Проблема 92

«КОЛЕННАЯ» ЭПОПЕЯ

На часах было начало десятого. Впервые в жизни Курчатов не услышал будильника.

Мучительно не хотелось вставать. Мелькнула соблазнительная мысль повернуться на другой бок и задать храпака. Хоть один раз выспаться вволю! Но сосущая боль под ложечкой напомнила о том, что он лег вчера без ужина. Кажется, даже и не обедал. А в доме, как назло, ни куска хлеба, ни кружочка колбасы. Значит, все равно придется вставать и идти в магазин. Так не лучше ли тогда поехать в РИАН? Там ведь и столовка есть…

Третью неделю Курчатов жил один. Марина Дмитриевна уехала в Харьков к своему брату, Кире Синельникову. Дом без нее казался пустым и странно незнакомым.

Наладка циклотрона шла туго. Курчатов часто оставался в лаборатории на ночь. А если и приходил домой, то не раньше двенадцати и сразу же валился на постель. Но хронический недосып все явственнее давал о себе знать. Ночь не приносила отдохновения, не снимала усталости. Как-то он написал Марине Дмитриевне: «Я что-то немного устал, постарел. Прежние темпы выдерживать уже трудно». Ему казалось, что жизнь достигла теперь наивысшего напряжения и на большее он просто физически не способен.

Но человеку не дано знать свою судьбу.

В циклотронной лаборатории РИАНа, куда Курчатов пришел, в сущности, варягом, он освоился довольно быстро. Народ там подобрался хороший, знающий. Нового завлаба встретили, в общем, приветливо, хотя и не ждали от него особых подвигов. Как-никак это была работа по совместительству. Не может же человек разорваться на части. Отдел в физтехе, кафедра в пединституте, а теперь вот РИАН. Но, видя, как он изо дня в день выкладывается на сборке, сотрудники невольно ловили себя на мысли, что именно их циклотрон и есть та самая главная цель, которой подчинена вся жизнь этого очень незаурядного человека. Возможно, особенно в дни неудач, так думал и сам Курчатов, забывая в заботах и рабочей лихорадке, что циклотрон — всего лишь звено, не самое главное, в той грандиозной проблеме, которую он мысленно называл «цепью».

Цепь была реальна и жизненна. Но на пути к ней лежали загадки нейтронов. И поэтому необходим был циклотрон.

Курчатов ясно сознавал, что наука вырвалась из тесных стен лабораторий. Она превращалась в могучую самодовлеющую силу. Ей требовался поистине индустриальный масштаб. Те простые, по существу, установки, на которых работали в лаборатории ядерных реакций, явно исчерпали себя. Нужен был новый качественный скачок, выход на иную, более высокую орбиту. Для исследования атомов требовались машины и агрегаты заводского типа. Энергетические затраты масштабов поистине промышленных, целые армии хорошо подготовленных рабочих, инженеров и техников.

Первой такой «заводской» машиной должен был стать циклотрон.

Курчатов до мельчайших деталей знал устройство Калифорнийского ускорителя, сконструированного Лоуренсом и Ливингстоном. Мощные электромагнитные поля оголяют атомы, как шелуху с орехов, сдирают с ядер невидимые электронные оболочки. Электрический вихрь подхватывает эти ободранные ядра — заряженные ионы и бросает на невидимые, но такие ощутимые спирали силовых линий. Плоские, погруженные в вакуум полуцилиндры дуантов попеременно обрушивают на ионы удары переменного высокочастотного тока. Частицы мечутся между дуантами, разгоняясь по кругам, как кровь, повинуясь ударам сердца, бежит по замкнутому контуру вен и артерий. В том есть нечто вселенское, космическое, выходящее за пределы здравого смысла, житейской обыденности.

В металлической камере циклотрона заключена межзвездная пустота. Точнее, вакуум, ибо нет пустоты в природе. Физический вакуум — это та же материя, но более тонкая, чем привычное нам вещество, менее осязаемая, чем магнитное поле. Вакуум полон скрытой энергией, набит неродившимися, как в полусне пребывающими частицами. В нем есть, но лишь в неявной форме, все кирпичи, необходимые для построения мира.

