— Я говорю, что зло существует. — Мастер Кит удобнее перехватил прижатый к боку ларец. — А сомнения служат от него противоядием.
Ярдем взял ларец из рук старого актера и водрузил поверх груды остальных.
— Если во всем сомневаться, — возразил тралгут, — то как тогда узнаешь правду?
— Постепенно. Оставляя факт до дальнейших уточнений. Важнее задуматься о том, так ли уж хороша неколебимая бездоказательная уверенность. По-моему, нет.
Капитан Вестер что-то нечленораздельно рыкнул, как пес, готовый броситься на врага, и Китрин с трудом подавила желание вжаться в угол.
— А по-моему, — с нажимом произнес капитан, — сотрясание воздуха ненужными вопросами только замедляет работу.
— Виноват, сэр, — бросил тралгут.
Мастер Кит кивнул, молча извиняясь, и зашагал вниз по хлипким деревянным ступеням, ведущим на улицу. Сандр и Шершень, которые вдвоем тащили наверх очередной ларец с драгоценностями, прижались к стене, давая старику пройти, а Китрин, в свою очередь, посторонилась, пропуская их к Ярдему, — тот устанавливал ларцы в новом жилье. Влажный прохладный ветер, пахнущий конским навозом, проникал в окно вместе с дневным светом, навевая Китрин мысли о весне.
— Он что, священником был в юности? — Маркус кивнул в сторону выхода. — Только и разговоров что о вере, сомнениях и природе истины. Как будто мы опять в караване и выслушиваем проповедь на завтрак и ужин.
— Он правильно говорит! — вступился Ярдем.
— На твой вкус.
— А может, он и вправду был священником, — пожал плечами Шершень. — Это же мастер Кит. Скажи он нам, что взошел пешком по отвесному склону, чтобы распить кувшин пива на двоих с луной, я бы поверил. Капитан, там остались два ларца размером, как этот последний, и еще болванки из воска.
— Из воска? — переспросил Маркус.
— Банковские книги, — объяснила Китрин. — Их запечатали воском, чтобы уберечь от сырости.
«И правильно сделали, — добавила она мысленно. — Иначе что с ними было бы после того, как их прятали в пруду». Воображение тут же нарисовало ей трещину в воске, и бесчисленные страницы с расплывшимися чернилами, и гниющую под защитным слоем бумагу. А вдруг книги испорчены? Что она скажет магистру Иманиэлю? А банкирам в Карсе?
— Несите все сюда, — велел Маркус. — Где-нибудь разместим.
Шершень кивнул, а Сандр уже спускался по лестнице — на Китрин он даже не глянул, и она попыталась убедить себя, что ей все равно.
Китрин отлично понимала, что от нового помещения капитан не в восторге. В отличие от квартирки в соляном квартале здешние комнаты располагались на втором этаже, и каждый шаг отдавался внизу скрипом деревянных половиц — а на первый этаж, в игорное заведение, мог войти кто угодно в любое время дня. Однако лестница, ведущая наверх, запиралась прочным замком, по прилегающим улицам не слонялись пьянчуги и бездомные, а окна были прорезаны в голой стене без балконов и каких-либо подступов. К тому же добавочное окно выходило в проулок — туда выплескивали содержимое ночной посудины. А за едой и пивом можно было ходить в ближайшую харчевню всего в пяти домах от нового жилья.
По лестнице поднялись Кэри и Микель.
— Мальчишка на улице спросил, что мы грузим, — доложила улыбающаяся Кэри.
Китрин взглянула на капитана Вестера: тот мигом посерьезнел и, шагнув к окну, выглянул наружу.
— И что ты ему ответила?
— Мишуру и стекляшки для праздника первой оттепели. Даже открыли ему один ларец. Видели бы вы эту скривленную физиономию — мальчуган явно ожидал чего-то поинтереснее!
Кэри расхохоталась — то ли не замечая, то ли не желая замечать, как взъярился капитан Вестер. За все дни, пока они искали новое жилье и готовились перевозить сокровища ванайского банка, имя Опал упомянули всего однажды — Смитт пошутил, что она нашла отличный способ увильнуть от тяжелой работы. Никто не засмеялся.
