Государство... создает наши потребности.
Платон, «Государство», кн. II
Алтея Саттерфилд суетилась на маленькой кухне Бена, насколько ей позволял возраст.
— Не хотите ли к чаю лимона, мистер Каллахэн? У вас в холодильнике нет лимона, но у меня, к счастью, есть!
Бена впечатлила тактичность, с которой его соседка не упомянула об остальных продуктах, которые тоже отсутствовали в его холодильнике. Прошло три дня с тех пор, как он вернулся из Цинциннати, и восьмидесятилетняя соседка восприняла его синяки под глазами и распухший нос как сигнал к действию. «Всего лишь трещина у основания, — сказал доктор Бэнкс. — Ничего делать не надо, просто постарайтесь, чтобы вас больше не били в эти места». По правде говоря, Бен был благодарен старушке за заботу, хотя иногда она бывала немного навязчивой. Головная боль, которая, по мнению Бэнкса, являлась следствием сотрясения мозга, ослабла с восьми баллов до терпимых четырех и беспокоила его уже не постоянно, а лишь тогда, когда Бен шевелил головой. Он никогда не отличался мужеством, когда речь заходила о любом виде боли, и сейчас ее различные проявления доставляли ему массу неудобств, равно как и чувство досады от временного безделья. Оставалось еще несколько дел, которые он должен был и хотел завершить.
— Спасибо, миссис Саттерфилд, я выпью простой чай. Я очень ценю вашу помощь и даже не знаю, как смогу вас отблагодарить.
— Пустяки, дорогой! Вот доживете до моих лет, тогда сами почувствуете, что значит быть кому-нибудь нужным.
«Ну это вряд ли», — подумал Бен.
Донкихотство Элис Густафсон, трудная неделя во Флориде, удивительное знакомство с мадам Соней, неожиданная помощь Скайлера Гейнса, запоминающаяся встреча на Лавровой улице и наконец идентификация Лонни Даркина — все это по отдельности наносило заметные царапины на защитную оболочку отрешенности и безразличия, но Беи Каллахэн все еще считал эти царапины несущественными. Он сделал то, для чего его нанимали, и планировал ненадолго забиться в свою берлогу до следующего заказа. Но до этого нужно было покончить с одним незавершенным делом, касавшимся семьи из Конде в штате Айдахо.
— Вы знаете, миссис Саттерфилд, — сказал он. — Я позволю себе попросить вас еще об одном одолжении.
— Конечно, дорогой!
— Мне снова надо будет уехать, и я хочу, чтобы вы кормили Пинкуса и поливали... э... я хотел сказать — кормили и поили Пинкуса.
—Простите, мистер Каллахэн, но, по-моему, вы не в том состоянии, чтобы куда-нибудь отправляться.
—Возможно, вы правы, но мне все равно надо уехать.
С постоянной колющей болью в боку, усиливавшейся при малейшем движении, Бен еще как-то мог справиться. Но головная боль делала, по крайней мере сегодня, поездку в Айдахо невозможной. После того как он вернулся домой, проведя шесть часов с доктором Бэнксом и рентгенологом, его навестила добрейшая Элис Густафсон с букетом полевых цветов. За чаем с печеньем, о котором позаботилась миссис Алтея Саттерфилд, он рассказал доктору все подробности своей находки и последующей битвы в гараже на Лавровой улице.
—Я знала это! — воскликнула Элис, когда Бен завершил рассказ. — Я знала, что та женщина из штата Мэн говорила правду. Такие вещи чувствуешь сразу. — На ее лице появилось странное сочетание радости от доказанной правоты и суровой решительности. — Меня очень беспокоит оружие, — продолжала она, — хотя меня это не удивило. Там, где речь идет о незаконной торговле органами, крутятся огромные деньги. И многие из вовлеченных в этот бизнес не просто гангстеры.
—Большинство гангстеров, которых я знаю, позавидовали бы арсеналу в гараже.
