в которой Савелия от костности Резанова выручает туман
Наутро похмелье. Башка трещит, язык распух. Совладелец тела насупился, притих. В хате полутемно.
Но тут вспоминаю, что уже вечером могу попасть домой и мысли переключаются на продуктивное: нужно перво-наперво перебить жажду. Квасу что ли попросить. Так и похмелье отступит. Потом умыться. По-пояс. Холодной водой. Чтоб взбодриться. Помаленьку вернулась деловитость.
Превозмогая боль в висках, затылке и темени осторожно вытягиваю руку из-под Кончиты, которая сладко посапывает у меня на плече, и, стараясь сохранять равновесие, сажусь на постели, нащупал и кое-как натянул гершалки. Вытянул за цепочку луковицу часов, ну не сподобились пока наши часовщики сладить наручные, великоваты выходят. Стрелки показывают день, а в хате полутьма.
Встаю пошатываясь и поплёлся на гул голосов, в надежде найти выход. Ну хоть доски пола босым ступням приятны.
На веранде домохозяйка на керогазе, разожженном бойцом КОИ, жарит яичницу с беконом, восхищается удобной плиткой. От еды пока отказываюсь, от запахов становится дурно. Сую ноги в башмаки, приказываю ребятам взять воду, корец, захватываю полотенце, распахиваю дверь на улицу, застываю в изумлении.
За порогом молочная стена Машинально протягиваю ладонь пощупать, рука по локоть исчезает в тумане. Вот это да!
Слышу торопливые шаги, окрик часового, в дверной проём протискиваются Кусков, Губайдулла и два подростка.
Глава поселения моментально понял моё состояние, шепнул светловолосому парнишке на ухо, тот кивнул и сквозанул так резко, что туман заклубился следом.
Второй, такой же белобрысый, обиженно надувается, Кусков успокаивающе треплет мальчишку по взлохмаченным волосам.
Опускаюсь на лавку от слабости в ногах, да и покачивало, чего уж тут лукавить, я прокряхтел: - Не заплутает в тумане-то?
- Да ну, они тут привычные.
С бодуна на эту тему я больше рассуждать не стал. А зря.
Не прошло и пяти минут, как посланец, сын Кускова принёс крынку. Недоверчиво разглядываю слегка мутное пойло, глава колонии ободряюще кивает: - Не боись, Петрович, это лучшее снадобье от похмелюги, капустный рассол.
Подношу крынку к губам, в нос приятно шибает словно от газировки, прикладываюсь, чуть терпкое и слегка пузырящаяся питьё гасит зной в глотке, смазывает язык, убаюкивает желудок, даже в голове как будто проясняется. Морщась и по-стариковски покряхтывая, в три подхода опустошаю посудину. Кусков удовлетворенно цокает языком, охранники довольно лыбятся.
Иван Александрович, завидя ведро с корцом у охранника, говорит, что во дворе под навесом устроен умывальник. Иду, ориентируясь в кисельно густом тумане по звуку шагов впереди. Парень наполняет висящий над тазиком кувшин, умываюсь, блаженно отфыркиваясь, механически прикидываю, что вместо кувшина нужно изготовить рукомойник с клапаном внизу, будет ещё одна полезная новинка, пожалуй, их и тут из глины удастся производить.
После умывания Я почувствовал себя практически как новенький. Видимо, рассол дал хорошую осадку алкоголю. Поэтому, когда зашёл на веранду, накидываю гимнастерку и принимаю приглашение позавтракать.
Яичница с беконом и правда удалась на славу. Мимикой показываю хозяйке насколько вкусно, женщина расцвела.
После третьего смачного куска Я наконец с набитым ртом обернулся к Губайдулле: - Ну что, всё готово?
Парень опустил голову, убито огорошил: - Тут такое дело, Ваше СоВеличество...
Такое начало мне не понравилось, насторожило.
Я приостановил вилку на полпути и полюбопытствовал: - А поточнее?
- Ну, провод в Новоархангельске забыли. Когда останавливались там, выносили грузы, Ну и забыли назад вернуть.
Это для меня был удар ниже пояса.
Я со стуком положил вилку: - А ты куда смотрел!? - "спустил полкана" на парня.
- Ну, как же?... -совсем расстроился он, - Я же к Вам. Подходил... Вы сказали: "Потом разберёмся"...
