Джейн особо не напрягалась, чтобы продать какой-нибудь программе Деймоса Неймана. Когда вся эта братия узнала, кого она пытается пропихнуть в эфир, её просто завалили приглашениями, из которых она выбрала только одно, однако у меня появились смутные подозрения, что она особо не заморачивалась, просто вытащила наугад из общей кучи и вручила мне.
Передача, гостем на которой мне предстояло побывать, называлась «Вечерний Хавьер». Она была довольно популярна, и в ней, как и во всех подобных передачах присутствовали тупые шутки, тонкие издевательства над приглашенными гостями и склонность перетрясать грязное белье в прямом эфире. Посмотрев запись одного выпуска, я поморщился. Как может нравится кому-то нечто подобное? К концу передачи у общественности складывается устойчивое мнение, навязанное слащавым ведущим. Абсолютно любое, и касающееся, прежде всего, личности самого гостя, а не его заслуг. Нужно быть готовым к любым самым неприятным вопросам. Но это действительно был лучший способ, чтобы навсегда разделить Неймана и Шеппеля. За свою репутацию сам я не слишком беспокоился, зато за эту репутацию очень беспокоился мой поверенный, который предупредил о нежелательных экономических последствиях при моем позоре, если он, конечно, состоится, и прозрачно намекнул, что за моим выступлением будут следить очень многие. Как он вообще узнал о том, что я собираюсь выступить на телешоу остается для меня загадкой.
То ли у «Вечернего Хавьера» не было припасено интересного гостя, то ли они отфутболили того, кого собирались пригласить, но, когда Джейн намекнула, что Нейман очень занятой человек и что у него именно сегодня вечером образовалось, совершенно случайно, небольшое окно, а следующее неизвестно, когда образуется, я получил заверения, что меня ждут именно сегодня. Что ведущий просто ночей не спит, ждет Неймана и уже заготовил кучу различных сценариев на тот случай, если все-таки Деймос Нейман найдет для него минутку, оторвавшись от развеселых гуляний с китами и вечеринок с утопленными в сортирах личностями.
Если честно, то я напрягся, видя такой нездоровый энтузиазм. А если быть совсем честным, то я едва не дал задний ход этому мероприятию, но меня вовремя наставили на путь истинный силами Эдуарда и проснувшегося, и протрезвевшего Дефоссе. Правда Регган от чистого сердца предложил свои услуги из разряда, а давай кого-нибудь еще утопим и у тебя будет официальная причина уступить своей слабости, за что был изгнан и не подпускался ко мне до тех пор, пока я не покинул здание СБ. Мне пришлось уступить грубой силе, с помощью которой меня засунули в идеально сидящий на мне костюм. Но, если костюм я еще терпел, потому что мне его все-таки частенько приходилось надевать, что поделать, в деловых кругах всегда и во все времена существовал определенный дресс-код, а к парикмахеру, который сделал мне укладку я уже давно привык, потому что мои непослушные волосы с шестнадцати лет стриг только он, то вот маникюр — это было настоящим испытанием для меня. Во-первых, оказалось, что это больно. Конечно, не так больно, как ушиб мозга, но тоже ничего приятного. Во-вторых, это оказалось долго. И, в-третьих, это оказалось на редкость странно и совершенно непривычно. Мне удалось вырваться от симпатичной девушки только после того, как на последний мизинец лег слой бесцветного лака и был высушен под специальной лампой.
— Зачем мне вообще вот это? — я помахал руками перед Эдом, пытаясь донести до дядюшки, что я всегда обходился без подобных излишеств, да и на руках Ареса я не помню ничего подобного. У отца были максимально короткие ногти, тщательно вычищенные, но точно без лака!
— Дей, если ты так впечатлился жизнью простого честного бомжа, а то что ты излазил все помойки Хавьера, мне известно, то это не значит, что на твоем интервью этот факт должен быть озвучен, — Эд поморщился и отодвинул от своего лица мои кисти. — Сейчас ты выглядишь вполне пристойно и респектабельно, как и положено человеку в твоем положении, поэтому, будь добр, соответствуй, а то боюсь, от твоей респектабельности ничего не останется, стоит тебе рот открыть.