Случившееся едва укладывалось у Китрин в голове. В то, что Опал хотела ее прикончить и забрать сокровища, верилось с трудом. В то, что капитан Вестер убил за это саму Опал, не верилось вовсе. Остальных происшествие наверняка возмутило, они не могли не возненавидеть капитана. И Ярдема. И ее, Китрин. Однако теперь они таскали ее ларцы и перебрасывались шуточками, и девушка вдруг поняла, что доверяет им, всем и каждому, — и не потому, что они в самом деле надежны и преданны, а потому, что она отчаянно желает их такими видеть.
Ошибившись с Опал, она теперь чуть ли не сознательно повторяла ту же ошибку. И понимая это, не могла толком есть и спать с самой той ночи, когда проснулась в комнате, окруженная пятью трупами.
По ступеням поднялся мастер Кит, неся охапку облитых воском книг, следом втащили последние ларцы Сандр и Шершень. Комната, заставленная грузом из фургона, едва вмещала всю компанию, Сандру досталось место рядом с Китрин. Перехватив ее взгляд, он покраснел и по-птичьи мелко дернул головой, как кивнул бы на улице случайному знакомому.
— Кажется, все, — объявил мастер Кит, отдавая книги Ярдему.
— Спасибо вам, — кивнула Китрин. — Всем вам.
— Должны же мы были хоть чем-то помочь, — встрял Смитт. — Ужасно жаль, что все так вышло.
— Да, в общем… — Китрин старательно избегала его взгляда.
— Наверное, вам пора, — обернулся мастер Кит к актерам. — Постараюсь вас нагнать чуть позже.
Актеры, откланявшись, вышли, чуть погодя через окно долетели их удаляющиеся голоса — фургон отъехал. Капитан Вестер беспокойно кружил по комнате, словно ожидал, что половицы от его нетерпеливых шагов станут тише и надежнее. Ярдем растянулся на тюфяке, втиснутом между штабелями ларцов, и закрыл глаза, набираясь сил перед наступлением ночи. Мастер Кит встал и протянул руку девушке.
— Китрин, я хотел бы с тобой прогуляться.
Она перевела взгляд с его руки на капитана Вестера и обратно.
— Куда?
— Я не назначал определенного места, просто думал пройтись.
— Хорошо, — кивнула Китрин, вкладывая ладонь в его руку.
Людское движение растекалось по городу, как потоки воды: медленно и плавно заполняло площадь, что лежала к востоку от нового жилья Китрин, и затем стремительно ускорялось в узкой улочке. У входа в игорное заведение стоял цинна, зазывающий прохожих. Не упустите случай выиграть целое состояние… Удача благоволит к смелым… Потерпели убыток в коммерции — сорвете куш в игре… Выгодные шансы для любой солидной ставки… Реплики звучали одна скучнее другой.
Сквозь толпу протискивались конные повозки, за ними шли тимзины с плоскими лопатами, собирающие навоз. Полдесятка детей с криками носились по лужам, полным грязи и нечистот. Девушка-первокровная не старше Китрин тащила тележку со свежестираным бельем; несмотря на юный возраст, у рта девушки уже залегли скорбные складки. Мастер Кит шел вперед, Китрин старалась не отставать.
Улица вывела их на площадь, которую Китрин еще не видела. С восточной стороны высился огромный храм; разносящиеся в прохладном воздухе певческие голоса славили Бога, сплетаясь в сложных гармониях, словно оба процесса были связаны воедино. Видя, что Китрин замедлила шаг, мастер Кит остановился, прислушиваясь к песнопениям; улыбка его смягчилась, стала печальнее.
— Красиво, правда? — спросил он.
— Что именно?
Актер оперся о каменный парапет и повел рукой, охватывая одним жестом и площадь, и пение, и небо над головой.
— Наверное, весь мир. Несмотря на царящие в нем трагичность и боль, он все-таки кажется мне прекрасным.
Китрин не заметила, как сжала губы — хотелось попросить прощения у мастера Кита за историю с Опал, но он будет вынужден извиняться в ответ, а ей этого не хотелось. Мысли и слова, одинаково ненужные сейчас, беспорядочно путались в голове.
— Чем вы теперь займетесь? — наконец спросила она.
