– Да прекратите вы! – я бросился к нему. – Перестаньте, слышите? Оставьте его!

Хозяин недоуменно смотрел на меня.

– Оставьте его… ничего… ничего он мне не сделает, он вообще не за мной пришел, понимаете, не за мной!

Китаец смотрел на меня, видно, подбирал слова, впрочем, я уже все мог прочитать в его глазах, одну-единственную фразу – а ты-то откуда знаешь?

– Да знаю я… вы говорите… их почти не осталось, да?

– Да… мало духов, мало… всех перебили, всех…

– Ну так вот… всех перебили, этот, может, последний остался. Вот он и ищет… себе подобных. Сородичей своих ищет, понимаете? Вот он зеркало это увидел, вот и тычется в отражение, думает, там еще один такой дух…

– А, – китаец с пониманием кивнул, – да, да…

– Так что вы не трогайте его, пусть… он, может, последний в целом мире остался, вот и тоскует… без своих… вы…

Китаец не слушал, я хотел одернуть его – но было поздно, душистая свеча с запахом тимьяна опалила темные крылья духа…

Поднимаюсь на последний этаж отеля, названия которого, как всегда, не помню, и если завтра заплутаю в переулках Буэнос-Айреса, в жизни не найду свою гостиницу, и никто во всем Буэнос-Айресе мне ее не найдет. Все отели на одно лицо, вернее, без лица, все те же мягкие бесшумные коридоры, приглушенный свет, широкие постели, слишком просторные для одного.

Захожу в номер, первым делом сбрасываю полотенце с зеркала. Теперь можно и заняться собой, хотя бы чашку чая выпить, посмотреть на панораму огромного города далеко внизу, ждать, когда придет он.

Потому что я знаю – он придет.

Приходит каждую ночь, как-то находит меня в моих скитаниях по свету, может, чует зеркало, несется за ним через океаны и континенты, мчится в темных тучах за самолетом высоко-высоко.

Я не боюсь его, я давно перестал бояться, более того, когда он влетает в комнату, я сижу не шевелясь, почему-то боюсь его спугнуть. Он беспокойно мечется по комнате, как будто обнюхивает углы, потом кувыркается под лампой, как мотылек, прилетевший на свет, наконец как будто спохватывается, бросается к зеркалу…

Мне кажется, я слышу, как он зовет своих – зовет беззвучно, на каком-то своем языке, которого люди, плотные и приземленные, не понимают. Хочется сказать ему, что там ничего нет, зеркало, просто зеркало – и не хочется отнимать у него последнюю надежду…

Вспоминаю ту ночь, последнюю ночь в доме старого китайца, когда старик гонял духа, и я схватил руку старика, выбил у него из рук свечу, помню, запалил циновки, расписанные драконами. Ближе к рассвету старик хотел разбить зеркало – помню, как я долго выкупал у него зеркало, китаец качал головой, говорил, что это не сувенир, не игрушка, нет, дурной стекло, дурной, и дух дурной там… не помню, какие суммы я ему предлагал – кажется, у меня столько не было, да я знал, что он не согласится.

Потом… что греха таить перед самим собой – я выкрал зеркало, вынес за пазухой. Благо, китаец не проверял мою комнату перед отъездом, может, не верил, что я могу что-то украсть. На следующую ночь дух Хойен не пришел ко мне – должно быть, еще не нашел дорогу, по привычке прилетел в дом китайца, и старик гонял его свечами и колокольчиками. Он пришел только через двое суток, разыскал меня, пугливо пробираясь по шумным улицам мегаполиса, пробрался в гостиницу, куда я переехал, уткнулся в свое зеркало.

Может быть, он пьет мою душу. Не знаю. Почему-то мне не жалко для него своей души.

Я жду его – каждую ночь, я дарю ему надежду, пустую, призрачную – единственное его утешение в этом мире, в котором исчезли все духи.

Приходит ко мне дух смерти, Хойен.

Бьется в зеркало.

Ищет своих.

2011 г.

Загрузка...