Кто всего более способен творить добро своим друзьям, если они заболеют, и зло — своим врагам? Врач.
Платон, «Государство», кн. I
Яунде расположено всего на четыре градуса севернее экватора. Джо Энсон не умел переносить камерунскую жару и влажность так же легко, как те, кто родился здесь, но сегодняшний день, когда до начала муссонов оставалось всего пара недель, выдался просто ужасным. Кондиционеры больницы не справлялись с работой, запах болезней заполнял здание, повсюду вились мухи, а тяжелым воздухом просто нельзя было дышать.
Единственным светлым пятном в этих гнетущих условиях являлась Мариэль, состояние которой после подпольного лечения «Сарой-9» значительно улучшилось. Сейчас она уже сидела на стуле возле своей кровати и самостоятельно пила и ела. Лекарство оказалось настоящим чудом, как с самого начала и предполагал Энсон. Еще день-два, и фургончик Уайтстоунского центра здоровья Африки отвезет девочку домой, к матери, доставив в деревню рис и другие продукты, которых должно было хватить жителям до прихода муссонов. А после этого начнется новый цикл голода и болезней...
—Хорошо, милая, — повторял Энсон, прикладывая стетоскоп к спине девочки, — вдохни, выдохни... Молодец! Завтра ты, может быть, поедешь домой.
Девочка повернулась и обхватила ручонками шею доктора.
—Я так люблю тебя, доктор Джо! Так люблю!
—И я тебя люблю, мой орешек!
Энсон никому бы не признался в том, как много сил отняли у него всего несколько слов. Он дал Мариэль книжку с картинками и едва дошел до маленького кабинета, который делил с дежурным врачом. Что же это такое с ним творится? Через полминуты, борясь с надвигающимся приступом одышки, он достал из кармана рацию, которую всегда носил с собой и которая использовалась только в экстренных случаях для вызова помощи.
—Это Клодин, доктор Энсон, — раздался голос сестры. — Где вы находитесь?
—В комнате врачей... в больнице.
—Вам нужен кислород?
-Да.
— Одну минуту. Я сейчас буду.
Прошло всего полминуты, и Клодин влетела в кабинет, таща за собой 650-литровый баллон драгоценного газа, установленный на двухколесной тележке. Ей было уже около пятидесяти. Клодин была высокой, с гладкой очень темной кожей, а ее глаза смотрели одновременно гордо и заботливо. Она работала в больнице почти со дня ее основания.
— Вы сегодня в дневную смену? — успел спросить Энсон до того как медсестра приладила ему к лицу маску и открыла кран подачи кислорода.
— Дышите спокойно, — сказала она. — Я... одна из сестер заболела, и я ее подменяю.
Энсон не обратил внимание на встревоженное выражение лица Клодин. Он вынул из верхнего ящика стола ингалятор с кортизоном и сделал два глубоких вдоха, а затем снова припал к маске.
— Хорошо, что вы здесь оказались, — проговорил он.
— Вам лучше?
— При такой влажности тяжеловато.
— Пока не начнутся дожди, влажность будет расти.
— Значит, станет еще тяжелее. Стопроцентная влажность... Не представляю, как я переносу ее.
И снова тень пробежала по лицу сестры.
— С вами все будет хорошо, доктор, — она сказала это уверенно.
— Конечно, Клодин.
— У вас назначена встреча с доктором Сен-Пьер. Отменить ее?
— Нет-нет, я не отменяю встреч. Вы это знаете.
Энсон, на которого некогда можно было надеяться, как на ветер, стал абсолютно дисциплинированным человеком. Каждую среду в полдень он встречался в небольшой больничной столовой с доктором Сен-Пьер; там он ел свой любимый чаудер[22] с зеленым салатом, выпивал бутылку камерунского «Гиннеса», а на десерт поглощал шарик шоколадного мороженого. Там они с доктором Сен-Пьер общались неофициально, обсуждая дела больницы, клиники и лаборатории, работу над «Сарой-9» и в последние годы его собственное здоровье.
— Простите меня, доктор, — начала Клодин, — но, по- моему, вы все еще дышите с большим трудом.
— Возможно... трудно сказать.
— Нет ли какого-нибудь другого лекарства, которое я могла бы вам дать?