Кит глубоко вздохнул:
— Полагаю, мы пока останемся здесь. Кэри, по-видимому, еще не готова к полному набору ролей, которые вела Опал, однако к концу лета, если будет исправно репетировать, вроде бы должна справиться. После ванайской войны и истории с Опал труппа изрядно поредела — может, удастся ее пополнить: знаю по опыту, что в портовые города часто стекаются бродячие актеры.
Китрин кивнула. Кит подождал было, не заговорит ли она, и после молчания продолжил:
— А еще мне потрясающе интересен твой капитан Вестер.
— Он не мой капитан Вестер. Он и не думает скрывать, что он исключительно сам по себе капитан Вестер. Совершенно ничей.
— Вот как? Значит, я ошибся.
Храмовый хорал разлился мощнее, сотни голосов взмывали и опадали, трепетно соприкасаясь друг с другом, пока Китрин не стало казаться, что сквозь них силится проступить иной глас — тихое, едва слышное веяние Бога. Мастера Кита музыка явно увлекла, и когда он заговорил, Китрин даже удивилась, что актер не потерял нить беседы.
— Судя по всему, драконы оставили миру некое наследие. Я бы сказал… пагубное. Разрушительное по природе, призванное нести боль. Если его не остановить, оно пожрет весь мир. Я не так уж часто встречал людей, способных ему противостоять. Вестер, по-моему, из таких.
— Из-за упрямства? — спросила Китрин почти в шутку.
— Да. И еще, видимо, из-за формы его души.
— Когда-то давно он был полководцем в Нордкосте. Кажется, там что-то случилось с его женой.
— Он командовал армией герцога Спрингмера в войне за наследство. И все знали, что против армий леди Тракиан никому не устоять, но капитан Вестер выиграл все сражения.
— Водфорд и Градис, — вспомнила Китрин. — Упоминают еще и… Эллис?
— Да. Поля Эллиса. Говорят, то была самая страшная битва за всю войну — никто не хотел сражения, но никто не мог отступиться. Рассказывают, от капитана зависело так многое, что герцог испугался: а вдруг Вестера переманит кто-то из других претендентов на корону? Убедит поступиться верностью? И тогда Спрингмер велел убить семью капитана и обставил все так, будто это дело рук претендента-соперника. Жена и дочь Вестера погибли на его глазах — страшной смертью даже по военным временам.
— Ужасно, — выдохнула Китрин. — А что с самим Спрингмером? Я слышала, что корона ему не досталась…
— Наш Маркус выяснил правду, расквитался с виновником и исчез. Многие, наверное, думают, что он умер. Насколько я знаю, для людей вроде него ничего нет хуже, чем долгая жизнь — тогда успеваешь узнать, как мало тебе остается после отмщения. Вряд ли он питает хоть какие-то иллюзии, потому-то он и… — Мастер Кит вдруг встряхнул головой. — Прости. Не стоит пускаться в долгую болтовню. Старею, наверное. Я хотел лишь еще раз сказать, что сожалею о происшедшем и постараюсь проследить, чтобы такое не повторилось.
— Спасибо.
— И еще я хотел предложить помощь — всю, какая в моей власти, чтобы благополучно довезти тебя до Карса. На мой взгляд, мы задолжали тебе гораздо больше, чем один день погрузки ларцов. Долгое пребывание в роли солдат, по-видимому, сделало нас чем-то вроде товарищей по оружию. Как ни странно.
Китрин кивнула, однако что-то заставило ее сдвинуть брови — она даже не сразу поняла причину. Церковный хорал, отгремев в последнем аккорде, смолк, тишина накрыла мир волной, и даже чайки кружили в воздухе беззвучно, раскинув в стороны неподвижные крылья.
— Почему вы извиняетесь за все, что говорите? — спросила Китрин.
Мастер Кит обернул к ней лицо с удивленно вскинутыми кустистыми бровями.
— Я не подозревал, что так делаю.
— Вот и опять… Вы никогда не говорите прямо, вечно всякие «по-видимому» и «я полагаю»… Никогда не скажете «солнце восходит утром», всегда только «насколько я могу судить, солнце восходит утром». Как будто боитесь что-то пообещать.
