Глава 12. Об обмороках

Вин.

День 12, месяц Двух Сестёр.

Жара испытывала на прочность каждого жителя Ниргурии. Мантия зачаровника неприятно облепляла кожу, пропитываясь потом. Редкие волосы на черепе прилипали к лицу и эльф уже ненавидел это место и эту жару. Вин устало поглаживал ноющие суставы и десять тысяч раз проклял себя и свое желание остаться на родине. В молодость он служил при бывшем короле и был его личным зачаровником. Когда королевой стала Сиявия, то Вин попросился в отставку — жаловался на больные кости. Он мог уехать куда угодно и стать кем угодно. Его мастерство могло пригодится в любом участке Сконстеотры, но нет. Омбретр решил остаться, перебравшись в тогда еще маленькую деревеньку, недалеко от Нирмии. Он родился здесь, здесь однажды и сольется с природой. В те времена, когда Вин принял это решение, то хотел лишь свободы и спокойствия. Сейчас же сожалел. Погода лишь портилась, дождей не было уже очень давно и даже ночи оставались такими же теплыми, как и дни. Сейчас же уезжать было не столько некуда, сколько невозможно. Зачаровник обзавелся учеником, собственной не плохой мастерской и вполне даже обычной жизнью селянина. В каком-то смысле он обрел и свободу, и спокойствие. Наконец, когда его душа полностью восстановилась от суматохи королевских дней, он решился взять себе ученика из местных. Поскольку Вин редко выходил дальше своего дома, то мало знал сельских детей. Слышал он про сына целителя, как его в округе все нахваливают. Слышал и про сына кузнеца, которому пророчили не плохое будущее. Но сильное удивление зачаровник испытал, когда увидел племянника местного сумасшедшего. О Ренсе, безумном старике, Вин мало знал. Опять же до него доходили слухи, словно он появился также, как и сам зачаровник, внезапно и из неоткуда. Поселился сначала на краю деревни и вполне себе ладил с местными. До момента, когда глухой тихой ночью селяне не услышали крики. К главной — и единственной тогда улице — прибыла повозка с бледной умирающей эльфийкой. Вместе с нею был и паренек, красноволосый и до ужаса молчаливый. Кто-то говорил, словно женщина тогда кричала в предсмертной агонии, а рядом с ней этот паренек бился в конвульсиях. Кто-то, что происходило все тихо и спокойно, осталась лишь на камне кровь от умирающей. Третьи твердили, словно женщину несли тогда на руках без ног и без рук, а возле нее носился красноволосый. Вина тогда еще не было в деревне и утверждать правдивость слухов не мог. Все сводилось к тому, что мать не то умерла, не то бросила ребенка, оставив на попечительство старику. Вот только Ренс сошел с ума несколько десятков лет назад, как раз когда здесь и поселился зачаровник. С тех самых пор его не видели, а красноволосый выходил в деревню лишь за продуктами и Вин никак не ожидал его увидеть в желающих стать его учеником. Эльф вздохнул. За всю его карьеру он не раз слышал просьб и даже мольб, чтобы взял кого-то в ученики. Изначально было некогда с ними возиться, потом — не интересно, а после — не было желания. Но приближающаяся старость, а за нею смерть словно уговорили Вина взять хоть кого-то. Какое же у зачаровника было удивление, когда он стал рассматривать магический потенциал каждого, кто к нему приходил. Одни были абсолютно бездарны, другие — слабы, а третьи хоть и имели потенциал, но были полнейшими дураками, желающими получить всё и сразу. Вин уже отчаялся и решил, что в тот день будет его последние смотрины учеников. И они действительно оказались последними. Красноволосый паренек не столько удивил зачаровника своею дисциплиной, сколько своей магией. У него был потенциал — и еще какой — и вдобавок ко всему имел необычные нити, что пронизывали его тело. Словно они являлись его частью и в то же время — нет. Вин уже тогда подумал, что паренька ждет блестящее будущее.

