" Неприятности часто выступают в роли инструментов, с помощью которых бог приспосабливает нас к лучшему."
- Генри Уорп Бичер
МЫ НЕВЕРОЯТНО ТОРОПИЛИСЬ В этот вечер, изо всех сил стремясь умчаться прочь от последствий тех почти трех недель, когда мы никуда не продвигались, за исключением, возможно, лишь того, что мы становились старше и мудрее. У нас было достаточно времени как для, того чтобы подумать о том, чем мы занимаемся, так и для того, чтобы рассмотреть всю нашу идею в целом. Мы тихо болтали и философствовали в то время, как мысли проносились мимо, о чем свидетельствовало успокаивающий звук соприкосновения хороших колес с хорошей дорогой.
Джефф захватил с собой статью из журнала "Лайф" на тему об экзистенциализме, которую он читал теперь по дороги, пока мы ехали. После того как он сложил и отложил журнал в сторону, мы обсудили теорию "обязательства", поговорили о том, как найти общий язык с окружающим миром, что является сущностью, максимальным удовлетворением и радостью, возможных в жизни.
Мы пришли к общему выводу, что с тех пор, как мы покинули Ванкувер, мы намного больше были вовлечены в то, что пытались определить свое предназначение в мире, окружающем нас, чем когда-либо раньше в жизни. Даже еще больше после того, как 7 недель назад мы выехали из Лондона. По большому счету, это было невероятно трудно, но мы не могли представить себе ничего лучшего чем направлять этот маленький зеленый Ленд-ровер по этой тихой, безлюдной дороге навстречу величайшей пустынной земле на планете, в сопровождении мерцающих над нами звезд и мелодий звучащей в наших сердцах. Если это было проявлением экзистенциализма, тогда мы в него верили.
И снова, мы ехали через Абадлу и через высохшее русло реки, проезжая те места, где мы были вынуждены провести предыдущие 17 дней нашего постоянного привала, через то и дело, пересекающиеся дороги в Бэни-Аббесе, представляющие собой самую далекую точку в южном направлении, в то время как за окнами была ночь. Мы продолжали преодолевать милю за милей, не останавливаясь до тех пор, пока не исчезли из виду малейшие напоминания о бесчувственной пустыне, которая отмечала собой все наши ужасные поражения.
Нашей целью был Адрар, крошечное место в 376 милях к югу от Колумб-Бекара. Оттуда оставалось 86 миль до Реггана, даже еще меньшего местечка, а дальше был 800-мильный путь на Гао. В полночь мы остановились, перекусили фрикадельками со спагетти, и запили черным кофе, чтобы встряхнуться и избавиться от полусонного состояния после всеночной дороги.
Карта указывала, что асфальтированная дорога находится где-то в 100 милях севернее Адрара; когда мы туда добрались, не было никакой необходимости проверять, на правильном ли пути мы находимся. В темноте ночи, Ровер отъехал от тротуара, накренился на бок, выпрямился, с грохотом преодолел ряд борозд, что чуть было, не вырвало руль у меня из рук, безумно отскочил, и с содроганием остановился в силу того, что мне с трудом удалось затормозить.
Быстро осмотревшись, мы установили, что все еще были на дороге, если это можно было назвать дорогой, и поняли, что у нас не оставалось выбора кроме как ползти со скоростью в 10 миль в час в течение последующих пяти часов до тех пор, пока утром снова не взойдет солнце. Но когда далеко на востоке появился оранжево-золотой шар, уже не дорога приковывала наше внимание.
Мы находились на вершине последнего подъема целого ряда невысоких скалистых холмов, возвышавшихся над пустыней, простиравшейся внизу до края, которого не было видно на горизонте. Далекий горизонт терялся за розовым туманом. Молча почти благоговейно Джефф остановил машину. Мы взобрались на крутой уступ, чтобы получше все увидеть, пристально вглядываясь в тихом изумлении.
