— Говорят, Империя выжигает мозги этой отравой.
Все посмотрели на тучного черного парнишку, сидевшего в дальнем углу камеры.
— Откуда знаешь? — спросили его.
Парнишка сделал таинственное и очень серьезное лицо.
— Это очевидно. Вы видели солдат, заглядывали в их глаза? Я не нашел там ничего. Одна пустота.
Отовсюду согласно закивали.
— А ребята из колонии? Где они?
Никто не мог сказать толком. После эвакуации жителей Панафа их распределили по секторам и запретили покидать камеры. Фактически, это была тюрьма.
— Так будет с каждым из нас, — сказал толстяк.
— И что ты предлагаешь? — спросили его.
— Ничего, — пожал парнишка плечами. — А что мы можем сделать? Безоружные, взаперти, мы ничего не противопоставим Империи.
В ответ заговорили сразу несколько человек, рассевшихся по разным углам большой камеры. Одни утверждали, что нужно драться, пусть и голыми руками. Другие возражали, считали, это бессмысленно и все только ускорят свой конец, а так есть шанс еще немного прожить и может быть, они что-нибудь придумают. Третьи, уже смирившиеся с неизбежным, не соглашались и просто посмеивались над остальными. Градус напряжения постепенно нарастал. Кто-то сорвался на крик, вскочил, размахивая руками. Рик приоткрыл глаза и приподнялся на локте, оглядывая спорщиков с верхней полки нар.
У него ныл затылок. После ухода Майи врачи-садисты еще долго терзали его своим прибором, снимая какие-то показания мозговой активности, и задавали один и тот же вопрос до бесконечности. Так долго, что он перестал понимать смысл. Экзекуция продолжалась часами, пока он не потерял сознание. Очнулся уже здесь.
— Надо драться! — кричал один черный парень.
— Это самоубийство! — крутил у виска другой.
— Нет, необходимость! — первый спорщик ударил кулаком в грудь. — Кошка, загнанная в угол, превращается в тигра. Ты просто трусишь!
— Не путай трусость с осторожностью, а храбрость с идиотизмом, — возразил его оппонент. — Нужно сто раз хорошенько подумать, прежде чем решаться на такой шаг. Чем ты будешь драться? Зубами? У тебя даже дубинки нет! А у них в руках — мощное оружие, одной очередью из такой пушки можно положить всех, кто здесь сидит.
— Ну и что? — гнул свое первый. — Пока враг стреляет в одну сторону, можно подскочить к нему с другой.
— Но кто-то погибнет! Ты готов подставиться под огонь?
— Да! — запальчиво закричал сторонник мятежа. — Если от этого все выиграют, да!
— Идиотизм как есть, в чистом виде, — махнул на него приверженец тактики выжидания.
— Вы еще подеритесь, — усмехнулся провокатор с третьей стороны.
Спорщики пару секунд смотрели на него и хотели было кинуться с кулаками, но он проворно вскочил на ноги и закричал:
— Эй, остыньте! Почему мы вообще выясняем отношения? Ведь Империя явилась в наш мир из-за него!
Вдруг все взгляды обратились к Рику. Повисла напряженная тишина.
— Вот кто виноват во всем! — сказал провокатор. — Ну, что скажешь, предатель?
Несколько пар рук схватили Рика и рывком стянули с верхней полки.
— Сейчас мы ему устроим! Сейчас он за все ответит, белая сволочь!
— Подождите! — прозвучал звонкий женский окрик.
Черный народ повернул головы на звук голоса. Девушка оттолкнула ближайших парней локтями и оказалась с Риком лицом к лицу. Это была та самая язва, что подначивала его всю дорогу из Панафа — с длинными серебристыми волосами, ниспадающими на плечи, и умными, пытливыми глазами на маленьком аккуратном личике.
— Что тебе нужно? — рыкнул провокатор, но язва так хлестнула по нему глазами, что тот сразу потупился.
— Раз он предатель, — сказала она, обращаясь ко всем, — то почему сидит здесь, с нами?
