«Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что та великая разница, которая существует между людьми, между слабыми и могущественными, между великими и незначительными, есть внутренняя энергия, непобедимая решительность однажды установленная цель и затем — смерть или победа».
- Сэр Томас Фоуэл Баксюн
С этого момента мы начали получать опыт, который был постоянно востребован в различных ситуациях во время нашего путешествия. Один из арабов в магазине, торгующем шинами, спросил нас, куда мы направляемся. Мы ответили, что собираемся пересечь Сахару и добраться на юг Африки.
Он немедленно сказал: «О нет, вы не можете этого сделать. Вы умрете в пустыне». Он сказал это с такой убежденностью и бесповоротностью, что я усомнился, правильно ли я понял его звучащие по-французски слова.
Я попросил его повторить. Он сказал: «Vous allez mourir dans le desert». Я проследил слово за словом, пока в точности не убедился в том, что он сказал. Когда я перепроверил значение его слов с ним, он покачал головой и засмеялся. Я был прав. Мы тоже засмеялись, предположив, что он шутит или что это распространенный способ приветствия путешествующих по пустыне.
Однако позже он подвел нас к двум своим арабским друзьям и представил, как молодых людей, которые собирались « умереть в пустыне». Они, казалось, достаточно этому обрадовались, как будто мы сказали, что собираемся в Диснейленд, что нас слегка раздражило. Это было не то, что мы хотели услышать.
С того дня, где бы и кому бы мы не говорили, что собираемся пересечь Сахару, нам немедленно отвечали: «Нет, нет. Это невозможно. Вы умрете в пустыне.»
И, между прочим, это происходило не только в арабских городах и с городскими жителями. Часто это были туареги или бедуины, люди, чьи предки жили в сахаре тысячу лет. Они были теми, кому было виднее.
Я убедился, что когда вы решаетесь оторваться от знакомой почвы и попытаться сделать что — то новое, другое или необычное, люди выстраиваются в ряд, чтобы сказать вам, что вы потерпите неудачу или потеряете ваши деньги, время либо инвестиции — «вы умрете в пустыне».
Чтобы достигать во всем успеха, вы должны научиться игнорировать отрицающих или негативно настроенных людей, многим из которых виднее. Вы должны брать на себя мужество шагнуть навстречу судьбе, без каких-либо гарантий на успех, подняться над всеми препятствиями и добиться успеха не смотря ни на что.
Страна, через которую мы проезжали утром, постепенно менялась от каменного ландшафта до скалистой пустыни с редким кустарником. После того, как мы покинули Кзар-эс-Соук с отремонтированной шиной, твердо закрученной на колпаке, пейзаж изменялся снова, становясь буйно заросшим полынью.
После полудня мы пересекли две мелкие речушки; дорога через них была обозначена валунами, расположена в нескольких футах от воды. Максимальная глубина составляла почти два фута, но Лендровер пробирался сквозь нее, как небольшая крепкая груженая лодка, хотя вода булькала через двери на пол. Но нам казалось, что нет такого места, где бы машина не смогла проехать.
После Будениба, 60 км восточнее от Кзар-эс-Соук, ландшафт снова стал более равнинным, а плохая дорога стала еще хуже. Мы постоянно подскакивали на тряской размытой дороге. Непрекращающийся ветер сделал невозможным приготовление очередного ужина. И вершиной таких маленьких «радостей» путешествия по уединенным местам, стала серьезная болезнь Боба. Еще вчера после ужина его стал беспокоить желудок, и он не был в состоянии что-либо делать, кроме как давать указания во время завтрака. Джефф и я не придали этому значения, единственное, что нас беспокоило, так это то, чтобы Боб не съел свою половину, и нам досталось больше еды.
День долгой езды из Агадира, грубая ночь на разбитых дорогах и длинный жаркий день, в конце концов, подорвали сопротивляемость Боба. Казалось, разладилось вся система: голова, желудок и кишки. Его желудок исторгал все, что бы он не съел и не выпил, включая воду, он был поражен дизентерией настолько болезненной и устойчивой, что мы останавливались каждые несколько минут, чтобы дать ему возможность выйти из Ровера. Отчаянно путаясь в своих штанах, он шел в сторону дороги. У него кружилась голова, в ней что-то стреляло, лицо было бледное и покрытое холодным потом. Что бы это ни было, оно прогрессировало, и нам ничего не оставалось, кроме как ехать дальше.
