И снова - уже в который раз! - меня спугнула Липучка. Как только я с тяжёлым сердцем (мне нужно было заниматься уже по восемь часов в сутки!) уселся за стол, она, даже для виду не постучавшись, влетела в комнату.
Я натренированным броском спихнул тетради и учебники под стол, а Липучка, размахивая газетой, не заговорила, а прямо-таки закричала:
- Ой, теперь я всё знаю! Теперь я всё знаю, Шура!
- Всё знаешь? Про меня?.. - Я испуганно стал пятиться к окну.
- Да, всё знаю! Здесь всё написано! - Липучка перешла на таинственный полушёпот. Она выставила вперёд номер «Пионерской правды», словно собираясь выстрелить из него мне в самое сердце. - Здесь всё написано! А ты скрывал! И как тебе не стыдно, Шура! Как тебе не стыдно!
«Что там написано? - с ужасом подумал я. - Может быть, поместили заметку про мою двойку? А что ж такого, вполне возможная вещь! Ведь высмеивают там таких вот, вроде меня, безграмотных двоечников. Теперь всё погибло: Саша будет презирать меня. И Липучка тоже. И даже Веник. И дедушка всё узнает. И тётя Кланя. Какой позор! И почему я сразу всё по-честному не рассказал? Отличник! Образованный москвич! Выпрыгнуть, что ли, в окно, и навсегда избавиться от позора?» - Но в окно выпрыгивать было бесполезно: дедушка жил на первом этаже.
А Липучка всё наступала:
- Зачем же ты скрывал от нас? Зачем?
- Я всё расскажу вам. Честное слово, всё расскажу, - забормотал я. - Мне просто было стыдно, очень стыдно…
- Стыдно? - Липучка вытаращила зелёные глаза. - Разве этого можно стыдиться? Этим надо гордиться!
«Уж не укусила ли её настоящая бешеная собака? - подумал я. - Или она просто издевается надо мной?»
- Да, этим надо гордиться! - торжественно повторила Липучка. - Я выучила их наизусть!
И она вдруг стала читать стихи:
Как серебро, вода сверкает.
Мы поработали - и вот
Поплыл, торжественно качаясь,
Поплыл наш самодельный плот!
Пусть не в просторе океанском -
По руслу узкому реки,
Но есть и мостик капитанский
И есть герои-моряки!
Пусть поскорей промчатся годы,
Мы закалимся, подрастём -
Тогда красавцы пароходы
По океанам поведём!
Липучка прочитала стихи с таким вдохновением, что я даже заслушался, прижавшись к подоконнику. Потом она взглянула на меня глазами, которые были полны, как говорится, неописуемого восторга.
- И этого ты стыдился? Этим нужно гордиться! - повторила она. - Поздравляю тебя! Поздравляю тебя, Шура! Ты - настоящий поэт!
- Я?.. Поэт?..
- Ой, не притворяйся, пожалуйста! Хватит уж скромничать, хватит! Тут же русским языком написано: «Саша Петров, Москва».
Я схватил газету - и в самом деле, под стихотворением стояла подпись: «Саша Петров». Бывают же такие совпадения!
- Я уже всем газету показала, всем! - затараторила Липучка. - Ой, какой же ты молодец! Наш плот прославил! Прямо на всю страну! Только почему ты написал «Москва»? Написал бы лучше «Белогорск». Ведь ты здесь сочинял? И даже приукрасил кое-что! Но это ничего - поэты всегда так делают. А кто это «герои-моряки»? Веник, да?.. - Липучка затрясла плечами, схватилась за живот. - Ой, а я ведь сразу заметила, что ты в рифму говорить умеешь. Ещё в самый первый день. Помнишь: «Не плот, а флот», «он - не Антон»?.. А потом я заметила, что ты по утрам так задумчиво-задумчиво сидел за столом. А только я входила - и ты сбрасывал тетрадь под стол. Думаешь, я не заметила? Ты по утрам стихи сочинял? Да?.. Вот и сейчас даже тетрадка под столом валяется. В ней новые стихи, да?
Липучка, пригнувшись, бросилась к столу и схватила тетрадку. Я кинулся за ней: ведь там, в тетрадке, были советы нашей учительницы русского языка, как лучше мне подготовиться к переэкзаменовке.
Я вырвал тетрадку:
- Это не стихи… Это - совсем другое…
- Ой, как же не стихи? Опять обманываешь, да?
- То есть там стихи… Но я ещё не могу их показать. Я ещё…
- Ой, покажи! Покажи! Прямо любопытно до ужаса!
- Нет, нет, - сказал я, поспешно пряча тетрадь под скатерть. - Сейчас нельзя… Я ещё не обработал как следует. Вот обработаю и тогда обязательно прочитаю…
- Новое стихотворение, да?
Я неопределённо пожал плечами.
- Ой, понимаю! Писатели всегда много раз переписывают свои произведения. Вот Лев Толстой, например, «Войну и мир» семь раз переписывал. Я сама где-то читала…
Через секунду она пришла в восторг от нового открытия:
- Ой, Шура, а у тебя ведь и имя такое поэтическое - Александр! Как у Пушкина.
Не знаю, с кем бы ещё на радостях сравнила меня Липучка, но тут, к счастью, появился Саша.