Вот только парень, по всей видимости, хотел лишить себя этого самого будущего. Всё утро Вин трудился, не покладая рук. Из деревни Печали поступил большой заказ на амулеты. Надобно было всю стражу снабдить амулетами от проклятий. Заказчик, староста той деревни, не слишком точно описал свой заказ. Не то от порчи, не то от сглаза, не то от недоброго духа следует амулеты делать.

"Всё и сразу!", сказал тогда Вину крепкий высокий мужчина, годов восьмидесяти. Эльфы в это время только в силу входят и планируют семьи. Этому же жителю Ниргурии не повезло и он слишком рано стал местным старостой своей деревни, носившей не слишком радужное название. И как принял сей пост, так и посыпались на него несчастья. То девка сбежит, что потом не найдешь, то зверье стало слишком близко подходить к деревне. А поговаривали, что некоторые видели даже буйных элементалей.

Буйных элементалей… Вин тяжело вздохнул. Он, конечно, не верил в эти сказки, но всё, что происходило вокруг него, говорило об обратном. Мир сходит с ума. Сначала неизвестные болезни посыпались на голову и целителей, и амулетчиков от чего и те и другие полностью завалены работой. Потом странный песчаный буран, выросший посреди ранее прелестного южного города, полного цветов и сочных фруктов. Теперь же там был песок, смерть и отчаяние. Да и в целом — бед хватало. От стандартных поисков потерявшихся, до лечения больных.

Вин умирал в постоянной работе. С каждым разом ему казалось, что вот-вот передаст всё своё дело первому попавшемуся эльфу, если не человеку, да и дело с концом. Пусть будущий зачаровник сам разбирается что со всем этим делать. Но нет. Совесть не позволит. Поэтому эльф сейчас сидел, сгорбившись, и доделывал последний амулет на защиту от порчи. Осторожно проделал отверстие в камушке и медленно просунул в него тонкую веревку из джутовых растений. Плотная, тонкая. Такую захочешь порвать, сам без пальцев останешься. Сделал маленький узелок, подергал для проверки прочности и отложил в коробку к ранее сделанным.

Темнело.

Вин поднял свой уставший взгляд на окно за которым уже садилось солнце и небрежно выругался. Он окликнул своего ученика:

— Амато! Амато, Великие тебя раздери, где ты? Амато!

Но в ответ была лишь тишина. Зачаровник медленно и тяжело вздохнул. Он оперся слегка полноватыми руками о стол и с кряхтением поднялся. Эта работа состаривала его на несколько столетий вперед — в этом не было сомнений. Плотные губы слились в тонкую линию, а между бровями пролегла складка.

— Накажу рисовать эти треклятые руны более тысячи раз! — выругался зачаровник. — Амато! У меня спину уже ломит, помог бы! Амато!

И вновь тишина. Шаркающими шагами Вин вылез в темный душный коридор. На лбу вновь залегла складка от недовольства, а на скулах заиграли жевалки. Глаза недовольно блеснули и зачаровник быстрыми шагами направился в комнату своего ученика. Распахнув дверь, мужчина остолбенел. В комнате было пусто, свечи были потушены, как день назад и всё осталось таким, каким Амато оставил вчерашним вечером.

— Это что же… Не пришел? — зашипел от недовольства Вин, сощурив глаза.

Он покрутился по комнате и убедился, что ученика действительно здесь не было. Тогда же зачаровник обошел соседние комнаты, — вдруг Аматино паясничал где-то поблизости, — но и там не находил эльфа. Выбежав во двор, Вин проклинал своего ученика так сильно, что соседи выглядывали из окон, стараясь разглядеть, на кого в этот раз ворчит старый и вечно недовольный эльф. Но только все, что видели любопытные жители деревеньки, как Вин заглядывал под каждый куст и как забегал в дом, а потом вновь выбегал обратно на улицу, грозясь кому-то расправой.

