ГЛАВА 4

Ясно, что начальствовать должны те, кто постарше, а быть под началом те, кто помо­ложе.

Платон, "Господство", кн. III


Беговая дорожка школы Сент-Клемент, пробковый овал в четверть мили, была для Натали любимым местом в городе. Она находилась не слишком близко от дома и от медицинского колледжа, поэтому Натали не удавалось бегать так часто, как хотелось. Сегодня, в предвкушении удовольствия потренироваться на почти идеальным пок­рытии, она дала себе слово что-нибудь придумать, дабы изменить существующее положение вещей.

Натали, сколько себя помнила, всегда знала, что уме­ет бегать быстро, и пока не поступила в Ньюхаус, в целом ряде неприятных ситуаций, в которые она время от вре­мени попадала, это спасало ей жизнь. Учитель физкульту­ры в школе измерил ее время на нескольких дистанциях и сразу же отправил к своему приятелю, который работал в Гарварде. К моменту поступления в колледж Натали уже побила несколько рекордов и утвердилась в роли восходя­щей звезды на средних дистанциях.

Как-то, когда она училась еще на младшем курсе, ста­тья про нее в «Глоб» попала на глаза Дугу Беренджеру, и он пришел посмотреть на ее тренировку. Он и сам был в свое время неплохим бегуном в Гарварде, хотя рекордов не ставил. Через неделю Дуг пригласил ее на ланч и пред­ложил работу в своей лаборатории с условием, что она не бросит заниматься бегом. С тех пор они с Дугом стали сво­его рода командой.

В одиннадцать утра было уже жарче, чем Натали хоте­лось бы, но дорожка, казалось, поглощала жару, снижая ее до приемлемого уровня. После десяти минут легкой про­бежки ее ахиллово сухожилие, казалось, благодарило за то, что его не заставили топтаться по асфальту. Сегодня Натали надела темно-бордовое трико, футболку в мелкую полоску и белую повязку на голову. Пробегая поворот, она оглянулась в поисках Терри Миллвуда.

Прошло уже три недели из четырех месяцев ее отстра­нения от учебы — незаслуженного, по мнению Натали, на­казания, которое отодвигало ее назад на целый год, разлу­чало с однокурсниками и лишало места в ординатуре Уайт Мемориал. Ни одного дня не проходило, чтобы она не зли­лась на Клиффа Ренфро, его шефа из хирургии Уайт Ме­мориал или декана Голденбера. В тридцать пять остается очень мало времени на то, чтобы успеть состояться в про­фессии. А благодаря им у Натали не было другого выбора, кроме как ждать и догонять.

Миллвуд протиснулся в ворота, подошел к беговой дорожке и помахал рукой, увидев Натали. Ростом он был дюйма на четыре выше Натали, и по сравнению с ней — стройной и гибкой — выглядел очень плотным. Миллвуд очень прилично играл в теннис, да и в других видах спорта тоже смотрелся неплохо. Впрочем, подлинных высот он достиг в хирургии. По настоянию Дуга Беренджера Ната­ли стала появляться в операционной еще до поступления в колледж. Ее наставник был человеком вежливым, сохранял спокойствие почти в любой ситуации и считался ува­жаемым кардиохирургом-трансплантологом. Но во время сложных операций он мог выйти из себя, и тогда достава­лось всей хирургической бригаде.

Миллвуд, протеже Беренджера, являлся его полной противоположностью — даже в очень сложные и напря­женные минуты он держал себя в руках. Первый раз На­тали увидела его за работой во время двенадцатичасовой операции на аневризме аорты, осложненной дисфункцией аортального клапана. Он тихо напевал арии и ни разу не повысил голоса и не потерял самообладания за все время изнурительной, но успешно окончившейся работы. В глу­бине души Натали хотела походить на Миллвуда, когда (теперь надо было бы сказать, если) придет ее время стать первым номером у операционного стола, но подозревала, что скорее окажется такой же взрывной, как Беренджер.

— Как бегается? — спросил Миллвуд, присоединив­шись к Натали на прямом отрезке.

— У тебя бывали приступы «дорожного гнева»?

— Да, как-то раз был.

— Вот, а у меня они постоянно, еду я в машине или нет, и направлены практически на всех. Удивительно, как я еще не стерла свои зубы до десен.

