Пустое сердце Матвея

Марта. Шестнадцатая глава

Не так часто меня таскают на руках — надо ловить момент.

Приглушенная музыка, шаги по дорожке, покрытой туманным инеем, горячая кожа под тонкой рубашкой и окутывающий меня мужской запах.

Приятный.

Что, кстати, редкость.

Это у защитниц патриархальных ценностей запах мужского пота считается запахом мужественности, меня же от него тошнит. Поэтому я была счастлива однажды пересесть с автобуса на машину.

Несмотря на то, что помыться и полить себя хорошим парфюмом — великолепная стратегия цеплять девочек, ею пользуется не так много мужчин.

Для меня это было загадкой, пока один знакомый на другой совершенно вопрос — почему он так редко делает девушкам комплименты, ведь это так просто? — не ответил, что это слишком просто. Конечно, он в курсе, что все ведутся на лесть. Но ведь это читерство, недостойное настоящего мужчины. Жизнь надо проходить в режиме «хардкор».

То есть, видимо, мрачным, страшным и еще вонючим.

Матвей, в общем, про «читерство» знал и беззастенчиво им пользовался.

Как такого уважать, а?

Матвей, ничуть не запыхавшись, свернул по тропинке к пруду, и я несколько тревожно заметила:

— Это же твой коттедж!

— Ага, — коротко ответил он, пинком открывая дверь своего домика.

— Матвей, нет! — я сделала попытку спрыгнуть с его рук раньше, чем он войдет внутрь. — Даже не думай. Никакого секса не будет.

Он молча занес меня внутрь и усадил на диван.

Вернулся, чтобы закрыть дверь — и запереть ее на широкий деревянный засов.

Встал напротив, скрестив руки на груди и глядя на меня нечитаемым взглядом.

От нагрузки бицепсы под тканью прорисовались четче, и выглядел он, конечно, привлекательно. Тем хуже для него.

— Если ты сейчас скажешь, что не планировал секс, и я много о себе возомнила, я потеряю к тебе остатки уважения, — предупредила я.

— Планировал.

— Все еще планируешь?

Вместо ответа Матвей отошел в сторону, открыл шкафчик, в котором скрывался вполне полноценный бар и достал оттуда бутылку виски с изумрудной этикеткой. Взвесил ее на ладони, открутил пробку и понюхал.

Заметил:

— Ирландский. Выпьешь со мной? Не спать же идти.

— Почему бы не спать?

— У меня бессонница. — Матвей снял с полки два тяжелых лоуболла и плеснул в них виски. В один буквально на дне, другой почти до краев. — Одному станет скучно. Пойду искать приключений, поугнетаю кого-нибудь из сотрудниц. Вику твою, например. Спаси ее от меня.

Он протянул мне бокал. Тот, где виски было меньше.

И стоял, глядя прямо в глаза со своей кривой полуулыбкой, ожидая, что я буду делать.

Я взяла бокал.

Сказала:

— Уговорил. Только закажи нормальной еды, не хочу вырубиться с одного бокала.

— Отлично, — он не потрудился выразить даже удовлетворение. — Что будешь?

— Углеводы попроще. Макароны или рис подойдут.

Матвей взял со стола тощую брошюрку меню и, держа ее на весу, углубился в чтение. Отхлебнул из бокала, не глядя.

Значит, бухаем без тостов и церемоний?

Что ж. Я тоже сделала глоток.

Виски обжег язык, «забитый» смесью крепких напитков в «лонг-айленде», парадоксально возвращая чувствительность.

— Из макарон тут только паста с трюфелем и морепродуктами, — предложил Матвей.

— Не, трюфели не люблю, — качнула я головой.

— Как же так? — он посмотрел на меня с притворным упреком. — У тебя нет вкуса!

— Ну извини, что разочаровала.

— Хорошо, перейдем к рису… — он перелистнул страничку. — Суши с тунцом?

— Ой, нет, суши отказать, я сырую рыбу не ем.

— Ну что ж ты! — Снова перевел он взгляд на меня. — Пей хотя бы.

— Пью, пью, — я сделала еще маленький глоток. — Картошка там есть?

— Есть. Картофельное пюре с грецкими орехами и голубым сыром.

Он с интересом и ожиданием посмотрел на меня.

Не могла же я разочаровать начальство!

— У меня аллергия на орехи.

Матвей молча качнул головой и закатил глаза.

— Я не женщина твоей мечты? — довольно спросила я.

— Ты все дальше от нее.

— Великолепно.

— Но жрать что-то надо.

— Посмотри детское меню. Картошка фри меня устроит.

— База отдыха только для взрослых, — разочаровал меня Матвей. — Ну пиццу ты хотя бы ешь?