Тут встрял Резанов: "Сергей Юрьевич, ты на парня не отрывайся, мы с тобой должны были за этим следить. А ты вспомни, как всё бегом, бегом в Новоархангельске, много чего подупустили".
Да фигля мне теперь-то с этих увещеваний, разве за всем услежу? А он настоять обязан был!
На выручку Губайдулле Чингизхану пришёл Кусков: - Николай Петрович. Так это. Мы же это, туда, к ним, загружаем флейт. Зернецо, овощи. Так на обратном пути привезут.
Поворачиваюсь к Губайдулле: - Ну что сидишь? Дуй на радиостанцию, передавай сообщение!
- Да кто ж у меня без Вашей подписи примет?... - совсем растерялся парень.
- Иэх. Ничего без меня не можете. Всё приходится самому.
Доев, отправляюсь на радиостанцию.
Когда возвращались, туман почти рассеялся. Спрашиваю:- Иван Александрович, и часто у вас такой туманищще-то?
- Да када как, Николай Петрович. По сезону. Бываить, что и кажный день. Оттово-то мы и в Верховье перенесли наши посевные площади, поля. Бо тут зерновые загнивають на корню, не вызревають. Да и овощи плохо урождаються. Потому поселенцы едут в долину Вилламет, в Верховье, там пшеница сам сто пятьдесят урождается. Ну и картошка не отстаёт. А туман до туда не доходит.
Некоторое время мы идём молча. Какая-то мысль, навеянная словами собеседника, смутно, но настырно карябается в моих мозгах.
И только на подходе к сокесарской двухъярусной избе, скорее напоминающей терем, в мою затуманенную похмельем башку продирается мысль: "Вот он, превосходный повод!"
А дома...
Все постройки в Галичье пока деревянные, точнее бревенчатые. Городок новый, возник на пустом берегу, строители деревенские мужики, возводят что умеют, да и ни мало-мальски грамотного архитектора, ни материалов для чего-либо иного здесь нет. Вернее, пока не было, архитектора-то мы сманили из России, а местные камень, глину, песок, известняк уверен в ближайшее время отыщем. Но пока на скорую руку из бревён.
Да быстро, пришли в голову "хрущёвские панельки" моего детства. А сокесарю отгрохали аж двухъярусную избу, скорее даже двухэтажный боярский терем!
Вхожу внутрь, обволакивает дух свежего дерева. Сама собой из глубин памяти всплыла картинка: я с деревенской детворой в сосновых посадках лакомимся земляникой. Ох, и сладкая да крупная же была! Потому, наверное, и врезалась в память. Но ноги внесли в большую комнату на втором этаже.
Тут благоверная хозяина моего организма наряжала к завтраку дочурку Резанова, шестилетнюю модницу Оленьку. Кончита и сама ещё девчонка, едва восемнадцать стукнет, потому и играла с малышкой, словно с куклой.
Услышав мои шаги, из соседней комнаты выбежали наперегонки Петька, который усердно поддавался, и Мигель, вслед за ними поспешает нянька Груня.
Обернулась и Кончита.
Развожу руки и воспитанные детишки, только и ждавшие такого разрешения, кинулись ко мне: "Папа! Папуля! Папулечка!" - меня аж озноб прошиб от нежности.
А следом память инквизиторски подсунула образы моих Фроськи и Лизки, в груди болезненно сжалось. С трудом пересилил себя, скроил улыбку.
- Коля, - подлезла под локоть и Кончита, и, обманутая моим показным добродушием, сказала: - Папа с мамой приглашают нас всех погостить у них. Поедем, а?
Резанов, которому я привычно для подобных ситуаций уступил место, подставив, толкнул меня: "Сергей Юрьевич, выручай! Невместно мне сейчас уехать, бросив своих подданных в разгар обустройства, в столь ответственное время на необжитом месте, почитай на чужбине!". Это был один из тех редких случаев, когда я был солидарен с ним: нужно во что бы, то ни стало остаться!
