Организм орал: «Еще рано! Оставьте меня в покое!» Ужасно хотелось спать. Вместо этого меня настойчиво трясли. Женский голос повторял:
— Олег, вставай! Вставай, тебе говорят. Да сколько ж можно?
Я попытался отбрыкаться, впрочем, не слишком успешно. Тогда попросту перекатился на другой бок и буркнул.
— Ты кто? Отстань!
— Кто?
Голос возмутился так искренне, что стало ясно — для возмущения он имеет вполне законные основания.
— Я, между прочим, твоя жена! А ты кого ожидал здесь увидеть?
Жена? Я даже проснулся. Какая к чертям собачьим жена? Мне две недели как исполнилось шестнадцать!
От удивления я открыл глаза. Надо мной склонилось лицо Лельки. То ли сердитое, то ли встревоженное, так сразу и не разберешь.
— Леля? — не поверил я. — А ты что тут делаешь?
Она надула губы.
— Ковалев, я тебя не понимаю. Вроде не пил вчера? — В меня вперился подозрительный взгляд. — Или пил? А ну, дыхни!
От неожиданности я исполнил приказание. Дыхнул. Она принюхалась, задумалась. Пожала плечами. Изрекла:
— Перегаром, вроде, не пахнет.
Потом глянула на меня серьезно, укоризненно.
— Ты чего мне голову морочишь? Вставай! Ирина там тебя заждалась уже. Или хочешь, чтобы я ей позвонила и сказала, что ты не придешь?
— Лель, — сказал я примирительно, — не кипятись. Я просто еще не проснулся. Спросонья чего только не померещится?
— То-то же!
Она сразу растаяла. Наклонилась. Чмокнула меня в щеку.
— Вставай. Не хорошо заставлять людей ждать.
— Не хорошо, — согласился я.
Она ушла. Я проводил глазами ее фигурку, понимающе хмыкнул. В этой реальности Лелька слегка раздобрела. Оно и понятно, статус замужней дамы позволял расслабиться. По правде сказать, округлости ее ничуть не портили. Она была все так же хороша собой.
Я повернулся на спину, закинул руки за голову. Итак, что мы имеем? Ирка, судя по всему спасена. Отец жив и не держит на меня зла. Мать… Я потер пальцами кончик носа. С матерью все выяснится, и очень скоро. Это плюс. А что в минусе?
Я покосился на двери, на свою руку с обручальным кольцом. Покрутил тонкий ободок на пальце. Та-а-ак, со свободой можно смело проститься, как и с холостяцкой жизнью. Не слишком большая плата. В крайнем случае можно и развестись. Не в рабство же я себя продал? Это мелочь, сущая ерунда.
А вот второй минус был куда неприятнее. Я совершенно, просто абсолютно не знал, что же случилось здесь за последние сорок лет. Мда… И как теперь с этим быть? И вообще, интересно, который нынче год? Не у Лельки же спрашивать?
Ладно. Я уселся на кровати, нашел ногами тапки. С этим потом разберусь. Пошарил глазами по комнате, разыскивая мобильник. С первой попытки не нашел.
— Олег! — Лелька снова подала голос. — Ну тебе что, помочь? Сам подняться не можешь?
Вот язва! Какой была, такой осталась. Что тогда, что сейчас.
— Встаю! — Крикнул я.
И на этот раз действительно встал.
В ванной сразу бросился к зеркалу. Хотелось понять, каким я стал, сколько мне лет? Куда меня, черт возьми, на этот раз зашвырнуло?
Из зеркала смотрело мое лицо. То самое, о котором я за последнюю неделю успел слегка подзабыть. Лицо немолодого, но вполне импозантного дядьки. Не обрюзгшего, не заплывшего жиром. Лицо вполне себе приличного мужика. Отличие с привычным обликом было одно — этот Олег успел обзавестись аккуратной бородкой. В прошлой жизни меня такая блажь не посещала.
Зеркало было небольшим. Я отодвинулся на шаг, пытаясь рассмотреть себя хотя бы по пояс, и ахнул. На левом плече, как генеральский эполет растекся огромный, грубый, синевато-белый рубец.
— Черт подери! Как же это? — Слова вырвались у меня невольно. Я не успел их удержать.
Тронул рукой шрам, прошелся по нему пальцами. Наверное, возглас получился излишне громким, эмоциональным. В дверях появилась испуганная Лелька, мельком глянула на меня, возмутилась:
— Ковалев, это что, шутка такая?
Я на всякий случай покачал головой.
Она раздула ноздри, набрала воздуха… Я подумал, что невольно нарвался на нотацию. Но нет. Лелька вдруг включила заднюю, вышла из ванной, закрыв за собой дверь. Стали слышны ее слова:
— Совсем спятил мужик. Сам же рассказывал, как в детстве на юге ошпарился кипятком…
Я вновь провел по шраму рукой. Ухмыльнулся. Ожег, значит. Что ж, хорошее объяснение, правдоподобное. Интересно, а Ирка помнит, что тогда случилось?