Никто ей не ответил. Потом толстый юноша подал голос из дальнего угла:
— А может, он шпионит за нами? Специально приставлен под видом пленника, чтобы следить.
Все тут же ухватились за эту идею, но девушка-язва не сдавалась:
— Хорошо! — она подняла растопыренную ладонь вверх, как флаг. — Тогда ответьте мне на другой вопрос. Этот Рик дрался с Белым призраком и заработал отметины, мы все видим свежие шрамы. Он помогал разбирать завалы, когда мир перевернулся, я могу это подтвердить. Он исчез перед самым началом вторжения, но Чимека говорил, для того, чтобы увидеть детей и взрослых. А потом явился в компании того маленького желтолицего и просил нас сложить оружие. Я что-то упустила?
— Нет, Мона, — сказали черные, — ты говоришь правильно.
Рик быстро посмотрел на нее. Такое имя он слышал уже во второй раз. Рик видел, как во время речи девушки злоба постепенно затухала в глазах пленников. Его отпустили. Рик одернул имперскую форму, успевшую порядком испачкаться и оборваться.
Девушка-язва, которую назвали Моной, коротко кивнула.
— Этот Рик рассказал нам на сходе свою историю. Он, конечно, мог сочинить ее, но такой изощренной лжи я еще не слыхала. Допустим, он лгал нам. Предположим, он — шпион и предатель, коварный враг, втершийся к нам в доверие. О людях многое может сказать их вид, повадки, жесты и поведение. Я все время наблюдала за ним и кое-что поняла. Посмотрите на него и вы!
Все послушно уставились на Рика, словно пытаясь отыскать в его внешности какие-то особые отметины. Созерцание длилось с минуту.
— Что вы видите? — спросила Мона.
— Он белый как кусок мела, — сказал один парень.
— С черными, как смоль, волосами, — добавила другая девушка.
— Он высокий и жилистый, — добавил кто-то еще.
Мона недовольно затрясла кулачками и крикнула:
— Это не главное! Смотрите в его глаза! В них нет страха!
Все уставились на Рика с таким вниманием, словно выискивали тайные знаки. Плотно сжав губы, Рик смело встречал каждый взгляд, внутренне уже готовый к драке.
— Ну? — протянула Мона. — Видите?
Черная молодежь закивала, бормоча вразнобой.
— Это ни о чем не говорит, — возразил толстяк из дальнего угла. — Таких людей специально готовят для опасных заданий.
— Что скажешь, чужак Рик? — она впервые обратилась к нему.
Рик пожал плечами.
— Разве мои слова имеют значение? Люди видят то, что хотят видеть. Раз вы считаете меня предателем, пусть будет так. Я не стану убеждать вас в обратном, — он выставил палец и обвел полукругом толпу, — но тот, кто тронет меня, дорого заплатит за это.
Мона хлопнула в ладоши и совершила причудливый ритуальный жест.
— Что и требовалось доказать! Шпион никогда бы не стал говорить такое. Наоборот, постарался бы внушить, что он на нашей стороне.
— И все равно я ему не верю, — отрезал толстяк.
— А я и не прошу верить ему, — покачала девушка головой. — Я прошу вас не принимать его за того, кем он, возможно, не является.
— Ты как всегда все усложняешь! — усмехнулся толстяк.
— Вовсе нет, — прямые волосы качнулись в такт с движением головы Моны. — Почему бы его не использовать?
Черные юноши и девушки удивленно смотрели на Мону.
— Пусть искупит свою вину, — она отступила на пару шагов. — Но это мое мнение. Если хотите, порвите его на куски, а солдаты пусть отскребают остатки от пола. Хотя от этого вряд ли что изменится. Нас точно так же накачают отравой и превратят в зомби.
Повисло молчание. Пленники озадаченно переводили взгляд с Рика на Мону, не зная, что предпринять.
— Мона права, — наконец подал голос толстяк. — Мы же не звери все-таки.
