Проблема 92

СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ БУХТА

Обстрел начался ровно в одиннадцать. На этот раз противник обрушил на Севастополь огонь сверхтяжелой осадной артиллерии. Снаряды летели со странным клокочущим скрежетом, словно по воздуху проносились невидимые трамваи. Потом вздрагивала земля, и вздымался кислый горячий ветер, грохот разрыва сливался с гулом и треском других снарядов и мин.

Бомбардировка застала Курчатова на подземном спецкомбинате в Троицкой балке. С началом осады город постепенно забирался в пещеры и штольни. Заводы, фабрики, хлебопекарни и госпитали разместились в гулких выработках пористого ракушечника — знаменитого инкерманского камня, из которого был построен весь Севастополь. Беспощадная, неслыханная война разорвала и смешала устоявшиеся в веках причинно-следственные связи.

Как-то, сидя на Приморском бульваре, Курчатов ощутил это всем своим существом. За изуродованными колоннами Графской пристани безмятежно синела бухта. Этот день, ослепительный и прохладный, вдруг высветил и обнажил все страшные раны города. Дымились разрушенные кварталы еще недавно голубоватых и белых домиков под черепичными крышами, темнели пустые закопченные коробки над каменными завалами. Это напоминало руины Херсонеса — древнего греческого города на узком мысу между соседними бухтами. Но Херсонес разрушило время, и весь он мог бы, наверное, уместиться на одной лишь площади Парадов.

Мастерские в Троицкой балке, где сваривали стальные конструкции испытательного стенда, Курчатов навещал довольно часто. Бомбардировка здесь почти не ощущалась. Только от самых мощных взрывов замирающей колокольной дрожью гудела земля. Пахло сыростью и карбидом.

Когда обстрел кончился, Курчатов отправился в город. Ему захотелось посидеть на той самой скамейке, куда он одиноко и тайно принес свое горе. Там же, мусоля химический карандаш, написал он письмо жене и свернул его фронтовым треугольничком.

«Спасибо за письма, они хоть немного уменьшили и смягчили те чувства, которые охватили меня, когда я узнал о смерти отца и о том, что мама не выехала в Казань.

Боюсь, что ей этого сделать нельзя будет: случилось все то, чего я опасался и предвидел заранее. Наше прощание было очень грустным — именно в ту ночь я почувствовал, как я их люблю и какие они слабые и беспомощные».

Скамейки не было. Рядом с вывороченным каштаном чернела воронка. Обнажившиеся корни с висящей на волоконцах землей, присохшей к ним, тянулись к морю, словно щупальца выброшенного прибоем осьминога.

Курчатов подумал, что осьминогов в Черном море нет, но есть рыба, которая всплывает теперь, оглушенная взрывами. Специальные рыбацкие бригады выходили в бухту сразу же после обстрелов. Сетей не брали. За какой-нибудь час шаланды были полны камбалой, луфарем, кефалью, скумбрией.

Что-что, а свежая рыба в магазинах была постоянно. И желтоватые осенние помидоры, и глянцевитые баклажаны.

Полная, по-южному цветущая женщина в измятом шелковом платье несла полную кошелку этих самых баклажанов и желтых, как латунные гильзы, огурцов. Она даже не остановилась, когда где-то над головой провыла мина. По звуку поняла, что разорвется не здесь. И вправду грохнуло где-то в районе улицы Карла Маркса.

И женщины и дети за короткий срок обрели суровый опыт бывалых, обстрелянных солдат. Курчатов думал о матери, о том, как бредет она по улицам блокадного Ленинграда, прислушиваясь к вою снарядов и визгу мин.

Он сбежал вниз по лестнице и заспешил на пристань, куда за ’ ним обещали прислать катер. У воды было свежо, и он поежился в летнем своем, видавшем виды костюмчике.

Пора бы утеплиться, подумал он, только как? Все, что вывез он с собой из Москвы, было на нем. Даже чемоданчик, и тот остался в «Метрополе». Хорошо еще, что в последний момент сунул в карман коробочку с бритвой.

Катер уже дожидался его, пришвартованный к разбомбленному пирсу. В проломах, сквозь переплетение ржавой арматуры черно отсвечивала вода. Море тихо вздымалось и опадало, обнажая гроздья мидий. Вся бухте была покрыта уснувшей рыбой.

