Ближе к ночи мать отрубила телевизор и погнала Ирку спать. Та была категорически против, норовила по пятому разу рассказать, все что видела, старательно опуская встречу с Викой и настороженно косясь на меня. За что я был ей благодарен.
— Лучше бы мы с вами пошли, — наконец не выдержала мама. — Мы с отцом только вечер себе испортили этим кино. И что нас туда потянуло?
Батя изумленно поднял бровь и не преминул съязвить:
— Нас? Ну-ну… Я так-то туда не особо рвался…
Этого было вполне достаточно. Мать сразу растеряла все благодушие, психанула, не дала ему договорить, выперла нас из гостиной и закрыла дверь, крикнув вдогонку:
— Шли бы и вы спать тоже. А то снова за полночь засидитесь.
Батя притворил за собой дверь и, бурча под нос про бабскую блажь, удалился на кухню. Я же улегся у себя на кровать. Меня еще ждал недочитанный Алексин.
Снилось мне что-то невнятное. Кто-то куда-то бежал, кто-то кого-то ловил. Мелькали неясные тени. По полу невесть откуда ручьями разливалась кровь. Из глубины сна, из темноты летели ошметки плоти, падали мне под ноги, плавились, пузырились и исчезали без следа. Страшно не было. Я стоял посреди всего этого абсолютно равнодушный и думал совсем по-стариковски: «Куда катится мир?»
На этой мажорной ноте и проснулся. Не открывая глаз, услышал, как что-то гулко бахнуло сначала в гостиной, потом коридоре. Уловил звук шагов. Какой-то писк. И очнулся окончательно.
Я открыл глаза. Мельком бросил взгляд на окно. Там было темно. Где-то за листвой тускло светили фонари. Значит, не больше четырех утра. В пятом уже начинало светать. Рядом смачно храпел батя. Его никакие шумы не беспокоили.
Тут же вспомнился сон. В голове взорвалось паническое: «Неужели кто-то смог открыть дверь?» Неужели эта тварь вырвалась наружу? Сердце тут же бешено забилось. Я резко повернулся на живот, свесился вниз и принялся шарить по полу, пытаясь найти фонарик. Не вышло. Вместо этого пихнул его пальцами и загнал глубоко под кровать.
— Да что ж за невезение! — вырвалось у меня в сердцах.
Я бухнул кулаком по полу, а после просто вскочил с кровати, рванул к дверям, там наощупь нашел клавишу выключателя и запалил свет, клацнув по ней ладонью. Батя тут же перестал храпеть, отвернулся к стене, закопался в подушку, попытался натянуть на голову простыню, проворчал:
— Олег, с ума сошел? Свет-то зачем? Выключи сейчас же!
Тратить время на ответ я не стал, пулей вылетел в коридор, туда, где слышались звуки борьбы, где раздавалось шумное сопение и тихий голос матери с мольбой твердил:
— Ира, Ирочка, успокойся! Ты что, доченька? Что ты?
В зыбком свете посреди коридора едва виднелся светлый силуэт. Он шевелился и постоянно менял очертания. Понять, кто там, где и как было совершенно невозможно. Да я и не особо пытался. Просто проскочил мимо, к выключателю, и снова клацнул по клавише. Свет моментально залил пространство.
Сразу стало ясно, что посреди коридора пытается устоять растрепанная мать. А в объятиях у нее бьется Ирка. Отчаянно, зло, яростно, молча. Глаза у Ирки были закрыты. Чуть поодаль валялось что узкое, длинное, блестящее.
Я подбежал к ним, попытался перехватить сестру. Меня тут же лягнули ногой, едва не заехав в пах. Я отскочил. Босой пяткой прилетело матери по колену. Она ойкнула и разжала руки. Иринка выскользнула ужом и скрылась в гостиной.
Мы не сговариваясь бросились следом. В комнате царила абсолютная тишина. На диване, раскидавшись и укрыв простыней одни лишь ноги, безмятежно спала сестра. Ничто не напоминало недавнюю потасовку. Если бы я не видел своими глазами, ни за что бы не поверил, как только что этот спящий ангел подобно фурии пытался попасть по мне ногой.
Сзади нас кто-то обнял за плечи…
Мать сдавленно вскрикнула, я вздрогнул и шарахнулся вперед.
— И что вы все такие нервные? — Раздался недоумевающий голос бати. — Что случилось-то? Чего везде свет запалили?
Совет держали на кухне. Батя приоткрыл окно и со смаком дымил в щель. Мама, к моему удивлению, даже не пыталась с ним спорить.
— Представляете, — пожаловалась она и предъявила нам руку, — Ирочка меня укусила!