— Совсем уже старый из ума выжил, — посетовала мимо проходящая женщина.

— Дядя Вин снова чудачит? — поинтересовался какой-то ребенок, кидая другому мяч.

— Да он вечно чудачит, — отвечал ему второй.

Зачаровнику же было всё равно. Он накинул на плечо свою старую потрепанную временем сумку, похлопал себя по кармансам и, убедившись, что запасся парой-тройкой свободных амулетов, направился к черте деревеньки. Хромая на одну ногу, Вин через каждые десять-двадцать шагов ворчал на Амато. Клялся, что заставит бездельника делать две тысячи амулетов, но перед этим обязательно выпорет, как нерадивую козу. Вин ойкнул, хватаясь за колено и останавливаясь. Затем снова разразился угрозами, показал кому-то кулаком и направился дальше. Его старались обходить и не замечать, а зачаровник, в свою очередь, делал то же самое по отношению к жителям своей деревни. У него была одна цель — дойти до дома Амато. Его ученик жил на краю деревни, вдали от всех и каждого. И как же Вин был зол на него, на его дом, на дороги, полные камней и на надоедливых ребятишек, которые носились вечером по улице.

— Солнце пятку обожгло,

И глаза тебе выжгло,

Превратило тебя в кремень,

И поставило же в темень!

В темноте ползли жуки,

Пожрав все твои глазки,

Потому сейчас ты слеп,

Начинаешь ты ранлеп!

Дети весело засмеялись, разбегаясь от одного из участников игры. Тот, оставшись посреди пустой улицы, с завязанными глазами, пытался найти других ребят. Вин недовольно причмокнул губами и разразился очередной порцией недовольства:

— У-у треклятые! Что за песенки вы тут поете? Разве в такие игры должны играть благородные ребята?

Он пригрозил кулаком, но дети лишь сильнее рассмеялись и продолжали носиться возле ослепленного мальчишки, передразнивая и подзывая его к себе. Вин постарался разогнать ребят по домам, но те лишь передразнили и зачаровника, скрываясь в подворотне между домами.

Идти оставалось недолго. К этому моменту зачаровник уже почти успокоился и спокойно ковылял к выходу из деревни. Богато обустроенные дома как-то слишком быстро сменились на низкие и не приветливые. Большие и неуклюжие, для большой семьи, они казались слишком уж непригодными для жизни в них. У одного отсутствовала нормальная крыша и дырки в потолке заделывали сеном. У другого не было нормальных окон и потому заделывали тонкой тканью, заставленной палками, дабы та не упала или не унесло ветром. Вот наконец-то показался высокий двухэтажный дом, богато заставленный. Во дворе паслись козы и куры, а калитка заставлена цветами. На входе надпись: "Целитель". За этим домишкой стоял подальше второй, чуть пониже. Уже без калиток и двора, неприметный и с облезлой краской на торцах дома. На двери неприметная табличка с надписью: ученик зачаровника. Сделана недавно, на скорую руку. Зато приделана с особой любовью: аккуратно приколочена, смазана новой краской и покрыта остатками старого, слегка потрескавшегося лака. Вин недовольно посмотрел на ступеньки, что вели ко входной двери. Низкие, местами обвалившиеся, они пробудили в зачаровнике недавний гнев. Кряхтя, мужчина с трудом поднялся по лестнице и постучал сухими потрескавшимися костяшками о деревянную дверь. Стучал долго, грозно. Ему не открывали и Вин вновь разразился очередной порцией ругательств:

— Открывай, мелкий проказник! Ты хоть знаешь, что из-за тебя я сегодня переделал кучу работы? Ты в курсе, что мне пришлось еще и за тебя ее делать! Паясничаешь тут, а мне, значит, за тебя работу выполнять? Мне что же от тебя отказываться теперь? Смотри: откажусь! Ой как откажусь, что вся деревня тут же узнает!