И я извернулся:
- Катя, мне никак не возможно принять их доброе приглашение, - ясное от улыбки личико молоденькой женщины подёрнулось разочарованием. И я поспешил растолковать помягче и "подсластить пилюлю": - Это я раньше был просто командор и иностранец, а теперь сокесарь, потому запросто, без приглашения властей, посетить иностранное государство мне невместно, увы... А тебе, природной испанке, с детьми необходимо непременно отправиться в родительский дом. Наговоритесь вдосталь, отдохнёте от дороги, а тут разгребётся да утрясётся. Думаю, вскоре сможем и вместе твоих навещать. - Личико супруги со-владельца моего тело чуть светлеет, но уголки губок страдальчески опущены.
После чего мы все шумной гурьбой устремились по лестнице вниз, в столовую, где уже рассаживалось семейство дона Аргуэлло. Мать Кончиты, Донья Игнасия, высокая полная женщина немного торжественная. Рядом воюют, как все дети, за стулья Анна-Павла, Гертруда, Франческо, Сантьяго и остальные десять ребятишек. Дон Луис, как комендант крепости Сан-Франциско, не смог оставить пост и приехать встречать сестру с мужем и племянником.
После сытного застолья с деликатесами из далёкой России я, а точнее совладелец тела Резанов, в надежде смягчить невозможность отправиться в гости в родовое гнездо супруги, раздал подарки.
К моему изумлению бурный восторг и жгучую зависть вызвала подарочная моделька паровоза. Машинки-грузовички тоже заинтересовали и мальчиков, и девочек, но паровозик поразил воображение даже отца семейства. Дон Аргуэлло утратил испанскую чопорность, перегнулся через стол и с огоньком во взгляде изучал невиданную игрушку. А я взял себе на заметку, что ещё одним сегментом торговли явится продажа игрушек, не забыть бы записать.
- Что сие, сеньор Резанов? - оторвавшись от разглядывания и приподняв модельку, полюбопытствовал тесть хозяина моего тела.
Пришлось объяснять, что это как бы сухопутный пароход. Потом складывать из подвернувшихся ложек, вилок и ножей подобие рельс, описывать железнодорожные составы. Не только дети и отец Кончиты, но и её усталая на вид мать пораскрывали рты и слушали с живейшим интересом. "Под занавес" я "перевёл стрелки" на супругу Резанова, которая с улыбкой кивком милой головки подтвердила, что в России такой транспорт существует, и она нём даже неоднократно каталась.
Глава семейства недоверчиво покачивает головой, уразумев, что паровоз полностью из железа. Его несложно понять, в этом забытом Богом уголке мира металлы до сих порпредставляют большую ценность, тем более железо, а тут эдакое расточительство.
Заговорил даже глядевший до того волчонком из-под нависающих надбровий приёмный сын дона Аргуэлло чернявый Гервасио. Покусывая губы, он выдавил: - Сеньор Резанов, а этим..., этим...
- Па-ро-воз, - помог я.
- Да-да, спасибо, па-ро-возом, - выговорил он старательно, - правит человек?
- Да. И скоро, надеюсь, ты сам здесь это увидишь. А коли захочешь, то сам выучишься и станешь машинистом паровоза. Человеком, который им управляет.
- Правда?! - в ненавидящих до того глазах мелькнуло предвкушение. А я подумал, что возможно энергию ненависти парня, неизвестно почему направленную на Резанова, удастся переключить в мирное русло увлечения железной дорогой. А там - чем чёрт не шутит! - глядишь, и пополнится колония ценным кадром.
Вторую половину 24 и 25 июля в здании городского совета, приспособленном на скорую руку под приёмную сокесаря, встретился с посланниками Британской Канады, Североамериканских соединённых государств (САСШ), Бразильской Португалии, Франции, с губернатором Калифорнии и вицероем (вицекоролём) Испании в Мексике. Со всеми обозначили позиции, вручили друг другу верительные грамоты, обменялись дипломатами, с некоторыми заключили соглашения и союзы.
26 июля с утра вновь непроглядный туман. Радовало лишь то, что гончар уже изготовил по моему рисунку рукомойник и вчера вечером принёс. Так что умывался я уже с некоторым комфортом.
Отфыркиваясь, начинаю издалека подвигать хозяина тела к нужному мне выводу: "Вашбродь, слыхал вчера, как португалец, француз и англичанин, не сговариваясь, жаловались на этот "кисель"?
