'Противнику тоже свойственно испытывать страх,
поэтому в бою зачастую выживает не самый умелый,
а самый наглый.'
[Гвардии Сержант Контуженный]
Четвертый день Белой K уны. 20:00.
Стрельбище близ Белого Ординара.
После каждого прорыва в складках местности укрываются выжившие твари. Чувствуя, что Вертун уже успокоился, они то ли засыпают, то ли просто маскируются, выжидая невнимательную жертву.
Снежки прижимаются к земле, и опознать их можно, например, по прохладной росе на траве, либо же по внутреннему чутью…
По магической теории, которая очень тесно связана с религией, люди делятся на магов, приближенных к магам, и «немагов». То есть на Лунных, Подлунных и Безлунных…
Однако есть альтернативная теория, где абсолютно все люди по своей природе являются магами. Просто в ком-то магия проявляется, а в ком-то не особо, и поэтому простые безлунные порой тоже способны слышать «неслышимое».
Например, почувствовать шум Вертуна, когда тот собирается раскрыться. Или же, например, заметить притаившегося снежка, которого может увидеть только Лунный, да и то довольно опытный.
Вот я, к сожалению, ни разу так свои магические способности и не проявил. Да и негде особо было…
В предыдущей воинской части меня часто ставили в караул и на рабочки, а там особо-то и не погеройствуешь. Здесь же, попав в пулеметный расчет, тоже на зачистки не походишь.
Пулемет — это слишком тяжелое, грозное и неманевренное оружие. Осматривать с ним воронки или тем более заходить в здания, если прорыв вдруг был в городе. Упаси Луна, но самые крупные потери среди групп зачистки именно в городах.
Помнится, на одном из утренних построений замполит как-то рассказывал…
В соседней области прорвался Вертун, и рядом не повезло оказаться небольшому поселению. Так солдаты-штурмовики, методично зачищая здание за зданием, выбивали затаившихся тварей ещё целую неделю.
И, что самое примечательное, монстры не бросались бездумно, едва слышали шаги, а до последнего прятались в укрытиях и заманивали. А ведь тварей было не так уж и много, да и свежий Вертун даже среди карликов был мелким. Просто появился он не там, где нужно.
Не знаю, может, проблема там была в отсутствии подготовки? Тем более, многие такие группы организовывались из остатков караульных рот, без должного пополнения. Но опыт, как оказалось, на самом деле даже важнее магии.
Глядя на то, как двигались ребята с Контуженным во главе, я в открытую им завидовал. Словно маленький ребенок, я стоял, высунувшись из окопа, и пялился на соратников.
Смотрел, как сержант осторожно перемещается от воронки к воронке, пока отделение стрелков остается на рубеже, в паре десятков метров позади Грозного.
— Это что же, ему в спину стрелять будут? — удивился я, покосившись на нашего снайпера. — Он же им в случае чего обзор перекроет.
Михайлов спокойно ответил:
— Стрелять будут, если там больше одного затаившегося будет. Контуженный, он хоть и сержант, а все-таки знатного рода. Шашку в руки взял раньше, чем перестал титьку мамкину сосать. Военный род, как-никак, там с боевой подготовкой все строже, чем у простых лунных.
Он достал серебристый портсигар, открыл и стал разглядывать тонкую самокрутку.
— Я вот тоже из военного рода, — продолжил он, — Но мои занимались в основном охраной правопорядка, а у Грозного род направлен чисто на войну… Шутка ли, Контуженный награжден Рюревским кругом первой степени с мечами, ты знал?
Мы с Максом, который уже не спал, одновременно уставились на вахмистра. Оказывается, наш сержант хапанул по самое не могу, поскольку Рюревский круг вручали после наград за доблесть и боевое отличие.
— А ты откуда про кружок знаешь? — недоверчиво пробубнил пулеметчик.
Поднявшись, он на подкашивающихся ногах поковылял к пулемету. Передышка закончилось, и нас не просто так оставили в тыловом окопе — мы должны были прикрывать спины наших товарищей, если вдруг какой снежок появится с фланга.
— А я в строевую часть заходил на обеде, — с неким превосходством хмыкнул снайпер, — Мне, в отличии от вас, в личное дело надо еще много чего заносить. Например, документы об образовании, автобиографию, выписки с места учебы, характеристику с прошлого места службы. Это вы, пулеметчики, простые служаки, знай да жми гашетку. А прицельная стрельба — это искусство!
Я вспомнил, что и само слово «снайпер» пришло откуда-то, кажется, из Великолунии…
— Слышь, искусствовед? Я посмотрю, как запоешь, когда твою задницу на позиции прищемят, а пулеметчиков или минометчиков рядом не обнаружится, — усмехнулся я, тоже возвращаясь к нашей позиции, чтобы подготовить пулеметные ленты.