—Трудно даже представить себе, о каких деньгах идет речь. В некоторых странах тот, кто отправляется за границу, чтобы ему нелегально пересадили почку, получает компенсацию от министерства здравоохранения до ста тысяч долларов! В конечном счете это оказывается гораздо выгоднее, чем оплачивать диализ[28] и другие медицинские расходы, да еще и сокращает список ожидающих трансплантации, что тоже экономит средства.
—Я думаю, что те, кому нужен для пересадки костный мозг, находятся в еще более тяжелой ситуации.
— Совершенно верно. Процедура пересадки костного мозга — это всегда вопрос жизни и смерти. И при этой операции гораздо важнее, чем при пересадке других органов, максимально возможная совместимость тканей донора и реципиента. Не удивлюсь, если окажется, что эти люди занимаются только костным мозгом.
— Я тоже. Но чем бы они ни занимались, оружие, что я видел в гараже, говорит о том, что это серьезные ребята. Кстати, как вы думаете, почему эта парочка из фургона не убила Лонни и ту женщину из Мэна?
Густафсон пожала плечами.
— Может, просто не хотели брать на себя убийство, — сказала она. — А может, они оставляют этих людей в живых на случай, если им снова потребуется провести подобную процедуру. Помните, женщина говорила, что у нее постоянно была повязка на глазах и ей кололи какие-то лекарства? Она запомнила очень мало подробностей того, что с ней случилось, поэтому и не потребовалось убивать ее.
— А может, они специально выбирают таких людей, которым власти не поверят?
— Теоретически это возможно. Но если люди из фургона знали, что делают, тогда, вероятнее всего, речь идет о полной совместимости тканей.
— А сколько таких полных совместимостей существует для одного человека?
— Полных — очень немного, особенно если у реципиента первая группа крови или присутствуют один-два редких вида белков в лейкоцитах.
Сначала Густафсон хотела сразу позвонить семье Лонни Даркина, но Бен настоял на том, чтобы съездить туда самому.
— Я просто чувствую, что должен это сделать, — сказал он.
— Вы не в том состоянии, чтобы куда-то ехать.
— Буду в состоянии. Дайте мне три или четыре дня.
— Откуда такой энтузиазм, мистер Каллахэн? У меня не так много денег осталось, чтобы заплатить вам.
— Дело не в деньгах, профессор. Это... я не знаю, как сказать, вроде как потребность завершить дело.
— Понимаю... Не стоит стесняться таких чувств, мистер Каллахэн. Многие из тех, кто нас поддерживает, обнаруживают, что чем больше они понимают происходящее, тем быстрее рассеивается их скептицизм. — Густафсон протянула Бену конверт. — Вы проделали отличную работу. Может быть, мы снова решим прибегнуть к вашим услугам. Что вы собираетесь делать с этим фургоном «Виннебаго» дальше?
— Я думаю, что тот парень из фургона, который меня... гм... стукнул, не знает точно — детектив я или обыкновенный грабитель, забравшийся к нему в гараж, — начал объяснять Бен. — Я уверен, что он даже не успел меня толком разглядеть, пока я не ослепил его краской, — там было совсем темно. Если же сейчас там появится полиция, то все станет ясно. Люди, которым принадлежит тот фургон, сразу сообразят, что к ним забрался вовсе не простой воришка.
— Но из-за них погиб Лонни Даркин. Если мы будем сидеть сложа руки и кто-то еще пострадает... или еще того хуже, я буду чувствовать себя виноватой в этом.
— Хорошо, я вас понял. — Бен немного подумал и предложил: — Я могу позвонить кое-кому, чтобы помогли разыскать частного детектива в Цинциннати, у которого есть связи с полицией. Он убедится, что фургон на месте, а потом туда нагрянут полицейские с ордером на обыск и найдут оружие или еще что-нибудь.
— Боюсь, что у нас не хватит денег, чтобы заплатить ему, — сказала Густафсон.
Бен вынул из конверта только что полученный чек от «Охраны органов».
— У меня есть, — улыбнулся он.
Превозмогая боль, Бен добрался, до офиса и через двадцать четыре часа разыскал в Цинциннати детектива, который согласился сделать то, о чем его просили за предложенную сумму. Детектива звали Эрн Делан, и много времени расследование у него не отняло.
— Его нет, — сказал он, позвонив Бену через пару часов.
