Прощание. Последний конфликт

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. О ТОМ, РАДИ ЧЕГО ВСЕ И ЗАТЕВАЛОСЬ

Как мне объяснила Муни, путешествие до планеты Лей должно было продлиться около месяца. Выходило, что свободного времени, которое надо было чем — то убить, у меня хоть отбавляй. А учитывая факт того, что я находилась в замкнутом, пусть и достаточно объемном, пространстве, деля его со своим бывшим любовником, мне срочно нужно было чем — то заняться. Так что я подошла к этому вопросу со всей ответственностью.

Команда, управляющая «Армадой», очень скоро стала для меня практически родной. Все, включая капитана Демина, с легкостью делились со мной особенностями полета к Родине и ни единым жестом не выказывали брезгливого отношения к женщине, всю сознательную жизнь прожившей на планете отсталых родственников лейнианцев. Наоборот, им и самим было интересно сгладить различия в культурах, и это желание я с радостью поощряла. А еще — рассказывала все, что знала о космосе, и получила разрешение наблюдать за постепенно приближающимся Солнцем из самого большого иллюминатора. Таким образом, на капитанском мостике я стала частым гостем. Несомненным плюсом лейнианской расы была возможность свободного общения: все они, независимо от касты, были готовы дискутировать на предложенные темы, а если являлись в каких — то вопросах некомпетентными, то превращали диалог в увлекательную лекцию о неизвестном. Капитан и его окружение даже Вене разрешили свободно носиться по кораблю, чему собак был безумно рад, и мы с ним устраивали в бесконечных коридорах «Армады» игры с палкой, роль которой исполняла небьющаяся колба, выполненная из ликвидсейфа с добавлением какого — то суперустойчивого к воздействию извне материала, милостиво презентованная нам одним из целителей. Порой и сами лейнианцы приходили на наши прогулки с Веней, чтобы понаблюдать или даже поучаствовать в этом. Почему прогулки — на «Армаде» существовали специальные биотехнологические оранжереи с отличающимся от остального воздухом. Приходя туда, мы с Веней одновременно и превентивные меры по знакомству с природой Лей устраивали, и дышали, что называется, свежим воздухом.

Порой нас сопровождал Преображенский. Коллеги по касте даже просили его присоединяться к прогулкам, поскольку он считался, как выяснилось, экспертом по части интерпретации человеческих поступков и зачастую понятным для соплеменников языком мог пояснить те или иные ситуации. Веня особенно любил догонять брошенные кадровиком палочки, а я в такие моменты мимолетно улыбалась. Ровно до того, как не появлялась Алина и не портила нам идиллию.

С ней отношения не задались с самого начала. Все дело было в еще одной стороне моего пребывания на космической станции. За предстоящий месяц мне необходимо было обучиться культуре исторической родины настолько, насколько это представлялось возможным. По вопросам психологического освещения моим куратором изначально была назначена именно Алина. Но, то ли мое субъективное отношение сыграло роль, то ли она слишком явно демонстрировала интерес в части наших с Сашем земных отношений (который я, естественно, удовлетворять не собиралась), в конечном итоге состоялся разговор, в котором я с нажимом заявила ей, что более встречаться не намерена. Кажется, Алина моему влиянию поддалась с легкостью, не будучи представителем Двенадцати, но эффект я решила закрепить встречей с Диорном, тем более что обязанности главы Эверсонов были возложены на него.

— И чем вас не устраивает госпожа Вайс? — вежливо спросил биотехнолог, хотя я чувствовала сквозящий в его словах сарказм. Все он прекрасно знал, просто хотел лишний раз щелкнуть меня по носу, тем более что мой отказ от замужества ему, кажется, не пришелся по душе, пусть и ответных санкций по отношению ко мне не было выдвинуто.

— Тем, что лезет в мою личную жизнь, о которой я не желаю распространяться, — жестко обозначила причину неприязни я.

— Это довод, — согласился Диорн. — Управленцы порой бывают слишком настойчивы в своих желаниях, связанных с доступом к психологии людей. Но проблемы это не решает, Лей. Вам все равно нужен будет наставник. Кто — то, кто разъяснит вам культурные различия и поможет адаптироваться в новых условиях. Быть может, вам нужен более привычный лейнианец? Как насчет того, чтобы вернуть в ваш круг общения Александра?

