теперь, кабы бес его не попутал и он не сказал, что серые ему теперь не подходят. С таким именем можно и в харн захаживать, — она рассмеялась, потом обняла Лорану и поцеловала её в щёку. — Ну, дуй давай, у достопочтенного ферана ткань чистотельная заканчивается. Снесёшь стопку?

Лорана было нахмурились, а потом повнимательнее присмотрелась к женщине, просияла и сорвалась с места.

— Хэла? Это как? — спросила Томика.

— Что? — спросила чёрная ведьма.

— Как это Гент стал Тааграном?

— Так отец его пришёл, никто из корты на казнь не пришёл, а этот припёрся, — Хэла фыркнула. — Не понимаю — действительно думал, что сможет старейшину своего судом обычным судить или, не приведи боги, обменять? И на кого — на сына! Тьфу-ты, нелёгкая! И, чтобы замену нельзя было провести, как по суду Хэнгу положено, то достопочтенный феран предложил Генту от имени отца отречься и взять имя, которое сиротам всем тут дают — или Онар или Таагран. Он взял Таагран, тем более, что Мирган эту тварь казнил, и они братья получились по имени и Гент уж никак не мог под раздачу попасть, даже если бы отец его настаивать стал и право ферана на суд бога не признал. А тут все при своих правах остаются, а у кого-то их теперь поболе даже, да и теперь ещё и за минусом невеста, что позавчера родилась и нынче с горшка слезла.

— Подожди, Хэла, так он теперь не связал сговором отца на брак? — уточнила Донна.

— Нет, — улыбнулась та.

— Вот Лорана, счастливая, он её так любит, а она так из-за этой девицы, невесты его, переживала, а тут, — улыбнулась Куна. — Стоило и не одну мирту прорыдать, чтобы вот так получилось.

— Ну, и чего тогда песни заунывные поёте? — подстегнула чёрная ведьма Маржи, лукаво изогнув бровь.

— Ты знаешь что-то про Хар-Хаган? — встрепенулась та, уставилась на Хэлу с надеждой.

— Отбили они Хар-Хаган, сегодня до казни вести пришли, — ответила женщина. — Почти без потерь со стороны отряда. Только со стороны защитников крепости раненые и убитые есть, но не много. А ваши заусенцы целёхоньки, так что нечего душу всем тут рвать.

Маржи зажала рот ладонью.

— Хэла, а спой что-нибудь ведьмовское? — спросила Сола, заглядывая в лицо чёрной ведьмы.

Ты улыбнулась, погладила девушку по щеке, а потом запела:

Милена и представить не могла насколько станет легче, когда услышит это заветное, что всё хорошо, что жив… ей хотелось петь вместе с Хэлой, хотелось перестать плакать, хотелось скакать от радости…

— Это не твоё, ты же понимаешь? — Хэла села с ней рядом, когда уже всех отпустило, словно не было казни, не было беды.

Пришли домашние и их тоже утянуло в песни. Серые пели “Травушку”, домашние снова попросили спеть “Тебя ждала я”. И они пели, радостно, играли голосами, Маржи потом пела какую-то другую песню, из её собственного мира, уже не переживая и снова наполняясь светом и радостью.

И во всём этом Милена сидела и смотрела в лицо Хэлы отчаянно пытаясь понять, что та ей сказала.

— Ты воруешь эмоции других людей, ты понимаешь это? — спросила женщина.

Сначала Милена сжалась, потерялась. Застыдилась.

— Вот, это твои, — кивнула чёрная ведьма.

— Хэла, я, — замямлила девушка. — Прости… я правда не понимаю…

— Я тоже не понимаю, — ответила она. — Просто вижу, что тебя таскает из стороны в сторону, и ты не можешь остановиться.

— Я как вампир, — заключила Милена с обречённостью.

— С корабля, — улыбнулась Хэла.

— Что? — нахмурились белая ведьма.