На его крики повылазили головы из соседних домов. На крыльцо вышел также и целитель со своей женою, удивленно смотря на Вина.

— Чего глазенки вылупил? — недовольно произнес зачаровник. — Давно не видел?

— Не видел, — спокойно ему отвечал глава семейства. — Погляжу, снова колено донимает, раз ворчишь на всю округу?

— Слабо сказано, что донимает! — и с этими словами Вин слегка постучал по суставу, а после болезненно скривился. — Так болит, что помереть хочется.

— То-то я и вижу, что грозишься всем и каждому, — также спокойно отвечал ему целитель.

Они давно были не то друзьями, не то приятелями. Частенько встречались, частенько делились невзгодами, но специально ходить к друг другу — никогда. Зачастую заглядывали по делам, обменивались припарками и амулетами, бросались парой коротких слов и вновь возвращались к работе. Но за эту пару-тройку брошенных фраз отчего-то и Вин, и целитель, притерлись к друг другу. Целителя звали Лето, не то как в насмешку нынешней погоде, не то просто из любви к теплому времени года. Вот только Вин никогда не называл того по имени, да и в целом редко обращался даже за маленькой просьбой.

— Чего буянишь? — спросил Лето, отводя жену обратно в дом и закрывая за той дверь. — Вечер уже, добрый народ спать уже собирается. А у меня больные дремлют, разбудишь еще.

— Этот остолоп, — Вин недовольно кивнул в сторону двери дома Амато, — сегодня не явился.

С этими словами зачаровник недовольно топнул здоровой ногой и тут же скривился от очередной порции нахлынувшей боли.

— Да не кипятись ты так, себя побереги, старый, — улыбнулся Лето, спокойно закуривая трубку. — Ну не пришел, бывает. Малец еще, в голове пустота. Таким отдыхать больше хочется, да на лавке спать. Вчера явился твой, под вечер. У меня больные лихорадят, а тут, — на тебе! — твой ученик припёрся, амулеты протягивает. Я его чуть сам веником не выгнал, что б знал, как это, под вечер приходить!

— Согласен, ой, как согласен! Я сам этот веник достану и помогу, коль нужда такая будет! Я покажу ему, как на лавке спать! Мигом весь сон отобьет, — вновь разразился Вин. — Я сегодня добрую порцию амулетов настругал для старосты деревни Печали, а этот бездельник даже не посмел явиться! Завтра же накажу ему две…нет. Три тысячи амулетов настругать! Три, не менее! А лучше — пять!

— Ну вот, завтра и разберешься, — продолжал Лето. — Чего сюда-то явился?

И тут Вин замер. Действительно, чего он, больной и старый, потащился на другой край деревни, да еще и за своим учеником? Чтобы что? Задать тому трепку? Так он и завтра это может сделать. Чтобы узнать причину сегодняшнего не прихода на учение? Так тоже завтра мог задать этот вопрос. И тут к Вину пришло такое понимание, что он осторожно облокотился о перила и горько вздохнул. Шел в такую даль с больной ногой… И ради чего?

— Хотел… зло вымести на мелком, — признался больше себе, нежели Лету. — Устал я. Очень устал. Спина ноет, глаза плохо видят. Колено донимает. Жара пожирает. Да много еще чего.

Лето понимающе закивал.

— Понимаю. Допекло, — согласился целитель. — Я также, как и ты, думаю всё бросить, да уехать с семьей. Тоже срываюсь, сил нет.

— Куда? — поинтересовался Вин.

— Да хоть куда. Целители везде нужны. Сесть на ближайший корабль до порта Амсвера, да дело с концом.

— Но ведь этот порт…

— У фондатр, верно, — кивнул Лето, прокашливаясь. — Зато от них — все пути открыты. Можно к коммеркам уплыть, либо к дейтрессам на службу. Главное — подальше отсюда. От жары, напастей, болезней.

