Пункт назначения 1978

Глава 4 Хомо собакус Юлька

Дома, на кухне приглушенно, но вполне себе азартно переругивались отец с матерью. Я прислушался и усмехнулся. Мать отчитывала отца за скудоумие и желание испортить ей отдых. Отец, как мог, оправдывался. Оба они знали, что буря скоро уляжется, и мать поведет его мириться в спальню.

Так было всегда, сколько себя помню. И, если в детстве у меня нет-нет, да и возникали сомнения, для чего именно они там запираются, то сейчас я знал это точно. Так же было и в тот страшный день, правда, я не понял из-за чего.

Чтобы не нарваться, я тихонько юркнул в нашу с Иркой комнату, улегся на скрипящую кровать, уставившись в беленный потолок. В гостиной орал телек. Сестра снова что-то смотрела. Мне же хотелось побыть одному. Не получилось. Мать почти сразу погнала Ирку спать. А мне пришлось перебазироваться на кухню. Оно и к лучшему.

Все-таки отец большой молодец, что умудрился найти квартиру с двумя спальнями. Сестра уснула сразу, слишком умаялась во время пути. В соседней комнате еще довольно долго возились родители — шушукались, смеялись. Я сидел на кухне и пытался читать книгу. Получалось плохо. Мысли постоянно уносились куда-то в даль. Все хотелось представить, как мы теперь заживем вместе, кем вырастет Ирка, как сложится моя судьба.

В какой-то момент я почувствовал на себе чей-то взгляд. Тяжелый. Оценивающий. Недобрый. Ощущение было таким реальным и жутким, что по коже пробежал мороз, а сердце испуганно сжалось.

Я резко захлопнул книгу и обернулся. Никого. Пусто. Стояла звенящая тишина. Может..? Я обернулся к окну. Нет, и там непроницаемая тьма, такая густая хоть режь ножом. Хотел было встать и выглянуть наружу, но я вдруг устыдился этого порыва. Какого черта? Второй этаж, дом старинный, потолки высоченные, откуда здесь кому взяться?

Ты же взрослый мужик, Олег, не какой-то там сопляк! Я усмехнулся своим глупым страхам и снова взялся за книгу. Ощущение постороннего взгляда не проходило. Казалось, кто-то изучает меня, как забавного жучка, и цели у него недобрые.

Я сидел, уставившись в страницы и ждал, что будет дальше. Поэтому, когда в окно что-то стукнуло, вздрогнул и уронил книгу на пол. Потом последовал еще удар и еще. Совсем негромко. Но в этой звенящей тишине… И меня взяла злость.

— Да что здесь, бляха-муха, происходит?

Я вскочил и ринулся к окну. Все! Хватит! Хватит бояться, хватит ждать неприятностей. Надо жить. Жить и ничего больше! Третьего шанса не будет! Все это я от переполнявших меня эмоций проговорил вслух.

Звук затих.

Какое-то время я еще постоял, опершись руками о подоконник и уткнувшись лбом в прохладное стекло. После сплюнул и вернулся на место. Книгу поднял и положил на стол, открывать не стал. Что толку? Все равно не вижу ни слов, ни букв. Все равно только и жду, что будет дальше.

Стук повторился. На этот раз дробный частый. Я подхватился, уставился в окно и… в сердцах сплюнул. В стекло бился бражник. Огромный, с половину моей ладони. Красивый. Как любой приличный мотылек, он просто рвался на свет. И меня отпустило. Исчезло предчувствие неминуемой беды, ушло ощущение взгляда. Все стало просто и легко. Надо было подождать еще пять дней. На шестой не выпускать из вида Ирку, не дать…

Я страдальчески поморщился и постарался найти для себя обтекаемое определение. Определений таких была целая куча — одно другого краше. Только они совсем не отражали сути. Тогда я психанул и назвал все своими словами.

Не дать ей умереть, не дать, чтобы ее убили… Все! И ты должен, нет, просто обязан с этим справиться. Должен, должен, должен… Я твердил это слово, как мантру, пока не выдохся.

Потом я встал, поймал себя на мысли, что жутко не хочу идти вниз. Воровато огляделся и, пока никто не видит, использовал раковину по прямому назначению, сверху пролил водой и пошел спать, прихватив с собой коробок спичек. Вдруг придется подсветить?

В коридоре злобный взгляд появился вновь. И мне стало по-настоящему страшно. До жути. До дрожи в коленях. Пальцы вцепились в коробок, как в спасительную соломинку.