На ребре ее ладони виднелся четкий отпечаток зубов, кое-где выступили капельки крови. Я невесело усмехнулся и протянул на всеобщее обозрение свой палец.
— Не тебя первую. Меня тоже кусала. В тот раз, у зеркала, помните?
У основания пальца расплывался слегка пожелтевший синяк. Возле косточки просматривались две поджившие ранки. Родители уставились на мою руку. Я испытал от этого странное удовлетворение и не удержался от укола:
— Только вы мне не верили.
Мать попыталась возмутиться, но батя ее остановил:
— Теперь верим.
Потом спросил:
— Что Иринка сегодня делала?
— Опять рвалась в комнату. — Слова матери сопровождались тягостным вздохом. — Никак не пойму зачем? Медом ей там что ли намазано? Осторожно сползла с дивана, даже через меня перелазить не стала, перемахнула через боковую спинку. Достала из моей сумочки маникюрный набор и опять его распотрошила…
Батя задумчиво поскреб затылок. Я с тоской глянул на дверь. В отличие от них, для меня не было тайной, кто зовет туда Ирку. А еще я подумал, что вовремя забил гвозди. И о том, что надо бы утром попросить у дяди Толи еще хотя бы парочку. Усилить эффект, для пущей надежности. Потом вдруг вспомнил о блестящей штуке, лежащей на полу и испугался — не ровен час, пока мы здесь болтаем, Ирка вновь попробует вскрыть дверь!
С табурета меня словно подбросило. Я ринулся в коридор, увидел там наличие маникюрной запчасти и полное отсутствие Ирки. Поднял несостоявшуюся отмычку с пола и вернулся назад. На кухне меня слегка отпустило. Страх ушел так же легко, как и появился. А я подумал, что потихоньку привыкаю к постоянному стрессу. Человек — скотина крепкая, он вообще ко всему может адаптироваться.
Отец уже тушил окурок в банке из-под бычков в томате, пристроенной по пепельницу. Мать, не отрываясь, следила за его рукой.
— А где Иришка сейчас? — до бати наконец-то дошло, что все говорят о его любимой дочуре, но ее самой рядом не видно.
Мама усмехнулась:
— Только появился Олег, сбежала в спальню и улеглась в кровать, как ни в чем не бывало. Спит. Но не удивлюсь, если сейчас выйдет и будет задавать вопросы.
Ее предсказание тут же сбылось.
— Мам, у нас опять что-то случилось? — Раздался от дверей голос Ирки. Вопрос сопровождался смачным зевком.
Мы обернулись. Все повторялось вновь. Сестра стояла на самой границе света и сонно терла глаза.
Мать судорожно сглотнула и тут же улыбнулась тепло и ласково:
— Нет доченька, ничего не случилось. Все хорошо. Просто у папы разболелся живот, и я дала ему таблеточку.
Отец от такого заявления аж поперхнулся. Но быстро пришел в себя.
— Все хорошо, Ириш, не волнуйся, у меня уже все прошло.
— А-а-а-а, — она снова зевнула. — Я тогда спать.
Ирка, шлепая босыми ногами, исчезла в комнате. Мы дружно поглядели ей в след, дождались, когда она уляжется, когда стихнут звуки.
— Хорошую я квартиру нашел. — Невпопад похвалил себя батя. — Какое счастье, что здесь нет балкона! Там могла бы вообще убиться.
Я молча хмыкнул. По поводу хорошей квартиры легкл бы мог с ним поспорить. Вот только вряд ли меня кто поймет, вряд ли кто сможет поверить…
Мать припечатала отца ехидным:
— Лучше бы тут был туалет. Тогда бы да, цены твоей квартире не было!
Отец небрежно повел плечом. Отсутствие сортира проблемой он не считал. Сейчас у него была забота поважнее. Он задумчиво глянул в коридор и предложил:
— Может, забаррикадировать вашу дверь снаружи? Ну, чтобы больше точно не сбежала?
— Не выйдет. — Я покачал головой. — Я тоже думал об этом. Там дверь открывается в комнату.
— Ладно, — мама встала и решительно направилась в спальню, — я сейчас ее чем-нибудь задвину изнутри. Если Иришка будет двигать, по крайней мере, услышу и поднимусь.
Утро не задалось. Ночные слова матери неожиданно оказались пророческими. Судьба словно насмехалась надо мной. Словно говорила: «Ну что, счел себя самым умным? Решил, что всех обманул? Решил, что изменил ход событий и все? Нет, мой дорогой, не все. Вот тебе новый поворот! Получи!»