Мастер Кит вмиг посерьезнел, от взгляда темных глаз по спине Китрин побежал холодок — не из-за страха, а от необъяснимого чувства, будто сейчас ей откроется нечто, о чем она и не догадывается. Мастер Кит потер ладонью подбородок, звук получился тихий, домашний и совершенно прозаический.
— Удивляюсь, что ты заметила, — сказал он и тут же улыбнулся, поняв, что совершил то же самое еще раз. — У меня есть способность говорить убедительно, моим словам верят. Я обнаружил, что не так уж это удобно. И видимо, приобрел привычку смягчать категоричность и пытаюсь обходить прямое утверждение, если не уверен в его истинности — уверен полностью, до конца. Даже поразительно, как мало находится такого, в чем я совершенно уверен.
— Странный выбор.
— Зато помогает относиться к себе несерьезно. А несерьезность, на мой взгляд, бывает благотворна.
— Жаль, не могу с вами согласиться. — Китрин сама удивилась, сколько отчаяния прозвучало в голосе. И тут же по лицу полились слезы.
Актер моргнул, нерешительно развел руки — Китрин стояла посреди улицы, стыдясь собственного плача, и не могла остановиться. Мастер Кит, приобняв, отвел девушку к ступеням храма и обернул ее плечи плащом — грубым, из дешевой шерсти, все еще хранящим запах грима. Китрин склонилась вперед, головой к коленям, и хотя печаль и страх брезжили где-то далеко, поток уже хлынул и оставалось лишь ему поддаться. Мастер Кит, положив ей ладонь между лопаток, поглаживал спину, как ребенку, которого надо успокоить. Мало-помалу плач стих, слезы высохли.
— У меня ничего не получится, — выдохнула Китрин, когда к ней вернулся голос. С тех пор как погиб Безель, она повторяла эту фразу тысячи раз для себя одной и только теперь произнесла ее вслух. Слова вышли горестными. — Я не выдержу.
Мастер Кит убрал руку, по-прежнему оставив на плечах девушки старый грубый плащ. Кое-кто из прохожих на них взглядывал, большинство не обращали внимания. Кожа старого актера пахла, как лавка пряностей. Китрин мечтала об одном — свернуться калачиком на каменных ступенях, уснуть и никогда больше не просыпаться.
— Выдержишь, — сказал мастер Кит.
— Нет, я…
— Китрин, не возражай. Послушай мой голос.
Актер вдруг словно постарел, и до Китрин не сразу дошло, что он просто не улыбается. Стали заметнее и круги под глазами, и опавшие щеки, и щетина на подбородке — почти совсем седая. Китрин ждала.
— Ты выдержишь, у тебя все получится. Нет, просто послушай. У тебя все получится.
— Вы хотите сказать, что у меня, по-видимому, все получится. Или что вы думаете, будто у меня все получится…
— Нет, я говорю что говорю. У тебя — все — получится.
На задворках сознания Китрин что-то шевельнулось, по крови пробежала рябь — как по глади пруда, когда рыба проплывает близко к поверхности. Горе никуда не делось, душу по-прежнему угнетали и страх не выполнить порученное, и ужас перед грозным жестоким миром. Однако пришло нечто новое — искоркой во мраке сознания брезжила новая мысль. Может быть.
Китрин потерла глаза и встряхнула головой. Солнце, оказывается, шло слишком быстро и сдвинулось дальше, чем она ожидала. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как они с актером вышли на улицу…
— Спасибо, — тихо выдохнула девушка.
— Мне просто подумалось, что я должен что-то для тебя сделать, — устало проговорил мастер Кит.
— Нам пора возвращаться?
— Если ты готова — то да, наверное, пора.
Вечер наступил позже обычного — еще один знак, что весна не за горами. Ярдем Хейн сидел на полу, скрестив огромные ноги, и поедал с тарелки рыбу с рисом. Капитан Вестер мерил шагами комнату.
— Корабль выбрать не шутка, — бросил он, продолжая прежнюю мысль. — А то нарвемся на таких, что нас убьют, бросят тела акулам и остаток жизни проживут припеваючи в какой-нибудь Дальней Сирамиде или Лионее. Зато если идти морем, то всего одна таможня здесь и одна в Карсе. А посуху — на сборщиков пошлины наткнемся местах в пяти, не меньше.