Я сглотнула, но кивнула в ответ. Пусть мы с Преображенским и расстались, это не было поводом игнорировать любое его появление. Вот так мы и стали встречаться снова.

Надо отдать должное Суперменовичу, он ни единым словом не стал напоминать о нашем прошлом общении. Во время занятий держался подчеркнуто вежливо и обстоятельно отвечал на вопросы, если таковые случались. Только позволял себе вполне безобидные подтрунивания — видимо, в качестве дани прошлому существованию бок о бок. Мне нравилось подобное отношение. То, как легко Саш мог перестраиваться, было еще одним плюсом в копилку достижений лейниан.

Свободное время, а также приемы пищи, я предпочитала проводить с Марией. Иногда она приглашала к нам в компанию Диорна или других знакомых, случайно оказавшихся на «Армаде», но в основном мы сидели за столом, рассчитанным на четырех человек, вдвоем. Когда я спрашивала, почему она не стремится к общению с соотечественниками, ответ всегда был одним и тем же: она слишком хорошо их узнала за первые восемнадцать лет жизни.

— Мне не улыбается перспектива производить на свет еще одного ребенка только ради того, чтобы целители попытались вывести формулу идеального гражданина.

— Но мы ведь с тобой далеко не идеальны, — заметила я. — И обе обладаем свободой воли, как ни крути.

Что — то в моих словах заставило ее ненадолго оторваться от тарелки с едой и задумчиво посмотреть на меня. Словно она решала, догадалась ли я о ее самой страшной тайне или нет. Но потом, мотнув головой, она снова вернулась к обычному расположению духа, не произнеся ни слова.

Преображенский почти всегда обедал вместе с Алиной. Пусть они никогда не оставались за столом наедине, я видела, как в своей лейнианской манере пытается заигрывать с ним девушка. Почему — то всегда оказывалось так, что ели мы, находясь лицом к лицу, пусть и через несколько пролетов, но мне их общение было видно без труда. В такие минуты я жалела, что не брала в столовую Веню. Одно прикосновение к его жесткой шерстке сделало бы меня по — своему ближе к Сашу. Его подарок я продолжала хранить с несвойственной мне сердечностью.

Я не могла точно сказать, почему, общаясь только по делу, продолжала размышлять о Саше. Пусть финальная точка была поставлена в ночь перед отлетом, я все равно чувствовала недосказанность в отношениях. А зная Преображенского, невозможно было точно определиться с тем, согласен ли он был с моим решением или просто затаился в ожидании бури. Все решил случай.

Вопросами моего физического воспитания занимался Артур. Два раза в неделю я приходила в спортивный зал, где он до умопомрачения гонял меня, проверяя скорость, выдержку и выносливость. Наверное, за это время я натаскала свое тело так, что ни один лейнианец и носа бы не подточил. Только вот манера ведения занятий чрезвычайно раздражала. Все дело в том, что бывший Наташкин ухажер стремился как можно чаще дотронуться до меня, как бы невзначай помогая с растяжкой или показывая, например, в каком положении удобнее всего справляться с последствиями усталости. Ну а я, помня его подвиги еще по работе в конторе, бесилась и старалась как можно чаще отстраняться. Жаловаться Диорну не имело смысла: внешне Артур вел себя в рамках приличий. Но на исходе второй недели все же не выдержал.

Когда я появилась уже облаченной в форму (на занятия мне предоставили облегающий черный костюм из майки и легинс), он оглядел меня с ног до головы и с предвкушением в голосе заявил:

— Мне не нравится, как ты ведешь себя в беге на длинные дистанции.

Я промолчала, хотя очень хотелось поинтересоваться, как именно этот самый бег поможет мне на планете. Вместо этого дождалась, пока Белову придет очередная светлая мысль в голову. И он не преминул еще раз показать свой уровень интеллекта.

— Попробуем развить твою выносливость. Раздевайся. Совсем.

Я вытаращила на него глаза. Уж больно неоднозначным было предложение.

— Ч — что?

— Ты слышала, — и вот тут я поняла, что он не шутит и действительно планирует со мной поразвлечься. — Потренируем твою выносливость. Я считаюсь в этом деле одним из лучших учителей.