За разговором Вин не сразу понял, что дверь ему так и не открыли. Когда до него дошло и это, то зачаровник указал Лету на дверь.

— Слушай, а ведь давно не открывают, — сказал тот.

— Старик глух на оба уха, — пояснил ему Лето. — Вот и не слышит ни твоих стуков, ни твоих угроз.

— А мой ученик?

— Да Великие его раздери, где этот мелкий, — пожал плечами Лето. — Я его со вчерашнего вечера не видывал. Ну ладно, старый, пора мне. Жена зовет.

И с этими словами целитель развернулся и ушел в свой дом, оставив Вина один на один с пустой вечерней улицей и запертой дверью в дом Амато. Тогда же зачаровник решился войти. Дверь оказалась не заперта, так многие делают в деревне, ведь здесь все друг друга знают — воров нет.

— Я войду? — громко сказал Вин, проковыляв внутрь дома.

Длинный коридор встретил неприветливой темнотой и глухим шорохом тапочек откуда-то из глубины дома. Впереди была лестница, ведущая на второй этаж, а за нею — комнаты. В одной из них горел свет, туда-то и направился Вин. Звук шоркающих шагов становился громче и зачаровник мог слышать недовольно старческое бормотание, доносившееся из комнаты.

— Что же делать… Что же делать… — говорил кто-то.

— Простите, что врываюсь, — сказал Вин гораздо громче, чем того от себя ожидал, входя в комнату.

На кухне возился старик в старом потрепанном одеянии. На лавке у стены лежал ученик, накрытый одеялом. Лежал не двигаясь, а на полу — закрытый фолиант, который Вин сам же ему одолжил.

— Что же делать, — повторил дядюшка и, заметив зачаровника, тут же оживился: — Зачаровник! Амулетчик! Дорогой, проходи, проходи! Да что же ты стоишь? Не стой, проходи.

Вин прошел дальше, непонимающе глядя то на дядю, то на Амато, который не подавал никаких признаков жизни. Когда же до старого зачаровника это дошло, тот бросился к ученику, хватая его за холодные ладони.

— Амато! — крикнул тот, тряся эльфа. — Амато! Великие тебя раздери! Что с ним? Что?

— Пошто знаю? — ответил ему дядюшка и вновь затороторил: — что же делать…

— Хватит причитать! Говори же, ну! Что с ним?

Но все вопросы оставались без ответов. Дядюшка ходил кругами у стола, то хватаясь за тарелку, полную каши, то вновь отставляя ее. Когда же Вин заметил металлические пластины, то понял, что старик глух и не слышит ни единого слова. Лишь по вопросительному взгляду тот понял, что его спрашивают, вот и ответил первый раз, но смысла слов, скорее всего, не понял. Вин вновь постарался растормошить своего ученика, но тот не реагировал ни на шлепки по щекам, ни на громкие звуки, ни на тряску. По теплым щекам зачаровник убедился, что Амато еще жив, а теплое редкое дыхание было подтверждением.

— Что же делать… — вновь послышался сзади вопрос дядюшки, но Вин старался не отвлекаться.

Тогда же он достал один из амулетов из своих кармансов и перевернул задней стороной. Нашел острие на дне своей сумки и принялся бегло и очень быстро вычерчивать руну. Приговаривая на старом наречии, Вин не спускал глаз с ученика. Резьба была плохой, еле заметной, а теплое голубое сияние из пальцев лишь слегка-слегка осветило руну. Пальцы полностью светились, когда зачаровник заканчивал заклинание. Ногти удлинились, а сами руки стали полу-прозрачными, отливая синевой. Внутри бурлила и искрилась яркая ни на что не похожая магия. Внутри ладоней проглядывались созвездия, то ярко вспыхивая, то пропадая. Руки стали гладкими-гладкими, молодыми, совсем не руками старика. Руна становилась всё ярче с каждым словом Вина. Дядька ходил взад и вперёд, невнятно бормоча себе под нос и лишь иногда зачаровник слышал нечто в роде "что же делать?". Это сильно отвлекало. Этот бубнеж, шарканье по старому деревянному полу, скрип половниц. Но отвлекаться было нельзя.