Перед нами простирался неровный пейзаж, молчаливый как кладбище, на котором было заметно не более нескольких кустов засохшей травы. Казалось, что Сахара таит в себе опасное ожидание, без единого звука малейшего движения; она походила на чудовищную ловушку, которая только и ждала того, чтобы мы в нее вступили. Мы стояли, пристально вглядываясь, абсолютно пораженные необъятностью того, чему мы осмелились бросить вызов на своем полуразбитом автомобиле с тремя лысыми покрышками и бензина, которого хватило бы лишь на полпути назад.
Безжизненная чудовищность пустыни, и ужасное невежество, с которым мы считали ее просто чем-то на своем пути, наполнили меня ощущением, словно я смотрел в лицо смерти.
Мы абсолютно определенно осознали, что если бы мы не прошли через все трудность предыдущих 17 дней и не извлекли бы соответствующего урока из каждого из этих дней, мы бы однозначно погибли в пустыне.
Не доезжая примерно 30 миль до Адрара, когда солнце находилось высоко в небе и полуденная жара была в самом разгаре, мы остановились у проселочной дороги, чтобы отоспаться днем в конусообразной хижине, сооруженной из грязи.
Хижина, судя по всему, уже достаточно долгое время пустовало, о чем свидетельствовало количество песка, занесенного вовнутрь ветром. Она идеально подходила для наших целей. Мухи не позволяли нам погрузиться в крепкий, здоровый сон, но все же нам удалось достаточно вздремнуть до трех часов дня, когда мы позавтракали и заполнили бак из канистр прежде, чем продолжили путь в город. Мы, наконец, преодолели присущую нам некогда тенденцию торопить события, а посреди вечности этой огромной затерянной земли, мы бы почувствовали себя несколько глупо, двигайся мы хоть немного быстрее, чем было, безусловно, необходимо.
Однообразные коричневые здания разбросанного Арабского городка Адрар начали появляться сквозь туманную завесу пыли и жары примерно за 15 минут до того, как мы въехали в город. Предполагалось, что в городе проживает 1000 человек, но он простирался на несколько миль без видимого основного центра скопления населения. Огромная пустая территория, возможно, когда-то служившая парадной площадкой для французской армии, обозначала собой место, из которого широкие пыльные улицы извивались во всех направлениях к окраинам города.
Единственным признаком «хорошей жизни», обращенным к этой площади был старый отель, к которому мы и направлялись. Человек, который провел хотя бы один день в жаре пустыни или в томительной вечерней жаре, при появляющейся возможности всегда испытывает благоприятную склонность к холодному напитку, а этот отель показался нам такой появившейся возможности.
Как только мы вышли из автомобиля, к нам приблизился европеец в коротких шортах цвета хаки, с худыми белыми ногами, шишковатыми коленями, лысый, краснолицый, с обгоревшими руками и с сильным английским акцентом спросил, следуем ли мы вместе с конвоем. «Что за конвой?» Спросили мы.
Мы знали о появляющихся время от времени колоннах грузовиков, которые формировались для общей безопасности при путешествиях в Мали, первую страну, граничащую с Сахарой, но эти конвои очень часто приостанавливали в летние месяцы в связи с невыносимой жарой. Он сопроводил нас в отель и по дороги все объяснил.
Это был запоздалый конвой, последний в сезоне. Его формировали в течение десяти дней, и теперь он состоял почти из 30 грузовиков. Они собирались отъезжать на следующий день или самое позднее, через день такая редкая удача для нас. Теперь же, когда мы были вовлечены в затею пересечения пустыни, перспектива преодолеть 800 миль в одиночестве не казалось нам очень радостной; неожиданное существование колонны, о чем мы даже не подозревали, являлось фактом, который мы рассматривали, испытывая некоторое облегчение. Альтернативой этому, которую как мы чувствовали, навязывали нам обстоятельства, заключалась в том, чтобы пересекать пустыню самим один автомобиль и два молодых человека против огромной пустыни.
Жизненный великий урок в том, что сила заключается в количестве до тех пор, пока все игроки объединены общей мечтой и целью и каждый выполняет свою долю работы. Настоящая сила в единстве.