С минуту я стояла, как вкопанная, все еще не веря, что Артур собирается провернуть. Мне б вспомнить, что категорическое «нет» должно было его усмирить. Но я продолжала во все глаза смотреть на него, а когда Артур стал приближаться, горячо выпалила:

— Нет. Сначала ты. Хочу посмотреть, с чем придется иметь дело.

Военный хмыкнул:

— А я, пожалуй, скоро перестану сомневаться в твоей чистокровности.

Скромностью он не страдал, так что свою футболку скинул очень быстро. Я раскрыла глаза пошире — чтобы ему показалось, будто жадно впитываю каждый сантиметр открывшегося тренированного тела — и приблизилась к нему почти вплотную, улыбнувшись и положив ладонь на выпуклость в паху.

— Мне рассказывали, что вы не утруждаете себя предварительными ласками.

— Кто? Преображенский? — Артур прикрыл глаза, наслаждаясь моими поглаживаниями. Надо будет потом руки помыть, подумалось мне. Хорошо, что этот тугодум совершенно не догадывался, что в данный момент я не страсти предавалась, а рассчитывала траекторию удара. Он был настолько уверен в своей неотразимости, что даже обнимать меня не торопился. Тем хуже. Для него. — Он маленький щенок, который не разбирается в женщинах. Со мной ты получишь удовольствие.

— Не сомневаюсь, — провокационно улыбнулась я, молясь Богу, чтобы то место, в которое я со всей силы собиралась ударить коленом, не оказалось каким — нибудь генетически укрепленным.

Нет. Все у лейнианцев было как у людей. Артур простонал, согнувшись пополам, и я с ненавистью посмотрела на него, заваливающегося на пол спортзала:

— Это было последнее совместное занятие, Артур Валерьянович. Имейте лучше более доступных женщин — они точно получат с вами удовольствие.

Собственная выходка нисколько не окрылила меня. Я подозревала, что, пусть удар получился болезненным, Артур как военный мог достаточно быстро от него оправиться. А потому помчалась прочь из зала, тем более что где — то в соседнем коридоре была достаточно просторная каюта с ванной, где можно было бы затаиться и переждать его гнев, ну и руки вымыть. Пусть и трогала я Артурчика через ткань, чувство брезгливости не проходило. Свой план я исполнила достаточно быстро.

— Бонни, можешь заблокировать выход? — попросила я бортовой компьютер «Армады».

— Будет сделано, госпожа Лейквун, — отозвался механический голос, совсем не похожий на мою любимую Муни.

— Господина Белова не пускать ни при каких обстоятельствах! — приказала я.

— Выполняю, — монотонно отозвалась Бонни.

Я прижалась к двери, лишь на мгновение позволив себе передышку, а потом сразу же отправилась в ванную, где принялась отчаянно оттирать руку, погрузив ее в ванночку с очищающим раствором. Такие на «Армаде» были сплошь и рядом. Подобным киселем были заполнены и ванные. Достаточно было погрузиться туда, протереть руками тело, и на тебя находило ощущение чистоты. Почему же я не могла почувствовать его сейчас?

Выйдя из ванной, я прислонилась к двери, откинув голову и прикрыв глаза. Боже, у них что, все проблемы сексом решались? Артурчик вообще себя местным плейбоем считал, похоже. Я почувствовала, как в душе разгорается пламя ненависти по отношению к безопаснику. Потом оно стало ярче, охватив всех лейнианцев в целом, поскольку в принципе допускались подобные отношения между полами. Я не хотела становиться частью такого общества!

— Лейквун? — ворвался в мои мысли несколько обеспокоенный голос. Не веря своим ушам, я распахнула глаза и воззрилась на вышедшего из жилой части помещения Преображенского.

— Ты что тут делаешь?!

— Это сектор управленцев, но редко кто появляется. Здесь тихо и удобно заполнять отчет для Совета Двенадцати. Я уже десять лет этим занимаюсь. Им будет что изучить, когда мы прилетим на Лей. Что случилось? Ты на себя не похожа. И одета, как на тренировку. У тебя с Артуром занятие? — догадался Саш.

— Конечно. Занятие. С Артуром, — съязвила я. — Если вообще этим словом можно назвать необременительное приглашение к сексу во имя тренировки выносливости.