— У меня... столько лекарств... что я сам... иногда путаюсь... в них.
— Успокойтесь и просто дышите! Мне, наверное, стоит позвать доктора Сен-Пьер.
Энсон махнул ей рукой, что должно было означать «подождите, не беспокойтесь!» Сестра отошла к стене, но не сводила с доктора внимательного сочувственного взгляда. Незаметно для него, она сунула руку в карман халата и нервно потрогала лежащую там пробирку с бесцветной жидкостью.
Точно, один и четыре десятых кубика — не больше и не меньше.
Такой была инструкция.
Точно один и четыре десятых...
Ланч назначался на полдень, но когда доктор Энсон надышался кислородом и смог пройти в столовую, было уже четверть первого. В столовой за одним из трех небольших столов сидела только доктор Сен-Пьер. Перед ней стоял высокий стакан со льдом и лежал бутерброд с тунцом, а сама она листала какой-то журнал. Одета она была в шорты цвета хаки и белую футболку, обтягивающую весьма соблазнительную грудь. На несколько секунд Энсон отвлекся от своих проблем с дыханием. За годы, проведенные вместе с Элизабет, он часто ощущал, что их отношения готовы перейти за границу близкой дружбы, но этого так и не произошло.
Энсон уселся за столик, и через секунду повар уже почтительно расставлял перед ним тарелки с едой — немое свидетельство того, что не было в больнице, лаборатории или во всем центре человека, в жизни которого доктор не играл бы важную роль.
—Понять не могу, — сказал он Элизабет по-английски, сделав паузу, чтобы сделать глубокий вдох, — как вы ухитряетесь выглядеть свежей в такую погоду.
—Думаю, что и вы выглядели бы посвежее, если бы дышали чем-нибудь получше, нежели кислородный коктейль восьмидесятипроцентной крепости.
—Я сегодня уже принял дневную норму.
—Боюсь, что долго вы так не протянете.
—Кто знает? Легкие могут привыкнуть.
—Только не с легочным фиброзом, Джозеф, и вы это знаете не хуже меня.
Энсон принялся за салат и, как обычно, сделал большой глоток своего камерунского «Гиннеса» прямо из горлышка. «Элизабет права», — подумал он. Она всегда была права, когда речь заходила о его здоровье. Но все же...
—Сейчас не время ложиться на операцию. Сезон муссонов вот-вот начнется, а работа в лаборатории идет так хорошо... Мне же столько еще надо сделать!
—Вы каждый день рискуете умереть от сердечной недостаточности! — Элизабет положила свою ладонь на руку доктора. По выражению ее лица можно было безошибочно определить, что ее забота являлась столь же личной, сколь и профессиональной. — Вы так много сделали для стольких людей, Джозеф! Я не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось. А ваше состояние становится все хуже и хуже, и улучшения не предвидится. Если положение еще осложнится, оперировать станет намного рискованнее.
—Возможно.
—А послеоперационный период не затянется так надолго, как вы думаете. Врачи, с которыми я работаю, — лучшие трансплантологи в мире. Они сделают для вас все возможное.
Энсон допил пиво. Он надеялся, что у него хватит силы духа убедить Элизабет, что медицинские показатели для пересадки еще не столь серьезные и вообще время неподходящее.
— У меня выдалось несколько хороших дней... — начал он.
— Ради бога, Джозеф! Будьте честным хотя бы с самим собой. Если вы среди дня не хватались за ингалятор или кислородную маску, это еще не значит, что был хороший день. Взгляните на себя. Вы же умный человек, ученый. Но вы не можете сказать и половины того, что думаете, только потому, что вам просто не хватает воздуха! — Она снова взяла его руку в свои ладони. — Джозеф, прошу, послушайте меня! Доктора в «Уайтстоуне» узнали о доноре, Джозеф, исключительное совпадение тканей! Ради этого мы объехали весь мир. Вам почти не потребуются иммуносупрессоры, а это значит, что не будет побочных эффектов. Вы вернетесь к работе гораздо раньше, чем думаете.
Энсон внимательно посмотрел на Элизабет. Впервые разговор зашел о конкретном доноре, не говоря уже о совпадении тканей. Доктор Сен-Пьер и ее коллеги-консультанты сделали первый ход в этой игре с такими высокими ставками.