— Так и будешь отмалчиваться? — спросил Рика один из спорщиков. — Тебе будто все равно, что творится кругом!
Рик присел на край нижней койки и пошевелил пальцами, проверяя чувствительность. Кажется, тело слушалось его. Да и головная боль немного утихла.
— Все мы болели мозговой лихорадкой, — проговорил он. — Это видно по глазам: изменилась их пигментация. У меня глаза такие же.
Не имело смысла отрицать очевидное. Юноши и девушки украдкой переглядывались.
— Почти каждую ночь мне снится сон, — продолжал Рик. — В этом сне я иду по песчаным дюнам под палящим солнцем и умираю от жажды. Кажется, что сил нет, каждый шаг будет последним, но я иду вперед, превозмогая себя. И вот я вижу впереди голубую кромку воды и слышу шум прибоя. Это океан. Вы знаете, что такое океан?
Да, они знали.
— А вы видели настоящий океан?
Нет, не видели.
— Я тоже нет. Но океан снится мне каждую ночь. И в этом сне я спускаюсь с последней дюны и подхожу к берегу, туда, где песок не горячий, а холодный и влажный от воды. Ноги зарываются в мокрый песок, темный и вязкий, как каша.
Притихшая, вся камера слушала Рика. Юноши и девушки устроились на полу, поджав под себя ноги. А он продолжал рассказ о встрече с человеком в длинных одеждах, об отливе и белых костях в песке. Он закончил на том, как входит в океан и плывет вперед, усердно загребая руками.
— Я плыву на протяжении всего сна, — закончил Рик. — И каждый раз заплываю немного дальше.
— Я тоже вижу этот сон, — подал голос кто-то.
Ему вторили голоса со всех углов камеры, и вскоре стало ясно, что этот сон видели все, кто здесь находился. Все пороговые.
— Что все это значит? — спросила Мона.
— Мне неизвестно, — вздохнул Рик. — Но, по-моему, сон — не причина, а следствие. Это результат какого-то процесса, который происходит со всеми людьми нашего поколения во всех башнях. После болезни у нас появилось что-то, чего нет у взрослых. Какое-то новое чувство, еще неразвитое, и мы пока не научились им пользоваться. Я постоянно размышляю над этим. Посмотрите на стену.
Пороговые взглянули на противоположную от входной двери стену, возле которой сидел толстый критик.
— Стена рельефна, — прокомментировал Рик. — В центре окружность. От круга отходят пять конусообразных лучей с расширяющимися основаниями. Вы видите то же, что и я?
— Да, — закивали пороговые, — да. Мы тоже это видим. Ну и что?
— Вы никогда не наблюдали за пространством своего мира? — поинтересовался Рик. — Не разглядывали узоры стен, пола и потолка? Не замечали в них ничего такого?
Толстый парнишка подался вперед. На его лице отражалось волнение. От критической ухмылки не осталось и следа; теперь он разглядывал Рика с новым выражением.
— Неужели ты тоже видишь?
Рик медленно кивнул:
— В моем мире от наблюдательности зависит жизнь. Стоит зазеваться и тебя атакует какая-нибудь тварь. Так я научился видеть Пространство и понял, что все это — один огромный текст. Послание, написанное на древнем языке.
Рик сглотнул, обведя взглядом ряды пороговых.
— Продолжай, — сказала Мона.
— Довольно долго этот язык был мне непонятен. Впервые я попытался разгадать его в башне-городе под названием Атлантис — там, на поверхности. Прошло немало времени, прежде чем мне удалось систематизировать самые примитивные символы и понять их назначение. А затем пришло понимание. Эти символы не статичны! Они меняются. Каждый раз, как только в башне выполняется программа, текст ее Пространства меняется! Смотрите.
И он снова указал на стену. Пороговые впились глазами в узор. Прошло немало времени, прежде чем Мона решилась сказать:
— Это правда.
— Да, — подтвердили другие.
