Протокол «Иерихон»

8. «症»

Койки стояли так плотно, что между ними едва можно было протиснуться. Люди здесь ютились на ничтожных клочках пространства; Рик не в первый раз наблюдал тесноту секторов. Воздух был душным; стоял тяжелый запах грязных тел, химикатов и гниющей органики.

Рик и Борис медленно протискивались между коек с больными. Здесь лежали люди, получившие травмы на производстве и в быту, пораженные инфекциями и другими недугами. Целью посещения была смежная комната, охраняемая дружинником. Борис обменялся с постовым дежурными фразами, и они зашли внутрь.

Потолок оказался ниже обычного. Со светом тоже было неважно. Несколько лампочек тускло мерцали под потолком, раскрашивая пространство в медные тона. Поднялась медсестра — худая, изможденная женщина с иссеченным морщинами лицом.

— Здравствуй, Ольга.

Ее губы едва дрогнули. Острые глаза вонзились в Рика.

— Что вам нужно? — резко бросила она.

— Пришли посмотреть на больных, — сказал Борис.

— Раньше ты их своим вниманием не баловал, — упрекнула она. Борис отмахнулся:

— Зато пришел сейчас.

— У нас тихий час, — заявила она. — Зайдите позже.

— Не вредничай. Мы по важному делу.

Лицо медсестры превратилось в суровую маску. У Рика от холодного взгляда женщины закололо в затылке.

— Ну конечно, — продребезжала она. — Важное дело. Они очнулись от забытья три дня назад и до сих пор слабы.

— Я настаиваю, — Борис понизил голос.

Медсестра дернула носом. Потеряв к посетителям интерес, она ушла на свой пост. Рик переключил внимание на больных. С коек смотрели живые скелеты. Одеяла скорее придавливали их, чем укрывали. Глубокие тени залегали в складках одежд, частично скрывали лица, но не способны были затушить горевшие в глазах огоньки.

— Вперед, — Борис сделал приглашающий жест. Сам он остался у двери.

Рик вышел на середину комнаты, чтобы его было видно. Вначале он просто рассматривал их. Пациенты отвечали взаимностью. У всех был ясный, осмысленный взгляд. Казалось, произошла ошибка: ничто не говорило о безумии. Рик понял, что и сам с месяц назад выглядел не лучше. Он сосчитал пациентов. Шестнадцать. Все были молодыми, не старше самого Рика.

— Это все?

— Все, кого мы успели спрятать, — сказал Борис. — Остальных увезли обезьяны. Мир их праху.

Рик прочистил горло. Воздух здесь казался сухим, как в печке.

— Я… — он сглотнул. В голове была пустота. И внезапно эта пустота взорвалась образами. Он заговорил: — Я шел через пустыню много дней. Солнце убивало меня. Я почти потерял надежду, и брел по нескончаемой веренице барханов. Однажды я забрался на очередной бархан и увидел море.

Рик рассказал свой сон. Во всех подробностях, какие смог вспомнить. Закончил словами:

— Тот, кто умеет плавать, сможет выжить.

Надолго установилось молчание.

— Мне снилось то же самое, — подал голос один паренек.

— И мне, — на этот раз девушка.

Остальные тоже подтвердили это. Пустыня, песчаный берег, морская гладь, белый человек, отлив. Кости. Все сходилось.

— Что это значит? — спросили они.

— Пока не знаю, — признался Рик.

— Твое лицо кажется мне знакомым, — сказал паренек.

Рик посмотрел на него. Таких юношей или девушек можно встретить повсюду. Серые, невыразительные глаза. Сглаженные, усредненные черты. Рик не помнил это лицо.

— Вы чувствуете что-нибудь особенное? — спросил он.

— Да, — сказала девушка. — Свет. Я вижу каждую пылинку на лампе. Я вижу каждый волосок на твоей коже.

— Я чувствую твой запах, — добавил паренек.

— Твои зрачки, — сказал кто-то еще. — Они расширяются и сужаются. Они пульсируют.

Рик медленно поворачивался вокруг себя, переключая внимание с одного лица на другое. В тусклом свете ламп они казались одинаковыми.

— Ты пришел за одним из нас, — шептали они. — Мы слышали ваши шаги в коридоре. Мы знали. Чувствовали.

— Все верно, — признал Рик. — Кто пойдет со мной?

Медсестра подскочила к нему:

— Это исключено! Они должны лежать! Им нужен отдых и покой!

— Я, — один паренек уже стоял на ногах.

Медсестра бросилась к нему, но Борис сказал:

— Ольга, не мешай. Так нужно.

— Вы же убьете его! — взгляд Ольги отчаянно метался между Борисом и Риком.