— Обращалась к кому-нибудь?

— Типа дантиста?

— Ну, чувство юмора у тебя осталось.

— Я рада, что ты ценишь это. Правда, похоже, что ты единственный. Если ты имеешь в виду, обращалась ли я к своему психотерапевту, доктору Фирстайн, то я хожу к ней почти каждый день. Мы общаемся по десять-пятнадцать минут, но ничего не меняется. Я говорю ей, что мне хочется кого-нибудь убить, а она мне в ответ, что это, возможно, только усугубит положение. К сожалению, я не уверена, что она права.

— Когда будет возможность, мы с Дугом постараемся включить тебя в другую хирургическую программу, обе­щаю!

—Но сначала мне нужно исправить все, что я наделала в колледже и в больнице Метрополитен. — Натали подняла руку, не давая ему повторить снова, что если бы она вела себя более сдержанно, то осталась бы в колледже. — Знаю, знаю!

—Произносимые так, эти два слова — мои самые нелю­бимые, — сказал Миллвуд.

—Я знаю.

—Осторожно, слева! — раздался крик сзади.

Двое парней, одетых в фиолетово-белую форму основ­ной команды бегунов Сент-Клемент, пронеслись мимо по внутренней дорожке, вынудив Натали и Терри взять впра­во. Через секунду оба парня синхронно обернулись: на ли­цах читалось явное недовольство тем, что на их дорожку пускают всех подряд.

—Спокойно, — пробормотал Миллвуд. — За то, что ду­маешь сделать, людей сажают в тюрьму. К тому же у тебя нет пистолета.

—Напрасно ты так уверен!

—Дуг сказал, что ты проводишь много времени в лабо­ратории.

—А что еще мне делать? Остальные готовы меня убить за то, что я прихожу первой и ухожу последней, потому что они при этом выглядят бездельниками. Только они не по­нимают, что у меня просто нет других занятий! И еще они не знают, что у меня желание прибить их гораздо сильнее.

—Во сколько, ты говоришь, виделась сегодня со своим психиатром?

—Что, я слишком агрессивная?

—Я был бы плохим другом, если бы все время повто­рял тебе, что ты права. Ты знаешь, Нат, что я тебя обожаю, но должен согласиться с тем, что сказал Голденберг насчет твоей вспыльчивости, которая тебе постоянно мешает.

—Я такая, какая есть. И ты лучше других должен по­нимать это.

—Хочешь сказать, потому что я — гей? И что? Я не хо­тел бы ничего менять, даже если бы смог. Но это совсем другая история, а у тебя, какой бы чудесной ты ни была...

— Осторожно, слева!

Снова бегуны Сент-Клемент бесцеремонно оттеснили их вправо.

— Эй, ребята! — крикнула Натали.

— Не думаю, что мне хочется это видеть, — пробормо­тал Миллвуд.

Пробежав еще несколько метров, парни остановились и обернулись. Они были старше, чем поначалу показалось Натали, — скорее всего, из выпускного класса. Один из них, со светлыми вьющимися волосами и прыщеватым лицом, продолжал топтаться на месте, другой — смуглый и выгля­девший очень самоуверенным, сделал шаг назад, уперев руки в бока и наклонив голову. У Натали не было сомне­ний, что этот молодняк не в первый раз самоутверждается подобным образом среди обычных любителей бега. Она чувствовала молчаливую мольбу Миллвуда плюнуть на все и забыть, но остановиться уже не могла. Миллвуд был прав: у нее не имелось пистолета, чтобы пристрелить этих юнцов, или ножа, чтобы нарезать из них ремни, но у нее были ее ноги.

— Почему бы вам просто не обогнать нас?

— Потому что мы серьезно тренируемся, а вы можете бегать трусцой где угодно!

Неправильный ответ. Краем глаза Натали заметила, как Миллвуд сделал шаг назад и скрестил руки.

— В самом деле? Вот что я вам скажу, серьезные бегу­ны. Если кто-нибудь из вас двоих сможет за один круг, от этого самого места, обогнать старую дряхлую тетку, которая путается под ногами, то мой друг и я слиняем отсюда и будем бегать где-нибудь в другом месте. Но если вы проиграете мне на четверти мили, то мы оста­емся здесь, а вы оба найдете себе другое место. Или нет, даже так: вы сядете на травку и будете ждать, пока мы закончим.