У нас не было никаких медицинских препаратов, не считая нескольких бинтов и упаковки аспирина. Мы были слишком здоровы, чтобы беспокоится о болезни, дизентерии, диарее либо о простой боли. Джефф и я прослушали курсы оказания первой помощи и в конце курса сдали экзамены, но мы не были готовы ни к чему подобному. Единственный выход заключался в том, чтобы добраться в Фигиг как можно быстрее и надеяться найти доктора или кого-либо, кто мог бы выписать рецепт на лекарства для Боба.
Фигиг все еще был далеко, и мы уже не могли продолжать путь, в таком истощенном состоянии, нам надо было что-нибудь поесть. Мы старались поддерживать огонь в керосиновой горелке для чего поместили ее на дно оврага, но ветер, злобно дувший со всех сторон, нес песок и пыль, попадающие в пищу и так часто задувал пламя, что мы, в конце концов, бросили наши мучения и съели холодную жижу. Измученные и пропитанные потом и дорожной грязью, с холодным ужином вперемежку с песком, все еще вязнувшим на зубах, Джефф и я освободили в салоне место для Боба, чтобы он мог ехать лежа, и продолжили путь.
Это была плохая ночь. Началось с болезни Боба, а теперь мы смертельно уставали, когда через пару часов дорога стала еще хуже и казалась совершенно разбитой. Создавалось впечатление, что темнеющая страна была пересечена перекрестными путями, которые нас намеренно путали, заставляя чувствовать себя время от времени безнадежно потерянными.
Не имея никакого представления, где мы находимся на карте, мы обратились за помощью к компасу, так же как к звездам на небе, стараясь держаться строго на восток. Мы надеялись, что в конце-концов пересечем северо-южный путь, ведущий в Фигиг и постарались набраться терпения. Но горный ландшафт не позволял нам неизменно следовать выбранному пути, направляя нас на разнообразные прямые участки, в то время как осевшая земля внизу угрожала всем нам и нашему трудяге автомобилю, заставляя вибрировать наши тела и корпус Ровера. Борьба с рулевым управлением, колесами и коробкой передач напоминала Геркулесовы усилия, которые вынуждали нас менять водителя каждые полчаса.
Наша скорость никогда не превышала 20 или 30 миль в час, но разрушенная размывами и небольшими трещинами, дорога даже при высокой скорости могла позволить автомобилю сорваться с трассы и провалиться между камней. Стоны и проклятья страдающего позади в салоне Боба окончательно подорвали наши напряженные нервы. Мы старались снижать скорость при каждом сильном ударе и ехали более осторожно, напряженно съежившись в ожидании следующего толчка.
Фары постоянно играли с нами злые шутки, скрывая от нас большую часть колеи прячущейся в тени, так, что даже прямые участки дороги оставались опасными. Мы проехали шесть часов в тряске, стараясь сфокусировать наши затуманенные взоры на дороге, бегущей впереди, когда неожиданно уперлись в подъем и обнаружили, что дорога закончилась.
Я отчаянно жал на тормоза, но было слишком поздно. Потеряв управление мы сорвались с берега реки, прежде чем окончательно остановиться. Боб вылетел с задней части салона ровера прямо нам на головы. На какой-то момент мы остались сидеть неподвижно, сцепленные друг с другом и лишенные энергии двинуться. Мы были уверены, что перед нашего автомобиля полностью разбит.
Джефф и я выбрались из-под стонущего Боба и ползали вокруг, все осматривая. Боб просунул голову в открытую дверцу и отчаянно рвал с того места, где он лежал в машине, пытаясь извергнуть из пустого желудка его содержимое. Фары продолжали мрачно освещать пыль, поднявшуюся от нашего столкновения с берегом. Единственным звуком был ветер, свистевший в сухой полыни, окаймляющей овраг, в который мы приземлились.
Спасибо Господу за маленькие везения, бормотали мы. Тяжелый металлический бампер прилично застрял в глиняном берегу, но на машине не было ни царапины. Весь, трясясь, Боб снова забрался в салон пока я проверял мотор. Он, дернувшись, заработал, и машина плавно поехала. Я вытолкнул автомобиль из грязи, и затем, следуя за Джеффом, освещающим местность, вытащил автомобиль из оврага. Джефф устало взобрался в Ровер и, сгорбившись, смотрел вперед на дорогу.