— Мы уже мертвы, — слабо улыбнулся ей паренек. — Для вас.

— Как тебя зовут? — спросил Рик.

— Зачем тебе мое имя? Оно ничего не значит в этом новом мире.

— Заблуждаешься. В этом мире важно имя каждого.

— Красивые слова, Рик Омикрон, — сказал паренек. — Я не желаю знать свое прежнее имя. Но если хочешь, зови меня Тонкий.

— Договорились. — Рик не помнил, что представлялся им, но принял это как должное.

Потом взгляд его остановился на подростке с выпяченной нижней губой. Рядом, на кровати лежал блокнот, плотно изрисованный. Рик присел на край постели.

— Можно посмотреть?

Подросток протянул ему блокнот. Рик медленно листал, разглядывая карандашные рисунки. В блокноте были изображены животные и люди. Поодиночке и группами. Еще там были пейзажи: зубчатая гряда гор, зеркальная гладь озера, заливные луга. Там были времена года. Снежные склоны холмов, летний зной, весенняя капель, осенние листопады.

Животные — хищники, травоядные, охотники и жертвы, большие и малые, с копытами, клыками, хвостами, гривами, полосатые, пятнистые, с хоботами, ушами и рогами. Там были наземные создания, существа, рожденные летать — покорители неба, и твари, обитающие в воде. Крылья, плавники, клювы, жабры. Глаза. С вертикальными зрачками, с горизонтальными, без зрачков, перепонки, когти, ласты.

Люди. Там были люди. Мужчины и женщины, дети, старики. Белокожие, смуглые, чернокожие. Люди улыбались, плакали, кричали, смеялись, молча смотрели куда-то. Они были лысые, обросшие густой шевелюрой, они были в одежде и без, они шли и стояли, лежали и сидели в самых разных позах. Они тянули друг к другу руки, обнимались, дрались, спорили о чем-то. О, люди! По одному, по двое, трое, там были целые толпы, которые, казалось, маршировали бесконечными вереницами с одной страницы на другую.

Вещи. Там были разнообразные вещи. Инструменты. Камни. Топоры. Молотки. Оружие, там было оружие, красиво и с подробностями выписанное. Там были механизмы и машины.

Рик листал и не мог остановиться. Его дыхание участилось, его охватывал жар, если бы сейчас у него отняли этот блокнот, он умер бы на месте. Машины. С каждым новым рисунком они становились сложнее. Сначала колесо. Потом два. Лестница. Рычаги. Колонны. Примитивные механические приспособления. Потом шестеренки. Потом паровой двигатель. Потом уродливые электрические махины. Экипажи. Корабли. Поезда. Летательные аппараты. Пламя, закованное в сопла.

Он все это видел раньше.

Он видел все это, он это помнил!

А потом он открыл последнюю страницу. Долго смотрел на изображенный там рисунок. Поворачивал под разными углами, приближал и отдалял, щурясь в неверном свете. Оно было похоже на живое существо. Оно отдаленно напоминало микроорганизм — эллипсоид, отрастивший юбку, составленную из непостижимых узоров, которые просто затухали на грубой бумаге.

Казалось, существо смотрит со страницы на Рика. Он закрыл блокнот.

— Что это?

— Я не знаю, — ответил губастый юноша.

— Он рисует в темноте, — вмешалась медсестра. — У него сомнамбулизм.

Рик вернулся к самому началу блокнота и стал показывать пареньку рисунки:

— Что это? А это что такое?

— Я не знаю, — бубнил он. — Не знаю.

Постовой заглянул в лазарет и возбужденно зашептал на ухо Борису. Рыжебородый выскочил. Рик посмотрел на женщину. Вдруг с ее лицом что-то произошло. Маска суровости потекла. Ее губы дрогнули.

— Я не ночую с ними, — промямлила она. — Мы запираем дверь снаружи.

— Почему?

— Мне страшно, — сказала она. — Скажите, что происходит?

— Я пытаюсь это выяснить.

— Вы нас обманываете, — твердо заявила она. — Вы все знаете, просто скрываете от нас.

— Почему в этом мире никто никому не верит? — спросил он.

— Вера? О чем вы говорите? — она посмотрела на Рика с жалостью.

Рик повернулся к Тонкому.

— Собирайся, у нас мало времени. Дайте ему поесть. Дайте им всем еды, как можно больше. Их мучает голод.

— Думаете, я не знаю? У нас не хватает пайков, — отрезала медсестра. — И почему вы тут командуете?

Он не успел ответить. Дверь распахнулась; на пороге стоял Борис. Его лицо полыхало, грудь тяжело вздымалась.

— Тревога! — взревел он. — У нас прорыв!

Почти сразу завыла сирена. Рик облизнул пересохшие губы.