Парня, рассказавшего нам о конвое, звали Герман. Он был немцем, родом из Гамбурга и министром с дипломом богословия. Он рассказал нам, что находился в отпуске из своего прихода, путешествуя автостопом по Африке с целью изучить, насколько Христианству нужны черные люди, и планировал написать очерк на данную тему, который он приложит к своей докторской диссертации. Он говорил по французски так же хорошо, как и по-английски, и чем мы были глубоко удивлены. Мы даже на пару минут прекратили ругаться матом.
Герман договорился о совместной поездке с несколькими другими немцами в направлении Гао, лежащем в 800 милях к югу. Он встретился с ними три дня. назад, и все они тоже ожидали колонну.
С неуловимой важностью общественного директора, под чьим покровительством мы вдруг оказались, с таким видом, будто он приветствовал и приглашал тысячи Канарских путешественников в Адраре пересекать пустыню в составе колонны каждый день, Герман уверил нас, что у него есть, где остановиться и обещал скоро представить нас остальным с кем нам придется вместе совершать путь. Мы улыбнулись и приняли его случайное покровительство; терять нам было нечего.
Каким-то образом, а каким именно мы не спрашивали, ему удалось получить право на самовольное заселение в один пустой дом в окрестностях города, куда мы поехали, покинув отель. Обращенное на большую площадь, старое жилище было жалким, пустынным, единственным способом, попасть в которое служили маленькие ворота в высокой стене, окружал его пыльный двор размером в пол-акра. Там, однако, был кран, расположенный на заднем дворе, научившись управлять которым, можно было получить жалкие капли чистой воды, то, что для нас было самым важным при наличии всех остальных необходимых вещей. Для временного места расположения оно было достаточно удовлетворенным.
Сам Герман больше не оставался в доме, предпочитая держаться поближе к местным жителям и к предстоящей поездке, что мы высоко оценили. Быстро осмотрев место, мы подвезли его к мастерской на открытом воздухе, на дальней стороне города, где он встретился с другими немцами.
К тому времени мы с Джеффом находились в Африке уже три недели, и были загоревшими под солнцем, с черной щетиной вокруг сухих потрескавшихся губ, бывших светлым единственным пятном на наших обгоревших лицах. Наши волосы послушно распадались в разные стороны, наша одежда была достаточно поглаженной и мы выглядели намного стройнее, чем в Гибралтарские дни. Я полагаю, мы и выглядели как странники пустыни, немцы же выглядели как точная копия на самих.
Когда мы подъехали с Германом, они сидели вокруг маленькой печки, ожидая пока закипит чайник с водой, казалось, бросив краткий взгляд на нашего товарища, они продолжали следить за чайником. Я сразу же почувствовал, что мы не были первыми людьми, с которыми Герман их знакомил, и у них было о нем совсем не то впечатление, которое он производил на нас.
Мастерская была наполовину укрыта жестяной крышей, вторая половина была открыта, а все пространство было огорожено высокой стеной с битым стеклом на верху. Микроавтобус Фольксваген, очевидно, принадлежавший немцам, стоял на кирпичных подпорках, и араб трудился над одним из поднятых колес. Запчасти от двигателя лежали на земле, разбросанные по разным сторонам, что свидетельствовало о том, что они далеко не в этот день прибыли для ремонта.
Взяв инициативу у Германа, я сказал по-немецки добрый вечер, что было одним из трех выражений, которые я помнил из одного года изучения этого языка в школе. Один из парней, Ганс, поднялся, чтобы принять приветствием и обменяться рукопожатием; другие же оставались сидеть без интереса вокруг почерневшего чайника, который только начинал испускать пар. Из этой простой встречи зародилась самая необычная дружба.
Ганс был очевидным лидером группы. Он был похож на молодого льва в хорошей физической форме загорелый и голубоглазый. У него были крепкие мускулы, хотя он был невысоким в нем ощущался дух авторитета. Это был тот человек, который мог быстро рассматривать все детали ситуации, принять решение и приступать к действию.
Герман сделал шаг вперед, объясняя, что они делали в Адраре и куда направлялись, что мгновенно определило положение, общее для нас всех. Джефф, самый высокий из группы, пригласил нас выпить с ними кофе. На смешанном французском, английском, немецком, и испанском, а также при помощи периодического перевода Германа, мы вскоре довольно подружились, смеясь и шутя по поводу разнообразных случаев, предшествующих нашим приездам в этот маленький город.