— Что? — Преображенский ненадолго растерял самообладание.

— То! — непонятно почему взъелась на него я. — Я не буду спать, с кем попало, только потому, что ему этого захотелось! Хотя… — я застыла, ощущая, как вся ярость сосредотачивается на Преображенском, — зачем ходить далеко, когда под боком есть уже изученный лейнианский экземпляр?

Я подошла к нему, вызвав удивление на лице, и запустила пальцы в волнистые волосы. Преображенский сориентировался поразительно быстро. Обнял меня сильно, болезненно, словно не видел тысячу лет.

— Я соскучился по тебе, Лей, — признался он перед тем, как прижаться к моим губам.

— Тогда какого черта околачиваешься вокруг бывшей, которая спит и видит, как бы сотворить от тебя парочку оплодотворенных яйцеклеток?! — нисколько не успокоившись, напала на него я, стоило прекратиться первому бешеному поцелую.

Он не дал потянуться за новым, ухватив меня за хвост так, что голова отклонилась, я застонала, а сам он смог посмотреть мне прямо в глаза:

— Лей? Ревнуешь?..

Я срывала с него китель, абсолютно не заботясь о сохранности материала, недолго провозилась с застежкой брюк. Меня легко освободили от тренировочного костюма и белья, и я целовала шею и плечи Преображенского до тех пор, пока он не подхватил меня под ягодицы и не донес до ближайшего дивана. Вскоре я оказалась у него на коленях, а он — глубоко внутри меня. В таком положении мы и застыли ненадолго, одинаково тяжело выдохнув, стоило телам соединиться. А потом меня планомерно начали сводить с ума. Кажется, момента, когда разум отключается, мы достигли одновременно.

— Ревную… — положив голову на плечо Саша, призналась я, чувствуя, как мое дыхание щекочет его шею.

Он откинулся на спинку дивана, увлекая меня за собой и все еще оставаясь внутри, и с улыбкой в голосе произнес:

— Кажется, в нашем с тобой случае слова «прощальный секс» совершенно не соответствуют действительности. Но с Алиной хотя бы все понятно — ей нужен мой генетический материал. Тебе — то я для чего? Особенно в свете того, что ты меня иногда даже ненавидишь.

— Не знаю, — я нисколько не сомневалась в своих словах. — Наверное, просто для души…

— Ты сама себе противоречишь, — со смешком заметил Преображенский.

— Это нормально для женщины Земли, — проворчала я. — Но с этим извращенцем я больше заниматься не буду. Лучше с тобой тренировать выносливость.

— А что, ты уже готова повторить попытку? — загадочно произнес Суперменович, и я подняла голову так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Слова нам больше не требовались.

Потом он откуда — то достал покрывало из ликвидсейфа и набросил его на наши уставшие тела. Мы снова прижались друг к другу, будто и не было двухнедельного затишья. И если расслабленный Преображенский моментально заснул, то я, затихнув в его объятиях, так и осталась лежать с открытыми глазами.

Сейчас мне все казалось правильным и естественным. Я даже не подумала спросить, были ли у Саша отношения с Алиной в тот период, что мы не общались. Вспомнила слова Марии о том, что она знает его, как облупленного. Если задуматься, я ведь нисколько в его верности не сомневалась. А сейчас…сейчас просто произошло закономерное воссоединение. Неужели я сама этого ждала? Так и с ума сойти недолго!

Я решила пройтись по каюте, чтобы привести в порядок мысли. Надев трусики и майку, прошлепала босиком в соседнюю комнату, в которой внимание привлекла странная и до этого ни в одном помещении не замеченная стена, покрытая материалом, очень похожим на расправленные жалюзи.

— Бонни, а это что? — имея в виду инсталляцию, спросила я.

— Пункт наблюдения и просмотра записей с видео — регистраторов, — механически отозвался борткомпьютер.

— У меня есть к нему доступ? — поинтересовалась я.

— Доступ разрешен, — подтвердил голос.

— Тогда покажи, что за записи, — велела я, надеясь развеяться от мыслей о Преображенском за интересными картинками.

— Выполняю, — повторило еще одно чудо из разряда БИИ.