— Это попахивает какими-то нездоровыми замашками сексуального плана, — я рассматривал ногти, которые на свету еле заметно блестели и никак не мог отделаться от чувства, что хочу снять это лак вместе с ногтями.
— Ты должен производить благоприятное впечатление на всех представителей твоего класса, — отмахнулся от меня Эд. — Запомни: руки, обувь и часы должны быть ухоженными и дорогими. Даже если ты обуешь на ноги туфли от ведущего кутюрье, предварительно изваляв их в навозе — многие воспримут это как плевок в лицо.
— Я не отрицаю, что я должен выглядеть ухоженно и соответственно своему статусу, но лак для ногтей? Ты мне предложи еще губы намазать и ресницы нарастить! — в сердцах бросил я.
— Если это станет модным в определенных кругах, то на людях ты будешь сражать всех на повал своими густыми пышными ресницами на зависть большинству представителей женской половины нашей страны, — бесстрастно подвел итог Эдуард, в корне пресекая бунт на корабле.
— Говорят, у домашних собак современной аристократии в моде выбритая задница и милые костюмчики из кроличьего меха. — Я прищурился и выжидательно посмотрел на своего родственника.
— Когда заведешь собаку, сможешь ей лично связать пинетки.
— Почему у Дефоссе этого убожества нет? — в последний раз попытался вразумить я своего заботливого родственника.
— Если я скажу, что у большинства представителей человечества нет мозгов, то ты тоже будешь скулить и пытать выглядеть тупее, чем ты есть на самом деле? Или настоишь на обязательной лоботомии? — Эд усмехнулся и скрестил руки на груди.
Я только скрипнул зубами и направился к ожидающему меня у входа лимузину, все же мне хватило ума заниматься приготовлениями дома, а не в СБ. Представить не могу, как бы отреагировали на мой марафет мои сотрудники. Хотя, почему не могу? Многие бы философски пожали плечами, а некоторые, особо циничные люди, не упустили бы возможности поиздеваться вдоволь.
Ровно в восемь вечера я вылез из машины и вошел в телестудию, в которой и снимался «Вечерний Хавьер». Что меня удивило, так это то, что зрители, сидящие в глубине, были самые что ни на есть настоящие. И хлопали они по-настоящему, никто не отдавал им никаких команд на то или иное действие.
Меня перехватила помощница режиссера и потащила в гримерку, где надо мной основательно поработал гример, сделавший меня совсем не похожим на самого себя. Что было для меня как никогда выгодно. Теперь уж точно Шеппеля и Неймана никто не сможет принять за одного человека. Наложив последний лоск на мою, ставшую просто неприлично слащавой, физиономию, гример вернул мне очки, которые я сразу же нацепил на нос, и передал из рук в руки всё той же помощнице режиссера.
— Мистер Нейман, пройдемте сюда, пожалуйста, — проворковала она с придыханием, которое совсем не сочеталось с буквально стальной хваткой, которой она вцепилась в мою руку, когда волокла за собой на съемочную площадку.
Перед выходом на площадку меня тормознули, и попросили войти достойно, когда ведущий меня объявит, правда, никто не объяснил, что именно они подразумевали под термином «войти достойно», поэтому я решил импровизировать.
— И, наконец, гость нашего сегодняшнего вечера! — заорал Тим Брук, скандальный ведущий этого безобразия. — Дамы и господа, поприветствуем, Деймос Нейман!
Я постарался выйти достойно. Очень прямо, тщательно копируя Эдуарда, с легкой полуулыбкой на лице. Подходя к диванчику, на котором мне предстояло расположиться, я сделал всем ручкой и, поддернув безупречные брюки, сел.
— Добрый вечер, мистер Нейман, — Тим улыбнулся во все свои тридцать два дорогих безупречных зуба. — Простите меня, но я немного растерян, хоть я и знаю ваш возраст, но всё же не ожидал, что вы настолько молоды.
