«Ибо -золото испытывается в огне
-Сирак
ЧЕЛОВЕКУ РЕДКО ВЫПАДАЕТ ШАНС , а ИСКЛЮЧИ-
стать свидетелем столь намерен тельные люди в горного, тупого, инфантильного упрямства официальных служащих, напастей»
какое мы испытывали на себе в течении трех часов на испанской границе с Гибралтаром.
Испанское правительство, не поддаваясь влиянию Британского резиденства, предприняло решительную попытку установить более жесткий контроль на границе и заставить британцев этому подчиняться. Одним из следствий такого длительного ужесточения стало ограничение въезда в колонию туристов; они добивались этого тем, что создавали заторы и устраивали досмотр, длящийся часами.
Испанские политики могли бы меньше раздражаться, если бы усвоили кое-какие уроки. Одна американская семья перед нами должна была ожидать три часа и затем полностью разгрузить свою грузовую тележку, выложив ее содержимое на стол перед инспектором. Полиция даже не взглянула на это, прежде чем приказала им переупаковать все в машину, а затем через полчаса они потребовали, чтобы все было вынуто снова. Мы прибыли в 2 часа дня, когда эта семья находилась там уже четыре часа; они проследовали в Гибралтар непосредственно перед нами, в 5 часов вечера. Как правительство могло скатиться до такого унизительного отношения к людям, осталось за рамками нашего ограниченного понимания.
Между тем, по ту сторону границы сотни испанских рабочих перемещались непрекращающимся потоком без единого вопроса. Мы терпеливо переждали все 3 часа, прежде, чем они соблаговолили поставить свою меловую пометку на наш не потревоженный багаж и позволили нам пройти.
Британские таможенники, одетые в голубую униформу, стоящие выше по дороге на расстоянии километра от нас, просто уверили всех остальных, что мы не являемся потенциальными искателями благотворительных подаяний, и пропустили нас через границу. Этот опыт оставил меня в полной уверенности по поводу того, кому следовало бы контролировать колонию.
Было 20 апреля 1965 года, и мы достигли нашей цели: Лондон — Гибралтар за 17 дней и 460 долларов. Наше оставшееся имущество состояло из 540 долларов, трех очень изношенных велосипедов, трех рюкзаков и лагерного оборудования стоимостью 20 долларов, не считая наших спальных мешков и одежды. Мы могли видеть Африку, вырисовывающуюся в легком тумане Марокканского берега, находящегося всего в 20 милях от нас.
Завершился третий этап нашего путешествия.
«Эй, братцы покорители мира. Вода превосходная! Пойдемте, вы не можете спать все время!»
Я возвращался после утреннего купания в кристально-голубой воде, огибая пляж и подходя к нашему новому дому, которым служила песчаная бухта. Боб и Джефф были погребены под грудами своих спальных мешков, и я мог отлично общаться сам с собой, не получая от них какой-либо реакции.
Наконец, из глубины одной из бесформенных стеганых глыб, простертых на песке, раздалось бормотание.
«Джефф? Джефф, дружище?»
«Ну?» — последовал сдержанный ответ.
«Ты что-нибудь слышишь, Джефф?»
«Н-да. Мне неприятно это признавать, но мне кажется, да.»
«Что это? На что это похоже?»
«Я думаю, кто-то душит кота.»
«Что ж, скажи им, пусть спускаются к пляжу и там утопят его. Около полумили вниз к пляжу!»
Я сгреб оба спальных мешка, приподнял их и вытряхнул их содержимое на теплый песок. Они заморгали на утреннем солнце.
«Давай утопил его», — прорычал Боб.
«Давай сначала его кастрируем, а потом утопим, — сказал Джефф.»
Мы плескались, визжали и смеялись в бодрящей соленой воде, внезапно наскакивая друг на друга и топя всех по очереди. В течение десяти минут мы выныривали и исчезали на блестящей глади воды, прежде чем вытолкнуться на берег и проделать свой путь обратно к спальным мешкам.
Мы высохли на теплом утреннем солнце и завершили начатую накануне вечером дискуссию по поводу нашего дальнейшего следования. Ситуация, по сравнению с тем, какой мы ее видели в Ванкувере и затем в Лондоне, была практически неузнаваема. Все наши планы следовало подвергнуть значительной ревизии.