— Це бачили, товарищ главный профессор? — вместо приветствия спросил его мичман Шевченко, вынимая из ведра здоровенную камбалу. Со спины она была лилово-коричневой, и ярко-синие пятна ее складывались в замысловатый узор. Курчатов восхищенно присвистнул.

— Четверть пуда! Не меньше, — мичман пошевелил могучими пальцами, сжавшими окровавленные рыбьи жабры, и продемонстрировал Курчатову перламутровое брюхо. — А жирна яка?

— Добрый улов, — Курчатов невольно поежился под ветерколл с моря.

— Студено? — участливо спросил мичман и осуждающе поцокал языком. — Так це разве одежда по сезону? Чего ж вы кожанку свою не надели?

Курчатов хотел сказать, что кожаная куртка, в которой он ходил последние дни, совсем не его, а Степанова и он просто не решается теперь ее брать, поскольку она нужна Пете Степанову ничуть не меньше, но только махнул рукой:

— Ничего. Перезимуем.

— Шо значит ничего? Шо значит перезимуем? Хиба ж можно в цём лапсердаке ходыть? Неможно! Мы вам, товарищ главный профессор, бушлат справим. О! — мичман бросил камбалу назад в ведро и показал большой палец, но, глянув на разбитые сандалеты Курчатова, снова зацокал. — Форменное безобразие. Непорядок на Черноморском флоте. Така золота голова, а в яких штиблетах? Треба утепленные, комсоставовские, та белье водолазное. И будет гарно.

— Ну что, — попытался переменить тему Курчатов, — поплывем?

— А як же товарищи профессора Лазуркин та Регель? — осведомился мичман, именовавший всех курчатовских сотрудников профессорами. — Их не будемо дожидаться?

— Нет, они возвратятся вместе с военинженером.

— Тогда есть такое дело, — козырнул мичман и, наклонившись к катеру, скомандовал: — Заводи мотор!

— Новости есть? — спросил Курчатов, забираясь подальше от ветра.

— Новости хорошие, товарищ главный профессор, — доложил мичман. — Лидер «Ташкент», шо вы размагнитили, благополучно прошел до Поти. Скоро должен воротиться за детьми, на Кавказ их эвакуируют. Танкер «Громов» привез авиационный бензин. Завтра пойдет на размагничиванье «Красный Крым».

— Никто не подорвался?

— Та тральщик! — поморщился Шевченко и зло сплюнул в воду. — Вышел без размагничиванья!

— Жаль. Ни одно судно не должно выходить в море без размагничиванья!

— Так я ж понимаю, — мичман сдвинул фуражку на лоб и поскреб затылок. — Но бывают несознательные командиры… Каплейт Нестеров, например…

— Это какой такой Нестеров?

— Та командир «Щ-147», подлодки… Не хочет ждать. В очереди стоять не хочет. Мне, говорит, фашистов бить надо, а не в спецовские бирюльки играть.

— И что, снялся без размагничиванья? — встревожился Курчатов.

— Не, — лениво обмахиваясь фуражкой, ответил Шевченко. — Увидел той тральщик… Но журится.

— Значит, ожидает?

— Ага. Жде.

— И правильно делает. Лодка может подорваться точно так же, как и надводный корабль.

— Не пойму я цего, товарищ главный профессор. Знаю, як те бисовы мины чуют корабль, магнитное поле его, а почему рвутся на расстоянии — не пойму! Добро б к днищу присасывались, так не — под водой себе бабахают.

— В этом все и дело, товарищ Шевченко, потому и называются магнитные мины неконтактными. Взрываются без непосредственного контакта с кораблем. А получается это вот почему… Вы о магнитном поле Земли, конечно, знаете?

— А як же! Компас!

— Совершенно верно. Стрелка компаса ориентируется по направлению магнитного поля. На поле и настраивается взрыватель неконтактной мины. Когда в сферу его действия попадает железный предмет, искажающий характеристики магнитного поля, происходит взрыв. Все очень просто. Поднесите к стрелке компаса лезвие ножа, она тут же отклонится. И если, грубо говоря, такой компас подключить к электросхеме…

— Ясно, — насупился мичман. — Стрелка замкнет контакт?