Спичка никак не хотела зажигаться. Пальцы у меня дрожали, коробок ходил ходуном. Когда огонек вспыхнул, я поднял его над головой, освещая все вокруг. Пусто, черти бы вас побрали, пусто! Хотя, чего я еще ожидал? «Приедем домой, нервишки подлечим», — пообещал я сам себе. А пока надо успокоиться и ждать.

Успокоиться не вышло. Пока дошел до дверей, зажег еще две спички. В комнате прямо на пол скинул одежду, воткнув третью в коробок, затушил огонек, юркнул под простыню и укрылся с головой. Как будто тонкая ткань могла защитить от неизвестности. Смешно! Только мне было совсем не смеха.

Как ни странно, сон навалился на меня почти сразу — чуткий, тревожный, спасительный. И я отключился.

Рядом кто-то стонал. Тихонько. Жалобно. Сон мой разбился об этот звук, как корабль о рифы.

На улице уже начало светать. И взгляд мой легко различил Ирку. Она лежала на спине, вцепившись пальцами в одеяло. Окаменелая, напряженная. Губы ее были сжаты. Ресницы дрожали. На щеке виднелась влажная дорожка. Девочка спала, стонала и плакала.

Я поднялся и присел рядом. Машинально вытер влажную щеку и позвал:

— Ир, а Ир, не плачь. Что случилось?

Мне думалось, что она просто успокоится, повернется на бок и снова уснет, но она вдруг ответила:

— Он на меня смотрит…

И снова мороз по коже. И снова сумасшедший стук сердца. Смотрит? Господи, что же здесь происходит?

Я взял Ирку за ладошку и поежился — ледяная! Какая же ледяная…

Она тут же перехватила мою руку, подтянула к себе и повернулась на бок, умостив поверх моей ладони свою щеку.

— Ир, — прошептал я ласково, — не бойся, спи.

Она снова застонала. И пальцы мои стали влажными. По щеке ее опять текла слеза.

— Не хочу, — попросила она, — пусть он уйдет.

— Я его прогоню, — легко пообещал я, совершенно не понимая, кого надо прогнать.

Но Ирке этого хватило. Она успокоилась и уснула.

Я же просидел у ее постели еще добрый час и только потом вернулся к себе.

Перед самой побудкой мне приснилась Вика. Она стояла на камне, демонстрируя всему миру свои потрясающе длинные загорелые ноги и призывно махала мне рукой. А я все смотрел и смотрел на темное пятнышко в самом низу ее влажных ярко-желтых трусиков и думал, что в отличие от того Олега сорокалетней давности прекрасно знаю, что эти трусики и это пятнышко скрывают.

Естественно, случился конфуз. Проснулся я с теплой, липкой субстанцией, старательно размазанной по бедрам и трусам. Ровно так же, как в первый раз. Поэтому пришлось спешно бежать на улицу, в душ. И там уже отстирывать семейники, дотошно отжимая их в полотенце.

Вода в душе была шикарной, и я потом долго стоял под теплыми струями, смывая с себя пот, усталость, страх и чувство вины — весь груз прожитых лет. Там, в душе я твердо решил начать жизнь с чистого листа.

Потом мне на чистое тело пришлось натянуть влажные трусы. На них уже брюки — темно-серые, почти черные. Благо, мокрых пятен на таких видно не было.

Во дворе две девчонки играли в классики. Одна из них — моя Ирка. Вторую я почему-то помнил очень плохо. Почему-то… Губы скривились в усмешке. В тот раз меня вообще ничего не волновало, кроме Вики. Сейчас надо, ох как надо, постараться и этой ошибки не допустить. Эта зараза хуже мышьяка. Нет от нее спасения. Так и лезет в мысли.

Возле подъезда стоял смутно знакомый мужчина и курил. Память услужливо подсказала — сосед. Только имени его она не сохранила. Я подошел, встал рядом, дождался пока меня заметят и по-взрослому протянул руку.

— Олег.

— Дядя Толя.

Рукопожатие получилось приятно крепким, уверенным. Сосед хотел что-то спросить, но тут со стороны пристройки появился большой черный пес. Вид у него был деловой, сосредоточенный. В зубах он тащил что-то длинное, прозрачное.

Дядя Толя всплеснул руками и закричал:

— Юлька, паразит эдакий, а ну брось! Где ты только эту гадость находишь?

Я невольно хихикнул. Юлька? Нет, вы серьезно? Юлька? По псу невооруженным взглядом было видно, что это — кобель. Матерущий такой кобелина. Немецкая овчарка.

Но дядя Толя и не думал шутить. Он пригрозил зверюге пальцем и вновь заругался. Юлька оказался послушным псом. Свою находку он бросил. Правда, сначала донес до хозяина, а там уже положил ему прямехонько на ботинки. Сразу стало понятно, что добыл пес ни много ни мало длинную целофановую шкурку от сосисок.