Вопросов не было в отношении велосипедов. Их надо было оставить как можно скорее. Мы едва могли смотреть на них, они были источником сердечной боли и напряжения — напряжение, которое мы все еще чувствовали в ногах, после почти трех недель тяжелой езды.
Пора было возвращаться к четырем колесам. Мы поняли, насколько глупо было отправляться на велосипедах с самого начала и вдвойне глупо было бы продолжить езду на них сейчас. Мы нуждались в более солидном транспорте.
Мы прибыли на Гибралтар со 180 английскими фунтами -около 500 долларов — полные надежд и идеалов, без какого-либо представления о том, что нас ждет в Африке. Нам еще нужно было познакомиться с толковой картой континента и получить хотя бы какое-то представление о географии за пределами Алжира и Марокко.
На нашей единственной странице с картой из нашего атласа пустыня Сахара и тропический пояс были обозначены желтым и зеленым цветами. По всей окружающей территории было разбросано несколько стран, которые нам предстояло пересечь на своем пути. Как мы тогда думали, об этом не стоило даже волноваться. Это вернуло нас к мыслям о транспорте. Что это должно быть?
Лендровер — был наш первый ответ. В том незначительном количестве печатных средств массовой информации с которыми мы имели дело в ходе нашего путешествия, слово «Лен-Дровер» попадалось почти в каждой статье. Мы даже собирались купить один, еще будучи в Ванкувере, но потом решили, что этом слишком накладно для нашего ограниченного бюджета. Теперь, ты тем более не могли поддаться искушению заиметь его себе — не могли, если не собирались пересечь Сахару и всю остальную Африку. Мы спрятали свое снаряжение в скалах на одном конце маленькой бухты и поехали на велосипедах в город, позаботиться о том, чтобы первой стало первым — о добыче Лендровера.
Мы знали, что Лендроверы на Гибралтаре есть, но мы не знали где, так что мы затормозили первый попавшийся нам и спросили водителя. Он ответил, что Лендроверы на Гибралтаре считаются почти военной техникой, за исключением купленных гражданскими для личного пользования на аукционах. Последний аукцион военного снаряжения состоялся пять недель назад, а следующий будет не раньше июля. Нам лучше стоило бы поискать его у гражданских, желающих продать свою машину. Мы поблагодарили этого человека и отправились в город искать полицейского.
Всегда спрашивайте копа — не ошибетесь. Первый полисмен, с которым мы заговорили, дал нам имя и адрес человека, который продавал свой Лендровер неделю назад. Мы его нашли и спросили, не может ли он помочь нам или продать свой авто. Он отклонил наше предложение, но дал нам информацию о нескольких возможностях покупки Лендроверов на Гибралтаре. Затем он направил нас еще к одному человеку, мистеру Эрнесту Хартену, которого можно было отыскать на центральных гаражах в центре маленького городишки, расположенного у подножья скал.
Мистер Хартен был худым лысеющим малым с самоуверенным отношением к людям, имеющим дело с подержанными машинами — тем, кто казалось, вот-вот скажет: «Берете или нет, мне нет разницы, но только вы никогда не найдете ничего лучше.» Как бы там ни было, но его дружеское отношение рассеяло наши многочисленные сомнения, имеющиеся в отношении покупки поддержанной машины в чужой стране или даже в колонии.
Он выслушал наши требования и душераздирающую историю и уверил нас в том, что знает человека, продающего Лендровер, и предложил нам вечером вернуться к нему.
В последующие три часа мы посмотрели два легких грузовика, пару машин и два Лендровера, включая почти новый, стоимостью 300 фунтов и почти готовый отправиться на свалку, стоящий 90 фунтов.
Мы никогда не покупали Лендроверы раньше, но были далеко не дети в вопросах покупки подержанных автомобилей. На нашем Джеффом счету было 8 купленных, изъезженных и разбитых машин. Существовало одно правило, которого мы всегда придерживались: если корпус хороший, то и внутренности должны быть в порядке, и наоборот. Просто, но верно, и мы никогда от этого не отступали.
Когда мы вернулись тем же вечером, мистер Хартен поприветствовал нас улыбкой и провел к автомобилю, который не произвел особого впечатления со своими грязными стеклам, брезентовым верхом и облезшей краской. Мы критически обошли его кругом.
«Он ездит?»
«Если вы хотите, я заведу. Ну вот едит, Как вам?»
«Звучит не плохо.»