— Правильно. Капсюль воспламенится, и произойдет взрыв.

— Да-а, — вздохнул мичман. — Наука! На базе вас, товарищ главный профессор, новая мина дожидается.

— Какая? — заинтересовался Курчатов.

— Говорят, неизвестной конструкции. Тральщик прибуксировал.

— Это хорошо… Неизвестное для того и существует, чтоб его изучать, хотя в мире есть вещи намного интереснее немецких мин. Вас как по имени-отчеству, товарищ Шевченко?

— Григорий Захарович. А шо?

— А меня Игорь Васильевич. И будем мы с вами звать друг друга по имени и отчеству… Между прочим, я хоть и профессор, но далеко не главный. Главный в минном деле товарищ Александров. Он теперь далеко, на Северном флоте.

— Ясно, Игорь Васильевич. Дозволите присутствовать при разборе мины?

— Отчего же нет? Пожалуйста! Надеюсь, сюрпризов в ней не окажется.

…Сюрпризов мина действительно не содержала. Саперы и флотские инженеры тщательно проверили ее на неизвлекаемость, после чего удалили взрывчатку. Но взрыватель по требованию Курчатова оставили. Мина лежала на берегу, а восемь моряков и один штатский ползали вокруг нее, как дети вокруг горки песка. Но она была уже не опасна. Офицеры стали один за другим подниматься. Закурили. У мины остались только Курчатов, кап-три Макаров и мичман Шевченко.

— Понимаете, товарищи, — сказал Игорь Васильевич, внимательно изучив электромагнитную схему взрывателя, — ничего особенного в этой конструкции нет. Мина рассчитана на ту же вертикальную составляющую. Но чувствительность у нее повышенная. Она срабатывает с некоторым замедлением, когда сигнал, пройдя через максимум, начнет ослабевать.

— Наверняка бьет, — отозвался капитан третьего ранга Макаров.

— Наверняка, — подтвердил Курчатов. — В тот самый момент, когда магнитный центр корабля пройдет над миной. — Он выпрямился и отряхнул колени. От долгого ползания на четвереньках ныла спина.

— Как будем реагировать? — спросил Макаров, тоже поднимаясь с коленей.

— Придется повысить качество размагничивания, — ответил Курчатов. — Ничего другого не остается. Перестраиваться будем на ходу.

— Но это же существенно удлинит сроки, — возразил Макаров. — И без того очереди на рейде. — Он кивнул на море. — Пока мы сделаем перерасчет на более высокую чувствительность…

— Не будем перерасчитывать, а применим индикатор.

— Какой индикатор? — удивился Макаров.

— Готовый, — Курчатов легонько толкнул мину ногой. — Будем проводить над ней размагниченные корабли. Если взрыватель не сработает, значит все в порядке, сработает — проведем повторные размагничиванья.

— Превосходно! — обрадовался Макаров. — Но что мы станем делать, когда израсходуем взрыватель? Не потрошить же новые мины…

— Если разрешите, товарищ капитан третьего ранга, я вам сколько хотите таких выточу, — сказал Шевченко, вывинчивая взрыватель из трубки. — Тут тильки две шайбочки изготовить треба, и можно будет наш детонатор поставить.

— Тогда, Григорий Захарович, вы лучше выточите несколько деталей по моим эскизам, — предложил Курчатов. — Взрыватели нам, собственно, не нужны, обойдемся и без пиротехнических эффектов. Пусть лучше цепь замыкается на красную лампочку. Так будет проще и быстрее.

— Во голова! — тихо сказал Шевченко, подходя к курившим неподалеку офицерам, но тут же вернулся и шепнул Курчатову на ухо: — Лампочку синюю надо, Игорь Васильевич, шоб с воздуха он, гад, не побачил в ночное время.

— Правильно, Григорий Захарович, так и сделаем! — Курчатов протянул мичману руку. — Но нам нужно, чтобы лампочка никогда не загоралась. Понимаете? Если загорится, это будет сигнал на всю базу, что мы допустили в размагничивании брак, — он крепко пожал моряку руку.