Все-таки в боевой работе должен быть некоторый нездоровый перфекционизм. Белое к белому с одного края лотка, красное к красному с другой стороны — чтобы не было мешанины, и на ходу не пришлось выбирать новые поправки для стрельбы.
Спайперюга замолчал. Видимо, обиделся и решил тоже в минуты затишья подготовиться к новому бою. Приметив, как он ловко набивает магазины к винтовке, я поймал себя на мысли, что надо бы снарядить новые ленты, а то пустые цепи на пятьдесят патронов почем зря валяются.
— Макс, я быстро, — отозвался я, и, пригибаясь, отправился шерстить еще оставшиеся в окопе тела.
Шерстить тела… Как я уже просто к этому относился.
Санитары только-только оттащили новую партию, так что вроде как я никому не должен был помешать. Тем более, что я направился в дальний правый угол траншеи под аккомпанемент выстрелов, зазвучавших где-то со стороны Вертуна.
Я обернулся, собираясь броситься назад, но Макс махнул мне, будто успокаивая — мол, не парься. Видимо, там нашли скопление затаившихся Снежков, и отряд зачистки справлялся своими силами.
Чем дальше я уходил по окопу от центра опорника, тем больше следов бойни оказывалось у меня под ногами. Санитары сюда, кажется, вообще не добрались.
Стреляные гильзы, окровавленные ошметки тел, россыпи камней, что оставались от некоторых снежков. На стенках виднелись рубленые полосы от когтей тварей, местами они сменялись рубцам от прилетевших осколков мин.
Траншея шла зигзагом, и наших осколки практически не посекли… От этой мысли я поморщился — можно подумать, мёртвым сейчас есть разница, погибли они от когтей или от осколков.
Но вообще дружественный огонь нередко был причиной смерти на войне — минометчики-то не видят куда бьют. Им хорошо… Сидят где-нибудь в поле, вдали от грязи и кровищи, и только успевают посылать смерть на расстояние.
А мне вот, чтоб не остаться без боеприпасов, приходилось ползать по трупам и потрошить их карманы. К сожалению, пока что особо не удалось найти прямо уж большой запас — ребята вели бой, не жалея патронов.
Ящик из-под цинков с патронами, который я прихватил с ячейки, пока что не был заполнен и на треть. А ведь я кидал в него все: патроны в пачках, россыпью, и даже уже набитые обоймы…
Я думал, как это мало, ведь там едва ли набралось хотя б с три сотни, когда меня настиг чавкающий звук откуда-то спереди…
По спине пробежал табун мурашек, ноги будто приросли к земле, и я напрягся, нервно перехватывая свой карабин. Страх пробил меня на липкий холодный пот… А ведь какое хорошее дело — выучка. Я даже не сразу понял, что машинально проверил наличие патрона в патроннике.
В очередной рукав траншеи пришлось заходить уже с оружием наизготовку, оставив при этом ящик с трофеями позади.
— Сгинь луна, — прошептал я, уставившись на кровавое месиво.
Эта стрелковая ячейка превратилась в лунку от взрыва снаряда. Был тут один обороняющийся или несколько, по кускам не было понятно, но почему-то именно эти останки приглянулись затаившемуся снежку, слизывающему их со стенок.
Тварь не стала ни рычать, ни как-то запугивать меня, а сразу развернулась, собираясь прыгнуть…
— К бою! — заорал я и вжал спуск.
Белая пуля ушла чуть ниже, и метнувшемуся на меня волчаре оторвало заднюю лапу. Лишившись опорной конечности, тварь не смогла нормально оттолкнуться, и потому просто свалилась в траншее прямо передо мною.
— Сгинь моя… — вырвалось у меня.
Моё счастье, что я не замер, как истукан.
Это только в книгах герой храбро кидается на противника врукопашную. Я же хотел жить, а потому нырнул обратно в изгиб траншеи, на ходу отдергивая затвор и досылая новый патрон.
Смрад смерти подгонял похлеще приказов Контуженного, и я во весь дух припустил в сторону товарищей, совсем не глядя под ноги и до побеления пальцев сжимая карабин.
Как назло, налипшая на сапоги кровавая грязь не позволяла высоко поднимать ноги. Неудивительно, что метров через десять я кувыркнулся, споткнувшись об лежащее в траншее тело.
— Аг-х, твою ж луну! — я распластался в грязи и тут же развернулся.
Тварь неотвратимо хромала ко мне. И пусть на трех лапах она была куда менее маневренной, но выглядела она все такой же опасной.
— Хрен тебе, вертунский выродок!
Уперевшись прикладом в плечо, я вскинул карабин в направлении зверя и потянул спуск. Выстрел хлопнул глухо из-за набившейся в ствол грязи, но оружие сработало безотказно.
