Пустое сердце Матвея

Марта. Четырнадцатая глава

Без пятнадцати восемь в дверь домика постучали.

Я как раз наносила последние штрихи, пытаясь с помощью фена, местной плойки и расчески изобразить что-то вроде укладки.

Переодеться не успела, поэтому открыла Матвею в халате и тапочках. По-хорошему надо было заставить его мариноваться до восьми, но конец ноября все же не располагал к ожиданию на улице.

Тем более, в том виде как он пришел — в строгих брюках и белой рубашке. Без галстука и пиджака. Формально и неформально одновременно.

В руках у него была плоская золотая коробка, перевязанная алой лентой. И букет из нескольких десятков густо-бордовых роз на длинных стеблях.

Мой рот, открытый, чтобы высказать ему за досрочное появление, так открытым и остался.

Сказать было нечего. Розы? Серьезно?

Матвей протянул их — пришлось взять.

— Мне их с собой на вечеринку брать? — осведомилась я, оглядываясь. — Вазы тут, кстати, нет.

Матвей молча пожал плечами и следующей протянул коробку. Розы пришлось отложить на раковину.

— А это что? Тоже мне? Э-э-э-э…

Я открыла крышку и в изумлении уставилась на алый шелк внутри.

— Платье, — сказал Матвей. — Я подумал, что ты могла не взять с собой ничего подходящего.

— И ты решил купить мне платье? — Еще раз уточнила я очевидное. — К тому же без туфель. Идти пришлось бы в кроссовках.

Я еще подозревала, что и фасон типа «ночнушка», весь такой из себя обтекающий и откровенный. Именно такие платья дарят мужчины из рилсов, приглашающие на свидание «элитных» девушек.

— Тебе не нравится? — Матвей поднял брови.

— Спасибо, но у меня есть свое. И туфли тоже. Подожди на улице.

Мое платье было темно-синим, из мягкого крепа, длинным и закрывающим плечи.

Оно мне очень шло, но это было не главным. Главное — в чем я себя ощущала, как в байковой пижамке моего детства, только еще и выглядела потрясно.

Ну, а туфли… Эти белые туфли с ремешками, украшенными стразами в свое время поразили меня тем, что в них можно было ходить больше часа и не уставать. Я купила сразу несколько пар на всю оставшуюся жизнь.

Коробка с алым безобразием осталась лежать открытой рядом с забытыми на раковине розами. Когда я вышла, Матвей не прокомментировал мой наряд даже вежливой ложью о том, что я хорошо выгляжу. Лишь подал свой локоть, который я проигнорировала.

Музыка из общего зала гремела на всю базу отдыха. Судя по всему, там решили совместить караоке-батл и дискотеку, так что завывания женским голосом про «НОЧЬ! Что за странная свобода! От заката до восхода!!!» сменились фальшивым мужским тенором, жалующимся на то, что это его последний день на «Титанике».

К счастью, мы обогнули самое шумное место и по дорожкам, освещенным лишь туманно-белыми шарами, прячущимися у подножия деревьев, отправились к другому зданию.

Шары мне понравились — они светили только под ноги, не давая споткнуться, но не мешали любоваться звездами на неожиданно ясном для ноябрьской ночи небе.

Пару раз я так засмотрелась, что чуть не споткнулась, и Матвею пришлось придержать меня сначала за локоть, а потом — приобнять за талию, иначе я полетела бы кубарем в холодную мокрую листву.

Второй момент был напряженным. Все как положено — участившееся дыхание, твердая рука, обжигающая через ткань, глаза в глаза… И вы начинаете целоваться.

Знакомый сценарий.

Но я сделала шаг назад, выпутываясь из объятий Матвея.

Именно поэтому мужчины не любят женщин с опытом и вообще «зрелых».

Не потому, что в тридцать с хвостиком женщина как-то недостаточно молодо выглядит.

И не потому, что у нее потухли глаза и в них читается разочарование всем мужским родом.

А потому, что на нас больше не работают подобные примитивные приемы.

Если мы сами этого не захотим.

Это бесит мужчин даже сильнее отказов — то, что дева трепетной ланью застыла в его руках не потому, что была покорена брутальной силой.

А потому, что сама это выбрала.

И еще задолго до волнительного момента решила, что сегодня вечером у нее будет секс.

Раздраженный вздох Матвея заставил меня вполголоса хихикнуть. Он не стал переспрашивать, что меня рассмешило. Умный мужик.

Похоже, зал для VIP-вечеринок задумывался как библиотека или музыкальный салон.

Лаконичный интерьер: строгие колонны в античном стиле, сдержанные цвета стен и мебели, бюст какого-то очень узнаваемого философа на полке огромного, в полстены, камина — все это предполагало интеллектуальные развлечения.

Но кажется, что-то пошло не так, поэтому вместо книг на полках до потолка были выставлены разноцветные бутылки с алкоголем, а там, где по логике должен был быть рояль располагался полукруглый бар.