И хотя лампочка была только в проекте, Курчатов решил незамедлительно установить импровизированный индикатор на контрольной площадке. Поэтому взрыватель поставили на место, и мину осторожно погрузили на катер.

Солнце клонилось к закату, и в зеркальной воде бухты отражались розовые облака. За катером тянулся острый, расходящийся след. По-осеннему горько пахла полынь на береговом откосе. Долетавший оттуда ветерок временами отдавал мазутом. Хотя склад горюче-смазочных материалов находился под землей, запах все же просачивался. Прошли мимо поста ПВО с мощной прожекторной установкой, звукоуловителями и новейшим локатором; остались за кормой плавучий док, мастерские, накрытая маскировочной сетью батарея береговой артиллерии.

На судах пробили склянки. Колокольный звон долго плыл над жарко пылающей, как надраенная медь, бухтой.

Когда прибыли на место, пришла очередь как раз той самой «Щ-147», капитан которой, по словам Шевченко, на чем свет честил спецов и их выдумки. Константин Щербо и Петя Степанов уже лазали по лодке со своими магнитометрами. Тонкая и острая, словно нож, она была вся опутана проводами. Через акулий нос ее был переброшен тяжелый просмоленный кабель.

Когда же капитан-лейтенант Нестеров увидел, что к его субмарине собираются подвесить еще и немецкую мину, то совсем потерял терпение.

— Что же это получается, товарищ военспец? — щеголеватый капитан-лейтенант говорил нарочито медленно и тихо. — Экипажу нужно идти на задание, а он должен терпеть… — Он так и не решил, что именно должен терпеть экипаж. Досадливо сдернув с головы черную пилотку, провел по волосам пятерней и аккуратно водрузил пилотку на место, проверив двумя пальцами ее расстояние над правой бровью. — Это еще зачем? — брезгливо сморщив нос, он кивнул на мину.

— Это новая немецкая мина, товарищ командир, — спокойно объяснил Курчатов. — Неконтактного действия с повышенной магнитной чувствительностью… Между прочим, — он лукаво прищурился, — предназначена специально для подводных лодок.

— Да ну? — не то удивился, не то просто не поверил капитан-лейтенант.

— Совершенно точно, товарищ капитан-лейтенант! — лихо козырнул Шевченко, выступая на передний план. — Только что доставлена разведчиками.

— Выходит, у них есть мины специально для подлодок? — лицо капитан-лейтенанта приняло озабоченный вид. — И как же она действует?

— Нас больше интересует, как она не подействует! — пошутил Курчатов. — Если мы хорошо вас размагнитим, вы без всяких последствий пройдете над этой индикаторной миной, и все другие магнитные мины тоже не будут вам страшны.

— Тогда размагничивайте! — командир подлодки отдал честь и представился! — Нестеров Олег Петрович.

— Очень приятно, — поклонился Курчатов. — Игорь Васильевич Курчатов.

— Главный профессор, — многозначительно заметил Шевченко.

— Прошу ко мне на судно, — пригласил Нестеров. — Желаете осмотреть?

Курчатов поднялся на мостик и остановился рядом с открытым люком. Следом за ним вскарабкались по лесенке Шевченко и командир. Игорь Васильевич впервые был на подводном корабле и с интересом осматривал торпедные аппараты, зенитные орудия, туго натянутый над головой антенный трос.

— Длина пятьдесят восемь метров, — сказал, заметив любопытство гостя, Нестеров. — Ширина шесть. Скорость хода в подводном состоянии восемь узлов…

В люке появилась голова Степанова.

— У нас все готово, можно размагничивать.

— Отлично, — склонился к нему Курчатов и, повернувшись к Нестерову: — Вот вы и дождались. Размагнитим и проверим, как ваша «щучка» прореагирует на мину.

По всей бухте тревожно завыли сирены.

— Воздушная тревога! — мгновенно скомандовал Нестеров. — Все по местам! Приготовиться к погружению!

Над базой появились «юнкерсы». Шесть троек. С берега ударили зенитки. На судах затарахтели счетверенные крупнокалиберные пулеметы. Вечереющее небо прострочили прерывистые разноцветные штрихи трассирующих пуль. На розоватом облачном фоне один за другим расплывались разрывы. В воздухе стояли гул и треск. «Юнкерсы» пикировали на цель с нарастающим воем.