Они выехали из Мюнхена, что на юге Германии в тот же день, когда мы покинули Гибралтар и испытали столько же проблем, сколько и мы. Их самой последней проблемой было заднее колесо, увязнувшее в песке недалеко от Адрара. Вращение в песке послужило причиной разрыва внутренней части барабана колеса.
Они находились в гараже кузнечной мастерской вот уже три дня и пока еще нужный способ ремонта был не найден. Мы уехали через час, хорошо посмеявшись и пообещали им вернуться утром, чтобы узнать, как у них обстоят дела. Семена дружбы начинали давать ростки.
Предусмотрительно убрав все что можно было украсть, за ворота, мы разбили лагерь на ночь во дворе под звездами, предпочтя землю грязному цементному полу в доме. Утром мы приготовили завтрак, сходили на небольшой рынок, находившейся за главной площадью, посмотреть, продаются ли там какие-нибудь овощи, а затем вернулись, чтобы побриться и постирать одежду.
Как дураки, мы оставили свои вещи во дворе и к нашему глубокому огорчению, наш единственный фотоаппарат и будильник бесследно исчезли. Принимая во внимание, что мы вероятно никогда уже не будем иметь возможности сделать ни одной фотографии пустыни, которую нам предстояло увидеть, потеря фотоаппарата была незначительным бедствием.
Как сумасшедшие, мы ринулись в старый полицейский участок и подняли там шум, призывая шефа полиции сделать все возможное, что было в его власти, чтобы вернуть украденное. Он взобрался в свой черный служебный Ситроен и последовал за нами к дому. Приезд двух автомобилей на высокой скорости распугал группу мальчишек, игравших у ворот. Шеф резко закричал на них, приказав вернуться, что они и сделали, испуганное и прячущиеся друг за друга, как побитые щенки. Двое из них дрожали так, что едва могли говорить, но все отрицали, что им что-то было известно о краже.
Араб полицейский потер свои темные усы и пожал плечами, настаивая на том, что ничего подобного никогда не происходило в Адраре, пообещав провести дальнейшие расследование. Больше мы никогда не видели ни нашего фотоаппарата, ни будильника.
Мы снова извлекли важный урок: никогда не становиться слишком уверенными и благодушными. Охраняй себя сам. Самые успешные люди-те кто более всех привиредлевый в отношении мелочей в своей работе. Они никогда не принимают все как должное и не доверяются шансу. Они знают, что именно из мелочей состоит каждый отдельный случай.
А в мастерской ремонтные работы продвигались черепашьим шагом, что заставляло немцев нервничать по поводу, того будет ли они готовы вовремя, чтобы отправиться в месте с колонной. Чтобы еще раз убедится, Ганс, лидер их группы, пошел вместе с нами, чтобы уточнить дату отправления у водителей грузовиков, остановившихся на окраине города.
Они уверили нас в том, что нет необходимости беспокоиться. Они не собирались уезжать раньше завтрашнего или может быть даже послезавтрашнего дня. Мы снова вернулись в гараж, чтобы поторопить араба механика с работой. В ответ он только пожал плечами со скучным видом. Просто встать и уйти из этого гаража было бы не достаточно.
Мы сидели в тени обдумывая, как бы мы могли провести время. Пару минут спустя, Ганса осенила мысль. «Не хотел бы ты поплавать?» Спросил он. Он, должно быть, пошутил, подумал я. С момента нашего приезда в Алжир мы не встречали достаточно воды, даже чтобы принять ванну. Но Ганс сказал, что он знает местечко, куда можно было проехать на нашем Лендровере. Семеро из нас запрыгнули в машину, и Джефф следовал четким указаниям Ганса, указывающего дорогу из города. Утреннее солнце уже поднялось высоко и термометр на приборной доске указывал на ПО градусов. Всего лишь в пяти километрах от Адрара, сквозь танцующие волны жары медленно начали появляться редкие ярко — зеленеющие участки.