«Знаешь что?» — заметил он. «Мы втянули себя в нечто намного больше, чем себе представляли с этой африканской затеи».
«Что ты имеешь в виду Джефф?» Я снял машину с ручного тормоза, и мы медленно двинулись вперед.
«Хорошо, стоит только сравнить нашу ситуацию с прошлым годом,» сказал он. «Вот мы здесь, в центре неизвестно чего, потерянные и побитые, с больным, как собака Бобом и тысячами миль впереди. А в Африке мы только неделю. К чему это приведет?. Это будет очень интересно выяснить».
«Я даже не хочу ничего предполагать до тех пор, пока не окажусь в Северной Африке».
«О», — сказал он. «В любом случае это что-то значит».
Следующий час мы ехали очень осторожно и, наконец, пересеклись с долгожданной дорогой на Фигиг. В соответствии с картой здесь должна была быть только одна дорога, и мы, скорей всего, на ней. Мы свернули налево в направлении Полярной звезды. До Фигига оставалось максимум два часа, но мы были до смерти уставшие. Боб, наконец-то уснул, и не было особых причин продолжать ехать дальше. Я направил автомобиль в сторону от дороги, в кусты и заглушил двигатель.
«Мы дома», — сказал я, а Джефф уже вытряхивал из багажника спальный мешок. За минуту мы расстелили мешки на песчаной поверхности и быстро уснули.
Было 9 утра, когда мы задвигались в наших спальных мешках, разбуженные проезжающим грузовиком, набитым арабскими рабочими, которые что-то нам кричали. Состояние Боба сон значительно улучшил, но он все еще не мог смотреть на завтрак. Он слегка трясся, стоя на ногах, и был очень бледен, подобно ужасно напуганному человеку, который не может с собой совладать.
Из-за потери направления ночью мы выехали на дорогу, выложенную гравием намного дальше от Фигига, чем мы рассчитывали, фактически вдвое дальше. Было чуть больше часа дня, когда мы въехали в маленький пограничный город и подъехали к старому зданию с марокканским флагом у фасада. Нас проинформировали о предстоящей в Марокко проверке прежде, чем нам разрешат въезд в Алжир и о том, что служащий, отвечающий за это, вернется не раньше 3 часов дня. Мы решили приготовить чай.
Сначала мы пытались разжечь плиту, поставив ее позади Ровера, но там было слишком ветрено. Затем мы поставили эту дешевую хитроумную конструкцию на порог таможенного здания, зажгли ее и поставили кипятить чайник. Несколько любопытствующих арабов, проходящих мимо здания собрались поглазеть на нас и на простейший способ приготовления чая.
Ветхая плита использовала этот момент, чтобы устроить шоу. С одной стороны мы заслонили ее от ветра картонкой от упаковки, и она с этой стороны загорелась, зажигаясь следом от давления горящего, капающего вниз бензина. Через секунду земля вокруг и под деревянной картонкой воспламенилась, и черный дым взвился над чайником. Чем больше бензина вытекало, тем интенсивнее становился дым, окутывая плиту и доводя пламя до высоты двух футов.
Арабы забеспокоились, указывая на плиту, взволнованно крича, и советуя, как погасить маленький ад, который сейчас заслонял и плиту, и чайник, наполняя веранду масляным дымом. Затем внезапно основание плиты и оставшийся бензин взметнулись в огне со зловещим свистом и заставили наблюдавших арабов в испуге отскочить назад. Дым заполнил маленький подъезд плотным слоем, закружил в воздухе и поднялся по кирпичной стене, распространяясь дальше.
К этому времени Джефф закончил выкладывание чашек, чайника, сахара и консерв сгущенного молока на капот. Глядя на арабов с бесконечной улыбкой он зашел в сверкающее огненное облако и вырвал потемневший чайник из пламени. Так же небрежно, как будто это было для него привычным он вышел обратно и начал приготавливать чай, обводя скучающим взглядом местных жителей. Я зевнул, направил находящийся под рукой шланг на огонь, предварительно открыв подачу воды, и охладил ею деформированную глыбу металла, которая была плитой. Поднимая ее, так как будто она представляла собой нечто ценное, я вытер ее обрывком бумаги и сел назад в Ровер. Боб сидел на переднем сидении, поглощенный обдумыванием образа Скарамуша, ему было лень поднять взгляд.