Дядя Толя восхитился:

— Ну, Юлька, ну паразит!

Пес уловил перемену в голосе и довольно гавкнул. Весь его вид словно говорил: «Правда, я молодец? Правда, меня надо похвалить?»

— Засранец, — ласково произнес мужчина и потрепал добытчика по холке. — Опять из помойки достал?

— Гав! — счастливо подтвердил кобель.

— А почему Юлька, — спросил я.

Сосед рассмеялся.

— Потому! — Он обернулся к псу. — Позвольте представить — Гай Юлий Цезарь. Хомо собакус — существо редчайшего интеллекта.

Юлька снова гавкнул, соглашаясь, и уставился на меня склонив голову на бок. Словно спрашивал: «А ты кто? Как тебя зовут?»

— Олег Ковалев, — совершенно серьезно ответил я.

— А мы уже знаем! — Раздалось совсем рядом. — Нам Ира рассказала.

Я обернулся и увидел новую подружку сестры. И память моя проснулась. Ее тоже звали Ирка. Все дни, пока мы жили в этом доме, их так и называли — две Ирки. Обеим им было по девять. Но были они совсем разные. Наша — длинная, тощая, несуразная. С ногами, похожими на бамбуковые удочки. Большеротая, голубоглазая, отчаянно белобрысая и жутко серьезная.

Дочка дяди Толи была полной противоположностью — низенькая и сбитая, как кубышечка. Волосы ее сияли яркой медью. По носу и щекам рассыпались мириады мелких веснушек. Зеленущие глаза смотрели с неизменной смешинкой. А когда она улыбалась, на щеках появлялись милые ямочки.

Моя Ирка смотрела виновато, словно ненароком разболтала военную тайну. Я подошел и потрепал ее по макушке.

— Олег, — спросил меня дядя Толя, — какие у тебя планы на это утро?

— Никаких, — честно признался я.

— Пойдешь с нами на море?

Ирка тут же сунула мне свою ладошку и посмотрела с надеждой, просительно. Я подумал, что второй раз попаду на море, и снова без плавок. Хотел отказаться, но вдруг решил, какого черта?

— Надо бы родителей предупредить. А то они Иринку будут искать.

— Не надо, — успокоил сосед, — мы с Иришкой уже ее отпросили.

Моя Ирка кивнула, подтверждая его слова. И я согласился.

— Тогда и я с вами пойду, с удовольствием.

— Ура! — закричала Ирка рыжая, дернула пса за ошейник и понеслась вперед, крича на ходу: — Юлька, догоняй.

Пес глянул на Дядю Толю.

— Беги, — сказал тот, — играй, можно.

Пес звонко гавкнул и сорвался с места. Поиграть он всегда был не против. Моя Ирка рванула следом. Всю дорогу нас сопровождал звонкий хохот и заливистый лай. Было ясно, что эти трое нашли друг в друге родственные души.

До моря дошли как-то незаметно. Дядя Толя вел нас к лиману другой тропой. Петляла она ничуть не хуже первой. Мне было жутко интересно почему так получилось. Но спросить я не рискнул. Казалось, что ответ будет простым и очевидным, а я только выставлю себя дураком.

Потом подумалось, что раньше чужое мнение меня волновало слабо. С чего бы это вдруг сейчас такие метаморфозы? Поразмыслив, списал это на подростковые заморочки. И, думается, был недалек от истины.

Когда впереди показался не дикий пляж, а вполне себе цивильный порт, я жутко изумился. Совсем не ожидал, что в таком заштатном городишке могло существовать нечто подобное. Вдалеке виднелись краны. На приколе стояла баржа. Суетились люди, кипела работа.

— Как ты относишься к рыбалке? — вдруг спросил дядя Толя.

Я пожал плечами. Рыбаки в нашей семье не водились. Не удалось мне заразиться этим увлечением и позже, в самостоятельной жизни. Поэтому сказал честно:

— Не знаю. Никогда не пробовал. Было бы интересно.

— Поговори с родителями, — предложил он, — у меня здесь моторка. Я иногда балуюсь. Могу тебя взять тебя с собой завтра.

Наверное, он ждал от меня восторга, бурного проявления эмоций. Я же по привычке ответил:

— Поговорю, как вернемся. Думаю, они не будут против.

Сосед склонил голову на бок и уставился на меня как на меня в глубокой задумчивости. Какое-то время он колебался, задать вопрос или нет, и все-таки спросил:

— Олег, тебе не приходилось слышать, что ты весьма необычный субъект?