— Фургона?
— Его тоже, но я имел в виду гараж. Сгорел вчера до основания, головешки еще дымятся. Дом рядом тоже сгорел. Тушили три машины.
— Полиция поняла, что это поджог?
— И очень неумело совершенный, как они сказали. Очевидно, нашли канистру из-под бензина.
— Выглядит немного подозрительно, — сказал Бен, раздумывая над тем, не означает ли подобная новость, что люди из фургона и те, с кем они связаны, догадались, что их посетил не грабитель, или же просто приняли меры предосторожности. Во всяком случае, теперь Бен понял, что, найдя фото Лонни Даркина, ему нужно было на цыпочках выйти из гаража и побыстрее уехать.
Даже сидя в безопасном салоне своего «рейнджровера», Бену не хватило бы всех обезболивающих таблеток в придорожных аптеках, чтобы проехать тысячу шестьсот миль от Чикаго до Коды в штате Айдахо. Городок лежал чуть севернее Сода-Спрингс, что в пятидесяти семи милях к юго-востоку от Покателло, в самой юго-восточной оконечности штата, откуда меньше ста миль до Вайоминга и Юты. Так что Каллахэн просто сел в самолет до Покателло, а прилетев, взял напрокат «шевроле-блейзер».
Деньги, полученные от «Охраны органов», таяли, как весенний снег, но неоплаченных счетов пока не имелось. «Пока» означало — до следующего визита почтальона. Возможно, вернувшись в Чикаго, ему придется дать какое-нибудь объявление в местных газетах, но в данный момент он находился там, где должен был, и делал то, что, по правде говоря, хотел.
Во время путешествия Бен размышлял над тем, почему изобретателя эластичного пояса для грудной клетки не удостоили Нобелевской премии. С головной болью он научился справляться, ноздри уже начали пропускать немного воздуха, но треснувшее ребро — это не шутки. Доктор Бэнкс уверял, что пострадало только одно ребро и смещения нет, но вот уже шесть дней Бен отказывался в это верить. Даже с чудесным поясом большинство движений отзывалось в болевом центре звуком «долбистерео», а без этого куска пластика дыхание давалось с трудом.
Но физическая боль не могла сравниться с эмоциональной тяжестью предстоящей встречи с отцом и матерью погибшего парня. Не испытывая желания внезапно появляться на маленькой ферме, Бен позвонил родителям Лонни Даркина из аэропорта в Покателло. Мать Лонни, Карен, не стала требовать от него сказать по телефону всю правду, но Бену стало ясно, что она уже все поняла. Они договорились о времени, когда встретятся с Беном, и рассказала, как добраться до их фермы. После этого, остановившись ненадолго передохнуть в Сода-Спрингс, приняв пару таблеток, получив номер в «Хупер-Спрингс В&В»[29] и полюбовавшись без особой радости на знаменитый гейзер в Хупер-Спрингс-парке, Бен свернул на шоссе № 34 и двинулся на север в Конда.
Сонный, мирный и очень маленький городок напомнил Бену Кертисвилл во Флориде, где жил на своей заправке Скайлер Гейнс. Бен старался представить, как громадный «эдвенчер» с Винсентом за рулем и Конни, восседающей на пассажирском сиденье, как на троне, рыщет по городу, словно большая голодная белая акула по коралловому рифу, вынюхивая Пагсли-хилл-роуд и человека, чьи клетки, как им стало известно, почти идеально совместимы с клетками другого, живущего за две с половиной тысячи миль отсюда.
Выполняя инструкции Карен Даркин, Бен свернул на пыльный проселок, разделявший два огромных пшеничных поля, и начал смотреть по сторонам, надеясь увидеть
Пагсли-хилл. Через пару миль поля уступили место загону для скота и конюшне, возле которой бродили несколько лошадей. Позади загона стоял большой красно-коричневый амбар, а неподалеку от него, на холме, — аккуратный двухэтажный белый дом. На деревянной арке над дорожкой висела табличка, утверждающая, что все это и есть маленькая ферма.
