Призыв ведьмы. Часть 3

Глава 15

Когда Хэла творила заговор было понимание, что останавливать её просто нельзя. Рэтар чувствовал гнев ведьмы и, зная её, понимал, что скорее всего злость и обида имеют весомые причины. Но конечно одно дело то, что она наговорила не весть чего самому виновнику, но всем остальным… было ли это слишком? Было.

Тем не менее Рэтар промолчал.

Смотря на лежащее на полу тело несчастной серой, феран понимал причину злости Хэлы. Он сам сейчас был невероятно зол.

Причину произошедшего никто не знал — остальные серые жались одна к другой, стояли у дальней стены со скорбными лицами, кто-то плакал.

— Кто-нибудь знает правила погребальных обрядов её мира? — спросил Рэтар, поднимая на них взгляд.

Вышло видимо очень жёстко, потому что почти все они вздрогнули, как одна, и отрицательно мотнули головами.

— Эка, — феран обратился к стоящей за его спиной женщине. — В любом случае переместите тело в холодную, обмойте её и оберните в погребальную ткань. Позднее распоряжусь об обряде.

— Да, достопочтенный феран, — склонила голову хозяйка.

Рэтар встал и пошёл к себе — надо было найти Хэлу. Заговор был очень тяжёлым, сильным, затрагивал много людей, поэтому ей наверняка было плохо.

И как бы сейчас его не раздирало, что она пошла по сути наперекор ему, его праву ферана, переступила через много законов, но Рэтар её понимал… он уже очень хорошо понимал характер этой женщины, чтобы знать, причины её порывистых опрометчивых слов, которые и его тоже задевали. И надо было решать, что делать, надо, да только…

Нашёл её в чистой — Хэла сидела на полу, подтянув к себе колени, спрятав в них лицо.

— Родная? — Рэтар подошёл и опустился перед ней на колени.

— Йорнария… она… — отозвалась ведьма едва слышно.

— Я знаю.

— Прости, я не успела её спасти. Пока добежала, она уже умерла.

— Не надо, родная, — феран прикоснулся к её ногам.

— Я могла догадаться, я же ведьма, — с горечью произнесла женщина.

— Хэла, — проговорил Рэтар с сожалением, — нельзя же лезть ко всем в голову, невозможно за всем уследить.

— Она была такой несчастной. Она сторонилась людей, не доверяла им, — ведьма говорила с надломом, он её едва слышал. — С ней что-то очень плохое случилось в детстве, в её мире было плохо, но я не хотела лезть в её голову. Я пыталась её разговорить, но я ей не нравилась, и у меня так ничего и не получилось. И теперь она умерла…

— Посмотри на меня, Хэла, — попросил феран, потому что пока они говорили, ведьма так и сидела уткнувшись в свои колени, обняв их руками.

Она подняла на него лицо. Уставшее, заплаканное, полное горя.

— И ещё эта бестолковая, несчастная девка, горемычная, — прошептала ведьма. — Надо было просто сказать, кто у неё там внутри, и отпустить с богами, а я психанула… прости!

— Голова болит? — спросил Рэтар, видя как тяжело ей говорить и чувствуя, что это не только от обиды.

— Очень, — ответила Хэла, к его невообразимой радости не став ничего скрывать.

— Иди ко мне, — ведьма протянула к нему руки и дала обнять себя.

Она снова была ледяной.

— Хэла, — позвал феран. — Возьми у меня силу.

— Нет, Рэтар, не надо, — заупрямилась ведьма.

— Хэла, не спорь. Возьми! — настоял он. — Прошу тебя, станет же легче, родная…

И женщина сдалась, кивнула, вздохнув. И хотя Рэтар ничего не почувствовал внутри себя, никаких изменений, но сама ведьма стала теплеть у него в руках. Её руки, обнимающие его перестали быть ледяными, из тела, которое он обнимал, тоже уходила эта привычная в такие моменты стужа. Цвет лица на глазах перестал быть мертвенно бледным.

— Спать очень хочется, — прошептала Хэла.

— Так спи, моя хорошая, спи, — и встав с ней в руках, феран отнёс её в кровать. Укутал в укрывало и сел рядом.

— Она влюбилась, — тихо отозвалась Хэла, когда он устроился рядом с ней, а она положила голову ему на живот, свернувшись, словно зверёк.

— Влюбилась? — нахмурился Рэтар.