— Пусть ваши люди поскорее забирают свои приборы, — крикнул Нестеров Курчатову в самое ухо. — Лодку надо освободить! Будем погружаться! И побыстрее!

— Хорошо! — крикнул в ответ Курчатов и жестами показал Степанову, что нужно делать.

— А потом спускайтесь! — командир для наглядности ткнул пальцем в открытый люк.

Курчатов лихо откозырял.

Немецкие бомбардировщики проносились над бухтой на бреющем полете. Ясно были видны черные, окаймленные белыми углами кресты на фюзеляжах, черные свастики на хвостах. Неожиданно близко мелькнуло напряженное лицо в очках и шлеме под стеклянным колпаком. Казалось, немецкий летчик летит прямо на него, на Курчатова, вспарывая кипящую огненную воду пулевыми бурунчиками.

— Быстрее! — торопил командир и, как только отсоединили кабель, потащил Курчатова к люку. — Давай-давай! — торопил он бегущего к рубке Петю Степанова.

Прежде чем скрыться в люке, Курчатов успел увидеть рыжий веер взрыва на берегу, густой дым, стелющийся над бухтой, — то ли завеса, то ли пожар, — столб мутной вспененной бешенством воды и крылья просвистевшего над головой «юнкерса», крохотное его хвостовое колесо.

Лодка быстро ушла под воду.

Грохот боя оборвался, как кинолента звукового кино. В рубке было тихо. Ровно стучали двигатели. Где-то совершенно неестественно, по-домашнему тикали часы. Никто не бегал, не суетился, каждый стоял на своем месте. Команды отдавались вполголоса. Пахло разогретым маслом и немножко резиной, почти как в лаборатории.

Заметив, что командир откинул ребристые ручки и повернул перископ, Курчатов подошел ближе.

— Хотите взглянуть? — спросил командир, не отрываясь от окуляра.

— Конечно, — тихо ответил Курчатов и наклонился. Нестеров уступил ему место.

Курчатов схватился за теплые ручки и прильнул к перископу. В светлом, туманно ограниченном круге он увидел окрашенную нефтью воду и небо, затянутое рваными пленками дыма. Развернув перископ, он стал медленно обозревать берег. Противовоздушная оборона действовала на славу. Поминутно из темного бурьяна вырывались оранжевые вспышки. По косой линии к земле летел подбитый «юнкере» и тянул за собой черный расширяющийся хвост дыма. Такой же дым, только с раскаленными багровыми прядями, стлался и над обрывом. Там что-то горело и, видимо, во многих местах. Он стал разглядывать небо, пытаясь подсчитать оставшиеся немецкие самолеты, но это было трудно. «Юнкерсы» проносились с большой скоростью и ускользали из сектора обзора.

Казалось, что горит само небо. На какую-то долю секунды Курчатов увидел, как в самом зените крохотный серебристый ИЛ догнал немца и, пристроившись к черному хвосту его, обрубил ослепительным кругом винта плоскость со свастикой. «Юнкерс» вошел в штопор и пропал из поля зрения. Наш истребитель тоже потерял скорость, понесся к земле и исчез, но Курчатов увидел, как в ржавом дыму против страшного, набухшего кровью солнца раскрылся белый купол парашюта.

— Отличная работа, — не выдержал Курчатов и, оторвавшись от перископа, повернул к капитану сияющее, разгоряченное лицо. — Вот это летчик! Всем бы нам так…

Нестеров принял из его рук перископ и, двигаясь по кругу, оглядел горизонт.

— Все, — сказал он. — Кончено. Атака отбита. Будем всплывать!

— Да, конечно, — озабоченно кивнул Курчатов. — Пора наконец размагнитить вашу «щучку».

..На берегу Курчатова ждал приказ немедленно прибыть в штаб флота. Вездесущий радист объяснил, что в Севастополь приехала группа английских морских офицеров — специалистов по размагничиванию.

— I am happy[5], — пробормотал Курчатов и, критически оглядев свой засаленный, выпачканный мазутом и сажей костюм, пошел бриться. — Я всегда любил эту светскую жизнь.