Рыба на тарелке Китрин лежала нетронутой — желудок сводило в комок, и каждое слово Вестера отбивало аппетит еще больше.
— Давайте вернемся, — предложил Ярдем. — Доедем до Вольноградья, а оттуда на север. Или обратно в Ванайи, раз уж на то пошло.
— Без каравана, в котором можно спрятаться? — переспросил Маркус.
Тралгут, признавая правоту капитана, лишь пожал плечами. Позади вышагивающего Маркуса в свете свечи мерцали вощеные книги ванайского банка, и в голове Китрин вновь ожил недавний кошмар: а вдруг сломаны печати? А вдруг прогнили корешки?
— Можно купить рыбацкую лодку, — подал очередную идею Ярдем. — Без команды. И плыть самим, поближе к берегу.
— И отбиваться от пиратов исключительно своими могучими силами? — спросил Маркус. — Кабраль кишит вольными судами, которые грабят кого хотят, и король Сефан им только потакает.
— Значит, верных способов нет.
— Нет. А до неверных еще целые недели ждать.
Китрин поставила тарелку на пол и, пройдя мимо капитана Вестера, сняла с кипы верхнюю книгу, оглядела залитую золотым полумраком комнату и нашла короткий нож, которым Ярдем днем резал сыр. Лезвие было чистым.
— Что ты делаешь? — спросил Маркус.
— Я не знаю, как выбрать нужный корабль, или правильную дорогу, или караван, в котором можно спрятаться. Зато могу проверить, не промокли ли книги. Значит, тем и займусь.
— А потом их опять запечатывать?
Китрин не ответила. Воск, толщиной с большой палец, откалывался неохотно, под ним обнаружился слой ткани, дальше — более мягкий внутренний пласт воска и, наконец, пергаментная обертка. Сама книга сохранилась нетронутой, будто только что лежала на столе магистра Иманиэля. Китрин открыла обложку, зашелестели страницы. Знакомый почерк магистра Иманиэля казался далеким, как детские воспоминания, Китрин едва не заплакала. Суммы и условные пометки, балансы, сделки, детали контрактов и ставки дохода, подпись магистра Иманиэля и коричневая, в трещинках, кровь его большого пальца — привычные и одновременно неведомые, знаки из прежней жизни всколыхнули память. Вот вклад, внесенный гильдией хлебопеков, и тут же синими чернилами записи о выплатах — помесячно за все годы, пока вклад принадлежал банку. Девушка перевернула страницу. Вот запись об убытках от морских страховок в тот год, когда лионейские штормы разразились позже обычного. Суммы ее потрясли — Китрин никогда не думала, что убыток был так велик. Она закрыла книгу, взяла нож и потянулась за следующей. На Маркуса и Ярдема, которые по-прежнему обсуждали дела, она обращала внимание не больше, чем если бы они сидели в другом городе.
Следующая книга, более старая, заключала в себе историю банка и начиналась учредительными документами; затем шли записи о сделках за многие годы, почти до дня отъезда Китрин. История Ванайев, записанная цифрами и условными пометками. Среди них — короткая, сделанная красными чернилами запись о Китрин бель-Саркур, принятой Медеанским банком под опеку до совершеннолетия, когда ей будут причитаться все средства, принадлежавшие ее родителям, за вычетом сумм на ее содержание. Всего одна строка — не длиннее, чем записи об отгрузках зерна или инвестициях в пивоваренное производство. Смерть родителей, начало единственной жизни, какую она знала, — все в немногих скупых словах.
Китрин взяла следующую книгу.
Маркус замолчал и улегся на тюфяк. Взошел месяц. Китрин читала историю банка, как письма из дома, вокруг валялись куски воска, ткань и пергамент. Сквозь восторженную память, пробужденную видом старых чернил и пыльной бумаги, в сознании проступало смутное предчувствие новой возможности. Не уверенность еще — но ее предвестие.
И, лишь проснувшись от прикосновения Ярдема, который вытащил у нее из рук книгу, она поняла, что впервые после истории с Опал она спала всю ночь без сновидений.