Мы обходили его от одного конца к другому, проверяя воду, масло, колеса и затем сели за руль. Тормоза и руль были в порядке. Единственная жалоба была на сцепление. Мистер Хартен уверил, что это будет длиться лишь 5 миль.
Затем мы испытали его на небольшом расстоянии, припарковали в том же месте и вернулись к центральным гаражам за мистером Хартеном. Он хотел 120 фунтов и ни копейкой меньше. Это составляло две трети того, что у нас было. Мы сообщили, что дадим о себе знать через день или два.
«Итак, мы попались», — сказал Боб. «Если мы купим Ровер и застрахуем его, мы будем обречены куда-нибудь на нем поехать».
Погруженные в мысли, мы приехали обратно в наш лагерь на пляже, каждый из нас пытался принять решение. Это была странная проблема, и мы не могли решиться, пока были стеснены в средствах. Мы были уже слишком далеко, чтобы возвращаться, но и не могли ехать дальше. Позади нас была Европа, а впереди — Африка. Только одно решение было правильным, и мы пытались его поскорее найти.
Позднее я узнал, что успешных людей отличает интенсивный поиск и ориентация на будущее. Они постоянно ищут пути достижения своих целей и решения своих проблем. Они скорее мыслят в терминах «где я буду», нежели «где я был».
Если мы примем решение в пользу покупки Лендровера, мы должны будем продать наши велосипеды, погрузить все на спины и отправиться дальше автостопом. Имеющихся у нас денег хватило бы как раз для того, чтобы вернуться в Англию, так для того, чтобы добраться до Африки. Но мы не могли сделать и то, и другое. Мы завязли.
«Давайте будем честны», — говорили мы себе. «Мы начинали с того, что хотели чего-нибудь достичь, но мы не собирались это делать, становясь бездельниками, голосующими на дороге, как будто мир был у нас в долгу за наше путешествие.»
В дороге мы встречали многих тунеядцев, клянчивших на проезд и пропитание, в то время, как у них часто бывало больше денег, чем у тех, у кого они просили. Мы не имели ни малейшего намерения становиться похожими на них.
Мы встретили парней, которые хвастали 500 долларами на счету путешественника и 3000 долларов на банковском счете, дома путешествующих автостопом, чтобы сэкономить на выпивку и развлечения в крупных городах, которые попадались на их пути. Мы чувствовали в этом расхождение с принципом ответственности за собственную оплату своих затрат.
Естественно, иногда возникают неожиданные обстоятельства, в которые ввергают нас прихоти судьбы, но существуют также и возможности избежать повторения подобных обстоятельств. Ни у кого нет права возлагать ответственность за свои действия исключительно на благотворительность и предположение, что кто-то другой оплатит счета. Этого следует избегать хотя бы потому, что такого источника может просто не найтись.
Еще одна причина, по которой мы решили тогда в Лондоне купить велосипеды, заключалась в том, что они давали нам определенную независимость — свободу, которой не наслаждаются те, у кого нет надобности в собственном транспорте. Конечно, мы были далеки от того, чтобы путешествовать как короли, но мы и не ожидали путешествия первым классом. По крайне мере, мы были тремя малыми, не берущими и не просящими чего-либо у страны, через которую проезжали. Мы не были богаты, но мы не были и рабами непредсказуемости проходящего транспорта. Хотя возращение назад было мрачной альтернативой, передвижение автостопом — за исключением случаев крайней срочности или необходимости — воспринималось чем-то еще худшим.
Страстное желание или попытка получить что-нибудь просто так в любой сфере жизни является деструктивным по отношению к душе и духу индивидуума. Решение же полностью оплачивать свой собственный путь, напротив, укрепляет личность и усиливает характер.
Преданность своим принципам — источник гордости и самоуважения. Попытка жить за счет других — источник позора, Мы отказались это делать.
Нас угнетала денежная нужда, холодная инъекция наличности поставила бы нашу поездку в Африку на ноги. Вопрос заключался в том, где и как нам найти этот эликсир жизни? Рабочая сила Гибралтара состояла из испанцев, зарабатывающих в среднем 15 долларов в неделю. Поскольку еженедельно мы съедали продуктов на большую сумму, мы очень скоро отбросили идею получения работы. Нам оставалось либо занять деньги, либо сдаться.