Мы смогли убедить арабов, что это был наш обычный способ приготовления чая — вы должны закоптить его. По их суматошной болтовне и вскрикам изумления у нас создалось впечатление, что таким способом не часто готовят чай в Фигиге.
Дежурный капитан марокканской таможенной службы прибыл в 3:30 и проверил все наши документы, прежде чем поставить штамп убытия из страны. После принятого церемониала рукопожатий со всем офисным штатом, 16 человек которого говорили нам, что мы умрем в пустыне, нас направили в восточный конец города, объяснив нам что там и заканчивается Алжир.
Существовало две основных дороги, идущих по направлению к востоку, и мы с удивительным безошибочным чутьем, унаследованным от пионеров Запада, выбрали неверный путь.
Улицы вскоре стали слишком узки для того, чтобы мы могли развернуться. Начинаясь достаточно широким для нашего Ровера пространством, они затем резко спускались под уклон.
Так что наш мотор заглох и не хотел заводиться. Мы выбрались наружу и попытались протолкнуть Ровер назад и затем вперед, но все без пользы. Нас быстро заклинило. Почти сразу же улица заполнилась любопытными молодыми людьми и мальчишками, большинство из которых было одето в мешковатые панталоны и изношенные рубашки без пуговиц. (Ага, необходимая наемная сила под рукой). «На что они уставились?»
«Почему они не предложат нам помочь потолкать?» «Как ты говоришь «толкнуть» по-арабски?» «Может быть, их самим подтолкнуть на это?» «О, да, давай покажем им хороший пример.» С глупыми улыбками на лицах мы сообщили Роверу несколько бесполезных толчков, продолжая тупо смеяться и жестами показывая каждому, что они могут поддержать игру. Они нашли эту идею, великолепной, и вся толпа, приблизительно 20 человек сгрудилась вокруг автомобиля и начала толкать его во всех направлениях. Мы смеялись, махая им и обозначая направление, напевая на французском: раз, два, три, — и толкнули, раз, два, три, — и толкнули.
Каждый из них поддерживал ритм, и вскоре улица заполнилась радостными криками и фырканьем. Они столкнули Ровер с третьего толчка. Мужчины по кругу поздравляли и аплодировали друг другу, в то время как мы скрипели электрическим стартером и заводили мотор. Это был признак облегчения.
Нам пришлось вернуться в начало улицы, туда, откуда мы приехали, что мы и сделали, сигналя и махая руками толпе, бегущей сзади. Они хотели продолжать игру «толкни счастливый зеленый Лендровер». В этот раз мы выбрали правильную дорогу, которая привела нас к окраине города, и через несколько минут мы были на охраняемой алжирской границе. Наши дни в Марокко закончились.
Есть время срочных неотложных дел, и есть время для терпения. Очень важно быть способным решить, что есть что, и действовать соответственно.
Многие из ваших решений могут оказаться неправильными. Самое умное, что вы можете сделать в таких ситуациях -это остановиться и подумать. Медленно. Размеренно. Размышляйте и ищите альтернативы.
Затем глубоко вдохните, улыбнитесь, расслабьтесь и отнеситесь с терпением к тому факту, что не все делается в то время и с той скоростью, с какой и когда вы этого хотите.
Жизнь это череда испытаний, каждое из которых делает нас значимей; даже если мы ни сразу осознаем это. Как мир был сотворен, чтобы развивать личность, так и Вы должны осознать, что трудности и печали, которые мы перенесли, помогают нам в нашем продвижении вперед.
-Генри Форд.
Генри Форд однажды сказал: «Терпение и предвидение — жизненно важных для успеха, а человек, который лишен необходимой доли терпения, не может разделять ответственность в бизнесе.»
Будьте спокойным. Двигайтесь размеренно. Принимайте все как есть. Всему свое время.
«В неотразимом духе высокого приключения и победы, в творческом действие вот в чем человек находит непревзойденное удовольствие.