Я проснулся рано и понял, что в комнате один. Отцовская постель была пуста. Кажется, что тут такого? Мало ли зачем человек мог встать рано утром? Вполне можно отвернуться и спокойно спать дальше. Но меня обуяла беспричинная тревога, и я не смог с ней совладать.
Батя нашелся на кухне. Он сидел на табурете, согнувшись в три погибели, обхватив руками живот. Бледный до прозелени. На лбу его блестела испарина. В воздухе витал омерзительный кислый запах. И я прекрасно его знал — отца рвало. С губ моих само сорвалось:
— Пап, что с тобой?
Он повернул ко мне лицо и вымученно улыбнулся. Потом, словно нехотя, сказал:
— Да вот сынок, мама наша напророчила. Живот у меня что-то разболелся. Мне бы ее таблеточка сейчас ох как не помешала.
Он еще пытался шутить. Мне же было совсем не до шуток.
— Где болит? — Спросил я.
Неизвестно почему, но мой вопрос его не удивил. Батя задумался.
— Даже и не знаю, что сказать. Сначала здесь.
Он морщась разогнулся и указал чуть выше пупка.
— Но здесь не сильно и не долго. Потом вот здесь.
Ладонь отца переместилась вправо и вниз.
— А еше в ногу отдает. — Он снова согнулся, вздохнул и попытался улыбнуться. — Ерунда какая-то! Разве так бывает? Ты не волнуйся, Олежек, ничего страшного, посижу немножко, само пройдет.
Я прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Подумал: «Ох, папа, так обычно и бывает. И само это точно не пройдет. Я бы мог тебе много на эту тему рассказать. Только откуда об этом знать обычному школьнику? Об этом знал взрослый Олег Ковалев». Отца же спросил:
— Сколько раз рвало?
Он посмотрел на меня, как на ясновидящего. Смутился и признался:
— Один.
Я глубоко вдохнул и сказал:
— Боюсь, пап, само не пройдет. Очень похоже на аппендицит.
Он небрежно отмахнулся:
— Откуда тебе знать? С чего бы вдруг у меня взяться аппендициту?
Пришлось на скорую руку сочинять:
— Нам на биологии рассказывали весной. При аппендиците все, как ты и говоришь.
— Да?
Батя расстроился, но все еще не хотел верить.
— Да. — Подтвердил я. — В больницу тебе надо, пап. Пойду я мать будить.
— Не надо маму, — он попытался меня остановить, начал подниматься, но тут же плюхнулся обратно на табурет и почти простонал: — Больно…
Это было совсем хреново. Отец у нас всегда отличался завидным терпением. Если уж ему больно ТАК, значит дело — труба. И я не стал его слушать, направился в гостиную.
Мать словно ждала чего-то подобного. Она поверила сразу, прониклась в момент, не стала меня лишний раз расспрашивать, не стала гадать, пройдет само или нет. Побежала на кухню, увидела отца, всплеснула руками и запричитала на ходу:
— Саша, как же так?
Я же быстро напялил штаны и майку, не спрашивая разрешения, выудил из кошелька двушку, заглянул на кухню и сказал:
— Я скорую вызывать. Отца надо в больницу.
Уже на лестнице вдруг вспомнил, что двушка совсем нужна. Все службы и 01, и 02, и 03, можно вызвать бесплатно. Но это было без разницы. Смутно помнилось, что телефонная будка есть где-то возле ларька с мороженным.
Память моя мельком зафиксировала этот факт еще тогда, три дня назад, когда я выяснял отношения с Викой. Сейчас казалось, что это было безумно давно, в какой-то прошлой жизни. В какой-то другой реальности.
Я бежал по улице, не думая о том, что вид у меня бомж-стайл, что кто-то может это увидеть. Мне было на все наплевать. Жизнь четко расставила свои приоритеты. Вчера я спас жизнь Ирки, взамен судьба грозилась забрать у меня отца. И это было неправильно. Это было жестоко.
Будка оказалась на месте. Что совсем удивительно, она работала. Я снял трубку, машинально подергал пальцами рычажок, услышал гудок и набрал 03.
Ответили почти сразу. Я не стал выслушивать штатное приветствие, почти прокричал:
— Срочно приезжайте! Острая боль в животе. Рвота. Ковалев Александр Николаевич. Адрес…
Меня внимательно выслушали и уточнили:
— Возраст пациента?
Я подвис, попробовал вспомнить, в итоге ляпнул примерно:
— Сорок три.
— Кто вызывает? — последовал новый вопрос.
— Сын.
— Ждите…
В трубке пошли гудки. Я пару минут еще простоял на месте, тупо глядя на трубку, слушая прерывистый звук. В голове крутилась мысль: «Так не должно быть! За Иркину жизнь, я обещал отдать свою. Причем тут отец?»