Рик кивнул; за те полчаса, что они внимательно разглядывали узор на стене, тот слегка изменился. В центре круга стало проступать что-то новое — похожее на точку, которая проросла ветвистым узором, словно снежинка. Протянутые между лучами-конусами концентрические круги утолщались и выпустили поперечные черточки, словно шипы на стебле розы. Отметки и символы шли и по краям стены, вместе с впадинами и стандартными узорами для стыковки с соседними панелями. Эти детали тоже менялись, словно бы блуждая по поверхности стены, как невероятно медлительные одноклеточные существа в тысячекратном увеличении. Упитанный юноша тронул стену и провел пальцем по ближайшему узору. Слегка нажал.
— Твердый, — заключил он. — Но как такое возможно?
— Похожую технологию я видел в подземном репликаторе, — сказал Рик, припоминая побег из Атлантиса и встречу с Ниваном. — Вероятно, это самая совершенная технология управления материей на молекулярном уровне. Подробностей я не знаю.
— Но что дальше? — спросила Мона. — Ты понимаешь, что значат символы? Ты можешь это прочитать?
Десятки пар глаз снова метнулись к Рику.
— Не полностью, — признался он, охрипнув от волнения. — Империя ничего не знает об этом. А если и знает, то не понимает. Они пытали меня, сканировали мозг, но надеюсь, так ничего не добились. Потому что я сам не знал — невозможно выведать у кого-то информацию, если ее нет. Важна не информация, а принципы ее понимания. Теперь настало время понимать.
— Тогда читай, — сказала Мона. — Читай скорее.
Рик встал, неуверенной, шатающейся походкой подошел к стене.
— Это же рисунки, — указал он. — Символические рисунки. Вот тот явно изображает крепость. Дальше изображено небо. Причем крепость помещена в небо. «Летящая крепость».
Пороговые жадно слушали.
— Линия — это связь. На самом деле это просто как дважды два, — улыбнулся Рик. — Самые древние люди владели такими приемами, успешно пользовались этим языком. Вот, смотрите. Это же рисунок человека, но здесь есть вставки, меняющие смысл. Окружность со стрелками. Не уверен, но если покопаться в памяти… Древние египтяне выражали это иероглифом…
Рик торопливо начертил в пыли на полу этот иероглиф, рассмотрел его с разных ракурсов, что-то добавил и снова взглянул на стену.
— Это как бы человек, возведенный в степень. Человек-бог. И он — в центре круга, в ядре этой узорчатой штуки с конусами.
Рик застыл перед стеной, осознавая только что произнесенное.
— Что? Говори же, — умоляла Мона.
— Я понял. Это схема! — Рик победно указал на круг с лучами-конусами. — Схема…
Дверь с грохотом отъехала в сторону и внутрь ворвалась группа имперских солдат-зомби, возглавляемых знакомым нервным офицером.
— Всем лечь на пол лицом вниз! — завизжал он.
Пороговые бросились выполнять команду. Рик тоже опустился на колени, но не успел доделать начатое, как здоровенный солдат подскочил к нему и вздернул под локоть. Офицер кивнул и сделал знак вывести его. Рик, справившись с хрипом, закричал:
— Отпустите меня!
— Заткнись, — солдат деревянно ткнул его кулаком в лицо, продолжая тащить к двери.
Все это время солдаты держали пленников на мушке, а офицер нервно вертелся на месте, выискивая потенциальную угрозу. Когда Рика дотащили до входа, кто-то закричал:
— Эй, вы обещали! Слышите?
Маленький офицер злобно засмеялся.
— Не переживай, уговор в силе! Мы освободим тебя, только завтра. Потерпи денек.
Рик обернулся и, прежде чем его окончательно выволокли наружу, успел заметить вытянутое лицо толстого паренька-критика. Потом лица пороговых, обращенные к нему. Шпион сделал свое дело.
Рик рванулся, сумел залепить солдату локтем в нос, но тут же подскочили трое. Он отчаянно сопротивлялся, пока в лицо не прилетел особенно сильный удар.
Мир весело заиграл цветными пятнами. Ноги подогнулись.