— Ем, — честно сказала я. Дождалась его выдоха и уточнила: — Но только одну-единственную в Москве, из маленькой пиццерии в центре. Вряд ли они сюда доставляют.

— Ты всегда такая переборчивая? — уже немного раздраженно спросил он.

Я только развела руками и потянулась, чтобы забрать у него меню. Матвей отступил на шаг, качая головой.

— Всегда.

— И как ты живешь?

— Нормально живу. Заказала пиццу по очереди из десяти разных мест. Там корочка суховата, там в соус суют орегано, там сыр не тянется, там креветки йодом пахнут. Или трюфели без предупреждения кладут. В итоге остается победитель с идеальной пиццей…

— Как же ты себя любишь… — прицокнул он языком.

Я аж растерялась.

Не то чтобы мне никогда этого не говорили, но обычно не при выборе пиццы!

— А кого я должна любить? Тебя?

Матвей отвел в сторону меню и посмотрел на меня, сощурив глаза.

— Меня.

— А кто тогда будет любить и ценить меня?

— Найдешь какого-нибудь оленя. На, выбирай сама.

Он почему-то резко потерял интерес к разговору. Сунул мне меню и отошел к камину напротив дивана. Присел у него на корточки, склонил голову, изучая аккуратно сложенную стопку дров.

Я фыркнула и погрузилась в изучение причуд местной кулинарии.

Почему-то тут реально были исключительно изыски типа тех же трюфелей или тартара из тунца. Еле отыскав среди богатства и великолепия блины со сметаной — и икрой! Как же без нее! — я поставила палец на нужную строчку, чтобы не потерять.

Матвей тем временем все-таки осилил разжечь камин. Благо длинные спички и тонкие лучины для растопки лежали рядом. Огонь с наслаждением облизнул березовые дрова и разгорелся с уютным треском.

Я молча протянула меню и свой пустой бокал.

Матвей долил мне виски, допил свой и снова наполнил до краев и поднял трубку внутреннего телефона.

Пока он заказывал мои блины и еще что-то для себя, я переползла на коврик из овчины, постеленный рядом с камином. Какой смысл разжигать огонь, если не сидеть вплотную к нему?

Матвей вернулся и сел рядом со мной, в знак солидарности тоже сняв ботинки.

Он молча смотрел на огонь и время от времени отпивал из бокала.

В отсветах живого огня его глаза были того же оттенка, что и жидкость в нем.

Красивые.

— Глаза цвета виски… — не удержавшись, я сказала это вслух. Кажется, я пьяна сильнее, чем думала.

— Жена говорила, что у ее первой любви были такие же. Только она называла это «цвет слабозаваренного чая», — сказал он, все так же глядя на пламя.

— Какой апокалипсис должен был случиться, чтобы она бросила нормального парня и ушла к тебе? — съехидничала я.

— Он умер.

Мои пальцы непроизвольно потянулись к кольцу на цепочке, висящему на шее, и стиснули его.

Я вовремя опомнилась и обняла свой бокал двумя руками, пряча дрожь, но Матвей не заметил моего жеста.

Он, кажется, был куда сильнее пьян, чем мне казалось.

И с невероятным наслаждением любовался собой.

— Но ты не волнуйся! — Матвей чокнулся со мной своим бокалом. Не стала говорить ему, что и не собиралась волноваться. — Даже если бы он был жив, я бы все равно забрал Леру себе. Я хотел именно ее! Поэтому и сделал все, чтобы она влюбилась.

Он откинулся назад, опираясь на руку и любуясь игрой отблесков огня на гранях лоуболла.

Выдержал паузу, поглядывая на меня искоса и ожидая нужной реплики.

Я ее подала:

— Например, что?

Мне действительно было интересно.

Матвей, который добивается женщину?

Сейчас ему достаточно свистнуть и открыть дверь машины.

Очевидно, когда-то было иначе.

— Она же из бедной семьи, даже нищей. Всех достоинств — квартира в Москве, — его мимолетная усмешка показала, как он относится к такому приданому. — На море в последний раз была в детстве, и то на Азовском. Какое это море…

Матвей сделал щедрый глоток виски, а я заинтересовалась — а он-то? Он-то из какой семьи? И как часто был на том море? Хотя бы на Азовском.

— И я повез ее на Адриатику. Прозрачное бирюзовое море, белые скалы, дикие горы… Не сравнить с Азовским морем, согласись. Взял там в аренду классический кабриолет. Завязал ей глаза и ночью привез на ужин при свечах в старинный замок и подарил антикварное кольцо, которое надевали в этом замке на палец последней принцессе, ставшей невестой перед тем, как замок был разрушен…

Голос Матвея стал мечтательным, жесткие черты лица смягчились, а глаза блеснули чем-то человеческим.