И вот человек включает рубильник. Ионы — эти частички межзвездных туманностей, обитатели галактических бездн начинают метаться между заряженными пластинами, подгоняемые бичами дуантов. Они разгоняются почти до световых скоростей, превращаясь в яростный вихрь космических лучей. Это крохотная вселенная, созданная человеком. Не мертвая копия, а таинственно мерцающая, пульсирующая модель бесконечного мира. И человек — бог ее.

В нужный момент, когда ободранные ядра легких газов — протоны, дейтоны и альфа-частицы разгонятся до космических скоростей, нальются всесокрушающей звездной энергией, электрическое поле отклонит их в сторону и направит в крохотное окошко. Теперь эти могучие ионы пригодны для ювелирной атомной бомбардировки. Они превратились в снаряды атомной артиллерии. Недаром те цели, на которые будет обращена вся их мощь, называют мишенями. Но природа живет по законам диалектики. И разрушение в ней неразрывно связано с творением, рождение с гибелью, созидание с распадом. Снаряды-ионы разбивают тяжелые ядра, но из осколков рождаются ядра легких элементов. Из одного атома возникает два, три, а то и больше.

Смерть одного и сотворение многих. Но и это не все. Застряв в стенах вражеской крепости, атомный снаряд может как бы раствориться в них. Сливаясь с ядром, он утяжеляет его, добавляет к его электрическому заряду свой, и атом мишени превращается в новый, неизвестный на Земле элемент, занимает пустые клетки менделеевской таблицы. Все правее и правее, все дальше от урана. Воистину человек — творец мироздания.

Но ионы-снаряды далеко не обычные, и атомы — совершенно особая цель. Их ядра заряжены положительно, как и ионы, и могучие силы отталкивания одноименных зарядов, словно мощная противовоздушная защита, мешают бомбардировке. Иное дело нейтроны! Они не несут в себе рокового заряда. На них не действует электрическое отталкивание атомных ядер. Они врываются внутрь крепостей и, разрушая их, творят новую, неизведанную реальность.

При особых условиях могучим источником нейтронов может стать бомбардируемая потоком ионов циклотронная мишень.

Для этого и нужна ускорительная машина Курчатову. Поэтому и думает он о ней ежечасно.

Привычные мысли, привычные заботы овладевают Курчатовым. Он все еще у себя дома, но мозг его полностью мобилизован для работы и заблокирован для всего остального. Точными до автоматизма движениями, он вставляет запонку, пристегивает воротничок, завязывает галстук. О чем он только что думал? Ах да, ускорение частиц… Но прежде пришлось решить проблему вакуума. Как долго он не давался! Алхазов, Бризмейстер и Рукавишников в сотый, кажется, раз проверили и перепроверили все, но вакуум не получался.

В тот день шел тихий снег, но воздух уже дышал весной. Было тепло и влажно. Тихо жужжали высоковольтные провода в сером тумане. Он почему-то запомнил все это, хотя, честно говоря, было ему тогда не до снега и не до весны. Как и теперь, впрочем…

— Что, не получается вакуум? — он был явно раздражен в тот день, но старался держать себя в руках. — Почему не получается? Кто-нибудь мне может ответить? Никто не знает? Но кто-то ведь должен знать. Найдите мне хорошего специалиста. Где хотите.

Веня Джелепов, вернувшийся недавно из армии, специалиста нашел. Но это не сдвинуло дело с мертвой точки. Курчатов подверг специалиста «перекрестному допросу». Выяснилось, что тот плохо понимает физику вакуума, хотя и знает вакуумную технику. Нет, не такой консультант был нужен Курчатову.

— Найдите другого.

Но это проще сказать, чем сделать. Где его найдешь? На заводе? В исследовательском институте? Курчатов все чаще нацеливал своих ребят на заводы. Большие промышленные предприятия с давними традициями и налаженным ритмом работы привлекали его индустриальной широтой, точностью инженерных разработок. Не случайно научная лаборатория будущего мыслилась ему похожей на такой завод.