— Ashera, shitru colvantra, — повторял Вин снова и снова слова на древнем наречии.

— Ах, что же делать? — услышал он вновь позади себя. — Что же делать? Но я ведь не виноват. Не виноват, ведь так?

Когда же заклинание закончилось, то и свечение пропало вместе с ним. Рука Вина вновь сделалась старческой, сухой, потрескавшейся. Руна на амулете сияла ярким голубоватым свечением, отливая слегка фиолетовым. Вин поднёс амулет к своему ученику, положил на грудь и предмет задрожал. Так сильно, что по самому амулету пошли маленькие трещинки. Дядюшка Амато остановился, перестал бубнить и замер в ожидании. Наконец дыхание ученика выравнилось, стало спокойным и ровным, как если бы он пребывал во сне.

— Ну что? — тихо уточнил старик, подхода к Вину.

— Жить будет, — громко ответил ему зачаровник, припоминая, что собеседник его глух. Видя непонимание в глазах, Вин прокричал: — ЖИТЬ БУДЕТ!

— А-а, — протянул дядька, — всё, всё, хорошо. Жить, так жить.

И с этими словами он медленно направился к столу, всё также неприятно шоркая ногами. Вин скривился от неприятных звуков, но постарался их не замечать. Он обратил свой взгляд к Амато и к почти сломавшемся амулету. Вин взял его в руки, провёл пальцами по шершавой поверхности, полной сколов и трещин, и вздохнул. Руна больше не светилась.

День 13, месяц Двух Сестёр.

Вин решил остаться в доме ученика, намереваясь приглядывать за ним. Благо в соседнем доме жил целитель и зачаровник непременно направил к нему фею с просьбой. Пусть он долго отказывал себе в этой затеи, постоянно откладывая письмо, но странное состояние его ученика всё таки заставило попросить Лето заглянуть.

Целитель явился с первыми лучами солнца. Красные усталые глаза медленно взглянули на Вина и Лето лишь слабо кивнул ему, приветствуя.

— Редко зовёшь, — сказал целитель.

— Я бы и сейчас не позвал, не будь состояние моего ученика странным.

Лето медленно подошел к лавке, где все еще спал Амато. Медленными шагами на вялых уставших ногах, он опустился на стул, что Вин любезно поставил для него.

— Лихорадило? — зачаровник кивнул. — Скверно. Как бы не пустынная лихорадка, ну, сам знаешь, — Лето говорил эти слова так спокойно, что у Вина по спине пробежали мурашки. Он старался не думать о лихорадке, но такой спокойный тон заставил мужчину о ней задуматься. — Как давно он в таком состоянии?

Вин слегка замешкал.

— Я нашел его таким уже вчера вечером, когда заметил что-то не ладное, — ответил он целителю. — Мой ученик не явился и даже не додумался предупредить, что его не будет. Только ближе к позднему вечеру я решил узнать, почему же Аматино не явился.

Лето помрачнел.

— То есть, неизвестно, сколько он провел в таком состоянии? А ну-ка, — он потянулся поближе к парню, слегка приподнимая его. — Тяжелый. Все еще спит крепким сном. А ты что же? Проверил на болезнь своим амулетом?

— Сломался, — печально вздохнул Вин.

— То есть как это — "сломался"? — удивился целитель, доставая из своего сундучка склянки с мазями и настойками. Вскоре единственный небольшой стол на кухне оказался полностью забит лекарственными препаратами.

— Как хочешь, так и понимай, — буркнул Вин. — Я достал заранее готовый амулет, — в наше время такие штуки очень уж нужны, — и принялся читать как можно скорее заклинание. Вот только вскоре амулет задрожал и пошел трещинами. Не знаю, что это значит — не спрашивай. Я впервые с этим сталкиваюсь.