— Как долго ваши люди искали донора?
— С тех пор, как сделали анализы и поняли, что у вас редкий тип тканей.
Энсон откинулся на спинку стула и покачал головой.
— И где вы нашли... такое совпадение?
— В Индии. Город Амритсар, штат Пенджаб, к севе- ро-востоку от Дели. Человек подключен к аппарату искусственного дыхания в местной больнице. Смерть мозга в результате обширного кровоизлияния. В больнице торопятся с изъятием органов, но мы упросили их подождать.
Энсон встал и прошелся по столовой. Даже эти несколько шагов дались ему с трудом, но он убеждал себя, что это из-за высокой влажности.
— Я не могу, — сказал он наконец. — Я просто не могу. Здесь много работы, и надо предупредить дочь, и... и...
— Джозеф, пожалуйста, — остановила его Элизабет, — перестаньте! Если вы не готовы, значит, не готовы. В таком случае почему бы вам просто не пойти домой и не отдохнуть час-другой перед послеобеденным обходом? Я управлюсь здесь без вас.
— По... пожалуй, — ответил Энсон тоном капризного ребенка. — Я рад, что вы на меня не сердитесь.
— Я за вас волнуюсь, Джозеф, и за наш проект «Сара-9», но вряд ли я на вас сержусь. Позвольте, я вызову охранника, и он отведет вас домой. Может, вам нужна кресло-каталка?
— Нет! — воскликнул Энсон. Он повернулся, но вдруг на него нахлынула волна слабости. — Хотя, наверное, с каталкой будет лучше, — капитулировал он.
Когда охранник вкатил в столовую кресло и помог Эн- сону усесться в него, доктор был уже настолько слаб, что едва мог дышать. Он пытался вдохнуть, но, казалось, его мозг не хотел больше участвовать в этом процессе. Доктор хотел что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова.
Охранник покатил кресло и дверь, стены комнаты начали кружиться перед взором Энсона. На дорожке, ведущей к жилому комплексу, проехав всего несколько футов, Энсон вдруг почувствовал, что его дыхание остановилось. Мир вокруг потемнел и провалился в черноту. Потеряв сознание, доктор вывалился из кресла и упал лицом на дорожку.
Охранник, крупный коренастый мужчина, подхватил доктора, словно тряпичную куклу, и бросился обратно, зовя на помощь. Через мгновение тело Энсона лежало на носилках в палате экстренной помощи, а Клодин готовила к работе оборудование жизнеобеспечения. Сен-Пьер, которая умела сохранять хладнокровие и в более тяжелых ситуациях, приказала подсоединить кардиомонитор, приготовить катетер и иглу для внутривенного вливания, а затем, запрокинув Энсону голову, приступила к вентиляции легких с помощью маски и дыхательного мешка. Один из ординаторов предложил заменить ее, но Элизабет отказалась.
—Я знаю, что вы опытный специалист, Даниэль, — сказала она, — но в данном случае своему опыту доверю больше. Без этого человека мы все пропадем. Проверьте лучше пульс на бедренной артерии. Клодин, подготовьте все необходимо для интубации[23], трубка семь с половиной. И проверьте баллон!
Между двумя женщинами промелькнула незаметная для других искра.
—Пульс есть, — произнес ординатор. — Но слабый.
—Следите за монитором, попробуйте измерить давление.
Сен-Пьер продолжала делать интенсивное искусственное дыхание. Лицо Энсона немного порозовело, но в сознание он не приходил. Клодин проверила баллон, который использовался для установки и фиксации дыхательной трубки в трахее. Элизабет нагнулась над головой Энсона, велела ординатору удерживать ее вверх подбородком, а сама прижала язык коллега пластинкой ларингоскопа и за две секунды ввела трубку сквозь его голосовые связки. Порция воздуха из баллона закрепила трубку на своем месте.
Затем Элизабет заменила маску дыхательного мешка адаптером, который подсоединила к трубке, и продолжала вентиляцию легких, пока не подсоединили аппарат искусственного дыхания. От интенсивной работы шести человек жара и влажность в маленькой комнате стали почти нестерпимыми, и только Сен-Пьер не выказывала признаков усталости, хотя один раз сняла очки и вытерла их о рубашку.