— Вот что, товарищи, — сказал он, когда выяснилась полная несостоятельность очередного специалиста. — Хватит с нас этих вакуумщиков. Садитесь за литературу. Будем искать сами. У Лоуренса машина работает, значит, пойдет и у нас. И пора покончить с кустарщиной. Наука должна двигать производство, а у нас получается наоборот. Наша экспериментальная техника отстает от современного индустриального уровня. Вы только посмотрите, как далеко шагнула за последние годы радиотехника! Ведь совершенно фантастические достижения! Давайте-ка отправимся на выучку к инженерам. Рядом с нами находится замечательный радиоламповый завод «Светлана», где есть большая вакуумная лаборатория. Начнем с нее. Я уверен, что заводские товарищи нам помогут. Наладили же мы прочное содружество с «Электросилой».

Курчатов понимал, что сама природа научного творчества налагает на исследователя известные ограничения. Хороший экспериментатор и талантливый теоретик редко сочетаются в одном человеке. Физик, обладающий научной смелостью, может спасовать перед простейшей технической задачей. И не потому, что она покажется ему трудной. Это было бы еще полбеды. Самое страшное в том, что она может показаться невыполнимой в принципе. Блестящие теоретики отказались, например, в свое время разрешить проблему разделения перемешанных друг с другом быстрых и медленных молекул газа. А ведь с физической стороны процесс был абсолютно ясен! И лишь теплотехники, не разбирающиеся в тонкостях газовой механики, со смелостью невежд вставили одну трубу в другую и отделили теплые потоки газа от холодных.

Когда наука заводила в тупик, Курчатов шел к инженерам. В последнее время чаще всего его можно было встретить на Каменном острове в Институте радиоприема и акустики. Радиоинженеры очень заинтересовались атомным ускорителем и, к удивлению физиков, без тени душевного трепета принялись за изготовление самых хитроумных узлов. Когда Курчатов, буквально подпрыгивая от радости, сообщил Алхазову, что на Каменном острове берутся в короткий срок сделать пропорциональный усилитель с коэффициентом усиления в один миллион, тот даже растерялся от неожиданности. До того это казалось невероятным.

— Вот видите! — улыбнулся Курчатов. — Я же вам говорил. У них совсем иные масштабы. Инженерия привыкла к большим цифрам, выраженным в металле, а мы — на бумаге.

Он пришел в РИАН в конце 1936 года с тем, чтобы наконец вывести циклотрон, который был заложен еще в 1932 году, на режим. И всего через несколько месяцев машина дала пучок. Но сколько пришлось с ней повозиться! И до и после!

Вакуум был лишь одним из эпизодов в бесконечном списке поломок и неудач. А сколько неприятностей принес им высокочастотный генератор, подающий ток к ускорительным дуантам? А нейтроны? Все, кажется, работает отлично, а регистратор молчит. Нет нейтронов, хоть тут тресни…

Неужели это уже позади? И нейтроны идут, и вся сложнейшая радионачинка работает как часы. Не верится!

Через весь город тащится скрипящий, разболтанный трамвай на улицу Рентгена в Радиевый институт. В который раз Курчатов ловит себя на мысли, что хорошо бы обзавестись автомобилем. Это действительно не роскошь, а всего лишь средство передвижения. И особенно оно необходимо такому несчастному человеку, как он, Курчатов. Он мечется между заводами и институтами, как загнанный заяц, того и гляди разорвется на части… Только вот когда учиться на шофера? Времени и без того нет. Уж не помнит, когда в последний раз он был в театре, в филармонии. Даже патефон с любимыми пластинками Чайковского, Римского-Корсакова и Бородина оброс пылью. Некогда, совершенно некогда… Все откладывается на потом, до каких-то розовых, лучших времен. А наступят ли они когда-нибудь? И не то чтобы он сожалеет о чем-то или хочет что-то решительно изменить. Нет, честно говоря, своей жизнью он доволен вполне. Другого не ищет. Только жаль, что слишком много сил уходит на каждую мелочь. Все приходится пробивать самому. Надолго ли хватит? Но все это буза, чепуха на постном масле. Просто он немного устал, вымотался за последние дни. А насчет автомобиля стоит подумать…

В лабораторию он вошел, как всегда, бодрый, жизнерадостный, свежий с мороза.

