Вышли мы как-то покурить с Валерий Петровичем. Смотрю — он чего-то грустный сегодня. И я ему говорю:
— Смотрите, Валерий Петрович, февраль какой нынче теплый! Совсем зимы не стало!
А он, это, отвечает:
— Эх, — говорит, — Саня, это пустяки… Вот если еще лета не станет, тогда — да!
Я ему, значит, возражаю:
— Не шутите так, Валерий Петрович, дорогой! А то еще беду какую накликаете! Если зима уменьшается, что тогда по науке следует? Что лето увеличиваться должно…
— Хорошо, хорошо, — соглашается Валерий. — Да не волнуйся ты так! Вот уж и пошутить нельзя, право слово!
Ну, я на это отвечаю:
— Шутите себе на здоровье, дорогой Валерий Петрович! Только предупреждайте! А то черт знает что можно вообразить. Я человек, это, доверчивый…
Он тогда в окошко дым пускает:
— Хочешь, — говорит, — я тебе сон свой расскажу? Сон больно интересный!
Я, конечно, соглашаюсь. Уж лучше про сон его слушать, чем шутки его кретинские.
И вот он пепел, это, в банку стряхнул и начинает:
— Сплю я себе сплю, как полагается, с Матреной Викентьевной спина к спине, и одеяла мне, как всегда, не хватает… И снится мне, будто приходит Черный Ангел и говорит:
«Отвечай, — говорит, — Валерка, так твою и эдак, какую смерть выберешь: в тюряге, под нарами, кругом вонища, и народ над тобой ржет и пальцем на тебя показывает, но смерть легкая, мгновенная. Или дома, на чистых простынях, кругом доктора хлопочут, родственники скачут, жена слезу утирает… Но смерть долгая, мучительная, боль такая, что не приведи Господь! Выбирай, Валерка, время у тебя до утра есть.» А сам, значит, крыльями — хлоп и улетел в форточку.
Ну, я, это, разволновался опять и спрашиваю:
— Валерий Петрович, что, на самом деле такой сон был или вы надо мной опять шутите?
Он говорит:
— Нет, Саня, не шучу я. К сожалению. Потому что поссорился я из-за этого сна со своей Викентьевной…
— Обидно, конечно, — отвечаю я ему, — но она-то тут причем? Сон-то не ее, а ваш.
— Сон-то был мой, а стал не совсем мой. Встал я тогда, значит, с кровати незаметненько, пошел на кухню и налил себе стакан… Потому что выбор уж очень ответственный. А как его совершить — не знаю. Тут, вижу, — идет моя Викентьевна. Разбудил я ее, значит, когда вставал. Пришлось ей все рассказать… Что никак выбрать не могу…
— А она что?
— Что-что? Разоралась на меня, вот что: «Знаю, чего тебе, гаду, предпочтительнее! А обо мне ты, сволочь такая, подумал? Что я скажу на работе Маргарите Степанне? Что мой муж где? А?» Пришлось выбрать, значит, которая в кругу семьи, на белых простынях, с докторами…
Я тогда его утешаю:
— Не горюйте, это, Валерий Петрович, дорогой. Все-таки — в кругу семьи, как-никак. Все, это, как у людей. Вот только с обезболивающими сейчас временные трудности. Но, может, к тому времени их будет легче достать.
Гляжу, он приободрился:
— Да, — говорит, — может, к тому времени эти временные трудности окончательно исчезнут. К тому же, моя Викеша обещала завтра поговорить с одним знакомым ветеринаром. У которого большие возможности…
Ну, я тоже тогда успокоился:
— Вот видите, Валерий Петрович, все к лучшему! Женщины, они такие… Они, это, все понимают лучше нас!
2016