Карен Даркин и ее муж Рэй стояли на крыльце, напряженно глядя на Бена. Обоим было уже далеко за пятьдесят. Их честные обветренные лица говорили о годах тяжелой работы в своей нелегкой и непредсказуемой профессии. Рука Рэя была мозолистой, пожатие — крепким, но в глазах читалась нескрываемая печаль.
— Лонни мертв? — спросил он, еще не успев войти в дом.
Бен кивнул.
— Мне очень жаль, — с трудом произнес он.
Карен провела мужчин в светлую уютную кухню с ситцевыми занавесками и старым круглым столом из дуба, явно ручной работы. Бен задержался в дверях и почесал за ухом подошедшую хозяйскую собаку.
— Это наш Джошуа, — объяснила Карен.
— Хороший пес, — ответил Бен, оглядывая черно-белого питбуля.
— Да, хороший. Это у нас второй, ему четыре года. Первый, Вуди, дожил до шестнадцати. Им обоим дал клички Лонни. Очень славный и очень преданный пес. Если бы Джошуа был в тот день с Лонни...
Она замолчала и поднесла к глазам платок.
В буфете в углу кухни на полке стояло несколько фотографий мальчика и одна — молодого мужчины. На всех, без сомнения, был изображен Лонни.
—Он всегда был очень хорошим мальчиком, — начала Карен, поставив на стол чашки с кофе и тарелку с печеньем. — Врачи говорили, что в утробе пуповина обмоталась вокруг его шеи и в мозг поступало недостаточно кислорода. Из-за этого у него и в школе не слишком хорошо получалось... Но Лонни очень любил животных, а все, кто работает на ферме, любили его.
Бен вспомнил объяснения мадам Сони, почему она сделала два комплекта рисунков. На одном Лонни был в точности, как выглядел на фотографии. Изображал ли второй комплект человека, которым Лонни Даркин мог бы стать? Эта мысль не давала покоя Бену, пока он пересказывал подробности гибели Лонни. Но Бен решил не показывать родителям снимки тела сына и рисунки мадам Сони, если только они об этом не попросят.
— Вот номера телефонов полиции в Форт-Пирсе и доктора Войцека, медэксперта. Они скажут, нужно вам опознавать Лонни лично или достаточно будет прислать им какую-нибудь вещь с отпечатками его пальцев и стоматологическую карту. Полиция штата здесь, в Айдахо, поможет вам, и похоронная контора, которую вы выберете, тоже должна посодействовать доставить тело домой.
— Я тебе говорил, Карен, — произнес Рэй с каменным выражением лица. — Я тебе говорил, что он мертв.
— Я даже рада, что он не мучался, — ответила жена. — Мистер Каллахэн, мы бы хотели узнать все о том, как наш сын оказался во Флориде и кто мог с ним такое сделать.
— Мне кажется, я примерно знаю, зачем и даже как, но вот кто это сделал и почему жертвой оказался именно Лонни, хотите верьте, хотите нет, и ответить на эти вопросы могу только с вашей помощью.
В течение следующего часа Бен, изредка перебиваемый Рэем и Карен, рассказал им почти все о том, как он оказался втянутым в это дело, начиная с первой встречи с Элис Густафсон и заканчивая решением отправиться в Конду и лично сообщить родителям Лонни печальную новость.
— Так вот откуда у вас эти синяки под глазами, — догадался Рэй, явно впечатленный услышанным.
— Хорошо, что вы не спросили об этом раньше. Вы, может, и не поверите, но думаю, тому парню досталось не меньше.
—Вы нам так и не объяснили, почему эти люди выбрали Лонни, — сказала Карен.
—Я и сам не знаю. Одно скажу — не может быть, чтобы они приехали сюда бог знает откуда за Лонни, не зная результатов типирования его тканей.
—Но откуда они могли их узнать?
—Единственным способом — по анализу крови.
—Но ему никогда не делали такого анализа!
—А вообще у него когда-нибудь брали кровь?
Рэй и Карен обменялись вопросительными взглядами.
—Два года назад, — вспомнила Карен.
—Когда у него появились эти приступы головокружения, — добавил Рэй. — Анализ сделали по требованию доктора Кристиансен.