— Да, но она была такая, — и ведьма привычно повела плечом, — её все избегали и она даже мечтать не могла, чтобы на неё обратили внимание, как на девушку. Тем более тот, кого она любила.

Он задумался, вспоминая разговор с Тёрком на кострах в честь Изара.

— Так плохо, так неправильно, но эта пропасть, которую она между нами и собой сотворила… я могла бы понять… — снова с болью пожалела ведьма. — А можно тело её не сжигать просто так? — вдруг спросила Хэла.

— А как? — спросил феран, гладя её по волосам.

— У неё в мире предавали тело воде. Морю, — объяснила ведьма. — У неё вообще там очень много воды дома.

— Хорошо, я сделаю, — пообещал Рэтар, и Хэла благодарно сжала его руку, которая лежала на её плече.

— В кого она была влюблена? — осторожно спросил он.

Хэла качнула головой:

— Он не виноват, — проговорила ведьма. — Он и не знал. А теперь какое это имеет значение?

Немного позднее, когда Хэла уже крепко спала, Рэтар позвал к себе Миргана. Выходить в книжную не стал, остался у себя.

— Достопочтенный феран, звал? — брат пришёл достаточно быстро.

— Да, — кивнул он.

— Как она? — нахмурился Мирган, кивая в сторону спальни.

— Не очень, но терпимо.

Мирган кивнул и ухмыльнулся:

— Затейница. Мужики уже на нервах все.

— Много таких? — спросил Рэтпр.

— У кого упало всё? Не проверяли поди. Или кто женской хворью бремени мучается? — уточнил брат.

Феран невольно улыбнулся. Злость на произвол Хэлы конечно отпустила почти сразу, как он увидел её в чистой, да впрочем ещё раньше. На деле — проступок был не в колдовстве, а в том, что при нём натворила его и даже бровью не повела. А Рэтар не остановил, потому что слова его на ней больше нет, он не мог… но об этом же никто не знает. Так что теперь придётся делать что-то с этим.

— Бременем, — ответил феран Миргану.

— Хватает, — улыбнулся тот. — Переживут. На войне из одного котла едят и пробирает всех походная хворь — в одну сторону блюют, а в другую срут. А потом воюют. И ничего. Сколько раз с нами такое было. А тут качает их. Тоже мне неженки, девки знатные.

— Ты так говоришь, потому что тебя не пробрало, — возразил Рэтар.

— Так мне всё равно — дети это дети, что мне до того девки это или пацаны? А если и пробрало бы, да я разве походной хворью не страдал ни разу? — резонно заметил брат. — Да и старая ведьма всем вечно гадости желала по делу и без, и все молчали, а тут привыкли, что Хэла добрая с ними… Но звал ты меня не ради этого?

— Нет. Я хотел попросить, чтобы ты отнёс тело серой в Адиру, — феран протянул брату бумагу. — Я написал Войру, что нужно будет сделать.

— Не сжигаем? — нахмурился Мирган, забирая указания.

— Нет, — ответил он. — Хэла попросила отдать тело воде.

— Понял. Хорошо. Всё сделаю.

И брат ушёл.

— Ты зол? — первым делом спросила ведьма, когда проснулась.

— Нет, Хэла, — ответил феран. — Уже нет.

— Прости меня, Рэтар. Я была так расстроена.

— Хэла, не надо.

— Я могу всё отменить, — тихо проговорила она. — Всё, кроме того, что наговорила главе корты строителей.

— Тебе его не жаль? — спросил феран.

— Нет. Пока он от жены не ушёл, всё с ним будет хорошо, — отозвалась Хэла.

Рэтар прищурил глаз:

— А если супруга захочет от него уйти? — поинтересовался он.

— Никуда она не уйдёт, — ответила ведьма. — Если бы была в ней решимость, то не стала бы она просить то, что просила.

— Не надо ничего отменять, — проговорил Рэтар. — Ты колдовала в праведном гневе, а отменять — нужно новое колдовство. И не одно. Я тебе не разрешаю, да и ничего страшного ты не наговорила.

— Правда? — слегка нахмурилась она.

— Как там? — феран ухмыльнулся, вспоминая слово. — Токсикоз? Обычная женская хворь в бремени?

— Да, — хихикнула ведьма и сжалась немного.

— Так женщины этим хворают, — заметил Рэтар. — А мужики здоровые, что переведутся? Две недели, это сколько по-твоему?

— Четырнадцать дней, — уточнила Хэла.