Антуан Де Сент-Экзюпери
Колючая проволока, которой была обнесена спорная пограничная территория, даже мысли не допускала о въезде в Алжир в этом месте. Она была около 50 ярдов высотой и простиралась в обоих направлениях насколько хватало взгляда. Над нами смеялась мрачная и внушительная гримаса, ничего подобного раньше нам не встречалось.
Первые 10 ярдов представляли собой массу намотанных колючих петель в 10 футов высотой с трижды оборачивающих территорию параллельными полосами, длиной около б футов каждая. Следующее пространство 30 ярдов высотой было свободным, ограниченным электрифицированным одинарным забором, тянущимся к центру тяжелого цементного постамента. Другая сторона этой «не для человека» земли тоже была огорожена массой жуткой проволоки. С интервалом в 200 ярдов уродливые морды небольших бетонных сооружений зло пялились на пальмы Марокко.
Хотя нигде не было видно дороги, ведущей к проходу в проволочном заборе, на карте был обозначен этот проход. Поскольку любое направление было одинаково подходящим, мы свернули вправо, и поехали вдоль проволоки на юг. Это было хорошей догадкой; через 3 км мы вышли на дорогу, ведущую через проволоку и дальше через электрифицированные ворота.
Два грязных солдата навели на нас пистолеты, в то время как третий, открывая ворота, жестами предлагал нам войти.
Как только мы проехали за колючую проволоку, двое солдат последовали за нашим автомобилем, опустив оружие пока мы ехали с прогулочной скоростью вдоль узкой аллеи к следующим воротам. Мы не имели никакого желания ехать быстро, как они того хотели.
С другой стороны вторых ворот еще двое алжирцев ждали с пистолетами, чтобы убедиться, что мы не собираемся нарушать границу их страны. Нам предложили выйти из Ровера пока они тщательно осматривали его на предмет контрабанды из Марокко. Затем они приказали нам проследовать за другой машиной в их главный штаб, приблизительно в трех кварталах отсюда. Со всем своим вооружением у них не было надобности приказывать. Слабого намека было вполне достаточно.
С помощью карты мы ответили на все их вопросы, касающиеся нашего маршрута и пункта назначения. Они были, очевидно, удовлетворены ответами, так что вскоре нам позволили проехать. Однако нам сказали, что мы не можем получить алжирские визы сразу же по прибытию и что нам выдадут их нам только в Коломб-Бекаре, следующем городе по направлению к югу. Мы заверили, что хотя и будем там не более двух часов, мы выполним все указания. После подкачки одной из наших шин насосом, мы поехали к югу от Вени-Онифа по первой заасфальтированной дороге, которую мы увидели в Тарраденте за последние три дня.
Асфальтная дорога подтвердила наши подозрения в отношении повреждения передней части машины во время аварии на берегу марокканской реки прошлой ночью. Руль стал тяжелым в управлении. На пол-пути в Бекар мы остановились, чтобы понять причину скрежета, идущего от передних колес. Мы были огорчены тем, что шины оказались в аварийном состоянии. Остаток пути мы ехали медленно.
Хорошо одетый алжирец подал нам сигнал, когда мы подъехали к Коломб-Бекару, и объяснил, что он из полиции и что его предупредили из Вени-Онифа о нашем прибытии. Он провел нас в город к полицейскому участку, взял наши паспорта и сказал нам прийти завтра утром с 14 динарами каждый (около 3$) для того, чтобы получить визы.
Позже мы поняли, что визы — серьезное дело. В Европе для переезда из страны в страну визы не требуются. Но, попав в Африку, вы не можете путешествовать по странам без них. Правильная виза, определяет разницу между въездом и отказом. Отсутствие визы может повлечь за собой арест или задержание, о чем мы узнали позднее.
В жизни существуют решающие навыки или информация, которая напоминает визы. Она составляют разницу между успехом и неудачей. Если у вас этого не хватает, вы не можете продвигаться или прорываться вперед. Незнание этого не освобождает вас от последствий их отсутствия.