Судьба, Господь, высший разум… Назовите это, как хотите, только небеса остались глухи к моим мольбам.
Я бухнул трубку на рычаг и побежал обратно.
Отцу было совсем плохо. Мать стояла рядом с ним, белей мела, что-то шептала, гладила ладонью по волосам. Меня встретила молящим взглядом:
— Вызвал?
Я прислонился к дверному косяку, попытался отдышаться. С трудом проговорил:
— Сейчас приедут. Ты бы не стояла рядом с ним, шла бы вещи собирать.
— Ах, да, — она засуетилась, бестолково затопталась на месте, не зная за что схватиться.
Я взял ее за руку и силой отвел в гостиную.
— Одежду собирай, остальное я сам сложу.
На нее это подействовало. Не глядя на спящую Ирку, она распахнула шкаф и ринулась к вещам, где стояла большая спортивная сумка. Все содержимое ее безжалостно вывалила на пол. Я посмотрел на начало сборов, убедился, что все идет, как надо, и вернулся на кухню.
Чашка, мыло, зубная щетка, зубной порошок, расческа. Что еще нужно человеку в больнице? В голове была абсолютная пустыня. Я плюнул и здраво решил, что остальное всегда успеем принести. Завернул все в кухонное полотенце и вернулся к матери.
Она тем временем навертела целый баул. Что сунула в него, я даже не рискнул предположить. Протянул ей сверток и только спросил:
— Тапочки положила?
— Тапочки?
На меня уставились абсолютно бездумные глаза. В них плескалась паника. С придвинул сумку к себе, пошарил наощупь — чего там только не было. Все! Кроме тапочек. Решил, что вещи лишними не бывают, они бывают запасными. А мать сейчас, пожалуй, нервировать не стоит. Добавил для комплекта свой сверток. Потом взял отцовские тапки, замотал их в газету и водрузил сверху.
В дверь постучали. Мать словно отмерла, накинула халат. Открывать она понеслась вперед меня.
Медиков было двое — врач и фельдшер. Мне они сразу понравились — спокойные, деловитые, взрослые. Отца осмотрели мельком. Как я и думал, пришли к тому же выводу.
— Подозрение на аппендицит, — сказал матери тот, которого я для себя окрестил врачом.
Мама окончательно расстроилась:
— А без больницы никак нельзя обойтись? — спросила она. — Нам скоро уезжать. Может быть…
Мужчина ее прервал.
— Можно, — сказал он, — если этот муж вам больше не нужен. Если у вас есть запасной.
— Запасной? — Шутки до мамы доходили плохо. Она нахмурилась и честно ответила: — Нету запасного.
Врач покосился на меня, потом снова обратился к ней:
— Вот видите, значит, надо лечить этого.
Он подошел к отцу и подхватил его под руку:
— Давайте, попробуем подняться. И потихонечку… потихонечку…
Батя со стоном встал. Его осторожно вывели в коридор. Там до меня дошло, что он в одних трусах. И вряд ли нужно идти в машину так.
— Мам, — сказал я, ему надо одеться и обуться.
Она промолчала. Она словно не слышала меня. Я сам отправился в спальню. Взял брюки, рубашку, начисто забыл про носки. Штаны я на батю натянул тоже сам, рубашку накинул ему на плечи. Отец постанывал и не мог разогнуться.
Мать словно проснулась, оттолкнула, оттеснила меня и надела на него ботинки. Прямо на босые ноги. Врач только хмыкнул.
— Вы едете? — Спросил он у матери.
Та не успела ответить, я опередил:
— А можно я?
Мне совсем не хотелось оставаться с Иркой вдвоем. Как ни крути, а сегодня была суббота. Та сама суббота.
— Нет мальчик, — ответил врач. — Сопровождать больного могут только взрослые. Например, твоя мама.
Он подтолкнул мать вперед и вышел следом за ней, ведя отца под руку. Фельдшер поднял с пола баул, собрался уходить, но задержался в дверях и сказал:
— Вы мать сегодня не ждите.
— Почему? — не понял я.
— У нас городскую хирургию закрыли на мойку. Повезем в райцентр. А это шестьдесят километров отсюда. Вряд ли она сегодня вернется.
— Погодите!
Я метнулся в гостиную, сунул в мамину сумку кошелек, кинул в авоську платье, висевшее на спинке стула. Протянул все это фельдшеру.
— Вот, отдайте маме. А то она ничего с собой не взяла.
Тот улыбнулся.
— Хорошо, отдам.
И ушел. А я остался наедине с неизвестностью и с Иркой. И мне стало от этого совсем жутко.