Юнцы посмотрели друг на друга и понимающе улыб­нулись. Оба находились в прекрасной форме, определи­ла Натали. Но надеялась, что не слишком в прекрасной.

Натали была спринтером, а четверть мили — это все-таки длинный спринт, но сейчас ей было не до того: главное — сделать этих парней. Нет, разбить их.

Натали сняла трико и осталась в спортивных трусах. Миллвуд все еще стоял неподалеку.

— Я дам старт, — сказал он, не в силах повлиять на ход событий.

Встав рядом с юнцами, ближе к наружному краю до­рожки, Натали ощутила знакомую дрожь предстартового волнения. Вам меня не победить... Вы не можете меня по­бедить... Вы не можете отправить этого человека на улицу, не обследовав его...

— На старт!.. Внимание!.. Марш!

Юнцы начали бег вызывающе резво. Подумать только: им бросила вызов старая тетка, трепыхавшаяся на дорож­ке с каким-то типом средних лет. Но уже через двадцать ярдов[10] Натали знала, что если только у этих ребят не при­вязаны к ногам ракеты, то их ждет неприятный сюрприз. Оба бежали примерно с равной скоростью, плечом к пле­чу. Некоторое время Натали держалась сзади, «сидя на пятках», но четверть мили — это не полуторка, а у нее не было настроения вести тактическую борьбу и вышрывать на финише рывком. Этим двоим требовалась показатель­ная выволочка, и больше ничего. Светлый был Клиффом Ренфро, смуглый — Сэмом Голденбергом.

— Эй, парни! — крикнула она. — Ну-ка, правее!

Оба оглянулись, явно удивившись, что тетка не слиш­ком отстала. Этого момента ей хватило, чтобы проскочить мимо них и начать ускорение. Смогли бы юнцы бежать быстрее, если бы знали, что умеет на дорожке Натали, сей­час было уже неважно. В сотне забегов они бы проиграли ей сто раз, разве что не так позорно, как сейчас.

Миллвуд дал старт на середине прямого отрезка. Сейчас он с интересом наблюдал, как Натали проходит последний поворот и финиширует, не сбавляя темпа. Серьезные бегу­ны из Сент-Клемент в этот момент только выходили на последнюю прямую. Не оглядываясь и стараясь не показать, что дышит чаще обычного, Натали подхватила своего друга под руку и они продолжили свой неторопливый бег.

— Счастлива? — спросил Миллвуд.

— Менее несчастна, — ответила Натали.


* * *

Вскоре после полудня, завезя пакеты с продуктами мате­ри с Дженни и себе, Натали появилась в лаборатории. Джен­ни, как всегда жизнерадостная, закончила читать «Грозовой перевал» и взялась за «Оливера Твиста». Натали считала, что если ее племяннице и не суждено вскочить с кресла-каталки и побежать играть с другими детьми, то относительно всего остального Господь щедро возместил потери.

Работа в лаборатории Беренджера не могла занять все свободное время. Последний эпизод того, что она считала «романтическими отношениями», мирно закончился около трех месяцев назад, и по правде говоря, Натали об этом не жа­лела — пока что. Беренджер и Миллвуд обещали ей помочь найти другую вакансию в ординатуре, но ничего конкретного еще не появилось. Она стала чаще бывать в женском приюте, где работала волонтером еще со времен колледжа, и даже за­писалась на курсы вязания. Но все равно, после того как ее вынудили резко перейти с четвертой передачи на первую, жизнь вокруг являла собой череду стоп-кадров.

В дополнение к беговой дорожке лаборатория была для Натали даром судьбы — местом, где она ощущала свою полезность. Их небольшая группа из трех человек по за­данию Беренджера исследовала побочные эффекты ново­го иммуносупрессора[11], находящегося на ранних стадиях опытов над лабораторными животными. Если результаты окажутся обнадеживающими, в будущем новое лекарство сможет заменить, полностью или частично, одно из при­меняемых сегодня токсичных средств, подавляющих от­торжение трансплантатов.