В этот момент стукнулся локтем о столб, Резанов сквозь зубы выругался, ответил: "Мммдаа, местечко малоприветливое", - "Да, климат по утрам, в самое рабочее время, отвратный..." - "Кусков говорил, в Верховье туманов нет, там стоит осмотреться..." - задумчиво рассудил Резанов. А я подхватил: "Туда, он говорил, вроде и на морском судне дойти, возможно. И дорогу по суху тянуть начали, место защищённое. А тут в тумане подойдёт эскадра и форт на входе не поможет", - "Пожалуй, столицу надобно присмотреть там...", - задумчиво подытожил совладелец тела. А я благоразумно промолчал, вроде как соглашаясь с самостоятельно принятым Резановым решением.
После позднего завтрака 26 июля я провожал шумную гурьбу родственников Резанова.
На основном причале полным ходом продолжается разгрузка нашего морского каравана, но левее приютились мостки, к которым причаливали рыбацкие судёнышки. Батели "Мария" как раз хватило место пришвартоваться. Даже понурый поначалу Петька - ещё бы, городские ребята второй день при деле, рыщут в поисках места и материалов под производство бумаги, а он вынужден валандаться с домочадцами - после обещания оставить его, приподнял нос.
За поворотом слышится неясный гвалт, а когда мы вывалились на мостки, открылась непрезентабельное зрелище. На фонарном столбе, почти у самого керосинового светильника, уцепился лапками за ошкуренное просмолённое гудроном бревно серый пушистый зверёк. Шерстка всклокочена, по вытянутой мордочке струится кровь, несчастный поскуливает от каждого попавшего камня, которыми бедолагу с азартом бомбардируют сгрудившиеся, галдящие взахлёб мальчишки. Глазёнки Петьки загорелись и он, было, кинулся к приятелям, чтобы не упустить такую забаву.
Но охнула Дона Аргуэлло, закрыла ладошкой ротик Кончита, запищали девочки, закаменел лицом Резанов, пошел пунцовыми пятнами от негодования дон Аргуэлло, мальчуган, растерявшись, притормозил. Я решительными шагами, на ходу снимая гимнастёрку, двинулся к столбу. Хулиганы притихли.
Ловко - спасибо парусной науке - взобравшись, беру зверька, теперь понятно, что это енот-полоскун, за шиворот. Он, одуревший от ужаса и боли, изворачивается, шипит, выпускает когти, но, ни оцарапать, ни укусить меня в таком положении не способен. Съезжаю. Кончита бросается с носовым платком наперевес, вытягиваю руку ладонью вперёд, предупреждая благородный порыв: - Катя, не надо, сейчас он обозлён на весь мир, укусит.
Молодая женщина глядит с жалостью на зверька, а на присмиревших мальчишек с осуждением: - Справились, да? А если бы вас так?
Я тоже, поджав губы, осуждающе покачиваю головой, брезгливо сплёвываю. Ребята виновато переглядываются.
А я осторожно опускаю бедолагу на край тропинки и он, напоследок оглянувшись, сердито цыкает и юркает в спасительную высокую траву.
Повисшую гнетущую тишину развеяла появившаяся компания остальных пассажиров, которую возглавляет Фернандо. Мой секретарь шутками обрывает паутинки недопонимания между нашими и испанцами. Пользуясь оказией, на родину, в Сан-Франциско отправлялись погостить Фернандо с женой Акулиной и приёмной дочкой Наташей. За ручку с ней, щебеча словно с сестричкой, идёт мило краснеющая от смущения Анхелика, на которую то и дело бросает влюблённые взгляды Прокоп.
Тот отправлялся как бы по официальному приглашению вицероя Мексики, который пришёл в восторг от светоснимков семьи губернатора Калифорнии, сделанные в позапрошлом году нами с Лангсдорфом. Ну а Фернандо как бы пригласил друга Прокопа остановиться у него в доме. Сеньор Лопес, отец семейства, делал вид, что приличия соблюдены. Он только слегка сторонился Орлиного когтя с женой Матрёной, дочкой слуги Резанова Сидора, и Заботливой Утки, с которыми Фернандо общался как с равными. Вот такое пока различие менталитета у нас, в Великом княжестве Русская Америка и патриархальной Испании. Ну, это пока.
