— Я вспоминаю, — сказал Валерий Иваныч, обращаясь сразу ко всем и ни к кому в частности, — я вспоминаю два случая, у которых есть что-то общее… Но, что именно, — я не могу понять…
— Вот, было дело, ходил я через день в больницу, навещать очень близкого человека. В отделение травматологии. И там, конечно, люди раскрываются невероятно. Мне потом одна хирургиня свои впечатления пересказывала. «Люди, — говорит, — сволочи!» Но я ничего такого не заметил, даже наоборот. Впрочем, я не хирург, а всего лишь старый преподаватель…
И вот, в этой палате, куда я ходил, у самого окна лежала молодая девушка, подключенная к аппарату искусственного дыхания. Та половина ее лица, которую я мог видеть, была очень милая… А другая половина лица, как я понимаю, была парализована после автокатастрофы. Как-то само собой выяснилось, что девушка эта — студентка моего института, но с другого факультета.
Мне запомнился ее взгляд, в котором брезжил какой-то далекий отголосок сознания…
А в один из дней кто-то из ее родителей (дежуривших там постоянно) мне говорит:
— Вы же, Валерий, работаете в ее институте. Поговорите с Анечкой, может быть, она вспомнит вас, и к ней вернется сознание!
Я отвечаю:
— Конечно, конечно… Только я работаю на другом факультете, и мы никогда раньше не видели друг друга! Но все равно я попробую что-то такое сказать!
Не помню уже, что я сказал, но толку от этого не было никакого.
Потом Анечку увезли в другую больницу, и больше я ее никогда не видел.
Г де-то через полгода иду я в институте по четырнадцатому этажу (как я там оказался — ума не приложу, это не мой этаж) и вижу в коридоре большую фотографию. Очень красивое женское лицо. Рядом цветы лежат. Лицо страшно знакомое, но не могу вспомнить — чье? И вдруг до меня доходит — это она…
А другая история была вот какая. И случилось это все давным-давно.
Еще в школе я был влюблен в одну девочку. Неважно, как ее звали, не хочу говорить. Я был влюблен в нее с первого по десятый класс, но, к сожалению, без взаимности. Может, оттого, что я человек практический, никаким искусством не увлекаюсь…
А она, наоборот, увлекалась всякими возвышенными вещами и в результате вышла замуж за художника. Причем не за нормального, а за абстрактного. Я и в обычной-то живописи ничего не смыслю, а в абстрактной — тем более. Что в ней хорошего — одни крючки, да закорючки.
Прошло несколько лет, и в институте, где я только-только начал работать, устроили выставку молодых художников. Зачем я туда поперся — не знаю. Хожу, смотрю — ничего не понимаю. Бессмысленные пятна краски, какие-то линии дурацкие… И вдруг, гляжу на эти чертовы изломанные мазки и понимаю — это она…
Мне тогда даже дурно стало. Посмотрел на фамилию художника, но незнакомая фамилия мне ни о чем не говорила.
Стал даже думать — уж не свихнулся ли я, что мне ее лицо всюду мерещится.
Потом выяснил случайно, что не ошибся. Действительно, это был ее портрет.
Вот такие две истории.
Что в них для меня общего? Даже не знаю, как вам сказать. Вот этот момент узнавания, когда внезапно делается больно…