— Вампир с корабля, — прояснила женщина, поведя головой из стороны в сторону. — Знаешь, как сложно после корабля по суше ходить?

Милена невольно улыбнулась:

— Да ну тебя…

— Не построишь стену — не вывезешь, — чёрная ведьма стала серьёзной. — Представляешь сколько эмоций испытывают люди вокруг?

— Я уже попалась…

— Не сомневаюсь, — хмыкнула Хэла. — Элгора бедолагу до ручки довела.

— Что? — нахмурилась Милена и уставилась на женщину.

— Ничего. Не лезь к нему — я тебе говорила? — она обречённо вздохнула. — Говорила! А ты?

— Я… — сжалась девушка и кивнула.

— Нет, — шепнула Хэла. — Не получится его понять. Нет. Не получится его изменить. Тебя же рвёт на части, как к Роару хочется — вот и жди, сиди, а к брату его не лезь.

— У него… ему очень плохо, — внезапно для себя самой проговорила Милена.

— И? А тебе хорошо? — спросила чёрная ведьма, а Мила отрицательно качнула головой. — Вот. И ему насрать какого тебе. И не потому, что он прям зло во плоти, нет. Ты права, он не потерян, он хороший, но он тебя сметёт, особенно вот такую, какая ты сейчас, и даже не поймёт, что сделал не так. Или может тебе моего хочется? Как тебе моя тьма, понравилась?

Девушка посмотрела на неё, прикусила губу.

— Хэла, — к ним подошла Томика, — это ты собрала тени после казни?

— А что? — взглянула на девушку чёрная ведьма.

— Ну, я в прошлый раз, когда по суду тут казнили человека, там же на площади, в городе, как сегодня, и тогда тени в дом наползли, ужас. А сегодня нет.

Хэла улыбнулась:

— Собрала. Не бойся, детка.

Томика улыбнулась и робко кивнула.

— Хэла, миленькая, Хэла, я так сильно тебя люблю! — накинулась на женщину вернувшаяся Лорана.

Серая просто сияла, он неё лилась такая чистая, невообразимая радость, что у Милены снова предательски защипало глаза.

— Пффф, вот и попроси полотенчики чистые в ванную принести, — фыркнула Хэла, лукаво прищуриваясь. — Если бы знала, что тебе это такую радость доставляет, я сама их не таскала бы.

Лорана улыбнулась и всё обнимала ведьму, и та в итоге рассмеялась.

— Хэла! — со двора раздался хриплый властный голос ферана.

— Да, достопочтенный феран, — отозвалась она.

— Догоняй, ведьма! — приказал он и Мила, посмотрев в окно, увидела, что он прошёл на выход из внутреннего двора замка.

Хэла ухмыльнулась, потом снова посмотрела на Лорану.

— Я рада, деточка, что всё хорошо, — она погладила серую по голове, плечу, потом поцеловала в лоб.

И обернувшись на Милену, нахмурившись прошептала:

— Если будешь через себя пропускать — чокнешься!

Хэла сжала руку белой ведьме и вышла во двор, ушла следом за фераном.

От домашних серые узнали, как старейшину корты скотоводов, которого, как оказалось, избегали в доме очень многие, казнил Мирган, который был так называемым аяном, то есть личным палачом дома. Но от подробностей Милена предпочла отгородиться. А ещё оказалось, что в Зарне, да и в других городах, есть “день суда”. От названия Мила содрогнулась. В этот день собирают всех виновных в тяжёлых правонарушениях и придают наказанию. А судью избирает городское сообщество, и что сейчас это кто-то из рода Горанов.

— Тут все из Горанов? — спросила белая, скорее сама у себя.

— Многие, — согласилась, услышавшая её, домашняя. — Гораны столько правят, что у нас говорят, что у всех изарийцев кровь Горанов есть внутри.

Милена кивнула, вспоминая ту вереницу фигурок выбитых на стенах главного обеденного зала Зарны. Сколько там тысячелетий они правят? Немыслимо вообще.