— Переживут, — заключил феран и это действительно было совсем немного.

— А второе? — осторожно проговорила она.

— Второе? — вздохнул Рэтар. — Знаешь, сколько самое долгое время я был без женщины?

— Сколько?

— Полтора тира.

И глаза Хэлы округлились с удивлением, хотя она никак это не прокомментировала. Феран ухмыльнулся.

— Шатались по степям и холмам Расены, наступали, растянулись линией на несколько десятков мирт, сотней лирг, — вспомнил он. — Обходили армию врага. И Тёрк, и Мирган, и Войр, и Роар, хотя тот мальчишкой был — нас было около двух тысяч и все были равны. И мы проходили порой лунь и не было на пути ни одного селения, вообще. А если и были — Рейнар за поругательство над девками местными казнил. Беспощадно. И поверь, он в этом моему отцу не уступал.

— Прям казнил? — уточнила ведьма. — За близость? А если они сами не были против?

— Не важно. Казнил. Мы луня три так шли, чтобы зайти в тыл противника. А потом ждали. А потом сражения одно за другим. Так что воздержание не самая большая беда. И уж лунь как-то можно пережить. Мне важнее, чтобы с тобой всё было хорошо. Но, — Рэтар многозначительно вздохнул, — ты была не права. И ты подвела меня.

— Я знаю, — тихо и смиренно согласилась Хэла. — Я погорячилась. И не надо было… надо было с тобой поговорить.

— Главное, — феран заправил ей за ухо локон, — прощения у всех не проси. Мне повинилась и забудь.

— Я, — она попыталась возразить.

— Хэла, — он поднял руку вверх в останавливающем жесте. — Нет.

— Ты хочешь, чтобы я теперь побыла здесь какое-то время? — спросила ведьма, тяжело вздохнув.

— Было бы хорошо тебе отдохнуть, — ответил Рэтар, не надеясь на успех своего предложения, но к его удивлению Хэла ничего не сказала, а только покорно повела головой.

Возмущением потянуло почти сразу.

Шерга пришёл на пятый день и потребовал, чтобы феран приказал ведьме всё исправить. Говорил, что она выходит из под его контроля, что всё это просто немыслимо. Припомнил и то, что она чуть не убила самого Шерга. И, когда припомнил, Рэтар внутренне взвился, потому что тот случай его действительно задел.

Шерга, когда жаловался, так и не смог сказать причину такого поведения Хэлы. А прибежал мужчина в тот же самый день, и феран был невообразимо благодарен ведьме, что предупредила его о произошедшем. Шерга сказал что-то про шуточки и больше ничего. Мол за такое не убивают.

Рэтар тогда, уняв своё внутреннее чудовище, которое требовало крови и не верило, что дело было только в шутках, тоже с ухмылкой заметил, что Шерга слишком чувствительным стал. Брат недовольно фыркнул.

В тот раз он приходил выспрашивать куда подевался Тёрк и хотел поставить на место пропавшего брата своего фора. Конечно Рэтар сделать этого не дал, ответив, что место Тёрка в отряде временно займёт Брок, чем вызвал ещё одну вспышку негодования у Шерга, но, в конечном итоге, командир проглотил это, потому что спорить с решением ферана позволить себе не мог.

И вот снова — “Хэла неуправляема, Рэтар ей позволяет слишком много… запустил в постель, а теперь она творит, что вздумается!” На этом их разговор был окончен, потому как, увидев взгляд ферана, после слов о постели, Шерга предпочёл ещё раз упрямо рыкнуть и удалиться.

Потом протестовать начал Элгор. Почти слово в слово за Шерга, разве что про постель только намекнул, потому что знал — пощады не будет. За младшим братом пришёл Роар…

И это всего лишь в течении чуть более десяти мирт после заговора.

Самому Рэтару было тяжело без близости с Хэлой, поэтому он в целом понимал причину негодования окружающих мужчин.

Да и правда была такова, что, если Шерга захочет, он всё равно будет мучить женщин, а Роар, например, как многие остальные, кто попал под действие гневного заговора Хэлы, хорошо относились к женщинам и ценили их.

Но просить её всё менять было уже поздно. Во-первых, раз он сам сказал, что все перетерпят, значит так тому и быть. А во-вторых, ему было страшно её просить всё исправить.