«Жалюзи» плавно поднялись, и передо мной предстало подобие большого экрана, прикоснувшись к которому, я поняла: это еще одно творение биотехнологии. Поверхность его была немного шершавой и теплой. Видимо, сейчас она находилась в состоянии покоя, поскольку была тусклой и окрашенной в кисейно — серый цвет. Но стоило мне дотронуться до нее ладонью, как в нескольких местах появились сначала маленькие вспышки, а затем разросшиеся до величины футбольного мяча изображения. Видео — поскольку все, что с них передавалось, было доступно в движении. Я насчитала около десяти или пятнадцати штук, причем между маленькими экранчиками то тут, то там появлялись блестящие ниточки разных цветов. Я решила рассмотреть открывшуюся картину подробнее.

На первый взгляд ничего особенного. То, что видео было снято на Земле, я поняла сразу. Слишком уж знакомый на каждом «мячике» был пейзаж. Вот маленькая девочка в цветастом платье, улыбаясь, шла по парку за руку с мамой. Вот переходила, оглядываясь по сторонам, дорогу старушка. Мужчина гулял с собакой. Женщина шла в магазин… в полутемной комнате целовались подростки! Судя по характеру движений, они явно собирались продолжить, потому что парень потянулся к кофточке девушки, а затем увлек ее на кровать, осторожно укладывая на спину.

Мне стало дурно. Что вообще происходило на этом странном мониторе?! Я оторвала взгляд от темной квартиры, не желая становиться свидетелем чужих эмоций, и посмотрела на видео рядом. Лучше бы я этого не делала. То, что показывал следующий «мяч», заставило меня испытать чувство гадливости.

Я ведь помнила ее слова. Помнила, как она со странным воодушевлением говорила, что уже нашла новую работу! «…я и сама не ожидала. А тут…как манна небесная, грех было отказываться. И нервов никаких не требует, я даже из дома выходить не буду. Ну ладно, девочки, всего вам хорошего! Не поминайте лихом…» Оленька, милая! На что же вы подписались?!

С части экрана на меня смотрело умиротворенное лицо нашей бывшей начальницы районного отдела, Ольги Витальевны Залучной. Она прижимала телефон к уху и что — то со слезами говорила в трубку. Тут же от ее «мячика» вспыхнула и понеслась вбок красная нитка, соединявшаяся с другим кругляшком, в котором я увидела Степана, сына Оленьки. Почему я мужчину узнала — он приходил к матери на работу, когда я была в офисе Оленьки в командировке. А сейчас Степан сидел рядом с незнакомой девушкой и, ласково гладя ее по животу, что — то рассказывал матери. Девушка сияла от счастья. Она была стройненькой и очень симпатичной, но я, кажется, причину, по которой оба молодых человека были в приподнятом настроении, понимала… Залучный сообщал матери о том, что его жена беременна. Ольга Витальевна плакала от счастья, и все это наблюдали лейнианцы.

Сволочи. Они проникли даже в самые сокровенные человеческие моменты, сделав их достоянием научной общественности. Для них вообще не существовало никаких норм морали! В груди застыл ком, сердце сжало стальными тисками, и я почувствовала — по щекам, совсем как у Оленьки, катятся слезы. Только это не от счастья было. От злости. От обиды на то, что за приманку в виде лекарства они купили то, что мы скрывали глубоко в сердце.

«Лей…» — очнулся Май, наверное, потрясенный силой моего гнева.

— Бонни, для чего видеосъемка? — дрогнувшим голосом спросила я.

— Распределение полукровок на Земле по кастам давших гены лейнианцев. Возможные пути решения проблемы раздвоения сознаний путем пересадки рассудочной части Совета Двенадцати в тело, живущее в менее агрессивных условиях.

Я не выдержала — ударила по экрану, настолько сильной стала моя ярость.

— Так вот почему вы такими добренькими с нами были?! — взвыла я, обращаясь к соседу. — Вот почему принесли с собой столько пряников, прося взамен якобы лишь вернуть сознание Диорна?! Все потому, что со временем рассчитывали незаметно заменить обычных людей своими сознаниями?

«Лей…» — снова повторил сосед, не решаясь продолжить.

— Что — Лей? Ну что — Лей?! — зарыдала я наконец. — Преображенский искал вам подходящие кандидатуры, а вы сидели и скопом решали, кто из них сможет соответствовать роли?!