Слово заем оставляет плохой привкус во вру надеющихся только на себя людей. С ним ассоциируется долг, банкротство, передача собственности, разбитая дружба и прочие неприятности. И все же на этом жиждется западный мир, в котором выстраиваются наши жизни. Это кредитная система, которая позволяет удовольствиям или необходимости осуществляться немедленно и оплачиваться после, когда это становится возможным.
Джефф и я, мы оба покупали машины и выплачивали страховки по этой системе. Мы получили образование под надежным крылом заемного капитала. Мы покупали одежду и запчасти, арендовали дома и апартаменты, вытаскивали друзей из тяжелых ситуаций с беременностями их подруг, финансировали закадычных друзей в покупке машин и платили квартирную плату — все это в кредит. Годы и годы мы были и реципиентами, и жертвователями системы заемов и могли четко сказать одну вещь: «Мы никогда не оставляли свои долги неоплаченными».
Мы имели долги прежде и будем их иметь снова. Мы не чувствовали стыда по отношению к заему или занимающим и были защищены своей способностью не только расплачиваться, но и воспринимать такие выплаты как моральные и необходимейшие обязательства, от которых не освобождается ни время, ни расстояние. Мы чувствовали, что занимая и расплачиваясь, мы заработали право делать это снова, когда возникнет такая необходимость. И она возникла.
Приняв решение, мы пустились в это займ-предприятие с энтузиазмом антрепренеров, ищущих капитал для следующих рискованных вложений. Остаток вечера мы, сидя на пляже, посвятили составлению пылких писем друзьям, объясняя наше отчаянное положение, прося взаймы и надеясь вернуть в Иоганесбурге, куда мы скоро попадем и начнем работать.
Большинство писем было адресовано людям, которые предлагали звонить им в случае необходимости или потребности финансовой поддержки. Итак, мы написали: «Ну, что же, верные друзья, это случай крайней необходимости. Вы не можете сопровождать нас лично в нашей поездке, но вы можете это делать в душе, вы можете разделить с нами наше путешествие, помогая сделать его возможным».
В тот же вечер, как раз перед закрытием почтового офиса, мы отправили две телеграммы и все письма экспресс-почтой. Затем нам ничего не оставалось делать, кроме как ждать ответа.
В тот вечер на пляже к нашему великому изумлению Боб заявил, что забирает свою долю. С него хватит пота и незащищенности, он сыт по горло. Он сказал, что лучше вернется в Англию, чем будет сидеть как дурак на пустынном пляже, ожидая денег, чтобы отправиться с ними неизвестно куда, рискуя своей жизнью.
«Это не может быть всерьез, Боб. По крайней мере, не после того, как мы все решили все вместе?»
«Ну же, Боб. Что пользы от двух мушкетеров? Как ты можешь нас покинуть, если Африка уже в пределах досягаемости. Посмотри! Ты можешь почти коснуться огней Марокко.»
«Я больше не покупаюсь на эту идею. Почему мы не бросили эту затею и не отправились на пляжи Южной Франции? Мы могли это сделать с теми деньгами, которые у нас оставались.»
«Но, Боб, мы прошли весь этот путь к Африке. Мы не можем просто бросить!»
«Подумай об этом, Боб. Не принимай решение сегодня. Уже поздно и впереди длинный день. Мы поговорим об этом утром. Что ты скажешь?»
«Нет нужды больше об этом думать,» — сказал он. «Я думал об этом со времен Барселоны и все уже решил. Одна треть денег моя, и завтра я заберу свою долю и уеду.»
Мы пытались спорить, воздействуя на его дружеские чувства, но все было бесполезно. Как упрямый бульдог, он зациклился на идее возвращения в Англию или-во Францию и упорно отказывался передумать. Мы бросили этот спор и ушли в ночь.
Наша надежда на перемену характеров и сердец разбилась о реальность материального. На следующее утро, снова спрятав наше имущество в скалах, мы поехали в Барклэйз банк в город и сняли оставшуюся наличность с чека путешественника. Джефф и я хмуро отдали Бобу его долю «компании» — 60 фунтов. Он взял деньги и ушел продавать свой велосипед, оставив нас с Джеффом в банке.
«И что нам теперь делать?»
«Я думаю, нам следует купить Лендровер и найти какой-либо способ продолжить наш путь в Африку.»
«Я не могу себе представить возвращения. После всего это было бы нелепо.»