Сразу стало грустно. Сразу стало кисло. Хреново начинать жизнь, ничего не зная о том, что было раньше. Нет слов, как хреново. Все равно, что смотреть с конца интересный фильм. В душе поселилось ощущение, что кто-то могущественный мимоходом украл у меня половину судьбы.
Интересно, а как… Я впился взглядом в правую ладонь. Линия там была одна. Довольно длинная. Но до запястья ей было далеко. Возникло запоздалое сожаление — почему я не спросил у цыганки, как по длине линии жизни определить, когда наступит твой срок? Умеют же они это как-то делать. Точно знают, что умеют.
Это был риторический вопрос. Сейчас задать его было некому. А повторять его себе я мог хоть до бесконечности. Только результат на выходе получился бы нулевой. Значит, не стоит и думать об этом. Что было, то прошло.
Я умылся на скорую руку. Насухо вытерся. Покосился на дверь, ведущую в коридор. Мне еще предстояло привыкнуть к мысли, что Лелька моя жена. Что она полноправная хозяйка в этом доме. Чушь какая-то. Ковалев? Как тебя только угораздило?
Тут же появилась другая мысль: «Слава Богу, не Вика!» С Лелькой я управиться смогу. Как ни крути, а баба она неплохая.
— Олег! — Лелька почти кипела. — Честное слово, сейчас в лоб половником получишь! Иди есть. Там Ира тебе уже целую петицию написала. Они у отца в квартире битый час тебя ждут. Скоро машина приедет.
Я накинул полотенце на крючок, подмигнул своему отражению и пошел знакомиться с семейной жизнью.
Сигарет в доме не наблюдалось. Этот новый Олег был излишне озабочен своим здоровьем. Вел правильный образ жизни. Зато на кухонном столе лежал телефон. Большой, в черном чехле. Явно мужской.
Я уселся на стул и сразу полез посмотреть дату. Мобильник меня не подвел, послушно поведал, что нынче на дворе 2019 год, август месяц, самая серединка. В этой реальности тоже прошла ровно неделя с тех пор, когда я пообещал за спасение Ирки свою жизнь.
Лелька поставила передо мной пшенную кашу рыжими кусочками тыквы. От блюда чудесно пахло медом.
— Ешь, — сказала она, — а я сейчас кофе сварю.
Я взялся за ложку. Такая жизнь меня пока вполне устраивала. К кофе мне подсунули бутерброды с бужениной и маринованным огурчиком.
Сама Лелька не ела. Она просто сидела рядом, поставив локти на столешницу, уперев подбородок в ладони, и смотрела на меня. Я жевал мясо и думал, что раньше за ней такой привычки не наблюдалось. Впрочем, ничего против не имел.
После завтрака мне выдали одежду: джинсы, поло, кроссовки. Я собрался уже уходить, но Лелька меня перехватила, сказала с укоризной:
— Да что с тобой сегодня такое? Словно сам не свой.
Всунула в руки ключи и документы от машины.
— На, пешком что ли собрался идти?
Я сделал вид, что все идет по плану и слинял в наружу. Черт, чувствовал я себя ужасно неловко. И тут меня осенило. Осознание произошедшего накрыло холодной волной. А сколько еще таких ситуаций впереди?
В другой город что ли переехать? Начать жизнь с чистого листа? Пусть даже с Лелькой. Я же ни черта не знаю о себе. Кто я теперь? Кем работаю? Кто у меня друзья? Чем живу? А дети? Вдруг у меня есть дети? Я же сейчас, если встречу на улице, просто пройду мимо. Я же ведать о них ничего не ведаю. Мать вашу растак! Даже не знаю, на какой машине сейчас мне ехать и куда.
Я с тоской посмотрел на кнопку родной квартиры и нажал на звонок. Лелька почти сразу открыла. Спросила:
— Забыл чего?
Я попытался ухватиться за соломинку. Лелька-то в курсе, что, где и как.
— Может вместе поедем?
Лелька непритворно вздохнула.
— Олежек, не могу, я тут тесто на пироги поставила. Я к вам позже подъеду, уже на новую квартиру.
— Ну хорошо…
Кого я обманывал? Что в этом хорошего? У лифта украдкой достал ПТС. Так, цвет, номер, марка… Ага, весьма недурно. Кто бы еще сказал, где стоит?
Во дворе на первый взгляд ничего похожего не нашлось. И где искать? Вдруг ничего не поменялось, вдруг здесь все, как в прошлый раз, вдруг повезет хоть в этом? Помнится, тут совсем недалеко была стоянка. В прошлый жизни я часто ею пользовался. Вполне мог поставить туда.
Я спустился по ступеням крыльца и пошел прочь. Других идей все равно не было. Шел и думал: «Какой идиот сказал, что попаданцам живется легко? Только в книге бывает так, что раз — и все знания на блюдечке с голубой каемочкой. Настоящая жизнь не такая добрая. В ней все куда сложнее».