— Это… круто, — не могла не признать я. — Впечатляюще.

— Да, — кивнул он. — Для двадцатилетнего щегла — особенно.

— Как ты это провернул? Ты из обеспеченной семьи?

— Я? — Он запрокинул голову и широко улыбнулся. — Смешно. Нет, я был еще беднее, чем она. Мальчишка из нищего провинциального города, которому очень надо было впечатлить коренную москвичку. И она знала, что денег у меня нет и быть не может, поэтому была особенно впечатлена всем этим шоу.

— Тогда — как?!

— Ха. Я умею разговаривать с людьми. — Матвей самодовольно усмехнулся. — И продавать себя тоже хорошо умею. Наврал в резюме, устроился на крутую работу. Начал «вникать в процесс». Сразу не уволишь — учусь! Получил аванс. Набрал заказов на дизайн сайтов с оплатой вперед. Тогда это было популярно. Пошел в турагентство, разжалобил там тетку и купил горящий тур «для своих» на пять дней.

— Такие таланты бы — да в мирных целях… — пробормотала я.

— Не волнуйся, я отлично их монетизировал. Тогда пристрелка была, — успокоил меня Матвей. — Короче, «Альфа Ромео Спайдер» тачка хоть и легендарная, но самая убитая в том ренте была. Проще всего было договориться с охраной замка, чтобы прийти туда ночью. Свет не включали, чтобы не запалили, но при свечах даже круче.

— А кольцо? Принцесса?

— Кольцо — дешевая поделка с блошиного рынка. Даже не уверен, что оно было серебряным, а камень — не стекляшкой. А легенду про принцессу никто не проверит.

В его бокале больше не было виски, но он не встал, чтобы его наполнить.

Сидел, покачивая лоуболл в пальцах и смотрел на огонь. Улыбался почти нежной улыбкой, погрузившись в свои воспоминания.

— Как ты потом выкрутился? На работе и с деньгами?

— Да выкрутился как-то, — Матвей поморщился, очнувшись от грез. Поднялся на ноги, прогулялся до бара и вернулся с бутылкой. Долил и мне, уже не жадничая, хотя я не торопилась напиваться. — Вывернулся мехом внутрь, сделал план по продажам, сайты наклепал, как умел. Ненавижу продажи. Но люблю выебываться, а для этого нужны хоть какие-то достижения.

— Ты был так сильно влюблен?

— Я так сильно хотел зацепиться в Москве и жить в ее квартире! — хохотнул Матвей, разом отпивая половину бокала. — Для этого надо было стать крутым — и я стал.

Вопрос про любовь остался подвешенным, но лезть дальше ему в душу я не хотела. Оттуда глядела такая хищная бездна, что я боялась не удержаться на краю.

Но не могла не прокомментировать:

— Спасибо за историю. Теперь я знаю, откуда берутся такие, как ты.

— Какие? — заинтересовался Матвей.

Он развернулся ко мне всем телом, глядя слишком пристально. И слишком нагло. Вообще без вежливых пауз, которые делают нормальные люди при общении, ненадолго отводя взгляд в сторону.

— М-м-м-м-м… Властные, — я с трудом подобрала слово, но оно мне не нравилось. — Которых не интересует мнение окружающих.

— Да, это полезно знать, — взгляд Матвея скользил по моему лицу, не отрываясь, и это становилось все более неловко с каждой секундой. — Особенно тебе.

— Почему?

— Тебе такой и нужен.

— Вот уж нет! — фыркнула я. — Предпочитаю более здоровых мужчин. Уважающих личные границы.

— Нахрена тебе эти уважающие границы? Которые при первом же заебе скажут «ойвсе!» и выйдут из чата? Тебе нужен тот, кто решит все твои проблемы. А на твои истерики скажет: «Рот закрой и выходи, я приехал».

— Угу. С тысячей роз в багажнике «гелика», — засмеялась я. — И набьет морду алкашу, который посмел на меня взглянуть. А потом уедет и реальные проблемы вроде разборок с управляющей компанией, устройства ребенка в детский сад, лежачей бабушки буду решать все равно я.

— Ты никогда не пробовала побыть слабой и позволить мужчине рядом с тобой взять на себя ответственность? А, Марта?

— В мире нет мужчины, рядом с которым я буду слабой. Это просто опасно.

Мне показалось, что при этих словах в глазах Матвея вспыхнул торжествующий огонек.

Я быстро проинспектировала свои последние слова.

Все в порядке. Моя твердая позиция не сдвинулась ни на миллиметр.

Что он мог услышать такого, что заставило бы его подумать, что он победил?