«Пойдем и узнаем, не уступит ли Хартен 100 фунтов за Ровер.»
К нашему удивлению Хартен согласился снизить цену. В тот же день мы получили Ровер и поехали в нашу песчаную бухту, испытать езду четырех колем по песку. Круто огибая на повороте скалу, мы почти столкнулись с Бобом. Он ехал в город, чтобы доставить свой велосипед в магазин и поселиться в молодежный отель в дальнем конце главной улицы.
У нас не было каких-либо тяжелых чувств по отношению к Бобу. Мы предложили подвезти его в город на нашем Ленд-ровере, на что он согласился. Несколькими минутами позже он тупо спрашивал, нет ли у нас свободной вакансии водителя до Африки.
«Я не думал, что вы купите Ровер,» — сказал Боб. «Я думал, вы бросите эту затею без моей части денег, и мы вместе вернёмся назад.»
«Боб, старик, мы не собираемся бросать. Ни сейчас, ни когда закончатся деньги, ни когда-либо вообще — до тех пор, пока не достигнем Иоганесбурга.»
«Как бы там ни было, добро пожаловать назад. Мы рады снова видеть тебя на борту.»
Все великие достижения начинаются с прыжка в судьбу, смелого шага в неизвестностное. Великий успех требует бесповоротной преданности — отречения от безопасности и защищенности попыток и правды. Смело действуйте, и невидимые силы придут вам на помощь. Они всегда приходят.
В тот день мы носились туда-обратно по песчаному пляжу, колеса молотили, двигатель ревел, и три светловолосых покорителя мира пронзали пространство оглушительными возгласами. После ужина, приготовленного на песке, позади автомобиля, мы въехали на Гибралтар и впервые за месяц напились. Огни Марокканского берега показались на 10 миль ближе.
Удивительно, насколько новости дня или неожиданный момент способны окрасить наше восприятие. Что-то, что минуту назад казалось далеким, тяжелым и невозможным, может внезапно, после единственной позитивной перемены, показаться возможным, близким и даже неизбежным.
Скала Гибралтар напоминает бесформенную грушу, отрезанную от континента узким проливом, перекрываемым двойной дамбой; она как маленький англо-саксонский остров на краю испанского моря. Известные скалы заполняют с востока две трети пространства, и город Гибралтар компактной бухтой укрошает территорию с запада. На восточной стороне, на дне обрыва находилась обитель ветра, узкая ветреная дорога из города петляла среди скал и заканчивалась отвесным камнем, смотрящим на крошечный пляж, где мы и разбили свой лагерь.
Высоко над дорогой под углом 70° вырисовывалась огромная скала высотой 2200 футов; как утес, она ежедневно после трех часов загораживала солнце на пляже. Мы обнаружили, что пляж был достаточно безлюдным, за исключением выходных, и- устроили там свой временный дом.
Мы подсчитали, что потребуется, по крайней мере, шесть дней, чтобы ответить на нашу просьбу о дополнительных финансах. Между тем, мы заполняли досуг так конструктивно, как только могли; мы были уверены, деньги придут, и хотели, как только это произойдет, как следует подготовиться к отправлению.
На следующий день после дезертирства Боба и его последующего возвращения было воскресенье. Пляж начал заполняться туристами и местными жителями сразу после 9 утра. Наша бессистемная ежедневная процедура сбора и разбора на пляже спальных мешков была совершенно бессмысленной, учитывая, что у нас впереди было шесть дней или даже больше. Мы нуждались в чем-то более постоянном.
Поэтому для своего дома выбрали идеальное место напротив дамбы, которая тянулась вдоль маленького пляжа. Затем мы весь день трудились под палящим солнцем, таская скалки от основания утеса и строя стены, которые создадут небольшую защиту от бризов, налетающих каждый день или два, и обеспечат некоторую уединенность. К концу дня мы закончили трехстенное сооружение четырех футов высотой, открытое небу и достаточно просторное для того, чтобы там готовить и передвигаться.
Все мы бросили свое привычное курение и начали тренироваться, гоняя в футбол и с криками и брызгами бегая за мячом, попадающим в воду. Вода была кристально чистой и прохладной, она блестела под ярким солнцем, которое сияло в течение каждого дня, проведенного нами в крошечной колонии. Мы каждое утро купались и ежедневно увеличивали нашу беговую дистанцию до тех пор, пока она достигла мили. Наша кожа начинала приобретать медно-коричневый оттенок, вначале светлый, а затем темнее по мере того, как мы проводили часы в тепле средиземноморского раннего лета. Медленно проходили дни, но никакого ответа от наших друзей не было.