После того случая с обмороком, Рэтар ощутил, что может легко потерять её, намного сильнее, чем во все остальные разы. Возможно причиной такой яркой осознанности страха были слова мага, или это чувство беспомощности, или невероятная привязанность к ведьме. Но ему было страшно, было… до рвашей.

Обратный заговор был не такой уж невероятной необходимостью — лунь можно пережить.

Но сам ловил себя на мысли, что для него, кажется, этот лунь будет намного более сложным по сравнению вот с теми полутора тирами.

— Что это? — спросил Рэтар как-то, заметив давно лежащий в рабочей части покоев свёрток.

— О, боги, я совсем забыла, — всплеснула руками Хэла. — Сейчас покажу.

Порвав бумагу, она радостно показала ему небольшой ящик с рисунком из множества простых но́лей — светлых и тёмных.

— Хэла, подожди, — нахмурился феран, а она раскрыла ящик и, словно вывернув, соединила две половинки. Он тоже стал по форме простым но́лем. — Я видел такой рисунок. Ты рисовала его на песке, когда были в Адире.

— Твоя память меня убивает порой, я половины позавчерашнего дня не смогла бы вспомнить, — улыбнулась ведьма и достала мешочек с камнями, которые собирала на море. — Я рисовала для детей, чтобы научить их играть в игру, используя камушки. Но им проще — шашки, а тебе посложнее — шахматы. Но в шашки я тебя тоже научу.

Хэла радостно устроилась на диване и положила доску и камни на середину.

— Давай, садись! — позвала она, указывая на место с другой стороны доски.

Хэла была сейчас похожа на восторженную девочку. Её желание поделиться тем, что у неё было, вызывало практически невыносимое умиление и улыбку.

Слушая её объяснения правил игры, он рассматривал камни, на которых она нацарапаны значки, чтобы можно было различить за какую позицию на доске тот или иной камень отвечает. Удивляясь тому, что она умудрилась сделать это так, чтобы он не заметил.

Правила были достаточно сложными и через несколько ходов стало понятно, что играть можно достаточно долго и ничего общего с теми простыми играми на бумаге, в которые она играла с Миленой и научила домашних детей, нет.

— На меня сегодня налетел Роар, — сказала она, думая над ходом. — Просил всё исправить. Или снять заговор хотя бы с него. Может всё-таки сделать это?

— Нет, я всё ещё против. Но знаешь, — заметил Рэтар, не отрывая взгляда от доски, — мне кажется этот лунь будет очень тяжёлым для меня испытанием.

— Правда? — ведьма посмотрела на него и лукаво приподняла бровь, сделав ход.

— Находится рядом с тобой и не иметь возможности… — он вздохнул.

— Нагрешить? — договорила ведьма и он встретился с ней взглядом.

— Хэла, — ухмыльнулся феран.

— Ты запомнишь, где какие фигуры стоят? — внезапно спросила она.

— Что? — нахмурился Рэтар, глянул на доску, а потом снова на ведьму.

— Да и ладно, — она повела плечом, — будем считать, что для начала ничья, ну или хочешь — я сдалась без боя…

И с этими словами она перебралась через доску, сместив все камни в сторону, забралась к нему на колени, сев сверху. Взгляд её стал невообразимо жгучим.

— Играем в другую игру, — прошептала она. — Сегодня правила будут простые — ты трогаешь меня, а я тебя.

— Что? Хэла… — не понимая ничего попытался возразить Рэтар, но было поздно. Руки ведьмы пошли в наступление и феран, тяжело выдохнув ей в губы, принял правила.

С этой женщиной он и вправду не мог держать себя в руках. Она выворачивала, доводила до исступления, до безумия, уничтожала.

Казалось бы — проще некуда, но после нескольких дней воздержания желание стало слишком острым. И он был уверен, что долго эта мука не продлиться, но Хэла не была бы собой, если бы не делала всё по-особенному. И Рэтар понял, что на самом деле не надеялся на простоту этой игры, и начав на диване, они переместились в кровать, а Хэла всё мучила его и себя не давая дойти до конца.

И уж насколько феран мог похвастаться самообладанием, но с этой женщиной, лучше бы его пожрали хотры, да она сама была дочерью этих загранных тварей, прислужниц Хэнгу. Была. Чтоб его Рэтара — да, и он был от неё без ума.

Опустошённый, он лежал с ней рядом и, обнимая, всё никак не верил в то, что он находится здесь и, что вот что-то подобное происходит именно с ним.