— Я даже не знаю, как воспринимать подобные заявления, Тим, как комплимент, или как сомнение в моей компетенции, — я старательно улыбнулся.
— Мистер Нейман, наших зрителей интересуют множество деталей вашей жизни, которую многие воспринимают как жизнь затворника, но все мы прекрасно помним ваш круиз на частной яхте в сопровождении кита-убийцы, — сладко улыбнулся Брук. — Лично у меня подобные несоответствия вызывают когнитивный диссонанс.
— Зачем ворошить настолько древние истории, Тим? Юность, подростковые гормоны, романтика моря, кит по кличке Альфонс… — я закатил глаза. — Все это в прошлом. А в настоящем, я очень сильно занят тем, чтобы полностью укорениться в Шории. Вы, наверное, в курсе, что большинство предприятий я перевел в эту прекрасную страну? И теперь мы не только предоставили просто огромное количество рабочих мест с весьма приличными заработными платами, так еще и начали выпускать продукцию из местного сырья. Покупайте наши изделия и продукты, не пожалеете, — вставив последнюю фразу я, слегка наклонив голову, смотрел на Брука, который соображал, каким образом будет выпутываться из этой довольно щекотливой ситуации, потому что реклама в эфире была запрещена и могла проходить только в строгом соответствии с регламентом передачи.
Но я недооценил хватку этой акулы журналистики, который мне так отомстил, что я в первую минуту всерьез раздумывал об убийстве Брука.
— О, ваши достижения в сфере бизнеса, безусловно, заслуживают самых лучших комплиментов, но у нас развлекательная передача, поэтому не будем углубляться в мир цифр и безумств биржевых сводок. Многим просто это неинтересно и если мы продолжим в том же духе, то рейтинги упадут, но нам же это не нужно? — он улыбнулся, а в зале раздался хохот и аплодисменты. Это что, по их мнению, смешно? — Лучше скажите, правду ли говорят о том, что ваш разрыв с Мариной Рубел был инициирован именно вами, а последующая атака на капиталы Рубелов — своеобразная месть за то, что Марина обручилась именно с Генри Уилсоном?
— Хм, почему-то я не вижу связи, — я прищурился.
— Ну что вы, это же очевидно, вы сами были увлечены Уилсоном, еще начиная с того знаменитого приема, когда он был назначен вашим капитаном в игре всех достойных мальчиков в конное поло?
— Тим, вы хорошо подумали, прежде чем задать мне этот вопрос? — я еще больше выпрямился на этом проклятом диване. В студии стало очень тихо, зрители, затаив дыхание, ждали, чем же все это закончится.
— Ну что вы, мистер Нейман, не нужно стесняться, — и Брук весьма пахабно мне подмигнул. — Ответ на этот интригующий вопрос мы узнаем после рекламы!
— Вы в своем уме? — я вскочил на ноги одним слитным движением, у Брука глаза на лоб полезли, видимо, вот такого он точно не ожидал.
— Это нормальный вопрос, учитывая все обстоятельства, которые связывают с вашим именем, — он вызывающе посмотрел на меня.
— Мистер Брук, своим вопросом вы оскорбили не меня, вы оскорбили женщину, которая является моей женой! Еще пару сотен лет назад я вызвал бы вас на дуэль и убил на радость публики, — я наклонился над ним, пытаясь поймать взглядом его бегающие глаза. — Хотя, извините, я забыл, вы же не уроженец Шории, где уж вам понять, что такое истинная честь, — бросил я презрительно и снова сел на диван, потому что режиссер делал отчаянные знаки, извещающие, что реклама подходит к концу.
— Итак, мистер Нейман, что вы ответите на мой вопрос? — упрямо проговорил Брук.
— Я отвечу, Тим, что и вы и те, кто задавался подобным вопросом ошибаетесь. Я не был увлечен Уилсоном и больше его не видел после того запоминающегося приема. В Вольфнесте не поощрялись подобные увлечения, — и я улыбнулся краешком губ.