Лендровер был оставлен на два дня в гараже с тем, чтобы отремонтировать глушитель и проверить электрооборудование. Мы отрегулировали систему зажигания и зачистили контакты. Кроме того, мы купили пять пятигаллонных немецких канистр — две для воды и три для бензина — и комплект инструментов, который мы собирались дополнить запчастями, заказанными в гараже. С помощью небольшого количества черной и золотой эмали мы гордо нарисовали эмблему Дельных Путешественников на обеих дверцах светло-зеленого авто, чтобы придать ему законченный вид.
Вскоре мы начали чувствовать рутину этих одиноких дней на Гибралтаре. Каждое утро мы справлялись на почте, телеграфе и в банке о возможных ответах. «Не сегодня, мальчики», или «Может быть позже, позвоните сегодня вечером», — были ответы.
У нас были с собой фотографии, и мы прошли тест на международное право вождения и гибралтарские водительские права. Центр здоровья на главной площади проинформировал нас о том, что мы нуждаемся в вакцинации и прививках от тифа А и столбняка. Мы подписали бланки и заплатили по фунту за каждый укол. Они были действительно мощными. Мы лежали в ночи, стоная от боли и онемение в левых руках и предплечьях. Боб и я отвезли оставшиеся велосипеды в большой магазин в городе и продали их за одну треть цены, которую мы отдали за них в Лондоне. Мы были рады избавиться от них.
И каждый день, утром и вечером мы проделывали наше путешествие к официальным служащим, чтобы проверить наличие ответов, которые так никогда и не пришли.
Ночью мы припарковали Ровер и слонялись по улицам в поисках баров с музыкальными автоматами, чтобы еще раз послушать некоторые мелодии прежде, чем сказать прощай цивилизации. Мы стали завсегдатаями нескольких мест, выпивая каждый вечер по стаканчику пива и болтая о нашем затруднительном путешествии. Бар «Доллар», который держал старый Бен и две его замужние дочери, стал нашим любимым пристанищем. Там было не Бог весть как. но уютно и всегда весело.
«Смотри, бледный конь» с Грегори Пэком в главной роли показывали в центральном театре города. Мы все его видели, но пошли снова. Тихими ночами мы также ходили в кино и в военный театр, и в маленький дом шоу в старой части города. Дни проходили медленно, один за другим, и все еще не было ответа на нашу просьбу о деньгах.
Ожидание может стать труднейшей работой, вы можете не замечать никакого прогресса и не находить никакого облегчения от беспокойства. Долгие медленные дни казались нам похожими друг на друга, с солнцем, встающим в 5 утра и становящимся настолько теплым к 6 так, что нам приходилось покидать наши спальные мешки, спасаясь от жары и пота.
Первое, что мы видели утром, был зеленый Лендровер со своей черно-золотистой эмблемой, терпеливо стоящий под нашим открытым «домом», как будто упрекая нас в неспособности взять его в Африку, как мы обещали. Городские улицы неизменно пестрели магазинами одежды, оббегаемыми белозубыми, улыбающимися индусами, которые"были в этом деле непревзайденными, и которых мы неизменно встречали на нашем пути на почту и в банк.
В те яркие весенние дни всюду на Гибралтаре было множество цветов, они заполняли окна и фасады магазинов и выглядывали из колясок, которые испанки толкали вдоль узкой главной улицы. Музыка трубила из раскрытых дверей современных магазинов, торгующих беспошлинными радиоприемниками и магнитофонами, подарками и сувенирами.
Каждый день мы с надеждой плелись на почту, безропотно — в банк, пессимистически — на телеграф и затем разочарованно назад к своему Роверу и дому на пляже.
Если бы тень поражения не покрывала нас наподобие облака, мы могли бы безмерно наслаждаться теми днями на Гибралтаре. Погода была постоянно прекрасной, люди — добродушными и дружелюбными, проживание — дешевым, образ жизни мягким и легким. Но мрачный предвестник неудачи нависал над нами, насмехаясь и дразня своим причудливым безразличием. Самым тяжелым было ожидание, мы могли ожидать так сколько угодно. И самое неприятное заключалось в незнании — была ли тишина со стороны остального внешнего мира отказом или подтверждением нашей просьбы.