Рэтар ведь никогда не нуждался в этом, никогда так, как сейчас. Её хотел. Всегда хотел. Взгляд её хотел. Голос хриплый, мягкий, и такой невероятный, когда пела. Хотел тепло её тела. Нежность рук. А Хэла была невероятно мягкой, но при этом в ней была эта отчаянная смелость и Рэтар теперь совсем не мог понять, как так случилось, что она, так умеет. Потому что была хрупкой. Такой какой он увидел её в тот раз, когда ведьма напилась и показала себя настоящей.

Феран знал, что тогда она открыла ему свою слабость, тогда Хэла разорвалась, потому что была сама не своя из-за Маржи, потому что он сам её обидел, когда взвился из-за Шерга. Рэтар взвился из-за поступка брата, а сделал больно ей. И было стыдно.

Когда почти себя унял, пришёл виновник с жалобой на Хэлу, и Рэтар снова взвился. А когда, с трудом успокоившись, смог добраться до ведьмы, хотел попросить прощения, что был резок, хотел поговорить, но нет — она уже поставила весь дом с ног на голову.

В отместку ему, казалось, пила больше мужиков службы и дома, которые сразу же облепили веселящихся серых и домашних, при этом вообще никакого внимания на ферана не обращая.

Роар сообщил о том, что случилось между Гиром и Маржи, и опять Шерга… Пришлось отправить Гнарка искать командира отряда митара и присмотреть за ним, потому что тот мог сорваться и попробовать навредить Шерга. И не навредил бы, скорее всего не смог, а вот последствия были бы для него очень печальными.

И тут Хэла запела очередную песню на разрыв, до боли.

Как же Рэтару порой хотелось перестать слышать в такие моменты, потому что он понимал, что это не просто песни. Он чувствовал, когда ведьма пела, пропуская через себя, когда с болью вытаскивала из себя слова. И был бессилен в такие моменты и это причиняло почти ощутимые физические страдания, и он собирал себя как никогда. А ему хотелось только одного — обнять Хэлу, так вот чтобы стала его частью, и забрать её боль себе.

И когда смог её, уже абсолютно точно нарочно пытавшую его песнями, утащить наверх, она вдруг показала себя без той вечной стены из шуток, силы, яркости, уверенности. Показала слабую, хрупкую, глупую Хэлу… и как же она воткнула в него с проворотом слова, которые Рэтар так от неё хотел услышать, а как услышал, стал сам не свой. Потому что больше она не скажет, а ему оказывается так надо.

Хэла его любила. Он знал, что любила, но не верил, словно, пока она не сказала, этого и вправду не было.

“…пока ты ничего не сказал, всё будет просто…” — вспоминал он её болезненный шёпот.

“И нет, Хэла, не будет. Не было с самого начала, — рвал себя внутри Рэтар. — С самого того момента как утонул в бездне твоих глаз, как пустил тебя ядом внутрь, как душа сцепилась с твоей, потому что кровь тебя позвала, позвала только для меня одного”…

А Хэла продолжала играть. И бездна, и смерть, и грань…

Пробирало так сильно, что Рэтар уже даже и представить себе не мог, что можно было бы ещё придумать и блага богам, что навели её на вот этот заговор, потому что омут этот был немыслимым и безумным — он о себе ничего такого не знал. А сейчас оно лезло изнутри и кажется остановить это он не мог, да и не хотел.

Больше всего изводила игра “меня трогать нельзя”. Это было невыносимо. Не прикасаться, когда она такая красивая, желанная, когда взмокшая, дикая, когда сама не своя и почти на грани… невыносимо же.

Но думал что было тяжело, только до тех пор, пока в один вечер Хэла не завязала ему глаза и вот это “трогать нельзя” стало для него совершенно яростным испытанием.

Мука была жестокой и Хэла зашла так далеко, что Рэтар сдался. Остановил её, не имея возможности соображать, холодная кровь вскипела и прийти в себя стало невозможно тяжело.

— Теперь моя очередь, — прохрипел он, потому что надо было, надо было владеть этой женщиной, надо было.

И её власть над ним была такой неосмысляемой, даже когда они поменялись местами — Хэла терпела, она не сдалась. И Рэтар с восторгом смотрел, как она содрогается в его руках от блага богини, с завязанными глазами и так и не прикоснувшаяся к нему, пока он делал то, что хотел.

Тут Хэла его несомненно побеждала. И тут она тоже была настоящей. И Рэтар понимал — потеряет её и сойдёт с ума.