Пока отъезжающие прощались и рассаживались, я краем глаз метрах в двустах заметил трёх следивших за нами американцев. Они усиленно делали вид, что интересуются исключительно морскими красотами, но мой навык офицера СВР чётко распознал интерес именно к нашей группе. Боец КОИ, отметив то же самое, вопросительно поднял бровь, я знаком приказал проследить за подозрительными наблюдателями. А то, что это граждане САСШ, легко распознавалось по их одежде.
Батель "Мария" скрылась из вида, и я решил на обратной дороге пройтись по рынку.
Торговые ряды в Галичье спонтанно возникли прямо на берегу, неподалёку от причала. Сначала рыбаки продавали только что пойманную добычу, потом торговцы свои товары продавали на скорую руку, да так и прижилось. Теперь торговые ряды оборудовали прилавками, подвели под открытую пока крышу, подходы замостили пока досками. Ассортимент товара тоже радует глаз. Морепродукты дополнились хлебобулочными изделиями, разнообразными овощами и фруктами. В другом ряду предлагаются гончарные, столярные изделия, рулоны материи и готовая одежда, какие-никакие инструменты и скобяные товары. Кусков рассказывал, что тут распродают излишки продуктов из Верховья, с долины реки Вилламет, а удобная бухта и доброжелательные да к тому же платёжеспособные поселенцы привлекают иноземных купцов. Вот помаленьку рынок и расширяется.
Я распорядился продать на ярмарке несколько паровратов и партию кристадинов. На возмущение Резанова, мол "секреты выдаём!", отреагировал: "Понимаю твою тревогу, Вашбродь. Но тут мы применим военную хитрость, так сказать. - И, ощутив вопрос совладельца организма, пояснил: - С одной стороны, если мы станем всячески скрывать, то наши противники примутся засылать шпионов и рано или поздно сопрут. Да, глядишь, вместе с паровратом и ещё кучу чего умыкнут. А так мы им дадим готовенькое, у них и мысли воровать не возникнет. С другой стороны, мы после продажи получим какие-то нарекания и будем точно знать требования и запросы покупателей и противников. К тому же, чем больше мы станем продавать, тем больше у себя построим заводов, тем больше вырастим квалифицированных рабочих, тем качественнее отработаем технологию производства, а значит тем надёжнее и дешевле станут выходить паровики. Им будет дешевле купить у нас, чем сделать собственные. А как они обзаведутся этими машинами, мы добавим к котлу дымогарный короб, в который встроим пароперегревные подающие трубки. А на золотник поставим эксцентрик для отсечки пара. Тогда в некоторый момент подача пара в цилиндр обрывается, но ранее попавший пар продолжит расширяться и толкать поршень. Из-за этого при тех же машине и расходе топлива мощность двигателя резко взлетит. На Урале Черепанов со Стефенсоном уже эту систему вовсю обкатывают, а Демидов подбирает подходящие им сорта стали. Как видишь, на первый взгляд мы в проигрыше, а на деле кругом "в шоколаде"".
И зачем только я всё это ему объяснял? Сам не понял... Увлёкся, видно.
Нужно ещё Чингизхана озадачить, и на выходе с рынка я огляделся. Ага, вон он, метрах в трехстах, в загоне с табуном лошадей, которых на продажу пригнали индейцы палус. Аж досюда доносятся возгласы краснокожих, восхищенные чудесами джигитовки истосковавшихся по коням казаков из свежих переселенцев. Вот так вот, знай наших!
Приставленный ко мне посыльным сынишка Кускова умчался подозвать Губайдулу. В этот момент подошел участковый, вскинул ладонь к козырьку, представился и протянул скомканный, обожженный и сплющенный пук медной проволоки. Мне сразу стало понятно его происхождение, но тут пришел запыхавшийся Чингизхан и про находку милиционера я, к досаде, напрочь забыл.
Командиру установщиков дальнописцев нарезал задачу ставить опоры до Верховья для линии связи, покуда нет провода.
"Юнону" по словам Кускова, разгрузили, и мы с совладельцем тела единодушно решили на утро следующего дня отправиться водой в долину реки Вилламет для осмотра местности, подбора возможного места под столицу Княжества, ну а я втайне потирал руки, надеясь ускользнуть и к дубу-порталу. Эх, вот увещевала меня мама: "Никогда не зарекайся"!