Лето еще сильнее нахмурил брови. Он так часто это делал, что складка между густыми бровями сделалась уже пожизненной. Даже если целитель не хмурился, его лицо все равно оставалось серьезным и слегка недовольным. А его нервный взгляд частенько заставлял собеседника думать, не оскорбил ли он Лето.

— У меня Чаннгу'Иль нету, уж извини, — сообщил Лето. — Поэтому я по-старинке.

Сначала он проверил дыхание Амато, подставив щеку к его носу. Удовлетворительно кивнув, целитель нащупал пульс на шее ученика и вновь кивнул. Вина же беспокоило то, что парень так и не очнулся, хотя зачаровник и не мог сказать точно, сколько провел Амато в таком состоянии. Самое большее — полтора дня. Весь вчерашний и ночь сегодняшнего дня. Вин также не знал, много это или нет. Его больше всего сейчас волновало то, что его ученик лежит без сознания, а возле его лавки валялся том о целительстве, который сам же Вин ему и отдал. Пока Лето во всю "развлекался" тем, что проверяет состояние больного, зачаровник подошел к столу, на котором все было заставлено склянками, и нашел под этими всеми бутылочками фолиант. Осторожно убрав с книги все лишнее, он взял тяжелую книгу в руки. Быть может, на томе остался старый яд? Хотя, вроде, Вин проверял все книги своей библиотеки и не находил ничего опасного. Быть может, его ученик решил выучить сложное заклинание? Но зачаровник не знал, что такие любопытные волшебники впадают от этого в кому и даже не слышал о таких случаях. Вин стал пролистывать одну главу за другой. Слова сменяли друг друга, заклинания становились все сложнее и сложнее, но ничего не могло дать ему ответа, что произошло с Амато.

Быть может, ему не суждено найти преемника? Единственный ученик, который подавал хоть какие-то маленькие надежды сейчас лежит без сознания на жесткой лавке. Что если зачаровнику суждено до конца своих дней плести паутины рун и работать до позднего вечера? Или, может, Вин ошибся? Ошибся в выборе. Они еще не изучали магию и как ею правильно пользоваться, так как зачаровнику в последние дни требовалась пара лишних рук для выполнения заказов. А тут сам ученик полез своим любопытным носом в магию и по незнанию активировал заклинание? Так что же получается, Вин ошибся в Амато и тот не так умен и одарен, как ему это показалось в первый день? Что если Аматино — такой же, как все? Обычный ученик, омбретр, который максимум, что сможет сделать — это приносить травяной чай?

"Нет, нет, я же видел!"

И Вин вновь стал пролистывать целительский фолиант, пытаясь найти в нем ответ. Его мысли были так хаотичны, словно ученик находился при смерти.

— Ну, у меня есть хорошая новость, — сказал Лето, заканчивая свой осмотр. — Это не пустынная лихорадка, можешь порадоваться. Это в принципе ни одна из известных для меня болезней. Единственное о чем я думаю, так парень просто спит крепким сном.

— То есть как это "просто спит"? — удивленно переспросил Вин.

— Организм не справился с нагрузкой, — пожал плечами целитель. — Уморил ты ученика своего, Вин. Говорил я тебе — ласковей будь. Неужто он у тебя чертил тысячу символов?

— Ну, чертил, — спокойно ответил зачаровник. — И не тысячу, а по две. Что эта тысяча? Так, мелочь.

— А потом еще ты дал ему магией позаниматься, как домашнее задание? — Лето кивнул на фолиант, что покоился в руках зачаровника. — Молчишь? Ну вот то-то и оно. Уморил ты парня. Дай ему отоспаться и вскоре он будет у тебя, как новенький.

— Он мог и предупредить!