Я так задумался, что не сразу услышал, как звонит телефон. На экране было знакомое имя — Иринка. Мне стало страшно. Что ответить? Как с ней говорить? Я никогда не знал Ирку взрослой. Я нажал на зеленую трубочку.
— Олег? — Голос был сердитым, незнакомым. Да он и не мог быть знакомым. — Ты где? Ты куда пропал?
— Привет, Ириш.
Ирка не оттаяла:
— Тебя когда ждать?
И что тут ответить? Я понятия не имел, когда доберусь до них. Пришлось соврать:
— Скоро. Я тут…
Дальше все повторилось, как в дурном кино. Визг тормозов. Противный звук сигнала. Удар. Боли не было. Я просто не успел, не смог ее осознать. Еще был чей-то испуганный голос:
— Кто-нибудь вызовите скорую, здесь мужчину машиной сбило.
Под головой асфальт. Над головой небо. Синее-синее, бездонное. Холодное и равнодушное. Возле уха в трубке кричала Ирка:
— Олег! Олег! Что у тебя случилось? Ответь же! Не молчи!
Я попытался прошептать:
— Все нормально, Ириш, все нормально…
Но звука не вышло. В голове еще успело мелькнуть: «Все, Ковалев, допрыгался». И свет погас.
В отделении было тихо. Деловито сновали сестры. У стеклянной стены стояли двое в белых халатах — мужчина и женщина.
— Ты чего на работу пришла? Сегодня же не твоя смена? — Мужчина смотрел на женщину удивленно.
Она не заметила этого взгляда, ничего не ответила. Ей было не до того. Ладони ее лежали на холодном стекле. Там, за стеклом, в ярко освещенной палате, недвижимо лежал человек. Голова забинтована. Лицо спокойно. Глаза закрыты.
— Шансы есть? — спросила она.
Врач виновато развел руками.
— Даже не знаю, что тебе сказать, Ирина Санна.
— Скажи, как есть, — потребовала она. — Мне нужна правда. Меня можешь не обманывать. Я все равно до всего докопаюсь сама.
Она оторвалась от стекла и посмотрела на своего собеседника требовательно, в упор. Мужчина вздохнул и опустил глаза.
— Шансы есть всегда, — произнес он, — Ты же знаешь. Каких только чудес не встречается. Но я не Господь-Бог. Не мне решать, кому жить, а кому…
Он поднял голову и глянул на собеседницу с состраданием.
— Он тебе кто?
Женщина оперлась о стекло лбом и снова устремила взгляд туда, где под простыней лежало недвижимое тело. Мерный писк отсчитывал пульс. По монитору бежала ломаная линия.
— Брат, — сказала она.
— Брат? — Врач удивился. — Погоди, перед операцией он постоянно бредил. Все рвался спасать какую-то Ирочку. Ты же у нас Ирина Александровна? Не тебя, случайно?
— Меня.
Она улыбнулась с нежностью и грустью, не отрывая от стекла глаз.
— Когда-то, сорок лет назад, он спас меня. Хоть сам потом и не признавался в этом. Не любил об этом говорить. Но я-то знаю…
Она помолчала и обернулась к врачу. Взгляд у нее стал молящим.
— Я зайду к нему?
— Ира, зачем? — Попытался отговорить ее мужчина. — Он сейчас никого не слышит. Он не узнает, что ты здесь была…
Ирина перехватила его руки.
— Мне нужно, Игорь. Слышишь, мне нужно. — Она судорожно сглотнула, словно ком в горле мешал выговаривать слова. — Если он сейчас…
Женщина замолкла, прикрыла глаза. На ресницах блеснули слезы. Но она взяла себя в руки.
— Если его вдруг не станет, я не прощу себе, что не увиделась с ним в последний раз.
Что она хотела здесь увидеть? Что хотела сказать? Кто знает? С чужой смертью и болью ей приходилось сталкиваться часто — почти каждый день. К ним она успела привыкнуть Психологи называли такое явление модным словом — профдеформация.
Своя беда оказалась куда страшнее. Она была почти неподъемной. Слезы рвались наружу, их было сложно удержать. Ирина медленно подошла к кровати. Подхватила бессильную ладонь брата двумя руками, сжала, посмотрела в родное лицо, склонилась и горячо зашептала:
— Олег, это я. Ты меня слышишь? Это я, твоя Ирка.
С ресниц все-таки сорвалась непрошенная слеза и покатилась по щеке. Женщина не стесняясь хлюпнула носом, а потом договорила:
— Спасибо, у тебя все получилось. Ты не бросил меня, как и обещал.
Закрытые веки мужчины дрогнули, но глаза не открылись. Пальцы его на миг сжались и тут же обмякли вновь. Навсегда. По монитору, где только что огонек отбивал удары сердца побежала прямая линия.
Провидение приняло плату…
Сразу предупреждаю, автор хороший. Кидать тапками, тухлыми помидорами и прочими предметами в меня не нужно. На линчевание я тоже не согласен.