— В Вольфнесте? — Брук растерялся по-настоящему. Вот это да, неужели никто действительно не знает, что я маг, за очень редким исключением? — Вы учились в Вольфнесте? Но почему?
— Как это почему? Потому что все маги, начиная с тринадцати лет, обязаны начинать обучение в магических школах, закрепленных за регионом их проживания. А вы что не знаете об этом указе, Тим?
— Но, тогда получается, что вы — маг? — я полюбовался огромными глазами Брука.
— Получается, что да, — я широко улыбнулся. — Артефактор, если быть точным.
— А что это значит? — он спросил это с каким-то жадным любопытством. В зале все так же стояла напряженная тишина, готовая в любую минуту взорваться.
— Это значит, что я умею делать артефакты.
— Какой интересный хм… дар, — наконец нашел, что ответить Тим.
— Это вообще трудоемкий процесс и смею заметить вполне доходный. Поэтому вполне можно мой дар, как вы выражаетесь, назвать интересным.
— Но ваш ныне покойный отец никогда не упоминал, что воспитывает мага. Наверное, это стало для него ударом? Человек, который совершенно об этом ничего не знает, — он так наигранно вздохнул, что мне захотелось сломать ему нос. Память Ареса я очернять никому не позволю.
— Ну почему же. Мой отец, — я выделил это слово, — прекрасно справлялся со своей ролью. В отличие от большинства обычных людей он никогда не считал человека обладающим магией ущербным или проклятым. — Я очень искренне улыбнулся, стараясь не подавать вида, что последний вопрос меня просто взбесил.
— Арес Нейман был поистине потрясающим человеком, — Тим решил все же остановиться и на достаточно позитивной ноте слезть с этой довольно щекотливой темы. В зале раздался одобрительный гул и аплодисменты. Я выдохнул.
Больше никаких провокационных вопросов мне не задавали. Маги и магия — вот чему была посвящена сегодняшняя передача. Точнее нет, не так. Передача полностью скатилась в болото к Вольфнесту, который был просто тайной за семью печатями. Вот воспоминаниям о своих недолгих школьных годах я и предавался все оставшееся эфирное время. Позже, уже дома пересмотрев запись передачи, я пришел к выводу, что держался вполне достойно. Те чувства, которые я испытывал во время эфира, никак не отражались на моем лице, видимо за теми килограммами грима, которые были наложены на меня перед эфиром, превратившие моё лицо в застывшую маску, что-то увидеть было в принципе нереально.
Утром ко мне в кабинет завалился мрачный Гволхмэй и сгрузил на стол большую профессиональную камеру. На голове у него была бейсболка, повернутая козырьком назад, из-под которой торчали в разные стороны длинные волосы до плеч, и это было настолько непривычно, что я даже сначала опешил.
— Ты чего такой? — осторожно спросил я Рега.
— Какой?
— Вздрюченный, — наконец выбрал я подходящую характеристику.
— Ничего, — буркнул он. — Не выспался.
— А…
— Не спрашивай, — он поднял руку. — Выбросов не было, в этом плане ночь прошла спокойно.
— А ты подстричься не хочешь? Могу порекомендовать тебе неплохого парикмахера, — я задумчиво посмотрел на Реггана, который в своем не самом лучшем расположении духа просто распространял вокруг себя какую-то нездоровую энергетику.
— Считай, что у меня существует ритуал заплетать боевую косу перед выходом на дело. А что, стилисты вовлекли тебя в свою секту, и ты теперь хочешь всех переманить на свою сторону? Не получится, у меня очень крепкая сила воли, чтобы не поддаваться на флюиды манерных мальчиков.
— Да я вообще не об этом, — я улыбнулся.
— Тогда смой со своего лица эту гейскую улыбку, а то, глядя вчера по телевизору на твои переливающиеся перламутром пальчики, у меня проснулось желание убивать, чего не случалось очень давно. — Я бессознательно спрятал руки в карманах, желая мысленно Эдуарду долгой и мучительной смерти. Похоже этот последний писк моды не нравится не только мне. Тем более, никто почему-то не сказал, что под действием избыточного света студии этот чертов лак приобретет не вполне естественный цвет.