Натали переоделась в легкие голубые брюки и халат и вошла в лифт. Лаборатория Беренджера находилась на де­сятом этаже Николс-билдинг. Двое других членов группы, Спенсер Грин и Тоня Левицкая, поздоровались с ней, как обычно, без энтузиазма. Принимая во внимание интел­лект Беренджера, его обаяние, разносторонние интересы и мастерство хирурга, Натали удивлялась, что никого из этих двоих до сих пор не выгнали.

Грин, бледный как смерть мрачный доктор, которому никогда не удавалось получить грант, работал с Беренджером уже десять лет. Левицкая, получившая образование в России, ординатор службы трансплантологии, проходила полугодовую исследовательскую стажировку и, казалось, имела собственное мнение по всем вопросам — обычно от­рицательное.

Замужняя, почти сорокалетняя и абсолютно лишенная чувства юмора, Левицкая явно «неровно дышала» к их ру­ководителю и поэтому относилась к Натали как к сопер­нице. Сам же Беренджер не обращал никакого внимания на постоянные разногласия среди своих сотрудников.

Войдя в лабораторию, Натали первым делом провери­ла, что маленькая комната, где проводилась процедуры с животными, свободна, а потом прошла в виварий[12] и вер­нулась с клеткой, в которой сидела дюжина специально откормленных белых мышей.

—Мне нужна процедурная, — сказала Левицкая с ак­центом, напомнившем Натали графа Дракулу.

Начинается. Натали подавила вздох. Маленькая пор­ция хорошего настроения от поставленных на место бегу­нов в Сент-Клемент быстро улетучилась.

—Я только заглянула туда, Тоня, — сказала она с демонстративным дружелюбием. — Комната свободна!

—Вот я и собираюсь ее использовать.

—Тоня, мне нужно всего двадцать минут.

—Сделаешь свои дела позже.

— Тоня, пожалуйста, не надо! У меня сейчас очень труд­ное время...

— Или еще лучше, займешься ими вечером. Ты же все равно сидишь тут до полуночи и делаешь из всех нас лен­тяев.

«Отношения с людьми», — напомнила себе Натали. Именно это, как сказали ей декан и Терри, ей нужно в дальнейшей работе. Отношения с людьми.

— Тоня, — сказала она с милой улыбкой, — если ты не перестанешь выкобениваться, я расквашу тебе нос!

Ну, как там насчет отношений с людьми?

Левицкая сделала шаг вперед. Коренастая, чуть выше Натали, она весила на добрых тридцать фунтов больше. Ее кривая улыбка давала понять, что она слышала такое и раньше и вовсе не собирается уступать.

«Черт побери, — подумала Натали. — Ну что еще пло­хое может случиться?»

Последний раз ей пришлось драться в седьмом классе в Ньюхаузе. Тогда ей сломали нос и палец, но она громко возвестила о своей победе над другой девочкой, практи­чески не пострадавшей. Научится она хоть когда-нибудь лезть в драку с теми, против кого у нее есть шансы?

— Может, выйдем в коридор, чтобы ничего сломать? — спросила она, мысленно готовясь к худшему.

— Эй, дамы! — крикнул из своего угла Спенсер Грин, игнорируя конфликт, который он не мог не заметить. — Дуг звонил, сказал, что вы обе должны прямо сейчас по­дойти к нему в клинику.

Глаза Левицкой сузились. Казалось, она прикидывала, сможет ли разделаться с Натали и вовремя успеть в кли­нику. Наконец, Тоня пожала плечами, что должно было означать «ладно, в другой раз», и направилась к двери.

Клиника, используемая в разные дни различными службами, представляла собой четыре палаты для осмот­ров, консультационный кабинет и маленькую приемную на седьмом этаже. Сегодня вторая половина дня была отдана пациентам Беренджера с трансплантатами, их оказалось человек пять-шесть. Он обычно делал по две операции ка­ждые три недели, но их число могло бы быть гораздо боль­ше, если бы имелись подходящие доноры. Дело обстояло так, что число людей, умиравших в ожидании донорского сердца, было намного больше, чем спасенных пересадкой.

Когда Натали пришла в клинику, Левицкая уже нахо­дилась в комнате для консультаций и во все глаза смот­рела на Беренджера. Натали с удивлением отметила, что дышит она ровно, хотя из лаборатории явно бежала.