— Как вам нравятся эти весенние заморозки? По Неве уже льдины плывут — и вдруг такие холода. Небось старики, как всегда, не упомнят? Или в одна тыща дцатом году такое наблюдалось?

Он шутит, смеется, тормошит людей, старается расшевелить всех и каждого. Сейчас будет проверка. Наверное, уже двадцатая по счету.

— Ток!

Когда Алхазов подошел к столику, за которым сидел Курчатов, чтобы узнать, как там ведут себя нейтроны, циклотрон пробыл в режиме две с половиной минуты.

Игорь Васильевич сидел, откинувшись на спинку стула, бессильно уронив вниз руки. Голова его свесилась на плечо, волосы упали на глаза.

— Ой, братцы! — вскрикнул Алхазов. — Что это с ним?

Мещеряков мгновенно вырубил электричество.

— Да он в обмороке! — Алхазов схватил Курчатова за руку, лихорадочно нащупывая пульс. — Посмотрите, какой он бледный! Весь белый…

Все повскакивали со своих мест и бросились к Курчатову. Кто-то побежал вызывать «Скорую помощь», кто-то кинулся в аптеку, хотя, наверное, понятия не имел, какие тут нужны лекарства.

Но Курчатов уже пришел в себя. Он раскрыл глаза, удивленно оглядел испуганные лица окруживших его сотрудников и глубоко вздохнул.

— Как же это я, друзья, а? — неловко улыбаясь, спросил он и вытер тыльной стороной ладони лоб, который мгновенно покрылся новыми бисеринками холодного пота.

— Видимо, усталость, — предположил Рукавишников.

— А вы хоть завтракали сегодня? — спросил Мещеряков. Он был у Курчатова аспирантом и лучше других знал образ жизни шефа.

— Так… перехватил кое-что, — Курчатов нерешительно встал. — Боюсь, здесь нечто другое… Недооцениваем мы с вами защиту, товарищи, вот что. — Его голос окреп, и бледность сошла с лица. — И я тут больше вас всех виноват, ну да ничего не поделаешь. Придется соорудить защитный экран.

— Сложно, — помрачнел Рукавишников. — Нужны подходящие емкости для воды…

— Ничего такого не надо! — Курчатов уже улыбался во всю ширь как ни в чем не бывало. — Отличный экран может выйти из простой поленницы. А потому все на лесозаготовки! Думаете, я все еще не в себе? Ничего подобного, — он весело потер руки и скинул пиджак. — Первым отправляюсь за дровами. И нечего мечтать о каких-то несбыточных емкостях. Никто вам не поднесет на блюдечке с голубой каемочкой баков с водой. Сырые дрова тоже не хуже, уверяю вас. Та же вода, тот же водород. Ну, кто со мной?

— Спасение утопающих есть дело рук самих утопающих! — пожал плечами Мещеряков и тоже стал расстегивать пиджак. — Давайте скинемся на парочку кубометров?

К концу дня лаборатория напоминала дровяной склад. Под ногами трещала кора. Умопомрачительно пахли скипидаром розоватые сосновые чурбаки.

— Видите, какие они сырые? — не уставал радоваться Курчатов. — Прямо свежезамороженные. Вон даже кора в снегу.

— Оттают и начнут сохнуть, — резонно заметил Рукавишников.

— И ничего страшного! — Курчатов, видимо, успел уже все обдумать. — Будем их ежедневно смачивать. Дрова очень быстро впитывают влагу. Отныне станем управлять циклотроном только из-за поленницы.

— Надо будет поставить вокруг машины ионизационные камеры, — сказал Алхазов. — Если излучения действительно так опасны, их следует контролировать. И еще я предлагаю немедленно отправить Курчатова домой!

— Это еще зачем? — нахмурился Игорь Васильевич.

Но сотрудники в один голос поддержали Алхазова, и, ободренный их поддержкой, он решительно заключил:

— И так мы будем поступать всегда! Вношу предложение — в обязательном порядке удалять товарища Игоря Васильевича Курчатова из лаборатории в целях отдыха. Кто «за»?

Все подняли руки.

— Это самоуправство! — возмутился Курчатов.

— Решение окончательное и обжалованию не подлежит!