— И что бы он тебе сказал? "Мастер, завтра я упаду в обморок — не теряйте"? М-да, Вин, ты совсем уже из ума выжил, — Лето покачал головой.

Целитель встал, укрыл ученика зачаровника лёгким пледом и недовольно посмотрел на друга. Вин даже не взглянул на Лето. Чувствует ли он вину? Вряд ли. Очень вряд ли. Ему нужен был сильный, одарённый ученик! Тот, кто займёт место зачаровника, когда…

— Ааай, Хэлла его поглоти! — встряхнул руками Вин. — Яда на фолианте нет, я это проверил и несколько лет назад, и когда переставлял библиотеку, и сейчас. Нет яда! Отчего ж это недоразумение лежит без сознания?

— Как очнётся, так и спросишь его сам. Ну, бывай, — Лето кивнул в сторону друга и направился к выходу.

У дверей он встретил хозяина дома, который добродушно предложил целителю чаю, — но тот отказался. У него были свои пациенты, которые явно заждались своего лекаря. Пустынная лихорадка никого не будет ждать. Дядька вздохнул и заглянул на кухню, где всё также на лавке лежал его племянник, а за столом мрачно смотрел в окно Вин.

— Што же это, может, Ваму чаю? — спросил его старик.

Вин дёрнулся от испуга, — он отчего-то решил, что в доме кроме него и ученика никого нет, — и улыбнулся усталой улыбкой:

— Нет, не нужно!

— А?

— НЕ НУЖНО, ГОВОРЮ! — крикнул Вин.

* * *

Вин не знал, сколько он просидел на кухне. Кружка давно опустела, свеча догорела, а на небе давным-давно взошла полная луна. Она светила так ярко, что не нужно было никакое дополнительное освещение — всё итак было видно. Резкий шорох со стороны лавки заставил Вина круто повернуться. Шея хрустнула, спину заклинило и зачаровник сложился пополам, ругаясь:

— Что б Хэлла поброла эту шею! Гадкая спина! Вечно заклинит тогда, когда не надо!

— Что же Вы ругаетесь? — глухо спросил Амато.

— Очнулся! Не прошло и года! У-у, лентяй! Ты хоть понимаешь, что из-за тебя я мазоли натёр, пока переносил часть амулетов в твой дом? А? Тьфу ты! Откуда тебе знать, ты же в отключке был. Но это всё из-за тебя! А ну, — Вин встал так быстро, как это позволила ему спина и зашагал к ученику: — признавайся, Хэллин сын, что натворил с фоллиантом? Я его от корки до корки проверил — в нём не было ничего, что могло бы тебе навредить!

Амато устало протёр глаза и медленно начал вспоминать произошедшее. Пересказывая всё то, что ещё помнил, лицо у наставника вечно менялось: от удивленного выражения до желания убийства. На моменте, когда Амато вспомнил про линии текста, что ярко вспыхивали, он осёкся и на некоторое время затих. Он не знал, делиться ли с наставником об этом? Не сочтёт ли он его за сумасшедшего? Но в этот момент Вин причмокнул губами, что-то пробубнил себе под нос, а после громко рассмеялся во весь голос:

— Вот, что бывает, если попытаться выучить заклинание не своей специальности. Это невозможно! Я вообще удивлён, что ты смог увидеть нити магии! Этому учат только спустя лет десяти теоретического обучения! А ты!

Он продолжал хохотать, иногда выговаривая: "ну даёт!", " Не зря, не зря!", " А я боялся!". Аматино непонимающе смотрел на наставника и покорно ждал, когда у того пройдёт припадок смеха. Он не понимал, от чего Вин так рад, но почувствовал, как с плеч упал тяжкий груз. Эльф облегченно вздохнул.

— Ты, парень, конечно, молодец! Но прошу не забывать: завтра, что б как штык, ровно прибыл! Нас ждёт работа, и очень много. Хватит с тебя отдыха.

Загрузка...