Сидя за своим столом, Беренджер на сто процентов вы­глядел профессором кардиохирургии — с квадратной че­люстью, серо-стальными глазами и удивительными длин­ными пальцами. Его уважали и пациенты, и студенты, и коллеги, его знали во всем мире как преподавателя, иссле­дователя и как очень скромного человека. Несколько раз Натали встречала его жену и двух дочерей-подростков, и знала достаточно, чтобы поверить: если Беренджер и на­рушал в своей многообразной жизни какие-то правила, так только со своими домашними.

—Значит, — сказал он, — в лаборатории произошло не­которое недоразумение?

«Грин», — догадалась Натали.

—Мы уже все выяснили, — быстро ответила Левицкая, улыбаясь сквозь стиснутые зубы.

—Мы готовы, — преувеличенно бодро добавила Ната­ли. — Я очень рада, что вы нас пригласили.

—Вы, надеюсь, знаете, что такое работать в команде?

—Конечно, — в унисон ответили женщины.

—Хорошо. Значит так: в соседней комнате находится мистер Калвер. Три месяца назад ему сделали операцию. Тоня, вы знаете этого пациента, поэтому ознакомьте На­тали с положением дел и возьмите ее с собой на осмотр. Натали, с вами мы поговорим позже.

Левицкая вышла с Натали в холл и там в течение полуминуты скучным голосом изложила историю болезни сорокасемилетнего водителя грузовика, страдавшего кардиомиопатией, которому посчастливилось получить спасительный трансплантат — после двух лет прогрессирую­щей сердечной недостаточности, осложненной одышкой и отеками. Послеоперационное состояние больного — впол­не удовлетворительное.

Карл Калвер оказался мужчиной крупным, смуглым, с круглым широким лицом и несоразмерно маленькими глазами. Но было в нем еще кое-что, более непривлека­тельное, чем внешность, — Калвер, казалось, насквозь провонял табачным дымом. Левицкая особо упомянула о том, что он много курил, но бросил, когда появились про­блемы с дыханием. Ему дали понять, что, продолжая ку­рить, он будет вычеркнут из листа ожидания на пересадку трансплантата. После этого Карл покинул «вагон для ку­рящих».

Без всякого рукопожатия или даже приветствия орди­натор Тоня сразу взорвалась.

— Черт возьми, Карл, — чуть ли не закричала она, — от вас за милю воняет сигаретами!

— Вы же знаете, меня уволили, а потом еще и дочь за­болела, так что...

— Это не оправдание! Вы хоть представляете себе, сколько времени и денег потрачено на то, чтобы поставить вам новое сердце? А что говорить о том бедняге, который вам его отдал? А о десятках других, кому не выпал такой шанс, как у вас? А вы тут дымите, как паровоз, и старае­тесь все испортить!

— Но я...

— Никаких «но»! Не знаю, захочет ли доктор Беренджер вообще разговаривать с вами. Если нет, то вам придет­ся отправиться домой и прийти, когда снова бросите ку­рить. А ведь это новое сердце могло бы на годы продлить жизнь кому-нибудь некурящему!

Она повернулась и, чуть не сбив Натали с ног, броси­лась вон из палаты, оставив Карла смущенным и расстро­енным.

— Сожалею, что так получилось с вашей работой, мис­тер Калвер, — сказала Натали.

— Спасибо. А мне жаль, что так вышло с сигаретами, доктор, ей-богу жаль! Но трудно удержаться, особенно ко­гда все идет так скверно...

— Ваша дочь серьезно больна?

— Была простуда. Врачи думали, что у нее, возможно, опухоль мозга, но оказалось, что это просто мигрень. Док, я постараюсь бросить, честно!

— Да уж, постарайтесь, — сказала Натали, подойдя к Карлу и положив руку ему на плечо. — Вы сейчас особен­но нужны своей дочери. Я знаю, что это трудно, но вам обязательно надо постараться бросить курить!

Дверь открылась, и в палату вошел Беренджер в сопро­вождении Левицкой, лицо которой все еще было красным. Следующие десять минут стали для Натали показатель­ным уроком доктора Беренджера. Все время глядя паци­енту в глаза, он убеждал его, но не упрекал, расспрашивал о семье и положении дома, успокаивая, ободряюще похло­пывал по руке, все время ненавязчиво упоминал о том, ка­кую опасность представляет курение... Спокойный, стро­гий, доброжелательный, понимающий.