Я усмехнулся. Не в бровь, а в глаз. И с этим надо что-то делать. Срочно.

— Пока нет. — В моем ответе не было ни капли лжи.

Мысленно же добавил: «Но, вероятно, придется и не раз».

К счастью, мысли дядя Толя читать не умел.

Ирки с восторженным визгом дружно бросились к воде, на ходу скинули платья и полезли в море. Юлька, вздымая брызги выше головы, ринулся следом. Не спасать, нет. Играться.

Я, ругая себя за глупость и внезапную стеснительность, снял рубашку, сложил ее аккуратно и уселся на камень в брюках. Пусть хоть спина загорит.

Дядя Толя удивился:

— Ты чего? Пойдем купаться. Сегодня водичка — цимус! И солнце пока не сильно кусает. Пойдем.

Я слегка замялся.

— Я лучше вечером, не сейчас.

— Почему?

Стало совсем неловко.

— Если честно, я плавки забыл.

Сосед рассмеялся:

— Нашел о чем переживать, здесь все так купаются. Сюда только местные ходят. Отдыхающие сейчас там, — он махнул рукой в ту сторону, где я вчера столкнулся с Викой, — на пляже. Раздевайся. Никто ничего не скажет.

Уговаривать дважды меня не пришлось. Кеды, брюки, носки — все было скинуто в один миг. Дядя Толя тоже разделся. И на нем тоже были семейники — расписные, синие в белый горох. Стало понятно, что он не врет.

Я вошел в воду. Было совсем мелко, едва доходило даже до колена. Ирки плескались чуть дальше, метрах в десяти. Моей было по пояс. Поплавал, блин. Разочарование скрыть не удалось.

Сосед рассмеялся.

— Пойдем туда. Там в прошлом году работала черпалка работала — дно углубляла, там нормально.

Я нерешительно оглянулся на девчонок. Что в прошлый раз случилось с Иркой, никто не смог объяснить. Даже причину смерти не нашли. Я прекрасно помнил, как судмедэксперт, которого отец поймал на выходе из здания, разводил руками. Вид у него при этом был отнюдь не виноватый — недоумевающий, растерянный. Он правда не знал, что случилось возле тех развалин. Списали на несчастный случай.

Если в этот раз она утонет… Я украдкой трижды сплюнул через плечо. Все повторится, разве что причина смерти станет очевидной. А я профукаю свой шанс, и сам себя простить не смогу. Нет. Этого нельзя допустить.

Дядя Толя все понял.

— Не волнуйся, за ними Юлька присмотрит. Он обучен.

И приказал строго:

— Цезарь паси!

Пес тут же прекратил возню, словно по мановению волшебной палочки из бесшабашного Юльки превратился в настоящего серьезного Цезаря.

Соседская Ирка возмутилась:

— Ну пап! За что? Мы никуда не полезем. Честно-пречестно!

И сделала непередаваемо честные глаза. Моя встала рядом. Глаза у нее были такие же. Верить им сразу расхотелось.

— Знаю я вас. — Рассмеялся сосед. — И ваше честно-пречестно тоже знаю, хитрюги. — Потом добавил: — Иришки, нос не вешать. Мы с Олежеком быстренько сплаваем до буйков и вернемся.

Девчонки сдались, выбрались ближе к берегу, уселись на теплый песок и принялись лепить замок. От сердца сразу отлегло. Цезарь вокруг нарезал круги. Вид у него был весьма серьезный.

Глубина появилась очень быстро. Вот только было по колено, и вдруг по пояс.

Дядя Толя крикнул:

— Поплыли! Кто быстрее!

Он плюхнулся в воду и поплыл мастерски — кролем. Я аж прицокнул от зависти. Всю жизнь хотел заняться плаванием, да никак не хватало времени. Плавал исключительно саженками, как научил в далеком детстве дед.

Я бросился следом. Догнать не надеялся, думал лишь о том, чтобы не отстать слишком позорно. У буйков сосед меня подождал, так что полосатого бока мы коснулись практически одновременно.

— Молодец, — сказал он искренне, — умеешь.

От такой похвалы я неожиданно растаял. Давно мне никто не говорил вот так, запросто, молодец. Было приятно.

Обратно плыли не спеша, отдыхая. Хотя было видно, что соседу еще десяток таких дистанций вполне себе по зубам. До берега оставалась совсем чуть-чуть, когда я заметил Вику. Она стояла на песке, красивая, нарядная, в красном платье по колено. Ее длинные волосы были забраны в два хвоста и перекинуты через плечи на грудь. В руках она держала вчерашнее полотенце.