Так как наши передние шины были полностью лысыми, мы не могли игнорировать очевидную реальность потребности в четырех хороших и одной запасной шинах, если мы собирались продолжать нашу поездку в пустыне. Это означало приобретение еще двух шин немедленно, если не еще скорей. Был поздний вечер, и все магазины маленького городка были открыты. Но ни один из двух магазинов Бекара не имел использованных шин для Лендроверов, а цена, которую они запрашивала за/нЪвЫе, была чудовищной 42$ за штуку. В каждом магазине было по одной шине, подходившей нашему автомобилю и Уьу^ептили одну из них установить, прежде чем выехать из города и разбить лагерь на ночь. Нам было необходимо многое обсудить по поводу того, что следует делать.
Сидя у Ровера в небольшой пальмовой роще, мы расписали наши позиции на текущий момент. Ситуация определенно была не слишком хороша. Паром стоил 50$, страховка еще 48$, и еда 100$. После покупки газолина и масла, необходимых на следующие 1 200 миль в Марокко, оплаты новой плиты, ремонта колес и радиатора, мы оставались со 150$ еще прежде, чем достигнем Бекара. 42$ за шину снижали общую сумму до 108$, и плохие новости только начинались.
На следующее утро мы должны были заплатить 9$ за визы и еще 42$ за второе колесо. Если бы мы отказались от необходимого ремонта и понадеялись на более длительное использование старых шин, у нас осталось только около 60$.
Нужен был гаечный ключ для болтов на колесах и достаточно бензина на 2,200 миль — расстояние до Лагоса. У нас просто не было никакого выхода.
«Хорошо», — сказал Боб, «Это конец».
«О чем ты говоришь?»
«У нас это было и это все, — ответил он, «все было сплошными неудачами от начала и до конца — и этот конец настал.»
«Только потому, что у нас осталось мало денег? но мы еще не пропали, ты знаешь».
«Нет, мы не пропали», — засопел он, «мы натерпелись достаточно, чтобы вернуться на Гибралтар и продать Ленд-Ровер у нас нет другого выбора».
«Говорю вам, утром мы должны ехать. Боб, старик, это дискуссия, как найти способ ехать вперед, а не назад».
«Ад, вот что мы имеем!» — ответил он. «Это написано на бумаге, что лежит перед тобой. Мы не можем ехать дальше.»
«Какое твое мнение по этому поводу, Джефф?»
«Сейчас вот в чем вопрос», — сказал он, кладя перед ним книгу стихов.
«Хочешь ли ты послушать стихотворение?»
«Какого рода стихотворение?» — это я уже знал.
Не реагируя на вопрос, он начал читать отрывок из стихотворения «Так держать» Роберта В. Сервайса.
Бороться легко, если ладится дело, И праздновать, если победа близка — У ног победителя вражие тело, И слава дурманит и сводит с ума.
Но лишь поражение сердца коснется, Надежда угаснет в безмолвной душе. Победная песнь уже не поется, Как будто вы дьявольски мертвы уже.
Не сложно кричать, что почти вы убиты, Не сложно ползти, пресмыкаться, стонать. Но только победной игры нужен ритм. И только в нее в жизни стоит играть.
Встряхнитесь, бойцы, не печальтесь, ликуйте! Не сметь отступать! Так держать! Так держать! Для сердца доспехи победные куйте, В сраженье за честь возвращайтесь опять.
Джефф неторопливо закрыл книгу и обратился к Бобу.
«Вот, что я чувствую, Боб. Впервые в жизни, я действительно в отчаяньи, и у меня нет сил с этим бороться. Но мы не ожидали, что это путешествие будет легким. Если бы мы думали, что оно будет легким, мы бы не поехали. И если мы сейчас сдадимся, выйдет, что мы подводим не только себя, но и Джека Туринга и я этого никогда не сделаю. Должен быть способ добраться в Иоганесбург, и нет разницы с какими преградами мы столкнемся, я направляюсь именно туда.»
Джефф и я согласились, что Иоганесбург был нашей целью независимо от трудностей, которые неожиданно возникли на нашем пути.
«Конечно, если мы достаточно решительны, мы найдем дорогу,» — сказал я.
«Знаете что?» — медленно с расстановкой сказал Боб. -«Мы прочитали глупый стих, и вы слишком слепы, чтобы признать, что вы проиграли. Меня больше не интересуют идиотские идеи. Когда вы прекратите дурачить себя, вы поймете, что я прав. Но с меня достаточно я уезжаю на Гибралтар завтра утром».