«Все не так, Лей, — наконец решил возразить Май. — Никто не собирался заменять человеческое сознание лейнианским. Просто проводились наблюдения за теми, в ком точно была доля нашей крови — они объявились после вспышки на Солнце, последствия которой достигли и Земли. Когда они приходили за помощью в больницу, с ними проводили доверительный разговор и предлагали работу — обычную жизнь, но с условием, что за ней можно будет наблюдать. Взамен гарантировались все условия по жизнеобеспечению и решению необходимых проблем. Нам важно было знать, как отнесутся земляне к симбиозу с лейнианцами».

— Для чего все это? — хрипло, глотая слезы, потребовала я ответа.

«Мы умираем, Лей. Какими бы ни были наши технологии, как бы мы ни защищали себя от Солнца, с каждым годом нас становится все меньше и меньше. Когда — нибудь от планеты Лей, возможно, останется один только Совет Двенадцати, и вот на этот случай мы обязаны предусмотреть план эвакуации. Мы обязаны сохранить свое наследие. Земляне, особенно земляне с долей нашей крови, как нельзя лучше подходят для этого…»

Я слушала и не верила ушам. Май, Майчик, который всегда был мне верой и опорой, за моей спиной вынашивал свои собственные планы. Чувство, что меня предали, достигло апогея, когда я все же решила задать Бонни последний вопрос:

— Кто курирует это наблюдение за землянами?

— Госпожа Алина Вайс, — сухо ответил голос, и для меня все стало на свои места.

— Ты знал, что она не гнушается вуайеризмом? — зло спросила я. — Знал, что она самые тайные человеческие желания вытаскивает на поверхность?

«Это стандартное умение любого управленца. Да, Лей, знал…»

Слезы стали не просто злыми — они обернулись выражением моей ненависти по отношению ко всему совету. Голову сдавило тисками, и я почувствовала, как из носа снова течет кровь.

— Вон из моей головы, — угрожающе зашипела я.

«Лей!» — запротестовал Май, но останавливаться я не собиралась.

— Знать тебя не желаю!

Чудовища. Страшные чудовища, покусившиеся на самое сокровенное. Именно эта мысль заставила всколыхнуться все мое существо и настроиться лишь на одно решение: выгнать Мая к чертям. Очиститься от скверны, которую несла даже ангельская половина главы одной из лейнианских каст. Это было сложно. Тошнота подступила к горлу, когда я поняла, что силы покидают меня. Ноги подкосились, и я стала оседать на пол, краем глаза замечая движение из соседней комнаты. Преображенский подхватил меня перед самой встречей с поверхностью каюты. В тот момент я уже была свободна от Мая.

Не было сил смотреть в его обеспокоенное лицо. Я прикрыла глаза и горько зарыдала, ощущая, как бережно и нежно он прижимает меня к своей груди. Возможно, странное выражение жалости со стороны в принципе неспособного на нее мужчины и стало сигналом к тому, что сознание отключилось. Я уплывала в состояние забытья, чувствуя, как осторожно Саш поглаживает мои волосы.

Как ни странно, просыпалась я с теми же ощущениями, только лежа на памятном диване. Моя голова покоилась на коленях Преображенского, а сам он аккуратно водил пальцами по моим волосам.

— Что случилось, Лей? — спросил он, когда я открыла глаза.

— За что вы нас так ненавидите? — сдавленно прохрипела я.

Брови Преображенского удивленно поднялись:

— О чем ты?

— О том, что Алина Вайс руководит наблюдением за землянами с целью возможного будущего воссоединения рас. И не просто наблюдает — она видит всю подноготную. Саш, там были кадры того, как уволенная тобой Залучная получает известие о том, что вскоре станет бабушкой! — я снова затряслась, ощущая, как к горлу подкатывает истерика, и, не в силах мириться с нетипичной нежностью электроника, рывком поднялась, садясь рядом и подтягивая колени к себе. — Это ты ее завербовал в ряды экспериментальных крыс? — не глядя на кадровика, задала я мучивший меня вопрос.