Следующие 2 километра привели нас на просторную овощную ферму, огороженную изгородью, над которой вращалась стальная ветряная мельница. Все еще следуя энергичным указаниям Ганса, мы проехали по периметру к задней части фермы и остановились на участке, земли окруженном колючими кустами. Быстро сбросив всю свою одежду, и оставшись только в купальных трусах, мы последовали за четырьмя немцами, преодолев изгородь и пробираясь через обработанные грядки.
Там, среди плантаций дынь и цитрусовыми деревьями, находилось большое водохранилище, площадью ярдов в 50 и 5 футов глубину. Его блестящая вода с зелеными водорослями сияла как огромный изумруд. С криками и возгласами мы все оказались в воде, брызгаясь, ныряя и прыгая подобно буйным дельфинам. Целых два часа мы провели, играя в прохладной воде и это при том, что нас никто не беспокоил, за исключением лишь старого Араба, который немного на нас покричал, а затем побрел прочь, бормоча себе что-то под нос.
На обратном пути в Адрар, когда все смеялись и были в прекрасном расположении духа, мы приняли важное решение. Мы сказали немцам, чтобы они так не беспокоились по поводу их фургона Фольксвагена. Если бы грузовики отправились до того, как их фургон отремонтируют, мы бы могли образовать колонну из 2х машин и совершить переход вместе. Договор был заключен, мы оставили их в мастерской, где молодой араб не спеша, обрабатывал напильником барабан их колеса, а сами поехали домой, чтобы выспаться пока, жара будет в самом разгаре.
Мы прибыли в Гибралтар 20 апреля, а сегодня было уже 30 мая. За исключением того, что температура поднималась все выше и выше с нашим продвижением на юг, погода никогда за это время значительно не менялась. Солнце всходило в 5.30 утра, достигая своего зенита и наибольшей интенсивности к часу дня, начинало охлаждаться к 6 часам вечера, и наконец, заходило после 8 вечера. Никогда не было видно ни облаков, ни тумана, росы тоже почти не бывало, и день всегда заканчивался ярко-красным закатом. Изредка дул ветер, а в целом, погода была прекрасная и абсолютно надежная. Утра были чудесными и прохладными, и было просто настоящим удовольствием просыпаться рано.
Вечера были теплые, но не жаркие, воздух сухой, мгновенно вызывающий испарину и потение. Нежный вечерний бриз походил на мягкое поглаживание по волосам и доставлял нам приятные ощущения свободного времени бесцельных размышлений, развевая наши расстегнутые рубашки и освежал нас.
Мы прибыли в Гибралтар, набрав в весе целых 5 футов, с тех пор как покинули Лондон, благодаря всем упражнениям питанию во время поездки. Со времени прибытия в Танджи-ерс мы оба потеряли по 10 футов, хотя ничуть не чувствовали себя хуже в связи с этим. Мы ели немного, и если следовать информации из книг, мы плохо питались, но физически мы были здоровы. Мы спали лучше, хотя сон наш стал чувствительнее, просыпались быстро и полностью при малейшем шуме. Наши чувства слуха и зрения обострились, наши рефлексы ускорились и наша мысленная ориентация в ситуациях также как приспосаблеваемость к ним, стали намного быстрее. Даже улучшилась наша способность увидеть что-то смешное в трудной ситуации, хотя и раньше мы никогда не были склонны к пессимизму.
Короче говоря, мы чувствовали себя намного более живыми умственно и физически, чем когда-либо были раньше, и казалось, что в нас присутствовала уверенная оживленность. Мы чувствовали, что готовы на все: петь песню, писать книгу, пересечь пустыню, полюбить женщину. Это было потрясающее ощущение. Мы с нетерпением ожидали будущего.
И в Бекаре, и в Адраре, безбрежный покой пустыни Сахара казалось, действовал на нас очень странным образом во время тех долгих дней ожидания следующего этапа нашего путешествия. Он постепенно лишил нас нетерпения и настойчивости, и вместо этого заменил их спокойным восприятием жизни на более замедленной скорости, к которой нам просто пришлось приспособиться.