Пуля, оставляя белесый след дымки, вонзилась прямо в район ключицы снежка, от чего того резко дернуло назад.
— Егор! — раздался окрик Макса, который уже бежал мне на помощь.
И сразу после крика последовал выстрел, от которого порождение Вертуна вновь дернуло. Добил его уже подоспевший Женя Михайлов.
— Вот те и вторая линия обороны, — зло прорычал снайпер, резко отдергивая затвор и вкладывая в движения всю накопившуюся ненависть, — Центров, ты там как?
— Жить буду, — вяло усмехнулся я.
Тяжко вздохнув, я откинулся на спину, разглядывая заволоченное дымом небо. На хрен все эти Луны и Пробоину… С их Вертунами и тварями. Чтоб их… кхм… Пробоина сожрала!
— Макс, — просипел я, — Там чуть дальше ящик с патронами… Подхвати пожалуйста, а то я прям чувствую, как ноги немеют.
— Центр, просто признай, что обосрался, — буркнул Сапронов, проходя мимо меня.
Но он все-таки оглянулся, с заметным волнением посмотрев на мои ноги. Словно проверял, цел ли я, и не успели ли меня погрызть…
— Обосраться не позорно, позорно не выполнить задачу, — ловко парировал я и начал аккуратно подниматься.
Ещё ватные от страха ноги едва слушались, но держали. Адреналин отпускал, и тело пробрала дрожь. Все-таки, не каждый день удается вот так со смертью разминуться.
На позицию мы вернулись втроем. Макс тащил ящик, а Михайлов держал меня под руку, как старенького дедушку. Как назло, в окопе приходилось переступать через погрызенные части тела недавних защитников, и они маячили передо мной, как живой при… да твою ж луну!.. как охренительно мёртвый пример того, что могло со мной произойти.
Уже на месте снайпер, как ни в чём не бывало, вернулся к наблюдению за обстановкой. Мы же с пулеметчиком решили, что занятые руки гораздо лучше отвлекают от хреновых мыслей, и принялись набивать пустые ленты…
За чем нас и застал вернувшийся от Вертуна сержант.
Грозный выглядел уставшим. Его форма, вся испачканная в грязи, крови и в белесой росе, совсем не соответствовала его статусу сержанта, а уж тем более лунного Утреннего Мага огня. Перед нам стоял скорее простой пехотинец, чудом выползший из мясорубки.
— О, а я смотрю, вам тоже чутка досталось? — усмехнулся он, оглядывая мою перемазанную в грязи рожу, — Это хорошо… Хорошо, что живы.
Я попытался натянуть на свою физиономию подобие улыбки, но получилось не особо. Макс так вообще просто застыл в ожидании приказа.
Контуженный поднял руку, заглядывая куда-то вверх через край окопа, потом махнул нам:
— Закругляемся. Сбором трофеев и тел займутся уже Стрелецкие, а мы свою задачу выполнили, — он в последний раз окинул взглядом дым над низиной, потом вдруг вытащил из-за пазухи портсигар и вытянул сигарету.
Мы с Максом покосились друг на друга. Признаться, я ни разу не видел, чтобы Грозный курил… А он и сейчас не закурил, лишь покручивал в пальцах сигарету, прикрикивая:
— Давайте, пока я отвернулся и не вижу, как вы тырите луниты. Собирайтесь, что-то не хочется мне с трофейщиками связываться, особенно с родовыми. Это точно заставят карманы выворачивать… Все, нахватали? Оружие в походное положение и за мной. Бегом!
Так и не закуренная сигарета вернулась в портсигар и за пазуху, а мы с остальными, успев нагрести с обломков тел снежков ценные камни, рванули за вахмистром.
Про луниты это он, конечно, хватил… Лунит найти — огромное везение, это потом можно неделю из борделя не вылезать, да ещё и с выпивкой. В основном из снежков валится более дешевый и массовый эфирус, да и то не из всех.
Этот же эфирус в гораздо больших количествах выпадает из самого Вертуна, но чтобы его собирать, это надо вылезать из окопа и таскаться по полю. А там уже родовые трофейщики издалека всё видят, и тогда уж точно «выворачивай карманы»!
На втором рубеже окопов уже стояли грузовики, в которые запрыгивали выжившие и грузили раненых.
И вот здесь на меня снова накатил ужас от того, какие у нас были потери. Человеческий мозг так устроен, что отгораживается от кровавой реальности, как может, но иногда эта реальность пробивается совсем неожиданно.
Вот и я, застыв на мгновение, стоял и смотрел на четыре небольших грузовика, забиравших нас. Четыре! Это едва ли пара взводов, да и тех в неполном составе.
А сюда нас везли на десятках машин…