— Моя работа заключалась в поиске части сознания Мая. Кадровые перестановки — это оптимизация деятельности государственного образования, здесь я действовал исключительно в интересах организации. То, что в Залучной и ее потомстве оказалась наша кровь, меня не удивило, но и не дало повода сообщать об этом кому — то из вышестоящих лейнианцев. Я как раз советовал ей отметиться на бирже труда и порекомендовал несколько фирм в районе, где ее основательность могла бы прийтись ко двору.

— Ты…не знал, что ее сделали частью эксперимента? — я даже голову развернула, чтобы отследить реакцию Саша.

— Скорее всего, она просто в день магнитного толчка обратилась в больницу. Все остальное уже было делом техники. Ну а эксперимент…что ж, теперь понятно, что Алина просто решила совместить работу с давней мечтой.

— Ужасное место. Уведи меня отсюда…

— Сначала смоем следы твоего потрясения, — распорядился Саш, и, вот интересное дело, мне совершенно не хотелось с ним спорить.

— А что такое? — нахмурившись, спросила я.

— У тебя кровь из носа текла, — объяснил Саш. — Сейчас встать сможешь, скорее всего, с трудом. Пойдем, я помогу тебе помыться.

У меня действительно закружилась голова, стоило сделать попытку подняться. Но Саш держал крепко и помог добраться до ванной.

— Я Мая выгнала, — призналась я нерешительно.

— Майдиорн меня устраивает гораздо больше, — с улыбкой отозвался Саш. — Теперь разговор будет предметным, — к чему — то добавил он. — Я надеюсь, твое нервное напряжение не настолько велико, чтобы ненавидеть меня даже тогда, когда я пытаюсь оказать тебе помощь? — с иронией спросил он, когда мы оказались в ванной и меня оперли на бортик.

— Я тебя не ненавижу. По крайней мере, не сейчас.

— Какое облегчение, — Преображенский подхватил края моей тренировочной майки. — Значит, не будешь против еще одного раздевания.

Он делал все настолько аккуратно, что у меня создалось ощущение, будто Саш боится причинить мне дополнительную боль. И пусть я порывалась отмыть лицо сама, все равно сделал это за меня. Мне не хватило смелости смотреть на него в это время, и я трусливо последовала совету прикрыть глаза. Прикосновения Преображенского удивительным образом очищали душу от ненависти, и льющиеся слезы были уже совсем не от злости. Просто столкнуться с этой стороной его натуры мне было, пожалуй, по — настоящему страшно.

Распахнуть глаза пришлось, когда его руки обхватили мое лицо, а губы стали собирать соленые капли с кожи.

— Знать, что они могут быть, и собирать их, чувствуя привкус горечи — две большие разницы, — поделился он наблюдениями, имея в виду мои слезы.

— Ты какой — то странный, Преображенский, — неуверенно пошутила я, стараясь перевести тему разговора. Очень уж меня напрягало изменившееся отношение кадровика.

— Действительно странный, — внезапно спохватился Суперменович. — Не пойдешь же ты мокрой по коридору в тренировочном костюме. Подожди, Лей, никуда не уходи.

Я хмыкнула, всем своим видом показывая, что голой это сделать будет не так — то удобно. Преображенский исчез ровно на пять минут. Вернулся он с до боли знакомым махровым халатом в руках, вызывая в голове предательскую надежду на то, что, быть может, хранил его с самой Земли.

— Сама подняться сможешь? — на полном серьезе поинтересовался Саш.

— Думаю, да… — попробовала я встать, но перед глазами поплыло снова. Он успел поймать меня в широкое полотенце, вытащил из ванной и принялся обтирать, не забывая поддерживать в вертикальном положении. Потом завернул в халат и подхватил на руки.

— Саш? — неуверенно пролепетала я, понимая, что меня несут к выходу.

— Что? — он с самым невинным выражением лица посмотрел на меня. Я невольно залюбовалась серебристым сиянием глаз. — Можно подумать, ты стесняешься перемещаться с моей помощью. Не далее как час назад совсем вот не была против.

Я покраснела, вспоминая наши бешеные объятия перед бурным воссоединением. Но говорить попыталась спокойно:

— У нас могут быть проблемы…

— Тот, кто впервые увидит нас вместе, посчитает обыденной вещью. Тот, кто решит эти проблемы создать… — он загадочно улыбнулся, не завершив предложение, и я удивленно моргнула. Но путешествовать к своей каюте на руках у Преображенского оказалось весьма удобно.