Мы так тщательно и так выразительно составили тексты писем, что казалось просто невозможным их проигнорировать. Что было еще долгожданнее ответа и еще важнее денег? Сидя на пляже у своего Лендровера, мы чувствовали себя как невесты в церкви, не имея в поле зрения женихов.
На девятый день после отправки писем мы получили ответ от моей тети Барбары. Я просил у нее 100 фунтов, если она могла их на какое-то время лишиться, и один мой специфический чемодан из ее гаража, который она могла бы выслать самолетом.
Ответ был немедленно вскрыт дрожащими от нетерпения пальцами:
«Дорогой Брайан,
Я отправила твой чемодан, как ты просил. Ты должен мне шесть фунтов, которые я надеюсь когда-либо увидеть. Что касается твоей просьбы денег, если ты думаешь, что я могу позволить себе финансировать твои бесцельные скитания и прожигание молодости безо всякой причины, ты должен подумать над этим еще раз. У тебя не было права отправляться без достаточной суммы на оплату твоего путешествия, и я не готова исправлять твои ошибки. Почему бы вам, мальчики, не найти на Гибралтаре работу и не поработать шесть месяцев? Вы действительно не заботитесь о том, как вы расходуете свое время.»
Письмо продолжалось еще на следующей с половиной странице и заканчивалось упоминанием о том, как красиво этой весной цветет ее герань.
Итак, все обстояло именно таким образом. Это было то, что они в действительности думали о нашем великом приключении. Вот почему не было ни ответов, ни денег, ничего вообще. Мы приехали на пляж, припарковались и сидели в тишине в Ровере. Мы думали, что все было замечательно. Мы учли все детали и обо всем позаботились. Мы нашли семя по имени Африка, посадили его, выращивали его, пока оно не взошло и не приготовилось принести плоды. Но теперь у нас не хватало денег, чтобы снять урожай, в то время как солнце палило, а фрукты гнили на ветке.
Как глупо, мы должно быть, выглядели. Три мальчика, играющие в глупую игру, называемую «Давайте будем мужчинами и поедем в Африку». Три непредусмотрительных юнца, живущих в дешевой утопии, созданной из высоких идеалов и детских фантазий — вот кем мы были для всех остальных, и мы были единственными, кто этого не видел. Даже маленькая старая леди смогла заглянуть в наш бессмысленный придуманный мир и показать нам ту реальность, от которой мы раболепно прятались. Это было так, словно нас с горящими от стыда лицами и высунутыми языками поймали на краже печенья. После всех наших надежд и планов, победных амбиций и страстного желания бороться с обстоятельствами на темном континенте, чем все обернулось -триумвиратом амбиций, юношеской никчемности и сражением на копьях с ветряными мельницами?
Мы удивлялись, действительно ли они все чувствовали подобное, что эта поездка, столь драгоценная для нас, была просто большой тратой времени. Той ночью мы обсуждали возможность возвращения назад в Англию и Начала всего по новой. Мы могли бы продать наши часы, если нужно, на бензин и, вероятно, попробовать еще раз через пять месяцев или около того. Мы предприняли грандиозную попытку и проиграли; мы знали только одно — мы не можем остаться на Гибралтаре навечно. Возможно, нам нужно было повернуться к фактам лицом и делать что-нибудь немного более «реалистичное».
Мы не поехали в город в ту ночь. Вместо этого мы сидели на темном пляже рядом с нашим Лендровером и неотрывно смотрели на пустынное море. Мы чувствовали себя, как старик на одиноком пляже, ненужными и неоцененными равнодушным миром. Огни Морокко казались теперь очень призрачными и далекими.
Не давайте мнению остальных людей, включая близких родственников, позволить разрушить ваши мечты. Вы единственный знаете, что ваша цель значит для вас. Другие люди всегда имеют отличную от вашей перспективу. Они могут быть очень рассудительными в своих комментариях и критике, но они просто не понимают. Вы можете уважительно отнестись к их словам и взвесить их, но решение и его последствия выносить только вам.
«Самым существенным фактором является настойчивость в отношении того, что ваше решение никогда не позволит вашей энергии или энтузиазму быть подмоченными малодушием, которое может неожиданно наступить». -Джеймс Вайтком Рили.