— Так куда мы отправляемся? — усмехнулся Гволхмэй.
— Прямо сейчас мы находим Дефоссе и оправляемся в президентский дворец, чтобы наконец пристроить его на законное рабочее место. А то, похоже, Лео забыл о своем долге перед родиной и нашем героическим президентом Янком.
— Хм, — Гволхмэй задумался. — А потом?
— А потом мы возьмем у Лео интервью как у участника нападения на кафешку — этакий взгляд на происходящее со стороны заложника.
Сказав это, я подошел к зеркалу. Зеркало показало, что от вчерашнего Неймана мало что осталось: волосы растрепаны, на лице щетина, мне просто стало лень сегодня утром бриться, неизменная футболка и брюки военного образца. Татуха по всей руке дополняла образ. А тренировка, которую Эван сегодня провел утром, избавила меня от безупречного маникюра. Кивнув своему отражению, я прошел мимо Реггана и направился в больничное крыло, выковыривать оттуда Дефоссе, которого Моррис выпустила только чтобы он помог мне собраться.
Каким-то невероятным образом в то время, пока я готовился к передаче, Реггану удалось начать комплектовать наш автопарк. Во всяком случае, он приобрел три машины, в одну из которых мы и загрузились, чтобы отвезти Лео по месту службы. Водителей еще в штате не было, поэтому за баранку сел Залман. На территорию дворцового комплекса Залмана с машиной не пустили, и нам опять пришлось добираться до дворца пешком. Дефоссе здесь работал, о чем приходилось сообщать на пути практически каждому сотруднику охраны, что под конец пути привело Лео к плохо контролируемой ярости. А вот журналистов пропустили даже без аккредитации, которая у нас, кстати, была, а по пути к дворцу никто даже не поинтересовался, кто мы вообще такие и что тут делаем.
В который раз, проходя по анфиладам комнат, я чувствовал невероятное отвращение к тому, что эти варвары сотворили с моим домом, и одновременно меня преследовало чувство узнавания, словно я рос в этом месте, только когда-то надолго уехал и вот теперь вернулся наконец домой.
Дойдя до приемной, мы с Регом и его камерой расположились на диванчике для посетителей и принялись терпеливо ждать, пока Лео поздоровается со своим боссом, сделает пару звонков с угрозами, что если еще раз его посмеют остановить и не узнать, то произойдет что-то страшное; пока он обследует свое рабочее место, пока разыщет все кофейные принадлежности, которые вообще не понятно, зачем ему были нужны в данный момент, потому что, глядя на Лео, президент Янк сказал, что кофе ненавидит и наймет специально обученную для этого девочку, а потом просто позорно ретировался по личным делам, при которых сопровождение секретаря было не обязательным. Я пожал плечами, пусть еще немного побегает, нервишки полечит. Видимо длительное отсутствие Деффосе на своем рабочем месте внушило ему ложную надежду, что последняя наша с ним встреча и назначение Лео его нянькой были всего лишь не очень смешной шуткой. Лео продолжал хаотичные движения по кабинету, пытаясь что-то разыскать, мы его не отвлекали, предаваясь в это время блаженному ничегонеделанию. В процессе поиска заварника, Дефоссе начал даже стены простукивать, когда случилась довольно странная вещь: он нажал на какую-то невидимую на первый взгляд кнопку, и часть панели на стене отъехала в сторону. Заглянув в образовавшуюся нишу, Дефоссе вытащил странного вида посудину — металлическую, с длинным носиком.
— Нет, покойный секретарь определенно был свиньей, вы только посмотрите, до чего он довел этот чайник? — я встрепенулся, потому что в последние полчаса дремал, не обращая внимания на метания Дефоссе. Судя по движению сбоку от меня, Рег делал тоже, что и я сам, то есть спал.
Потряся головой, чтобы прогнать сонливость, я еще раз внимательно посмотрел на находку Лео, и уже хотел было что-то сказать, как меня перебил голос Рега.
— Лео, а ты уверен в том, что это именно чайник?