— Я слышу какие-то хрипы, Карл, — сказал Беренджер, осмотрев шофера. — Это плохо, очень плохо. Пора тебе за­няться этим серьезно. Я запишу тебя в программу БКС — «Бросай курить сейчас», но врачи и социальные работники могут только помочь тебе, а основное ты должен сделать сам.

— Я займусь, доктор, Беренджер. Обещаю, что все сде­лаю!

— И еще тебе нужно немного увеличить физическую нагрузку. У тебя есть недалеко от дома какой-нибудь центр здоровья?

— Да, кажется, есть.

—По дороге домой зайди в реабилитационный кардио­центр. Я им позвоню и скажу, чтобы они подготовили для тебя программу упражнений, связались с центром здоро­вья и записали тебя туда. Если есть проблема с деньгами, поговори с людьми из БКС, у них должны быть какие-то фонды. В общем, я свою работу сделал хорошо, а ты поста­райся не испортить ее. Договорились?

— Спасибо, док! Я постараюсь, обещаю вам!

— Ты нужен своей семье, Карл!

Мужчины пожали друг другу руки, после чего Беренджер сделал несколько звонков и выписал необходимые направления. Закончив, он отдал бумаги Левицкой и по­просил ее заняться следующим пациентом.

— Тоня очень хороший хирург, — сказал он, когда они остались с Натали вдвоем.

— Охотно верю.

— Ты действительно обещала расквасить ей нос?

— У меня не получаются отношения с людьми, изви­ните, доктор. Я знаю, что повела себя неправильно. Но я чувствовала такую злость и такую жалость к себе, что чуть было не ввязалась в драку...

— Понимаю. Но вы обе очень нужны мне, и я плачу вам за то, чтобы вы сражались с тайнами природы, а не друг с другом. Больше никаких ссор, понятно?

— Понятно, никаких ссор, — эхом откликнулась Натали.

— Кроме того, подозреваю, что наша Тоня может ока­заться крепким орешком.

— Я тоже так подумала, — усмехнулась Натали.

— В общем, как бы ты отнеслась к тому, чтобы на неко­торое время отойти от всего этого?

— Простите?

— Подальше.

— Надеюсь, вы меня не увольняете?

— Чтобы я тебя уволил, тебе придется сделать что-ни­будь посерьезнее, чем угрожать Тоне. Как у тебя с порту­гальским языком?

— Третья степень. Может быть, четвертая. Я наполо­вину «островитянка Зеленого мыса», но с детства не слу­шалась мать, а она очень хотела, чтобы я хорошо говорила по-португальски.

— Ну, это, возможно, не понадобится. На следующей неделе состоится международная конференция по транс­плантологии в Бразилии — точнее, в Рио-де-Жанейро. Бывала там?

—Я участвовала в универсиаде в Сан-Паулу, но в Рио съездить не удалось.

—Я планировал поехать на эту конференцию и сделать доклад по нашей теме, но из-за этого чертового диска... Пол Энгл, мой нейрохирург, не рекомендует долгие перелеты или поездки в машине. Мне кажется, что у тебя есть кое- что, от чего ты хочешь ненадолго избавиться, я подумал об этом даже раньше, чем узнал о твоих... э... разногласиях с коллегой.

—Вы хотите, чтобы я отправилась в Рио?

—Бизнес-классом.

—Может, вы просто пытаетесь сделать так, чтобы мы с Тоней не поубивали друг друга?

—Уволить вас было бы гораздо дешевле!

Натали ощутила прилив волнения. Последние три неде­ли выдались хуже, чем после той травмы на предолимпий­ских стартах. Недавний эпизод с бегунами-школьниками и стычки с Левицкой были симптомами нервного кризиса. Сейчас она походила на скороварку с неисправным клапа­ном, готовую взорваться. Ей не оставалось ничего другого, кроме как сменить обстановку.

—Когда я должна дать ответ? — спросила она.

—А когда сможешь? — ответил вопросом на вопрос Бе­ренджер.

—Прямо сейчас!


Загрузка...