Как мы не старались, мы не смогли его переубедить.
После того, как мы сняли остаток денег с чека путешественника на следующее утро, мы оставили Ровер в мастерской для установки колеса и отправились в полицию, чтобы вернуть наш паспорта. На обратном пути, по дороге в мастерскую, мы остановились и купили гаечный ключ, чтобы прикручивать возможно, он понадобится.
Пока мы ждали когда установят колеса, Боб решительно собирал вещи и недельный запас консервов в свой рюкзак. Джеф дал ему 9$ марокканскими и алжирскими купюрами, это все, что мы могли ему дать, оставив себя ровно 50$.
Боб отказался изменить свое решение. Заболевание дизентерией забрало остаток его духа и единственное, чего он хотел — это вернуться в Англию и забыть об этом путешествии навсегда. Джеффу и мне было очень жаль наблюдать такой конец давней дружбы, но все же мы были рады избавиться от голоса несогласия и пессимизма. Противоречивые эмоции заставили нас отнестись к решению Боба нейтрально. Мы больше задумывались о предстоящей дороге, и о том, что мы должны сделать, чтобы удержаться от возвращения на Гибралтар.
Боб решил доехать автостопом до Гибралтара, так как другого способа добраться у него не было. Мы довезли его до главной трассы за пределами города, и он вышел со своим тяжелым грузом.
«Ты уверен, что не изменишь своего решения;, Боб?»
«Это вам следует передумать» — сказал он.
«Боб, старик, неужели ты действительно думаешь, что мы сделаем это?»
«Ты думаешь, что мы сможем теперь прожить спокойно, если не сделаем этого?»
Он внимательно несколько секунд вглядывался в нас: «Оу, вы сделаете это хорошо». Я знаю, это как-нибудь вы сделаете это! Но мне это больше не интересно».
«Счастливо, Боб! Передавай от нас привет Гибралтару».
Мы развернулись на 180 градусов на пустой трассе и поехали обратно в город. Наша многолетняя дружба закончилась, по крайне мере на ближайшее будущее.
После того, как мы получили деньги от Джека Туринга, перед тем как покидать Гибралтар; мы обратились еще раз к трем или четырем людям с просьбой о денежной суде, которые они могут перевести нам в Барклай Банк, Лагосе. Мы оставили адреса в почтовых отделениях Лагоса, в банке, и на почте в Гибралтаре. Таким образом, любой перевод который прибудет после нашего отъезда, будет отослан.
Мы все еще верили в наших друзей и были уверены, что как только мы достигнем Лагоса, у нас будет вполне достаточно средств, чтобы закончить путешествие в южную Африку. Оставалось уладить только одно дельце, добраться до Лагоса 1000 миль через пустыню и еще 3 страны.
Мы знали, что не сможем проделать этот путь на наши ограниченные средства, как бы там ни было, но если мы сможем достичь Гао на реке Нигер, 1200 миль к кругу на другой стороне Сахары, мы сможем оставить Ровер полиции, добраться до Лагоса автостопом, затем вернуться с достаточными деньгами, чтобы отсюда продолжить путь. Это казалось разумным планом, и мы были уверены, что он удастся.
Не многие отношения в жизни постоянны. Большинство из них обусловлено необходимостью или создаются для того, чтобы достигнуть определенных целей, они группируют вокруг себя силы, пока цель, не достигнута, а потом не интересуются участниками.
Меняется цель или обстоятельства, меняются игроки. Новые игроки приходят на сцену и играют новые роли, в то время как другие покидают сцену, чтобы больше никогда не появиться.
Как много взаимоотношений в вашей жизни достигли того рубежа, когда время и для вас и для остальных ваших друзей попутчиков двигаться дальше?
«Ни один из нас не добивается чего-то стоящего, не зная поражений в то' или иное время, обнаруживая, что одна нога уже занесена над пропастью неудачи.»
- Наполеон Хилл
Люди есть люди. Они собираются сделать то, что они собираются сделать. Каждый имеет свое расписание дня, которое вы не сможете изменить. Иногда самое лучшее, что вы сможете сделать, это принять ситуацию такой, какой она есть и позволить уйти тем, кто хочет уйти. Добивайтесь успеха в собственной жизни.