Пятнадцать минут в комнате царила напряженная тишина. Внешне Энсон не менялся, но его жизненные показатели медленно улучшались. Наконец с видимым усилием он открыл глаза.
Сен-Пьер поблагодарила всех ассистентов и медсестер и попросила их покинуть палату. Потом она подошла к Энсону и наклонилась над ним.
— Все в порядке, Джозеф, — сказала она, приблизив свое лицо почти вплотную к лицу доктора. — Просто жара и влажность оказались слишком сильными. У вас случилась остановка дыхания, понимаете? Не надо даже кивать, просто сожмите мою руку. Хорошо! Я знаю, что эта трубка вещь неприятная. Я вам сейчас дам успокоительное. Пока стоит трубка, опасность намного меньше. Пожалуйста, Джозеф, прошу вас, послушайте меня! Если бы это случилось у вас дома, мы бы не успели прийти вам на помощь. Вы нужны нам, Джозеф! Вы нужны мне и всему миру. Мы не можем позволить, чтобы такое повторилось снова. Пожалуйста, согласитесь на пересадку!
Вначале слабо, а затем с усилием он сжал руку Элизабет.
— О, Джозеф! — воскликнула она, целуя его в лоб, а потом в щеку. — Спасибо, спасибо! Мы будет действовать быстро. Вы понимаете? «Уайтстоун» держит наготове для вас самолет в Индию, он Ждет в аэропорту Кейптауна. Я буду с вами. Вы будете подключены к прибору всю дорогу, я введу вам успокоительное. Понимаете? Прошу вас, не бойтесь. Скоро все ваши мучения кончатся, и вы снова вернетесь сюда помогать людям. Вы понимаете меня? Хорошо, Джозеф, я звоню. Скоро мы отправимся в Яунде и будем ждать самолет.
Сен-Пьер назначила бригаду, которая должна была следить за состоянием Энсона, пока она организует выезд в аэропорт Яунде, а потом перелет в Амритсар. Когда вошла Клодин, чтобы принять дежурство, Сен-Пьер покачала головой и кивком предложила сестре выйти в коридор.
— Вы чуть не убили его, — выпалила она прежде, чем Клодин произнесла хоть слово.
Глаза сестры вспыхнули от такого упрека. Элизабет Сен-Пьер Клодин знала и уважала много лет. Если бы не это, она ни за что не согласилась бы добавить в пиво доктора Энсона смесь транквилизаторов и дыхательных депрессантов.
— Я все сделала правильно, — сказала она. — Вы велели мне добавить один и четыре десятых кубика в бутылку. Я все точно выполнила.
Доктор Сен-Пьер сдерживала холодную ярость.
— Вздор! — повысила голос она. — Все, что я хотела, — это вызвать у него чуть более серьезное затруднение, чтобы он осознал необходимость пересадки, пока еще не слишком поздно и пока есть идеальный донор. Я рассчитала дозу на основании массы его тела и уровня кислорода. Если бы вы дали нужнее количество смеси, это не вызвало бы остановку дыхания.
— Но сегодня было особенно жарко и душно, и поэтому...
— Представьте себе, что это случилось бы на пять минут позже, у него дома! Если бы он не смог позвать на помощь, то сейчас был бы мертв, а мы потеряли бы одного из самых великих людей! Совершенно ясно, что вы ошиблись с дозой, признайте это.
— Доктор Сен-Пьер, я не могу признать то, что я не...
— В таком случае я требую, чтобы вы собрали вещи и к двум часам вас здесь не было. Я велю одному из охранников отвезти вас в Яунде. Если вам нужны мои положительные рекомендации, то никаких разговоров о том, что произошло сегодня, быть не должно.
Не ожидая ответа, Сен-Пьер повернулась и, придя в свой кабинет, заказала разговор с Лондоном. Ответил снова тот человек, который называл себя Лаэртом.
— Все в порядке, — сказала она по-английски. — Начинайте действовать. Если совпадение тканей такое, как вы говорите, мы продлим жизнь Э, и он сможет работать с нами так долго, как нужно. Ведь мы уже столько сделали...
— Согласен.
— У донора констатирована смерть мозга?
— А вас это беспокоит, Аспазия?
— Нет, — без колебаний ответила доктор Сен-Пьер. — Нет, меня это не беспокоит.