—Думаете, он расскажет мне об этом? — спросил Бен.
—Она, — поправила Карен. — Этот доктор — женщина. Думаю, что расскажет, если я съезжу с вами в Сода- Спрингс.
—Можно позвонить ей сегодня?
—Почему бы нет? Она очень милый человек.
—Даже я к ней обращался, — тихо сказал Рэй.
—Надеюсь, когда я с ней поговорю, она согласится встретиться с вами и без нас. Я, конечно, не против прокатиться в Сода-Спрингс, если надо, но после вашего... рассказа... у нас будет много дел.
—О, конечно! Простите, что я так необдуманно...
—Пустяки! Вы хороший человек, мистер Каллахэн. Вряд ли вы что можете исправить, разве только докопаться до истины, а именно этим вы и занимаетесь.
Несколько минут все сидели молча. Бен смотрел на Даркинов, пытаясь оценить степень той пустоты, которая вдруг образовалась в их жизни. Может быть что-нибудь страшнее, чем гибель единственного ребенка? Глядя в их напряженные и потерянные лица, Бен ощутил и кое-что еще, что — как он теперь понял — накапливалось в нем все эти недели после первой встречи с Элис Густафсон. Он беспокоился. Он сочувствовал этой немолодой паре, которая потеряла сына. Он волновался за напуганную и высмеянную владелицу мотеля из штата Мэн, которую никогда не видел. Он хотел, чтобы справедливое наказание настигло безжалостного убийцу, который был, пусть и частично, повинен во всех этих муках и страдания.
—Значит, в Сода-Спрингс есть больница? — спросил наконец Бен.
—Да, Карибу Мемориал. И знаете, но о ней народ рассказывает ужасные вещи. Слава богу, нам не приходилось туда обращаться. Я хочу сказать...
Карен Даркин снова расплакалась.
Бен молча пытался допить кофе, борясь с внезапно появившимся в горле комом. Раньше он часто думал, что когда-нибудь будет отцом. По крайней мере, раза два или три точно. После развода, в захватившей его скуке и отстраненности от жизни Каллахэн редко задумывался об уходящем времени. Сейчас же, несмотря на горе хозяев, он вдруг поймал себя на мысли о том, каково это — иметь детей.
—Я остановился в гостинице в Сода-Спрингс, — сказал он. — Думаю, мне стоит сейчас вернуться, а завтра мы договорим.
—Нет-нет! — воскликнула Карен, беря себя в руки. — Все в порядке. Я сейчас позвоню доктору Кристиансен.
—Вы уверены, что именно в больнице Карибу Мемориал Лонни делали анализ крови?
—Думаю, да, — ответила Карен.
—Нет! — вмешался Рэй. — Там, около аптеки, открылась новая лаборатория. Я сам возил Лонни.
—Новая лаборатория?
—Верно! — подтвердил Рэй. — Такое новое здание. Оно открылось за полгода-год до того, как мы там были. Не помню, как она называется.
—И я тоже не помню, — сказала Карен. — Я сейчас позвоню доктору Кристиансен и узнаю, сможет ли она с вами встретиться, Бен. Она очень огорчится, узнав о... Лонни.
Он, хоть и редко виделся с ней, был одним из ее любимых пациентов.
Пока она звонила, Рэй и Бен сидели молча, глядя на чашки с кофе.
— Все в порядке, Бен, — заверила Карен, закончив разговор. — Доктор ждет вас завтра утром в десять часов у себя в кабинете. У вас будет время, чтобы хорошо позавтракать и успеть посмотреть на гейзер в парке Хупер-Спрингс.
— Я так и сделаю, — ответил Бен, вставая и пожимая хозяевам руки.
Он повернулся, снова потрепал Джошуа по холке и уже взялся было за ручку двери, когда Карен неожиданно воскликнула:
— О, кстати, я вспомнила! Это лаборатория «Уайтстоун».
— Прошу прощения? — не понял Бен.
— Лаборатория, где делали анализ крови Лонни! Она называется «Уайтстоун». Думаю, что она принадлежит к сети лабораторий.
— Наверное, самой большой в мире, — пробормотал Бен.