Вместо того чтобы увеличить потребность и стремление к простому человеческому общению, этот огромный пустой участок земли производил на нас обратное действие. Ощущение уединения и радость, того что можно было побыть наедине со своими мыслями, представляли собой большую ценность, намного более значительную, чем когда мы еще были в городе. Я и Джефф нашли, что мы получали огромное удовольствие, проводя долгие часы за чтением, написанием или просто безмолвным наблюдением за мерцающими звездами, все было абсолютно так же.
Кроме того, без единого слова, та связь, невидимо соединяющая шестерых из нас, устанавливалась, укреплялась и, наконец, связала вместе наши жизни в течение каких-то трех коротких дней.
На следующее утро наступила среда, и араб из гаража все еще избегал любой серьезной работы над барабаном колеса машины немцев. Почему ты не заставишь его пошевелиться? Спросил я у Ганса. Он сказал, что никто из них не говорит по-французски, за исключением Германа, на чьи мягкие расспросы араб просто не обращает никакого внимания. Сама мысль о том, что можно было потратить целых 5 дней на такую мелочную работу, была абсурдной, а теперь, когда мы согласились отправляться в путь вместе с немцами, их фургон стал отчасти и нашей проблемой.
Я решил предъявить свои права и вернуть фургон на дорогу. Сняв барабан колеса, я отнес его другому арабу, по видимому, главному в этой мастерской. Вежливо, на медленном французском, я объяснил ему, что если Фольксваген не будет готов к движению вечером с колонной все закончится не только тем, что мы сами закончим работу, но и тем, что мы не заплатим ему ни одного динара за те пять дней, которые мы потеряли благодаря им.
Будучи очень возмущенным, он принялся рассказывать нам долгую историю о том, какую работу он проделал над этим колесом и как много работы у него было в гараже. Он сказал, что даже не думал, что колонна отправляется так скоро и думал, что для нас не имеет значения, сколько времени уйдет на работу, поскольку мы все равно ожидали колонну.
Будучи осторожным и стараясь избегать грубости, я повторил, что машина должна быть готова самое позднее к вечеру в противном случае, ему просто не заплатят. Я вручил колесо прямо ему в руки и широко улыбнувшись, повернулся и направился туда где, наблюдая за нами, сидели немцы. Они не поняли ровным счетом ничего, кроме предмета нашего обмена.
Араб внимательно осмотрел колесо, а затем позвал двух своих помощников, что-то крикнув им в результате чего, они тут же примчались. Размахивая барабаном перед их лицами, он ругал их за их лень, энергично указывал то и дело на накренившийся Фольксваген, и поставил их перед фактом, что работа срочная и должна быть сделана к вечеру того же дня. Они все глазели на меня, как будто я был какой-то предатель.
Когда мы, наконец, увидели что механики стали продвигаться с ремонтом барабана колеса, мы оставили немцев и поехали снова упаковывать свой автомобиль к поездке.
Когда я вернулся в мастерскую после обеда, мне сказали что ремонт оказался очень простым и не потребовал особых усилий. А так много времени потребовалось на то чтобы обточить внутреннюю часть барабана для закрепления оси. Однако старший механик настаивал на том, что работа почти закончена.
Все немцы уже собрались к отъезду, и мы договорились встретиться у нашего дома на следующее утро, чтобы войти в колонну.
Внутри вас есть такие силы, которые, если бы вы могли их обнаружить и использовать, могли бы сделать из вас все о чем вы мечтали или чем вы себя когда-либо представляли.
- Ошюн Свет Млрден
Внимательно выбирайте себе друзей и товарищей. Работайте только с теми людьми, которых вы уважаете и на которых вы можете рассчитывать. Уделяйте свое время, для того чтобы оценить новых людей. Пока они не будут проверены под огнем, очень трудно определить их настоящий характер.
Выбор вами людей, которые окружают вас в жизни может повлиять на ваш успех гораздо больше, чем любой другой фактор. Те люди, с которыми вы в большей степени отождествляетесь, мыслите, чувствуете, говорите и даже ведете себя.
Ваш выбор товарищей для путешествия по жизни может определить успех или неудачу всего вашего пути.