По периметру стояли высокие столики, за которыми уже толпились самые высокопоставленные сотрудники компании, а подносы с канапешками и бокалами шампанского разносили девочки-официантки в коротких юбках.

Все как обычно. А они еще рассказывают, что на рынке труда полное равноправие.

Без сомнений, эти молокососы едва ли двадцати пяти лет просто со школьной скамьи хорошо учились, чтобы занять высокую должность. А девчонки того же возраста — мечтали о работе прислуги. Ведь именно у мальчиков лучшие оценки в аттестатах, а девочки в восемнадцать лет только гоняют на мотоциклах и бухают.

О, или подождите… Кажется, я что-то перепутала?

При нашем появлении народ за столиками оживился, а Паша побежал проверять микрофон, стоящий на невысокой импровизированной сцене. Похоже, сначала запланирована официальная часть.

Я повернулась к Матвею, но он выглядел расслабленным, как будто даже не собирался выступать перед подчиненными. Он отошел к одному из столиков и жестом подозвал официантку. Забрал у нее бокал с шампанским, сделал глоток и смерил меня оценивающим взглядом.

— Слушай, — сказал он тем неприятным тоном, которым ко мне часто начинают докапываться. И я не ошиблась. — Ты, конечно, роскошно выглядишь…

— Спасибо, — кивнула я. — Но?

— Каблуки, платье, ресницы, губы, полный фарш, — продолжал он свою мысль, пока я терпеливо ждала, в чем окажется претензия. — Но тебя не смущает некоторое противоречие?

— Какое же?

— Ты ведь феминистка. А наряжаться — это ублажение мужских шовинистических свиней. Или спермобаков, как вы говорите.

— Мы так не говорим, — ласково улыбнулась я. — Это один популярный писатель придумал, что мы так говорим, а вы повторяете за ним. Мы бы не стали вам так льстить. Спермобак! Максимум — спермопипетка.

Жаль, конечно, что Матвей не подавился шампанским, но все-таки был близок.

Это меня тоже удовлетворило.

Однако я зря надеялась, что он перестанет портить мне настроение этой дурацкой беседой.

— Так все же? Не смущает? — продолжил докапываться Матвей.

— Меня? Нет.

— Почему?

Я тяжело вздохнула и еле удержалась от того, чтобы закатить глаза.

Положила клатч на столик и пожалела, что тоже не взяла себе шампанского.

— Честно говоря, у меня нет никакого желания читать тебе лекции о радикальном феминизме. Ты не моя целевая аудитория.

— Объясни! — скомандовал он.

— Неа, не хочу, — нежно улыбнулась я. — То, что ты требуешь, называется эмоциональным и информационным обслуживанием. Мне это неинтересно, я пришла развлекаться.

Матвей сощурил глаза, переходя в свою боевую форму.

Похоже с этого момента от разговора отвертеться шансов уже не было.

— Какой-то у тебя неправильный феминизм, — недовольно заявил он. — Ты должна заниматься просвещением. Особенно мужчин.

— Это кто тебе такое сказал? — утомленно спросила я.

— Я сам.

— То есть, ты, мужчина, рассказываешь мне, женщине, как именно я должна защищать свои права?

— Я хочу тебе помочь, — в глаза Матвея было столько искренности, что просто грех было не поверить в его благие порывы. — Можно тренироваться на мне. Если ты будешь лучше понимать мужское мышление, тебе легче будет доносить свои идеи.

— Матвей… — я похлопала его по руке и огляделась в поисках официантки с шампанским. Трезвой я его уже не могла выносить. — Я просто не хочу доносить свои идеи до мужчин.

— Вот это и называется обратный сексизм! — с торжеством заявил он. — Такая же дискриминация! Стрелочка поворачивается!

— Да, конечно, только не нервничай, — я снова похлопала его по руке.

— Марта, ты не можешь просто отказаться мне что-то объяснять. Я же искренне интересуюсь!

— Конечно, дорогой, — я изобразила самую сладкую улыбку, на которую была способна. — Как скажешь. О!

Наконец в моем поле зрения появилась официантка с подносом, на котором кроме разноцветных коктейлей были еще и маленькие симпатичные пирожные с ягодами.

— Марта! — Матвей нагнал меня, устремившуюся за добычей и развернул к себе за плечо.

— Вау! — я засунула в рот крошечную корзиночку с ягодой малины и зажмурилась от удовольствия. — Обалденные пирожные, попробуй!

— Ты слышишь, что я говорю?

— Слышу.

— Если вы не сотрудничаете с мужчинами, значит, вы хотите не справедливости — а власти!

Я успела ухватить еще одно пирожное, на этот раз шоколадное, и развернулась к Матвею, держа корзиночку двумя пальцами.

Посмотрела ему в лицо, склонив голову набок и просто ответила:

— Да.

Пирожное оказалось таким же вкусным, как и первое.